Затерянные миры - 3. Кровь Марис

      Глаур разглядывал топоры. Оружие ему нравилось, однако кошелек был явно против. Так что пришлось отправляться обратно домой, ждать Рамиро. На душе было неспокойно — а если его там опоят, похитят, изнасилуют или еще что сделают? Глупый маленький имперец, решивший поиграть во взрослого. Ну почему Глаур не настоял на том, чтобы с ним отправиться? «Вернется — больше никуда один не поедет», — решил варвар.        Время шло, тени стали короткими, потом и вовсе исчезли, а потом стали удлиняться, а Рамиро все еще не было. Глаур вспомнил, что мальчишка с утра, должно быть, голоден, и занервничал еще сильнее. Хотя, в городе масса лавчонок, торгующих готовой снедью, и разносчиков всего на свете, от пирогов до рыбной похлебки. Но все же, где его носит?       Варвар отправился к Мимару. Управляющий недовольно зыркнул на него, но все же ответил: — Юный сеорр отправился к сенатору Ломено. И правильно сделал, что тебя не взял, неотесанный болван!       Глаур развернулся и отправился разыскивать вверенное его охране тело, мучимый не самыми радостными картинами, возникавшими в мозгу. Вспомнилось, как именно оживлялся прошлый хозяин, когда речь заходила о Рамиро. К счастью, о тайном доме Маркоса Глаур тоже знал. И думать не хотел, что будет, если внезапно выяснится, что юноши там нет.        Он не покривил душой, когда говорил Рамиро, что на лошадях эутрерии не ездят — им это без надобности. Весь огромный Ном Глаур промчался бегом, от Арки Териона до Ворот Лапифа. Бежать в гору было тяжелее, тем более, после года вынужденного перерыва в тренировках. А солнце уже касалось румяным боком верхушек кипарисов на Талассийском холме, самом высоком из девяти номских холмов. Однако к дому он подошел вразвалку, оглядел его прищуренным взором. И сразу же заметил привязанного к коновязи Лиро. Конь у Рамиро был редкостной шоколадно-игреневой масти, не узнать такого красавца было просто невозможно. Значит, хозяин его тоже здесь.        Внутрь Глаур зашел нагло, хлопнул по плечу пару смутно знакомых личностей, тоже служивших рабами у Маркоса: — Что тут сегодня творится?  — Хозяин развлекаться изволит, — хмуро цыкнул выбитым зубом парень. — «Срывать нераскрывшийся бутон», чтоб ему вступило.  — У-у-у, — посочувствовал Глаур. — А что, хозяин уже тут? Или опять темноты дожидаться изволит?  — Скоро должен появиться. А ты-то тут что делаешь? — парень присмотрелся и ахнул. — Сбежал?  — Тихо ты… — Глаур поднес к его носу кулак.  — Да я что… я молчу, молчу. Ну ты даешь, Раука!       Это прозвище, означавшее попросту «здоровяк, увалень», ему дали торговцы живым товаром, настоящего имени Глаура никто, кроме Рамиро, спросить так и не удосужился.  — Куда они мальчишку уволокли? Посмотрю хоть, на кого нынче западать его лягушество изволят.  — Ну, ты ж знаешь, где хозяйская спальня? Погляди, только недолго, скоро хозяин должен приехать.       Рамиро обнаружился на кровати, обнаженный, растянутый прочными кожаными ремнями между резными столбиками кровати, с заткнутым кляпом ртом. Но пока еще не в сознании, и испарина на лбу указывала на то, что вряд ли он придет в себя слишком скоро. То ли снотворное оказалось слишком крепким, то ли подействовало на него как-то не так. Глаур освободил его, запер дверь изнутри. И выбрался через окно наружу, неся на плече драгоценную ношу, завернутую в свой плащ. Внутренне он кипел от возмущения. На Рамиро, самоуверенного и глупого юнца. К господину Инфарно и сенатору он не испытывал никаких чувств, кроме желания смести подобную мразь с лица земли.        Лекаря искать варвар додумался в… лупанаре. Дорогущем лупанаре, где комнату и лекаря ему предоставили без вопросов, очень уж хозяин этого борделя не любил Маркоса Инфарно, так что пары слов, сказанных Глауром о жертве, хватило. Лекарь влил в полубесчувственного Рамиро несколько чашек какой-то бурды, поставил на пол таз и кивнул варвару: — Держи его, чтоб не рухнул. Тошнить будет долго, отравы для него не пожалели.  — Вы нас не видели, — проворчал варвар. — Это же понятно?  — Еще бы, — фыркнул лекарь. — Не отвлекайся.       И тут Рамиро выгнуло с утробным стоном. Глаур придержал его за плечи над тазом. Бедного мальчишку трясло, выворачивало сначала мутной жижей, потом остатками пищи, потом снова жижей, потом уже желчью. Потом просто выворачивало, но было нечем, он давился сухими спазмами и слезами, цепляясь холодными слабыми пальцами за запястья варвара.  — Тихо-тихо, ящерка. Все уже, давай дыши. Вот так.        В конце концов, тот уже просто молча рыдал, уткнувшись лбом ему в руку, пока были хоть какие-то силы. Потом успокоился, только всхлипывал и икал. — Глаур… я…  — Знаю, самоуверенный подросток. Лежи, нам повезло, в этом борделе мои братья в свое время перелапали всех красоток. Так что мне дали приют вместе с моим мальчиком.        Рамиро даже не взвился, только уже бесслезно всхлипнул и промолчал. И не торопился отодвигаться от варвара, хотя ему хотелось выпить чистой воды, умыться. Глаур положил его на постель, укутал, дал кружку воды. — Выпей мелкими глотками.        Рамиро выпил, полежал пару минут и снова перегнулся через край кровати к тазу, смутно удивляясь тому, что пил чистую воду, а выливается из него какая-то желто-серая мерзость.  — Отлично… Теперь твой желудок прополоскан. Лежи и отдыхай.  — Глаур! — мальчишка вцепился в его руку. — Ты же не уйдешь?  — Нет, вынесу таз и вернусь.        Рамиро разжал пальцы, устыдившись своей детской выходки. Лег, кутаясь в колючее шерстяное покрывало, как будто оно было из лучшего мохера тонкорунных коз. В голове только одно и вертелось: «За что?» За что с ним так? В чем он провинился?        Глаур вернулся, улегся на кровать рядом. Рамиро сам подобрался к нему под бок. Прижался, ища тепла. Его било мелкой противной дрожью. Глаур обнял его. — Поспи немного. Я успел вовремя, ничего страшного не произошло.        Угревшись и уже засыпая, Рамиро тихо пробормотал: — Неужели меня теперь никогда… — и уснул, вжавшись лицом в плечо варвара.        Глаур не спал, обнимал его. И пытался придумать, что ему делать теперь. То, что мальчишку не оставят в покое, было ясно. Интересно, рабы расскажут хозяину, кто украл его жертву? Или постараются изобразить все так, словно Рамиро сбежал сам? Скорей всего, они поостерегутся выдать Глаура. Когда пленник сбежал — это одно, а когда они сами впустили похитителя — тут уже и на месте зарезать могут. Главное теперь не оставлять Рамиро без пригляда ни на минуту. И решить уже, что делать с этим покушением на принца. То, что в случае провала покушения всех псов будут вешать на Рамиро — сомнений не вызывало.       Оставалось только одно. Глаур очень не хотел прибегать к такому методу решения проблем… Внутри все протестовало, буквально вопя, что последствия придется расхлебывать очень долго. Но это было необходимо. Ради Рамиро. «Отец, мне нужна помощь. Твой сын Глаур».        Письмо было отправлено с посыльным на почтовую станцию. Там его передадут на какой-нибудь корабль, плывущий на Эутары. Ох, во что же он ввязался? Но рыпаться уже было поздно. Да и бросить мальчишку без помощи… пожалуй, от одной мысли об этом внутри кишки сворачивались в узел.        Глаур вернулся к кровати, присел, глядя на спящего Рамиро. — Глупая маленькая ящерка.        Тот прерывисто вздохнул, горестно свел брови и сжал сухие губы. Нижняя лопнула, на трещинке выступила капелька крови, такая яркая, словно гранатовая. Глаур наклонился, снял ее губами. Она была совсем как здешнее море — соленая, с привкусом меди. Мужчина погладил Рамиро по волосам. Очень хотелось не просто погладить, а вплести пальцы в это черное великолепие и не выпускать. И не так совсем касаться этих губ, а измучить их поцелуями до того, чтоб стали ярко-алыми. Но только не сейчас. Не после того, как над мальчишкой едва не надругались.  — И это меня они называют варваром…       Обычаи Номского Империума были странными, жестокими, вызывая отторжение. При том еще и двуличными. «Что позволено Юлиусу, не позволено быку». Глаур все никак не мог разобраться в этих странностях. Единственное, на что он уповал — что принц окажется не таким мерзавцем. Хотя… кажется, Рамиро он нравился? Впрочем, ни в чем нельзя быть уверенным.       Мысли перескочили снова на заворочавшегося и беспокойно вздыхающего Рамиро. Что имел ввиду мальчишка, так и не закончивший фразу? Что вообще кроется за этим его страхом чужих прикосновений?  — Расскажешь мне однажды, ящерка? — прошептал Глаур.       Рамиро потянулся на его голос, снова прижался, инстинктивно ища защиты у того, кто был сильнее и показал, что не желает зла. Горячее дыхание юноши касалось груди Глаура в разрезе туники, заставляя вставать дыбом волоски. И не только их. И чертова ящерица опять сунула ему колено между ног. Варвар взвыл, правда, только внутри, пытаясь дышать ровно и отрешиться ото всего. В конце концов, мужчина он или безвольная тряпка?        «Тряпка», — решило тело, пытаясь облапить Рамиро. Мальчишка тихо застонал, а Глауру пришлось крепко, до крови прикусить губу, когда ощутил, как его касается горячая юная плоть, через тонко выделанную кожу штанов — вздыбившегося естества варвара. Будто горячими углями сыпанули. «Ну за что все это-о-о?», — панически проскулил про себя варвар, сдирая с себя эти чертовы штаны. Боги над ним явно посмеяться решили, за все его «подвиги» прежние, когда ни о чем, кроме собственного удовольствия, не помышлял, послали такую каверзу! И почему эту ящерку просто нельзя заласкать так, чтоб он обо всем и думать забыл, извиваясь в руках Глаура? Вместо этого приходится лежать рядом и играть свадьбу с собственной рукой. Да еще и втихомолку. Да глядя на то, как ерзает во сне мальчишка, потираясь о простыни.        Через несколько минут Глаур ненавидел весь Империум разом. Ну, кроме одного имперца, который явно сквозь сон наслаждался тем, что отдельными частями тела попал в умелые руки. От него-то молчать никто не требовал. Рамиро даже не стонал, а курлыкал, этот звук мягким перышком проходился по нервам, и Глаур сейчас предпочел бы плеть, чем это. Наконец, мальчишка взмурлыкнул особенно сладко, вздрагивая в удовольствии. Глаур все-таки не выдержал, принялся целовать его, словно пытаясь погасить бушующий внутри себя пожар. Только через пару минут понял, что Рамиро трепыхается уже не от удовольствия. И не во сне. Поднял голову от его груди и наткнулся на совершенно черный, застывший в ужасе и безысходности взгляд.  — Ящерка? Это я, Глаур.        Мальчишка вздрогнул и снова дернулся, отталкивая его изо всех сил, остававшихся в его теле после отравы. Молча и оттого еще страшнее. Не понять было, в себе он, или перед его глазами стоят картины чего-то из прошлого? Глаур сел, снова позвал его: — Рамиро. Очнись.        Тот смотрел ему прямо в лицо, губы были сжаты в нитку, белые, как мука. И на них так ярко алела снова выступившая из ранки кровь. А судя по тому, как напряглись желваки на нижней челюсти, Рамиро был просто не в состоянии разжать стиснутые зубы, чтобы хотя бы закричать, сбрасывая с себя кошмар, спровоцированный Глауром. Варвар закатил ему легкую пощечину, приводя в чувство. Голова мальчишки мотнулась, он заморгал… и заплакал, горько, навзрыд, сворачиваясь тугим клубком, топорщащимся локтями и коленями. Глаур обнял его. — Стало легче? Что с тобой случилось, ящерка?  — Ничего… все хорошо, я справлюсь.       Голос был хриплый, тихий, но уже твердый. Мальчишка явно очнулся и пытался взять себя в руки. Интересно, сколько раз в своей жизни ему приходилось это делать?  — Расскажи, — Глаур гладил его по спине.  — Нет. Это не то, чем я могу поделиться. Где мы?  — В лупанаре.  — Что случилось? Я помню, что уехал от сенатора, мне очень хотелось спать…  — Тебя опоили чем-то и отвезли к Маркосу Инфарно в спальню. Я успел вовремя, чтобы выкрасть.        Рамиро передернулся. — Он не оставит меня в покое. Проклятье…  — Расскажи обо всем принцу, он сумеет уберечь тебя.       Рамиро сел на постели, прикрываясь одеялом, посмотрел на Глаура. В его глазах плескалась горькая безнадега. — Ва-а-арвар, — протянул как-то даже ласково. — Ты ничего не понимаешь в политике, да? Смотри, вот к нему придет мальчишка не самого богатого и влиятельного рода, и обвинит одного из знатнейших граждан в том, что тот хочет сделать его своим любовником. Притом, что это обычное дело. Очень часто юноши из незнатных семей ищут себе покровителя среди знати. И расплачиваются за это своим телом. Как ты думаешь, что подумает принц?  — Как все у вас сложно с этим. У нас конунг бы вызвал обоих на суд. И боги указали б виноватого…  — Наши боги… они смотрят на жертвенник, и считают количество золота в подношениях. Даже Марис отвернулась от меня… Наверное, сочла, что я предал свою чистоту, отдав тебе свой первый поцелуй. Ну, что ты так смотришь? — Рамиро усмехнулся. — Ты был прав.  — Но чем ты мог предать свою чистоту? — удивился Глаур.  — Ты не поймешь, это… особенности нашей веры, наверное. И это все не важно.  — Поедем со мной на острова? Там все намного проще.  — Нет. Я хочу, чтобы ты уехал. Я не могу и не должен втягивать тебя в свои проблемы, — голос и взгляд юноши были тверды, как камни мостовых Нома. — Я в них уже втянулся, — пожал плечами Глаур. — И, как видишь, пользы от меня все-таки больше.  — Глаур, уезжай. Если на моей совести будет еще и твоя смерть, мне проще будет удавиться на смоковнице над морем, чем жить дальше.  — Я уеду только вместе с тобой.  — Упрямый варвар!  — Ты не представляешь, насколько, — сокрушенно согласился Глаур.  — Уже представляю. А если я прикажу напоить тебя пи-и-ивом и погрузить на ваш торговый корабль?  — Ящерка, столько пива ты не наберешь во всем Номе.  — Тогда крепким вином. Боги, из чего создавали вас, эутрериев? Из камня и ослиного упрямства?  — Что-то в этом духе, — варвар потянулся. — Из камня и верности.  — И верность чему ты доказываешь, отказываясь от здравого смысла и суясь голой рукой в гадючью нору? — фыркнул совсем уже пришедший в себя Рамиро.  — Не чему, а кому. Тебе, ящерка.  — Я начинаю убеждаться, что ты сошел с ума. Почему мне? Что особенного во мне?  — Я не знаю, как у вас в Империуме это называют, у нас это зовется таким чуждым вам словом как «любовь».       Рамиро отвернулся, перебрал пальцами бахрому покрывала. — Отчего ж чуждым? Любовь — она и в карацинских пустынях любовь. Но ты знаешь меня три дня, и утверждаешь, что влюблен?  — Иногда такое бывает. Как удар молнии.        Юноша опустил голову, сплел пальцы, как всегда, когда колебался, принимая решения. Он анализировал свои чувства к варвару, пытаясь понять, когда перестал бояться его. Глаур молча гладил его по спине. — Ты поможешь мне? — Рамиро принял решение, вскинул голову, улыбаясь чуть побледневшими губами.  — Разумеется. Я же сказал.  — Нет, не в этом, — юноша протянул руку и дотронулся до заросшей темной щетиной щеки варвара. — А в чем? — Глаур не шевелился, не желая спугнуть его.  — Научи меня любить. Так, как это правильно, по-твоему.       Варвар улыбнулся: — Я постараюсь. Не уверен, что из меня хороший учитель… Но я буду стараться, ящерка.  — Не надо стараться быть хорошим. Просто будь собой. Поцелуй меня.       