Лабиринты памяти

Приготовления к свадьбе начинают еще до взятия Второго дистрикта. Кажется, что в церемонии участвуют буквально все. Даже Хеймитч не стоит в стороне. А ведь он такой вредный в отношении лишних телодвижений. Последние несколько дней проходят в суматохе и волнении из-за организации мероприятия. Различия между Капитолием и Тринадцатым проявляются ярким контрастом. Когда Койн говорит «свадьба», она имеет в виду двух людей, подписывающих какой-то документ и получающих отдельное жилье. В понимании Плутарха, это сотни людей в пышных нарядах и трехдневное торжество. Плутарху приходится бороться за каждого гостя, каждую музыкальную ноту. После того как Койн накладывает вето на ужин, развлечение и алкоголь, Плутарх вопит отчаянным голосом: — Какой толк в промо, если не будет никакого веселья! Трудно заставить Главу Распорядителей Игр уложиться в бюджет. Но даже тихое празднество приводит к ажиотажу в Тринадцатом, где люди, кажется, совсем не знают, что такое праздники. Когда объявлен набор детей для исполнения брачной песни Дистрикта-4, практически каждый ребенок изъявляет желание поучаствовать. Нет отбоя от добровольцев, желающих помочь с декорациями. В столовой люди воодушевленно обсуждают предстоящее событие. Может, это нечто большее, чем просто торжество. Может, все мы так изголодались по чему-то хорошему, что просто хотим быть частью этого. По стандартам Капитолия, получилась довольно простая и скромная церемония. Но это не важно, так как ничто не сравнится с красотой этой пары. Кто может не заметить сияющие лица двух людей, для которых когда-то этот день был лишь призрачной возможностью? Далтон, скотовод из Десятого, проводит обряд венчания, так как он похож на церемонию из его дистрикта. Но также присутствуют уникальные, свойственные только Дистрикту-4, штрихи. Сеть, сплетенная из длинной травы, которой накрывают пару во время произнесения клятв, прикосновения к губам друг друга соленой водой и древняя обручальная песня, сравнивающая супружество с морским путешествием. Торжество находится в самом разгаре, когда в зал вкатывают огромный свадебный торт. Гости пятятся назад, освобождая дорогу этому чуду, этому ослепительному творению, разукрашенному сине-зелеными волнами с белыми кончиками из сахарной пудры, в которых плещутся рыбы и лодки, тюлени и морские цветы. Но я проталкиваюсь сквозь толпу, чтобы убедиться в том, что я заметила с первого взгляда. Это дело рук Пита. В этом не может быть сомнений. Сам автор скромно удаляется от тележки с тортом и встает рядом с Хеймитчем. Всё это время нас с Питом держали порознь. Когда я просила о встрече, мне отказывали, находя все новые и новые причины. Говорили — Пит у врача, Пит на процедурах, Пит отдыхает. Здесь не наступают на одни и те же грабли дважды, поэтому Прим больше не дежурит в реабилитационном отделении. Даже днем. Не знаю, какая цель таится за этим «карантином», но она точно есть. Я только надеюсь, что это не сам Пит попросил персонал ограничить наше общение. Я сказала, что надеюсь, но на деле это и есть мой самый большой страх. Пит, который не помнит меня, может не пожелать узнать меня заново. Плутарх провел со мной еще одну беседу перед церемонией. Любовь любовью, свадьба свадьбой, но промо никто не отменял. — Центральные фигуры этого ролика — Финник и Энни, но и ты, Китнисс, не оставайся в стороне. Вы с Питом должны выглядеть счастливыми и радостными. Война продолжается, но даже в такие непростые для человека времена находится место для любви. — На этой высокой ноте Плутарх застывает в довольно неестественной позе. Конкретные указания отдаются на самой свадьбе. Я вижу, как Плутарх незаметно подходит к Питу и диктует ему на ухо длинную последовательность действий. Не проходит и десяти минут, как быстрые танцы сменяются медленными, а Пит выходит из своего укрытия и начинает движение в мою сторону. Мысль, что мне предстоит ощущать его прикосновения на себе, вызывает у меня довольно противоречивые чувства. С одной стороны, мне хочется этого, но с другой — меня пугает подобная близость. Это — повинность Пита на службе Революции. Отдавать долги не так уж приятно, кому, как ни мне, знать об этом. — Будем выполнять чужие указания, как в старые добрые времена? — начинаю я. — Давай лучше потанцуем, Китнисс. — Давай плясать под чужую дудку, ты хотел сказать? Пит смиряет меня сдержанным взглядом и на удивление умело начинает движение танца. Уроки Эффи Бряк не прошли зря. Даже амнезии они не подвластны. А вот мои манеры Эффи бы не одобрила. Я складываю на лице некоторое подобие улыбки и доброжелательности. Должна сказать, что это мне удается не совсем удачно. Старая добрая Китнисс вернулась — колючая и бескомпромиссная. — Не могу не сказать, что торт выглядит чудесно. Наверное, ты был так занят им, что не смог выделить времени на разговор со мной. — Постой, ты приходила? — вопрос Пита меня отрезвляет. — Что они тебе сказали? Я просила о встрече, но она постоянно откладывалась. Дабы унять мое беспокойство, Пит сокращает расстояние между нами так, чтобы мы могли вести по-настоящему приватную беседу. — Никто не сообщал мне о твоих визитах. Самого меня никуда не отпускают. Хожу по одним и тем же маршрутам и всегда под присмотром. Я, конечно, многое забыл, но память сердца подсказывает мне, что так быть не должно. И… Плутарх действительно попросил меня пригласить тебя на танец. Он также сказал, чтобы я говорил с тобой только о свадьбе. И ни о чем больше. — Они пытаются оттянуть тот момент, когда ты узнаешь о сути плана. — Я немного отдаляюсь от Пита, но продолжаю двигаться, пусть и не попадаю точно в ритм. — Твоя амнезия держится в секрете. Во всех Дистриктах, равно как и в самом Капитолии, думают, что тебя вернули целым и невредимым. Ты — еще одно лицо Революции. — Я не понимаю, чего от меня ждут. Я даже не знаю толком, кому могу доверять. Правда, с тобой мне спокойнее. От этих слов на меня наваливается необъяснимое тепло, которое обволакивает изнутри от кончиков пальцев до самой макушки. Я кладу голову на плечо Пита, открывая себе доступ к его уху. — Теперь мы показали им все. Через 30 секунд я подниму голову, и мы продолжим движение. Совсем скоро камерам надоест снимать нас. В Тринадцатом их не так уж и много. Мы спокойно завершим танец и растворимся в толпе. Останься со мной. У меня есть план. — Всегда, — на лице Пита появляется знакомое выражение, как тогда — на ночном свидании. — Кажется, я и сам не понял, почему сказал это. Мы осуществляем задуманное, продолжая придерживаться согласованной цепочки действий. Когда нам удается стать чуть менее заметными, я вывожу Пита из зала. Следующий пункт назначения — самое безопасное место во всем Тринадцатом. К моему сожалению, дорогу к нему я знаю, как 5 своих пальцев.