Phan TM

      Пиджей и Крис не дают ему времени ни попсиховать, ни поговорить с Филом. Крис исчезает на поиски соседа Дэна, а Пиджей тащит его в ближайшую больницу, и, боже, Дэн ненавидит, когда его трогают незнакомые люди, когда к нему прижимают холодные металлические предметы и заставляют его осознанно вдыхать и выдыхать. Фил и Крис присоединяются к ним к тому времени, как медсестра уже успевает измерить его давление, температуру и сердцебиение. Оба они выглядят немного зеленоватыми, но медсестра особо взволнованной не выглядит, а Дэн уже чувствует себя лучше. Он может самостоятельно стоять, ходить и заполнять медицинские бланки.       Может, это был просто несчастный случай, и его отпустят домой. Но вот Дэн в стерильной комнате, в идиотской больничной одежде, описывает все свои симптомы врачу.       Она представляется как доктор Эми Вальдез, но Дэн может думать о ней только как о глупой докторше, что мешает ему продолжать дальше веселиться с друзьями. Она слушает его, кивая и делая пометки в своём блокноте, и чем больше он говорит, тем глубже становятся морщины вокруг её наклеенной на лицо улыбки. Пиджей всё переводит взгляд с доктора на Дэна и обратно, явно чувствуя себя неуютно без Криса (решившего остаться ждать в приёмной). Но чего Дэн действительно не понимает, так это почему здесь Фил. Почему именно Фил сидит рядом с ним, а не Пиджей.       Если бы Дэн не был в процессе описания ощущений в своей руке врачу, позволяя ей изучить его пальцы, он бы напомнил Филу, что здесь нет камер, и можно прекратить притворяться.       — Можете вспомнить, когда это началось?       — Первый раз, когда я что-то выронил, был в Америке, — задумчиво произнёс Дэн, — значит, где-то в ноябре.       — Нет, — довольно грубо, как кажется Дэну, прервал его Фил. — Это был первый раз, когда ты что-то выронил, да, но началось это ещё до ТАТИНОФа.       Доктор вопросительно поднимает брови.       — Нашего тура. — хмуро поясняет Дэн, позволяя Филу продолжить.       — В апреле мы поспорили из-за того, что я не мог разобрать написанный тобой список продуктов, и, я думаю, в мае- да, где-то в мае, когда ты играл в Halo, ты пожаловался на то, что не можешь достаточно крепко держать в руках геймпад.       И воспоминания, и поджатые губы доктора тревожат в равной степени. Дэн беспокойно поёрзал на пластиковом стуле.       — Ну, полагаю, значит апрель- значит, всё началось в апреле.       Доктор задумчиво кивает и разворачивается от Фила обратно к Дэну.       — Сейчас придёт медсестра и возьмёт у вас образцы мочи и крови для анализов.       Её улыбка призвана быть утешительной, но Дэн чувствует натянутость в её словах. Он всё равно кивает ей. Уже поздно, и Дэн чертовски устал, ему хочется просто побыстрее свалить из больницы и оказаться дома, на родном диване, и смотреть аниме до трёх ночи.       Пришедшая на смену доктору медсестра выглядит так, будто ей не помешала бы большая кружка крепкого кофе, а весь процесс втыкания в руку Дэна иглы и наполнения пробирки кровью вызывают у него лёгкую тошноту: ему не нравится наблюдать за тем, как из него высасывают кровь. Затем она объясняет Дэну, где расположена уборная, и вручает ему пластиковую баночку и пакет. Фил и Пиджей сидят и наблюдают за ним всё это время, и Дэн чувствует себя глупо и неловко. Наконец, когда он возвращается из уборной, медсестра забирает образцы и, устало поблагодарив его, уходит. К тому времени, как доктор Вальдез возвращается, он уверен, что упадёт в обморок.       Улыбка на её лице меньше, чем раньше, и Дэн начинает паниковать. Он заставляет себя думать о том, что, она, наверняка, тоже устала, и в этом нет ничего плохого. Он будет в полном порядке. Сейчас ему скажут быть аккуратнее и отпустят домой, и утром Дэн проснётся, чтобы снова ругаться по всяким пустякам с Филом и снова притворяться на бесконечных шоу, что он влюблён в своего соседа.       Он всё ещё голоден, и, может быть, Фил приготовит ему блинчики, потому что это единственное, что Фил всё ещё делает для него. Дэн вернётся домой и поужинает блинчиками по рецепту Делии Смит с Крисом и Пиджеем, и Фил наконец перестанет смотреть на него так, будто он умирает.       Кажется, что в комнате тихо целую вечность, и мягкое тиканье висящих над дверью часов звучит в тишине оглушающе громко.       — Я бы хотела провести пару тестов. — говорит она в итоге. — Стандартная процедура для проверки ваших симптомов. МРТ и ЭМГ, полагаю, вы в курсе, что такое МРТ?       Дэн кивает: конечно, он в курсе.       — Хорошо, это не займёт много времени, а затем мы проведём электромиографию, то есть ЭМГ. После этого сможете поехать домой.       — Хорошо, — бормочет Дэн. Он просто пиздец как устал, но особо выбора не было.       — Тогда приступим.

