Затерянные миры - 3. Кровь Марис

— Ну, рассказывай, сын, — Альда Торрия смотрела на младшего и любимого, несмотря на его сумасбродства, сына.        Глаур вздохнул и принялся излагать историю своей жизни за прошлый год, начиная с момента, как он попробовал местного вина и умалчивая подробности прошлой ночи. К концу его речи вокруг них собралась почти вся семья: отец, еще два брата, Талис и младшая сестра Глаура, обещавшая вырасти такой же валькирией, как и ее мать. — Да-а-а, сынок, ты умеешь находить приключения на свой уд даже там, где их не может быть в принципе.  — Зато я ящерку нашел, — дальше Глаур расплылся в блаженной улыбке и из мира выпал.  — Удивительно, я никогда не думала, что наш братец умудрится в кого-то влюбиться настолько, что на его лице появится это выражение двинутого тяжелым бревном по голове идиота, — ядовито фыркнула Альруна, рассматривая брата.       И тут же схлопотала подзатыльник от Глаура. Бил влюбленный варвар метко.  — Уй, злюка! — она отскочила от него, показала язык, спрятавшись за спину Талиса.  — Значит, придется спасать твоего возлюбленного, — изрек конунг.  — Проще всего было бы пойти к его принцу и все ему рассказать, — предложил старший из братьев, похожий не на отца, а на мать — златогривый и синеглазый Ванир.  — Я об этом думал, но пойдешь ты, ты у нас самый смазливый, то есть внушающий безотчетное доверие.        Ванир закатил глаза и фыркнул. Хотя втайне и гордился тем, что отец дал ему подобное поручение.  — Будешь звездой гарема принца… Самой крупной, — Глаур ржал.  — Он женат, так что гарема, увы, не будет, — прозвучал за спинами ровный голос Рамиро.       Варвары расступились, и юноша шагнул вперед, гордо подняв голову. Валериан достал ему не самую богатую одежду, но даже в ней Рамиро выглядел так, как должен выглядеть отпрыск благородной фамилии. Гладко вычесанные кудри водопадом струились по плечам, спина была выпрямлена, а плечи развернуты. — Я пойду тоже. Хотя мое слово против слова Инфарно… Но я должен там быть. — Отлично. Глаур, прими ванну и оденься, как подобает сыну конунга.        Рамиро с любопытством ждал, когда Глаур выберется из шатра, чтобы увидеть, как же подобает одеваться сыну конунга. Попутно отвечал на вопросы его семьи о своей, обходя острые углы и каверзные моменты. Глаур выбрался. Одетый в четыре ремня и белоснежную шкуру на плечах. Ну, еще в какое-то подобие меховой набедренной повязки. И меховые же сапоги. Рамиро замер с открытым ртом и густо покраснел, правда, больше в его глазах было восторга, чем смущения.  — Что, мех снять? — забеспокоился Глаур.  — Ни в коем случае, — замотал головой имперец. — Пусть обзавидуются насмерть.       Ванир вырядился соответствующим же образом, только мех выбрал искристо-черный. Рамиро глядел на них во все глаза, норовил прижаться к Глауру, провести ладонью по белоснежному великолепию. Для имперца меха были чем-то запредельным. У сеорры Фонларо был плащ, отороченный тоненькими полосками гораздо менее богатого меха, и он считался парадной одеждой, доставался из сундука только по большим праздникам.  — Нравится? Я сам добыл эту зверюгу, — похвастался Глаур. — Но для тебя я добуду еще более меховую и красивую.  — А кто это был? — тихонько спросил покрасневший от смущения Рамиро. — Такой белый, как лепестки яблонь. И теплый, ах, чудно!  — Это был островной медведь. Валериан…       Валериан, видимо, научился читать мысли Глаура, потому как исчез и вернулся вскоре с еще одним плащом, очень тонким, буквально шелковым, искрящимся, переливающимся. Шубки зверей были короткими, но очень богатыми. — Нравится?  — Прелесть, — кивнул юноша, погладив мех. — Красота такая.       Нет, он не завидовал. Просто подумал, что, будь у матушки такой плащ, она бы не простудилась на стылом зимнем ветру, когда над Номом пронеслись неожиданно суровые северные ветры, с дождем и градом. Глаур накинул мех ему на плечи, задумался. — Красиво.        Рамиро стоял, словно остолбенел, боялся пошевелиться. Плечам мгновенно стало тепло. Не теплее, чем под поцелуями Глаура, но почти так же.  — Я, конечно, грею лучше, — шепнул ему на ухо эутрерий. — Но он тоже неплохо будет спасать тебя от холода.        Глаза Рамиро, и без того большие и удивленные, стали просто огромными, в них заплескалось целое море чувств. — Это… подарок, достойный императора. Глаур, я… для меня это… бесценно.        Глаур поцеловал его, загородив ото всех спиной. — Ну, глупости. Это просто самый легкий из всех плащей. Я подарю тебе такой, что все окрестные животные облысеют от зависти.        Рамиро молча прижался к его груди, обнимая за пояс. Эутрерии смотрели, перешептываясь, братья перемигивались: никогда им еще не доводилось видеть младшего таким решительно-счастливым. И такого ревнивого огня в его глазах. Стоило кому-то подойти ближе, чем на шаг, к его сокровищу, как Глаур едва на дыбы не вставал, а взгляд обещал страшные кары святотатцу.  — Любовь — чувство прекрасное. Но у нас были планы, — намекнул Ванир.  — Да-да, простите, — Рамиро смутился почти до слез. — Если мы выйдем сейчас, то как раз доберемся до Капитолия к сроку, когда принц принимает посетителей. — Тогда идем, — решил Глаур.        Кроме них ко дворцу пошел эскорт из четырех эутрериев-воинов, одетых много проще, в кожаные юбочки и ременные перевязи. У всех шестерых варваров были с собой небольшие, на взгляд эутрериев, и просто огромные, как считал Рамиро, боевые топорики, украшенные чеканкой и резной полированной костью.  — Это символически, — заявил Глаур. — Совсем-совсем символически.  — Ого, — Рамиро округлил глаза. — А что же тогда — всерьез? — Всерьез… Ну, там лезвие такое, — Глаур показал размер.       Юноша поежился. — Да-а-а, это не шпага. Но, как говорили древние, каждому свое. Ты вряд ли справишься с моей «зубочисткой».  — Даже пытаться не буду, — кивнул Глаур. — Ого. А вот так близко дворец я еще не видел.  — Капитолий, гордость Нома, — Рамиро расправил плечи, поправил подаренный плащ, вздернул голову и нацепил на лицо привычную маску спокойствия и уверенности в себе. — Благородные сеорры к Протекторию! Проводите!       Легионер у начала лестницы вскинул руку в салюте и пошел впереди них, звонко бряцая подкованными медью калигами. Ванир и Глаур шагали по обоим бокам от Рамиро, успевая шарить глазами вокруг и восторгаться красотой имперской постройки. Юноша на секунду запнулся, когда навстречу им попался сеорр Инфарно, но сумел удержать лицо. Отвесил короткий поклон. Маркос оцепенел, открыл рот, чтобы что-то сказать, но совладал с собой и кивнул. Единственное, что могло бы выдать чувства Рамиро при виде своего несостоявшегося насильника, были сжатые до побелевших костяшек кулаки, но их он прятал под плащом. Через пару десятков шагов из-за поворота колоннадной галереи вынырнул куда-то спешащий сенатор Ломено.  — Может, сразу их притащить? — шепнул Глаур. — А то сбегут, подлецы.  — Не сбегут. Сегодня начинается Ассамблея, так что, если сенатор и Преторий на ней будут отсутствовать, это лишит их права голоса. Меня они не воспринимают, как угрозу, — Рамиро говорил тихо и ровно, — наше семейство потеряло право голоса в Ассамблее со смертью отца, а я получил бы его не ранее двадцати одного года, по достижению совершеннолетия. Пока что я для них не более, чем щенок, не смеющий тявкать.  — У нас есть собаки, снежные горы… Так их щенки перекусывают пополам лезвие меча.  — Обязательно возьму их в пример, — Рамиро улыбнулся, и его глаза оттаяли, а кулаки разжались.  — Возьми. Когда увидишь — будешь очарован.  — Ваши острова — это Земли Блаженных? Знаешь эту легенду?  — Нет, не слышал, поведай.  — Говорят, что за океаном есть чудесные земли, — голос Рамиро зазвучал нараспев, — в которых яблони родят плоды размером с дыню, а вишни — с кулак взрослого мужчины. Кошки там — как барсы, а барсы — как слоны. И люди там — высоки и могучи, как кряжистые дубы, а их женщины прекрасны, как рассвет. После смерти праведные души рождаются для радости там.  — Похоже на наши земли, — решил Глаур. — А что такое слоны?  — О, это гиганты среди земных животных, — юноша улыбнулся. — Такие серые, безволосые махины, с огромными ушами, длинным носом-хоботом и ногами, как колонны. У Империума есть три тысячи слонов. Они добродушные, но в бою страшны. Слон может растоптать человека, и даже всадника.  — Какая махина… И звучит так уродливо.  — Ну, они не красавцы, это правда. Но забавные, особенно маленькие слонята. Ну, вот, теперь нужно подождать. Протекторию доложат о нашем приходе. Это титул принца. Зовут его Сезарио Гелларо. Обращаться лучше «сеорр Протекторий».  — Сеорр Протекторий, — повторил Ванир. — Я запомню.  — Со старо-имперского «протекторий» переводится как «защитник», — пояснил Рамиро.        Ванир кивнул и принялся терпеливо ждать принца Империума. Глаур в это время таращился в окно, как дисциплинированный телохранитель. В приемной зале, кроме них, было еще несколько благородных просителей. Один из них, сеорр Кампано, направился к Рамиро, и тот напрягся, увидев на его лице приторно-печальное выражение, приготовившись защищаться от очередного предложения покровительства. Но то, что он услышал, выбило у него из-под ног твердь, как удар тарана: — Ах, сеорр Фонларо, мне так жаль. Примите мои искренние соболезнования. Ваша матушка была замечательной женщиной! — Что? — помертвевшими губами переспросил Рамиро. — Как, вы, разве, не знаете? Разбойники, Лоумпианская дорога…  — Что? — переспросил и Глаур.  — На эскорт сеорры Фонларо напали разбойники, странно, я думал, вы пришли требовать справедливости от Протектора именно по этому поводу, — пожал плечами сеорр Кампано.       Рамиро пошатнулся, ухватился за руку Глаура, чтобы не упасть, пытаясь протолкнуть в сжавшееся горло глоток воздуха. — Я не был дома… мама…        Варвар обнял его за плечи, поддерживая: — Тише. Разберемся.        Мир потерял краски для Рамиро, в ушах шумом моря отдавались слова Кампано. Он пытался взять себя в руки, на грани сознания понимая, что сейчас ему нельзя впадать в отчаяние и чувствовать боль. Он должен держать лицо и сохранять спокойствие. Сжал кулаки, до крови раня ладони ногтями. Выпрямился. — Благодарю, сеорр Кампано.        Глаур не убирал руки, поддерживая Рамиро. Когда их, наконец, пригласили войти, глаза юного Фонларо были сухи и лишь лихорадочно блестели. Он не верил в разбойников. На Лоумпианской дороге уже лет десять никто не слышал даже о разбойном люде, после того как Протекторий с личной тысячей гладиев прошелся частым огненным гребнем по окрестным лесам, и по краям дороги выстроились страшным частоколом кресты с казненными бродягами и грабителями. Ему вспоминались почему-то слова сенатора Ломено, предложившего послать кого-нибудь, чтобы за матушкой присмотрели.        