***
Вытащить из маминой сумочки телефон — плёвое дело. Она всё равно ничего не слышит, распевая в душе какие-то странные песни. Выскользнуть на лестничную клетку тоже не проблема: Питер слишком громко смотрит свой любимый футбол, и так увлечён этим занятием, что и выстрела не услышит. Самое трудное, по мнению Никки, — это найти среди разных номеров папин. Хотя, нет, не так уж и сложно — слишком часто мама зовёт папу «Бывшим». Интересно, почему? — Вот уж не думал, что ты сама мне позвонишь, Жаклин, — папин голос звучит как-то устало и сердито. Но Никки всё равно рада его слышать — слишком долго мама запрещала им общаться. — Привет, пап. Это я, — почему-то голос срывается. Почему? От волнения? Или от страха быть пойманной мамой и Питером? — Никки? — папа как-то приободряется. — Что-то случилось? Почему у тебя мамин телефон? — Папа, я хочу к тебе. Забери меня от мамы, — девочка просит сильно-сильно, начиная плакать. Она действительно очень-очень хочет к отцу. — Ты заберёшь меня? — Заберу, — твёрдо отвечает её смелый папа. А в следующий миг телефон у Никки отбирает дико ругающийся, ещё более страшный, чем обычно, Питер. И от его мощной затрещины на щеке остаётся некрасивый фиолетовый синяк. Почему?...***
Никки часто снятся кошмары. Будто папа за ней не придёт. Будто сбудутся угрозы Питера «Отдам тебя прохожему!». Много чего снится. Почему? Папа говорит, что сны — это лишь воображение, потаённые мечты. Но не о таком мечтает Никки. Она это точно знает! Девочка молча давится холодной овсянкой, пока мама и Питер собираются на работу. Она ненавидит мамину стряпню, но, если это не съесть, то вообще можно без еды остаться — миссис О'Брайан иногда забывает покормить обедом свою подопечную, увлекаясь очередной странной книжкой. А ходить голодной Никки совсем не хочет. — Детка, за тобой присмотрит миссис О'Брайан, — обещает мама, целуя дочь в лоб. А девочка так и ощущает нечто клейкое, неприятное и мерзкое, что так и сочится из материнских слов. — Будь умницей! — А то прохожему отдам, — с улыбкой говорит Питер, а глаза у него злые-злые, как у ротвейлера Кларков. Одно хорошо: можно весь день провести на площадке, играя с другими детьми. И мама с Питером не скоро придут. А миссис О'Брайан всё равно, что делает её маленькая подопечная. В парке ещё пока тихо и малолюдно. Лишь одна женщина сидит на качелях, разглядывая прохожих. Зачем? Никки не знает. Да и знать не хочет. Мало ли, что у кого на уме? Так часто говорит папа. Миссис О'Брайан сидит на скамейке, читая очередной странный роман. Папа говорит, что это дурные бульварные книжки, которыми не надо засорять себе мозги. Но Никки сама это не проверяла — ей больше по душе журналы о природе. — Ты выглядишь печальной, — вдруг заводит разговор странная женщина, сидящая на соседних качелях. — Проблемы дома? Никки молчит, как и учил её папа. С незнакомыми нельзя разговаривать. Как ни странно, мама в этом вопросе с ним согласна. Почему? — Тебе не говорили, что молчать, когда тебе задают вопрос, неприлично? — у женщины смешная, как у пони, чёлка, широкая и открытая улыбка и тёплые молочно-карие глаза. Вроде бы благополучная леди (как говорит миссис О'Брайан), но что-то в ней не совсем так, Никки это чувствует. — Меня папа учил не разговаривать с незнакомцами, — Никки сурово, насколько может, хмурится и отталкивается ногами от земли. Качели противно скрипят, но взамен даруют незабываемое чувство полёта. Точно крылья за спиной вырастают. — Кулаками он в тебя это знание вбивал? — женщина тоже хмурится. Никки едва с качелей не падает — так сильно тормозит пятками своих босоножек по сухой земле. Неужели, синяк до сих пор виден? — Мой папа — полицейский! — Никки с детства уяснила, что полицейские людей защищают, а не бьют их. — Это мне Питер сделал! Женщина понимающе кивает и, кажется, больше не собирается заводить разговоров. Почему? — Скажи, а ты кого больше любишь: папу или маму? — Никки даже не поворачивается. Что за дурацкий вопрос? — Папу, конечно! — папа её любит. — Он меня скоро к себе заберёт. — О, я в этом не сомневаюсь, — женщина улыбается, поднимаясь с качелей, и уходит прочь из парка. И зачем она тут сидела? Нет, всё же взрослые такие странные. А миссис О'Брайан так и не отрывается от своей книжки.***
Саби-васаби, как разведка? М Инспектор Лейстрейд очень любит дочь. И хочет забрать её к себе. Лишить игрушку нашей Снежной бабы любимой дочурки? Как думаешь? М Ты спрашиваешь меня? Брось, Саби-васаби, твои эмоциональные закидоны веселят меня. И иногда они крайне полезны для наших дел, душечка моя. М Если хочешь знать моё мнение, то знай. Я думаю, что девочку не стоит убивать. Видишь в ней себя, ведьмочка? М Лучше исполнить её желание — надо отправить её к отцу раньше, чем это сделают адвокаты его любовницы. О, как я люблю, когда мои игрушки лелеют собственные неврозы и комплексы! Хочешь самолично убить бывшую миссис Лейстрейд и её трахателя? Собственной матери и её хахаля не хватило? М Грех обижать ребёнка. Из таких детей легко вырастают социопаты, психопаты и киллеры. Я всего лишь боюсь будущей конкуренции. Ладно, развлекись. Только сделай всё так, чтобы госпожа разведчица всё поняла. Впрочем, она и так поймёт: она у нас девочка умная. М***