Прозвучало это приказом, которого невозможно ослушаться. Глаур сразу же потянулся его целовать. С утра опыта у Рамиро не прибавилось. Он смешно тыкался носом, медленно и неуверенно раскрывал губы, позволяя языку варвара ласкать и вылизывать слегка саднящую нижнюю. Глаур восторгался, целуя его. — Ящерка. Такое чудо.        Рамиро краснел, его сердце частило, дыхание срывалось. Он вцепился в плечи варвару тонкими пальцами и впивался ему в кожу даже через тунику острыми ноготками. — Не бойся, малыш, дыши ровно.  — Я не… м-м-м… — Рамиро и в самом деле был чувственным, словно созданным для любви и ласки. И под руками варвара выгибался, постанывал в его жадный рот. И такой — слегка еще зажатый, но старающийся отпустить себя, он был еще прекраснее. Глаур оглаживал его ладонями, прижимал к себе. Но едва его ладони легли ниже тонкой талии Рамиро, тот замер, словно пойманный птенец в руках птицелова.  — Я просто положил руки, ничего больше, — шепнул ему Глаур.        Мальчишка прерывисто вздохнул. — Прости… это… я… — как объяснить то, что дальше продолжать он не в силах, он не знал.        Глаур убрал руки, переместив их на спину Рамиро.  — Расскажи мне. Тебе станет легче, вот увидишь.       Рамиро уткнулся лбом в его плечо, снова сжав пальцы до боли. — Не станет. А ты, возможно, отвернешься от меня.  — Не отвернусь. Расскажи.        Наверное, мальчишка просто устал носить все это в себе, да и последние дни добавили боли и страха. Нарыв в душе грозил лопнуть и отравить его кровь, если не вскрыть его, позволив выпустить все, что гнетет, наружу. Когда он заговорил, у Глаура зашевелились волосы на загривке. — Мне было семь зим, когда отец вернулся из дальнего похода в карацинские земли. Я почти не помнил его, когда он ушел, мне едва сравнялось четыре. Но я так радовался. А отец… он вернулся оттуда таким… странным. Когда матушки не было рядом, он брал меня на руки и тискал, как щенка. И все время бормотал что-то про согласие. Сейчас я понимаю, что он имел ввиду возраст согласия. У нас это одиннадцать лет…  — И что случилось, когда исполнилось одиннадцать?  — Матушка уехала к тетке на виллу, навестить. На две декады. Мы с отцом остались вдвоем. То есть, со слугами, конечно, но он отпустил Мимара и Софию, а Коллене позволил приходить только утром и уходить в полдень. Однажды вечером он пришел в мою комнату, позвал с собой, сказав, что научит обращаться со взрослым клинком. Я последовал за ним, думая, что отец решил дать мне потренироваться свою шпагу. Только это была вовсе не шпага. Он сдернул с меня тунику, и снова принялся тискать. Он был, как безумный… — Рамиро снова замолчал, должно быть, переживая страшные воспоминания детства. Глаур поглаживал его по спине, согревая.  — Я не помню всего. Только то, что мне в один момент стало очень больно. Я закричал, а он зажал мне рот ладонью. Я пытался вырваться, колотил руками по постели. Знаешь, он после похода всегда держал под подушкой нож… Я схватился за него, не видя, что попалось мне в руки. И ударил его. На меня полилось что-то алое и пахнущее железом и солью. И я сомлел. А когда очнулся — он уже не двигался…        Глаур обнял его: — А что твоя матушка?  — Коллена, которая нашла меня утром в кладовке, отмыла от крови и успокоила, ничего никому не сказала. Все сочли, что в дом забрались воры и убили отца. Пару матушкиных драгоценностей пришлось выкинуть в море, чтоб все поверили, что нас ограбили.        Варвар продолжил гладить его по спине. Рамиро молчал, прижавшись к нему. Туника варвара на груди стала влажной, прилипла к коже.  — Я попробую стереть эти воспоминания.        Юноша поднял на него взгляд, в котором страх мешался с надеждой, и тихо сказал: — Я тебе доверяю.  — Я ничего не сделаю из того, что могло бы причинить тебе боль. — Ты другой, не такой, как все.  — Рад это слышать.  — И я боюсь… боюсь, что ты вмешаешься в эту грязь слишком глубоко… Даже таких сильных, как ты, легко подловить на чем-то, ты ведь уже попался однажды. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. В порту стоят два корабля с Эутар. Ты должен уехать.  — Нет, ящерка, я никуда не уеду.  — Упрямый варвар, — вздохнул Рамиро.       Его снова поцеловали, нежно и продолжительно. Юноша отпустил, наконец, плечи Глаура, обхватил его тонкими теплыми ладошками за щеки. — Колючий. Как еж. У тебя твердые губы. И сам ты твердый, как из камня вырезанный.  — Ты не представляешь, каким твердым я становлюсь временами при виде тебя.        Рамиро фыркнул. — Почему же не представляю? Я чувствую. Ты мне в бедро… упираешься. — О, извини, я нечаянно, правда-правда.  — Не верю. Слишком уж у тебя… глаза блестят, — Рамиро усмехнулся, невесело и немного опасливо. — Разденься.        Глаур повиновался. — Ну, ты прекрасен. И соблазнителен. А я всего лишь бедный неотесанный варвар, мы падки на красоту.  — И потому то, что творят ваши камнерезчики и ювелиры, такие же неотесанные варвары, в Империуме ценится выше, чем свое, — покивал Рамиро, снова алея, как маков цвет, пытаясь отвести взгляд от его тела и проигрывая эту битву с самим собой. — Постой спокойно, хорошо? Только не трогай меня.  — Хорошо, — Глаур убрал руки за спину.  — И глаза закрой.        Варвар послушно зажмурился. Только тогда юноша отбросил одеяло и встал, приближаясь к нему. Глаур слышал шорох его босых ног по вытертому ковру, его дыхание, то замирающее, когда Рамиро пытался с ним совладать, то быстрое и неглубокое, когда тот забывал о нем. Чувствовал, как медленно мальчишка приближается, обходя его. И не шевелился, не желая его напугать. Пускай привыкает. Его спины коснулась ладонь, пальцы провели по шраму. — Ты воин, это сразу видно.  — Да, мне пришлось сражаться.  — Тебя ударили в спину. Это было предательство? — Рамиро отвел руку, но ее словно магнитом снова притянуло к загорелой коже, и больше он не убирал пальцы, исследуя ими линии мышц, переводя ладонь от спины к плечу, по руке до локтя, а оттуда — на бок и ребра Глаура.  — Он просто полоснул меня ножом и столкнул со скалы, вот и все.  — Он — это кто? — Рамиро стоял так близко, что варвар чувствовал его дыхание легким ветерком по коже. Теперь уже обе ладони юноши лежали на его груди, чуть ниже сосков, и он словно решал, куда двинуться, вверх или вниз.  — Ну, в Империуме это называется рабством, у нас — военной добычей. Я взял его с одного из кораблей. Он умудрился влюбиться в одну из девушек, доставшихся мне при разделе добычи. И пытался меня убить, думал, что они сумеют сбежать после моей смерти.  — Сбежали? — мальчишка решил, и ладони сдвинулись чуть вверх, накрывая соски.  — Нет, у меня слишком хорошая мускулатура, нож не прорезал ее достаточно глубоко, а упал я между скал. Выплыл, добрался до берега и перехватил эту парочку.        Что варвар с ними сделал, Рамиро предпочел не знать. Глаур почувствовал, как он подошел на полшажка ближе. Его кожи коснулся спутанный шелк кудрей, а потом — словно ударом молнии — чуть шершавые губы, там, куда Рамиро доставал, между замерших ладоней, в середине груди. Варвар прерывисто вздохнул. Что ж, маленькая ящерка приручалась. Это радовало. Хотя глаза открыть он все равно не рисковал. — Думаю, вы с Валерианом подружитесь.        Ладони соскользнули вниз, касаясь так, словно Рамиро оглаживал своего любимца Лиро, успокаивающе и ласково. Вот только Глаура эти поглаживания не успокаивали вовсе. Насколько хватит еще его терпения, он не мог бы сказать при всем желании. Кровь глухо колотилась в висках.  — Ящерка… — он надеялся, что этого хватит для предупреждения.        Рамиро молчал, замер неподвижно, и варвар никак не мог угадать, что он сделает в следующее мгновение: отпрянет или нет? Не отпрянул. И рук не убрал, то ли не уразумев предупреждения, то ли решившись идти до конца. Тонкие пальцы соскользнули еще ниже, обвели впадинку пупка. И тронули узкую стрелку темной поросли, уходящую от нее вниз.        