Принц кивнул им, выделил конкретно Рамиро: — Я сочувствую вашему горю.  — Благодарю, сеорр Протекторий. Я пришел требовать расследования этого вопиющего случая. А так же сообщить вам о готовящемся покушении на вас, — четко выговорил Рамиро, глядя в глаза принцу.  — А подробнее, — принц удивился. — Откуда вам это известно?  — Сеорр Инфарно склонял меня принять участие в этом преступлении. Должно было произойти нападение на вас во время ежегодного объезда провинций.        Протекторий постукивал пальцами по столешнице: — Инфарно… Кто еще в этом замешан?  — Я не знаю, сеорр Протекторий. Возможно — сенатор Ломено. Но это лишь мои догадки.        Принц вполголоса отдал какие-то приказы одному из легионеров. Тот отсалютовал и покинул зал. — Что ж… Поскольку вы все-таки добровольно сознались, ваша участь будет смягчена.        Рамиро, бледный, как полотно его туники, склонил голову: — Семья Фонларо хранит верность вам, сеорр Протекторий.  — Я уверен в этом. Что ж, я обдумаю вашу судьбу.  — Я могу вернуться домой, сеорр?  — Конечно, юноша. Вы свободны.        Рамиро еще раз поклонился, развернулся и пошел к выходу. Ванир остался разговаривать с принцем. Сопровождавшие их эутрерии разделились, двое остались с Ваниром, двое следовали безмолвными тенями за имперцем и младшим из Хирвегсонов. Юноша еще держался, когда вынужден был отвечать на соболезнования попадавшихся на пути нобилей. Держался, пока спускался по длинной лестнице Капитолия, шел к подножию Капитолийского холма через колоннаду. У самого выхода из нее силы оставили его, Рамиро прислонился к колонне и едва не сполз на мраморные плиты. Глаур взял его на руки, прижал к груди. Слез у Рамиро не было. Просто поселилась в груди ледяная игла, колола сердце, заставляя задыхаться от боли. Он осознал, что остался один, почти сразу. И то, что его больше ничто не держит в Империуме, если Глаур снова позовет с собой — он без колебаний шагнет на борт его драккара.        Глаур гладил его по волосам, обнимая, кутая в мех плотнее.  — Это я виноват, — глухо проговорил юноша.  — Ты ни в чем не виноват.  — Я даже не попросил прощения у матушки за то, что расстроил ее перед отъездом…  — Я уверен, что она не сердилась долго, — Глаур продолжал гладить его по спине.  — Идем, — Рамиро завозился у него на руках, — я в порядке. Отпусти меня на землю.        Глаур поставил его наземь. — Пойдем.       Поместье Фонларо было погружено в траурную тишину. Слуги в белых покрывалах встретили их поклонами. Но Рамиро видел в глазах старого Мимара и Софии осуждение. Они не знали, где хозяин провел эту ночь, но по тому, в каком виде он вернулся, и в чьем сопровождении, сделали почти верные выводы. Единственная, кто смотрел на юношу с тревогой и заботой, была Коллена. Она с того самого дня, когда умер сеорр Фонларо, опекала Рамиро. И прекрасно понимала его чувства сейчас. А еще боялась, что вернется его безумие. Особенно, после того, как он отдал свою невинность этому ужасному варвару.  — Как у вас предают тела посмертию? Закапывают или сжигают? — Глаур не выпускал Рамиро из рук.  — Сжигают. Мимар… — Я уже распорядился, чтоб привезли лучших кедровых досок и кипарисовых бревен. И масло… — старик откашлялся, -…масло уже приготовил, и полотно. София и Коллена обмоют госпожу и оденут. — Хорошо. Пусть возьмут лучшие одежды. И плащ. Матушкин любимый. А украшения я надену ей сам.        