Очередной кошмар, странный до невозможности (как любит говорить бабушка). Будто папа, добрый, милый папа, вдруг превращается в грубого и злого Питера. Ужас какой… Очередная клейкая, остающаяся на зубах, овсянка. Брррр… Из чего её мама готовит? И почему у папы лучше получается? Но делать нечего — приходится есть, щедро полив всё черничным джемом. — Миссис О'Брайан придёт через полчаса. Она отведёт тебя на танцы, — сегодня у мамы выходной. И у Питера тоже. Почему же Никки тогда оставляю на няню? — Мы заберём тебя в пять. Девочка хмуро кивает. Сегодня суббота. Папа должен был повести её в парк — кататься на аттракционах. Они всегда так делали, когда у папы выходные были. Жаль, что мама не разрешает им больше общаться и не позволяет папе забирать Никки на выходные. Взрослые игры куда страшнее игр в куклы и дочки-матери. Вдруг раздаётся какое-то странное дребезжание в воздухе. Почему разбилось оконное стекло на кухне? И почему Питер смешно закатив глаза упал в тарелку с кашей? И почему овсянка окрашивается чем-то подозрительно похожим на земляничный джем? Питер не любит землянику и клубнику. Мама кричит. Но крик этот прерывается вновь раздавшимся дребезжащим звуком. Мама падает навзничь, точно марионетка, у которой подрезали верёвочки. И вновь вокруг головы растекается странный клубничный джем. До Никки не сразу доходит, что произошло в их квартире. Но вот мама и отчим лежат абсолютно недвижимые, пустые, точно из них выдернули что-то. Что-то очень важное. И Никки, смелая папина девочка, кричит от ужаса, бьётся во входную дверь, умоляя её выпустить. Почему? Она впервые увидела смерть. И теперь девочке будут сниться другие, куда более страшные сны.***
— Что думаешь? — устало выдыхает Лейстрейд, пока Шерлок изучает материалы дела трёхмесячной давности. Кто бы мог подумать, что некий преступник решит напасть на норку Жаклин и её бойфренда? Уж точно не Грег. Да и кому могла понадобиться его бывшая жена. Нелюбимая бывшая жена и её ухажёр. Холмс молчит, продолжая внимательно читать скупые отчёты и рассматривать фотографии. Серьёзное у него лицо. Не к добру это. Грегори это выражение лица уже видел пару раз. Лейстрейд только взгляд на фотографии тел переводит. Смотрит на искажённое страхом лицо Жаклин (дурацкое имя, она его всегда не любила). Да уж. Такой смерти и врагу не пожелаешь. Даже странно видеть бывшую супругу такой… неживой. Человеком она, может быть, и не самым хорошим была, но энергия, жизнелюбие всегда были её самыми верными спутниками. А сейчас это просто тело, похороненное на кладбище. Очередной потенциальный висяк. Жалость к этой женщине, конечно, есть, но скорби - нет. Давно расстались, да и поженились без особых чувств. Просто, потому что положено. — А ты не особо-то горевал по ней, — замечает Шерлок, но как-то неуверенно. И ёжится так странно. Без своей верной помощницы он выглядит точно сирота. — Мы с Жаклин не очень хорошо расстались и спорили часто, — сознаётся Лейстрейд. Он три месяца назад был одним из главных подозреваемых в версии о заказном убийстве. — Она мне запрещала с дочерью видеться. — Но и сама вашу дочь не особо ценила, — Шерлок хмыкает, показывая на фото полки с фотографиями. — Нет ни одной карточки девочки. Нормальные родители так не поступают. Тебе-то это откуда знать, Шерлок? — Так что с версиями? — в работе с Холмсом (обоими Холмсами) надо вовремя не дать ему (им) далеко уйти от дела. — Мы перебрали все версии и зашли в тупик. — Здесь поработал хороший снайпер. Стрелял с чердака соседнего дома. Это же подтверждают окурки с предполагаемого места стрелка с женской ДНК. — Не густые, однако, выводы. Значит, снайпер… — У Жаклин не было столь серьёзных врагов. По крайней мере, желавших подослать к ней киллера. — Брось, Грег! Ты же знаешь, что твоя женщина на всё способна! — Моя сестра здесь не при чём, — вздыхает Шерлок. Он, что, мысли читать умеет? — У неё всегда под боком сидит свора адвокатов и судей. Тебе нужно было только слово сказать, и твоя бы дочь оказалась у тебя в тот же вечер. Это да. Марлен обещала помочь с передачей опеки над Никки Грегу. Вот только Жаклин в суд не успела явиться — её убили в тот день. — Тогда кто мог убить Жаклин? — Тот, кто считает, что спас Вероник, — делает совсем уж странный вывод Холмс. И, как всегда, упускает, что простым смертным нужны обоснования этого предположения. — Из всей семьи киллер не тронул лишь ребёнка. И здесь виден особый почерк: он первым убил отчима. Женщина с трудным детством. Возможно, насилие со стороны приёмного отца. И тут Грег понимает, что ничего не понимает. Так это не просто киллер? Это маньяк? — Ты и твоя дочь тут не причём. Это послание. Послание моей сестре, — окончательный вердикт Шерлока заводит в глухой тупик. И где он таких теорий понахватался? Неужели, отсутствие Джоанны так пагубно влияет на его мыслительную деятельность? — От кого послание? — У нас с ней лишь один столь серьёзный противник, — хмурый Холмс — малоприятное зрелище. — Мориарти.