Глаур прерывисто выдохнул. — О боги, ящерка… Я же не каменный во всех смыслах этого слова.  — Пожалуйста, — шепот Рамиро был еле слышен, — потерпи еще немножко.  — Хорошо… Постараюсь.        Маленький мучитель перебирал пальцами, вцепившись в бедро Глаура второй рукой, и тот бы не удивился, если бы там остались кровавые лунки от его ногтей. Это позволяло удержаться. Но недолго. Рамиро издал что-то похожее на всхлип, обхватывая его вздыбившуюся, едва не касаясь живота, плоть. Глаур негромко зарычал, все еще пытаясь хранить самообладание.  — Боги… он же огромный… — потрясенно выдохнул мальчишка. И провел по всей длине, мазнул основанием ладони по головке.  — Р-р-рад, что тебе нр-р-равится…        Пальцы двинулись назад, сдвигая кожу. И это было последней каплей. Чаша самообладания Глаура не просто переполнилась — разлетелась мелкими осколками. Он сгреб имперца за плечи, целуя, сам себе напоминая в этот момент тяжелые волны, набегающие на узкую кромку песчаного берега и смывающие с него все следы.        Рамиро просто потерялся под этим напором, покорно приоткрыл рот, обмирая от страха и восторга, неожиданно вспыхнувшего внутри. Глаур был мощью, которой не было сил сопротивляться, и даже желания, даже мысли о сопротивлении не возникло. Можно было только сдаться на милость варвара, как сдаются на милость стихии потерпевшие кораблекрушение. Он был нежен, удивительно сочетая ласку с напористостью. И явно не желал напугать свою ящерку, целовал, не двигаясь с места, больше поддерживая, чем удерживая.  — Только… не делай… больно… — умудрился прошептать Рамиро, когда губы варвара давали ему краткую передышку. И прильнул, всем горячим тонким телом, сметая последнее расстояние и то, что Глаура еще удерживало на месте.        Эутрерий согласен был скорее еще раз прыгнуть со скал вниз головой, чем причинить боль своей ящерке. И пытался приучить к тому, что чужие ласки могут дарить удовольствие. Рамиро тихо постанывал, льнул, гнулся в его руках, вздергивался и снова откидывался на подушки, неведомо когда оказавшись распластанным по постели. Кусал губу, чтобы не было слышно за стенами, снова раскровянив ее. И все равно вскрикивал, обозначая для варвара те места, что были в его теле очагами особенного удовольствия. Глаур не мог поверить, что все это наяву, что сон практически сбылся. И его имперская ящерка стонет и извивается от страсти под ласками варвара.        Оставалось только придумать, как не разорвать его, не причинить боли, взяв окончательно и бесповоротно, делая своим. Было просто счастьем, что они были в лупанаре, тем более, в том, где Глаур уже побывал. Только бы вспомнить, где все нужное, дотянуться так, чтобы не выпустить свое чудо из рук. Это даже получилось с третьей попытки. — Ты ведь не будешь бояться, ящерка?        Рамиро смотрел на него мутными, пьяными глазами, с трудом понимая, что варвар от него хочет. Помотал головой, снова ловя его волосы в кулаки и притягивая к себе. Глаур был аккуратен. Все происходящее ему напоминало попытку провести драккар по Чаячьим Отмелям. Мальчишка уже открыто стонал, не пытаясь утишить* голос, выгибал шею, беспомощно и доверчиво, комкал в кулаках простыни, словно пытался удержаться на краю. И не смог — взвыл прерывисто и тонко, забился под варваром, выплескиваясь. Глаур последовал за ним почти мгновенно, сил уже не было сдерживаться. Он растянулся рядом с Рамиро, привлек его к себе на грудь. — Все хорошо, ящерка?        Тот не ответил, даже не шевельнулся, спал, уморенный всем произошедшим за этот день, такой долгий и бурный. Глаур обтер его куском влажной ткани, снова укутал в покрывало. И задремал рядом.       Занавесь на двери слегка отодвинулась, за ней мелькнул лекарь, оглядел взрытую постель и спящих, хмыкнул и удалился.