Глаур молчал, только не отставал ни на шаг от Рамиро, как верный пес. Юноша поднялся в комнаты матушки, куда не входил уже очень давно — это было не принято. Постоял на пороге, потом медленно прошел в светлую просторную спальню, совмещенную с кабинетом. Большую часть дел семьи мать вела сама, только в последние два года стала передавать сыну бразды правления поместьем и землями. Фонларо владели виноградниками и плантациями олив, двумя небольшими винокурнями и несколькими стадами овец. Теперь это все придется продать. Ему оно больше не понадобится. Решение уехать из Империума укрепилось и созрело в душе Рамиро окончательно.        Глаур безмолвствовал, как тень, позволяя Рамиро побыть наедине со своей печалью. — Она любила вышивать шелком картины. Это все — ее работа. Красиво, правда? — Рамиро провел кончиками пальцев по краю золоченой рамки, в которой было натянуто полотно — вышитый пейзаж: море, скалы, кипарисы.  — Очень, — искренне согласился варвар. — Картины чудесны.  — А еще она очень редко называла меня по имени. Мне кажется, что она обо всем, что случилось пять лет назад, если и не знала, то догадывалась точно.  — И она никак не выразила сочувствия?  — Она любила отца.  — Настолько, что позволила бы ему так поступить с сыном?  — Я не знаю. Обычно, к тетке меня брали всегда. Но она оставила меня с ним. Я не хочу думать о ней плохо. Пусть прошлое останется в прошлом, — Рамиро подошел к туалетному столику и открыл шкатулку. Вынул серебряное ожерелье с прозрачными зеленоватыми аквамаринами, тяжелые серьги и несколько браслетов. И с самого дна шкатулки достал массивное золотое кольцо с черным плоским камнем, на котором был вырезан имперский герб — орел в лавровом венке. Кольцо было отцовское. Рамиро помнил, как его широкий обод разбил ему губы. Но ничего сейчас не ощутил. Выговорившись перед Глауром, он сумел отпустить прошлое.  — А что потом? Ты поедешь со мной на острова?  — Да. Нужно только продать землю и поместье. Я не хочу сюда возвращаться.        Глаур внимательно взглянул на него: — И ты никогда не пожалеешь об этом?        Рамиро поднял голову, встречая его взгляд. — Я доверяю тебе.        Варвар кивнул: — Я все сделаю для тебя.  — Идем отсюда. Не могу, душно, — пожаловался Рамиро, а сам кутался в плащ, будто его бил озноб. Глаур вывел его в сад. — Здесь лучше?  — Да, намного.       На террасе перед поместьем похоронные служители сооружали погребальный костер. Рамиро слышал их голоса, стук бревен и досок. И прижимался к варвару, уткнувшись лицом в его грудь. — Я не знаю, сколько времени понадобится, чтобы уладить все дела с имуществом. Ты останешься со мной?  — Да, конечно. Хочешь… Хочешь, я отправлю Валериана… узнать про нападение?  — Это может быть опасно.        Глаур отрицательно качнул головой: — Не для Валериана. Он будет аккуратен. И он отличный шпион и вор.  — Он ведь не эутрерий, да? Откуда он?  — Откуда-то из Империума, точнее не говорит. Да я и не выспрашивал.  — Шпион и вор, — Рамиро хмыкнул. — Пусть будет осторожнее. Его ж дома жена ждет, я верно понял?  — Верно. Жена у него — чудо. Она степнячка.  — Глаур, а почему ты не женился? — Рамиро только сейчас пришло в голову, что его любовник намного старше. У всех его братьев он заметил кованые золотые обручья, а ведь эутрерии, если верить прочитанному в землеописаниях Зенониса Карсийского, женились рано, примерно в возрасте Рамиро.  — Да все как-то не тянуло. Не нашел никого по сердцу.  — А если найдешь? — юноша поднял голову, поймал в кулак пару прядей его волос, потянул, заставляя смотреть на себя.  — Так уже нашел, — смутился Глаур. — Вон… Даже украл.  — Но я не женщина, и не смогу подарить тебе сыновей. Разве никто у вас не станет смотреть на тебя косо и говорить, что это неправильно?        Глаур явно его не понял, озадаченно почесал в затылке, как никогда напоминая варвара в представлении имперца.  — Ладно, забудь, — Рамиро даже улыбнулся, снова потянул его за волосы, вынуждая нагнуться. Тронул губами снова уже колючий подбородок, твердые, чуть обветренные губы. Глаур стоял смирно, разрешая себя целовать. Юноша отпустил его волосы, снова прижался, улыбка поблекла. — Я построил кучу планов, но это все замки в облаках. Принц еще не вынес свой приговор.  — Думаю, он конфискует пару клочков земли и успокоится.  — А если нет?  — А если нет, я тебя снова украду. Мой драккар считается одним из самых быстрых.  — Я не хотел бы, чтобы у тебя были неприятности из-за меня…       Их отыскал Мимар, поглядел, сурово хмурясь и скорбно поджимая губы. — К погребению все готово, сеорр.  — Пойдем. Через это тоже придется пройти.        Рамиро кивнул, пошел туда, где на широкой лавке служанки готовились завернуть тело госпожи в полотно, чтобы возложить его на костер. Юноша жестом приказал оставить его в одиночестве. Попрощаться, украсить мать ее любимыми драгоценностями. Вышел даже Глаур. Таинство прощания должно свершаться в одиночестве и покое.        Рамиро опустился перед лавкой на колени. Всмотрелся в лицо матери. Оно было такое спокойное, словно это не ее зарезали, как строптивую рабыню. Он только сейчас вдруг сообразил, что ей было немногим больше, чем тому же Глауру. Тридцать четыре года. И она была одной из красивейших женщин Нома. Если бы это были разбойники, ее бы не убили. Да и не бывает таких лиц у тех, кто умирал от ножа…       Рамиро вскочил и принялся осматривать ее тело, с трудом разгибая уже коченеющие руки. Следов от укола не было нигде, а вот серый налет на внутренней стороне губ сказал ему обо всем яснее слов. — Глаур!       Варвар появился мгновенно, вопросительно взглянул.  — Беги в преторию. Пусть пришлют своего лекаря и писца. Похорон не будет, пока они не засвидетельствуют, что сеорру Фонларо отравили, а не зарезали несуществующие разбойники.        Варвар метнулся прочь. Бегал он даже немногим быстрее лошади, ловко огибая прохожих. И лекаря с писцом затребовал таким тоном, что никто возразить не посмел.       Переполох поднялся такой, что у Рамиро разболелась голова в придачу к той ледяной иголке, что и не думала пропадать из сердца. Кроме преторианцев, в поместье явились дознаватели сеорра Протектория. Сразу по двум вопросам — покушению на принца и смерти вдовы Фонларо. Рамиро пригласил их в свой кабинет, взглядом попросив Глаура не уходить. Варвар встал рядом со столом, буравя тяжелым взором дознавателей и предупреждая всем видом, что нужно быть очень вежливыми и спокойными.        Сначала юного Фонларо попросили рассказать, как и когда ему сделали преступное предложение вступить в заговор против принца. — На Празднике Чаш, три декады назад. Сеорр Инфарно подошел ко мне и предложил свое покровительство в обмен на некую услугу с моей стороны. Я отказал, так как не считал себя нуждающимся в покровительстве. На следующий день он пригласил меня на соколиную охоту. И снова уговаривал оказать ему услугу. Я согласился выслушать его, лишь бы только от меня… меня оставили в покое, — Рамиро рассказывал обо всем этом спокойно, и только Глауру было видно, с какой силой его пальцы впились в подлокотники кресла.