***

      — Результаты будут максимум через пару дней, — сообщает доктор Вальдез после того, как они наконец-то покончили со всеми тестами. — Мы дадим вам знать.       Дэн трёт липкие отпечатки от присоединённых ранее электродов на руке и всеми силами пытается делать вид, что всё нормально.       — Спасибо, доктор, — говорит он, делая шаг вперёд и неловко пожимая её руку.       Каким бы уставшим он ни был, Дэн понимает, что что-то явно не так. Большинству пациентов, оказавшихся в неотложке после того, как споткнулись, не втыкают в руки иглы, чтобы провести тест на нервную проводимость, а большинство неуклюжих происшествий не оканчиваются магнитно-резонансной томографией. И хоть он и проходит тесты с невозмутимым видом, он не упускает того, как Фил кидает в его сторону полный страха взгляд.

***

      Она не говорит слова «умираете». А может и говорит, но не до того, как использует термин «боковой амиотрофический склероз ранней стадии»*, что в какой-то степени в тысячу раз хуже. Она безучастно показывает на отображённые на большом экране фотоплёнку с кривой ЭМГ, на результаты анализов крови и мочи, на изображения МРТ, и хоть они не имеют для Дэна ни малейшего смысла, слова, которыми сыпет врач, имеют, и он не может перестать трястись, его мозг кипит, потому что теперь всё стало понятно. Бля, бля, бля, бля…       Дэн не знает, что сказать, но Фил рядом с ним выпаливает:       — Так какие варианты?       Дэн практически забыл, что Фил был с тут, и теперь ему хочется, чтобы его не было, потому что это не его проблема. Он просто хочет остаться один, обдумать всё услышанное в одиночестве. Понять, что… нет никаких вариантов. Мир перед его глазами кружится, а доктор Вальдез всё говорит и говорит, хотя по сути говорить больше нечего. Это безнадёжно. У него БАС, и Дэн не тупой — он, блядь, не идиот. Лечения нет.       Есть один препарат, который может помочь ему протянуть дольше и, как считает доктор, должен дать ему надежду, но этого не происходит. Потому что суть каждого сказанного ею слова в том, что он умрёт. Даже хуже: его тело будет постепенно атрофироваться до тех пор, пока его прекрасно функционирующий разум не окажется запертым в ловушке его неисправного тела. И Дэн слышал о Стивене Хокинге, он не идиот. Он знает, как это выглядит.       — У меня же просто дрожала рука, — всё, что он может пробормотать. Это, должно быть, ночной кошмар, этого не может происходить с ним. Он хочет исчезнуть и раствориться в воздухе, быть нигде и ничем, и одновременно всем: частью звёзд или деревьев — чего угодно, только не человеком. Чем угодно, только не больным, умирающим человеком. Пусть даже одним из комнатных растений Фила — те хотя бы не чувствуют, не плачут, не заболевают болезнью Лу Герига. Дэн хочет закричать, когда Фил рядом с ним издаёт придушенный всхлип. Он хочет встать и размашисто ударить его по лицу со всей дури. Это не жизнь Фила, Фил не болен. Он даже не должен быть здесь. И, ради всего, блядь, святого, Филу должно быть похуй. Фил не тот, чьё тело вскоре высохнет и станет бесполезным. В тот самый момент Дэн ненавидит Фила больше всего на свете. Он почти проклинает каждую клеточку присутствовавшего с ним Фила, почти кричит. Почти.       Вместо этого он резко встаёт со стула и, выпалив «мне нужно проблеваться», выбегает из комнаты. Задевая медсестёр и пациентов, он несётся до самой уборной и запирается в кабинке. Ужас свинцом сковал его желудок. Каждый сантиметр его кожи прошила острая паника, и он мог чувствовать её, чувствовать, как она подбирается к его горлу. Вцепившись в фарфоровый обод, он извергает в белоснежный унитаз завтрак, обед и действительно хороший латте, выпитый им ранее. Это омерзительно, но Дэну плевать. Внезапно Дэн чувствует себя абсолютно обессиленным, и он не может пошевелиться, поэтому он оцепенело сидит на холодном кафельном полу. Кажется, проходит много времени — а, может, это сердце Дэна бьётся в замедленном режиме, потому что каждая секунда, что он дышит, означает ещё одну секунду, что ему осталось жить — но в итоге кто-то бьётся в дверь кабинки. Это может быть только один человек: Фил. Дэн хочет наорать на него и сказать, чтобы от отъебался, но у него нет сил говорить.       Фил умоляет его, умоляет Дэна просто открыть чёртову дверь, пожалуйста. Его голос звучит хрипло и надломлено, и Дэн может определить, что он плакал. Дэн слишком потрясён, чтобы плакать, Фил, по-видимому, — нет. Кажется, что пол уходит у Дэна из-под ног, а остатки контроля летят к чертям.       — Пожалуйста, прошу тебя, открой дверь. Я умоляю тебя, пожалуйста, Медвежонок.       Услышав старое прозвище, Дэн бледнеет и застывает под валом нахлынувших эмоций, и как бы он ни желал, чтобы его не трогали до этого, теперь он не хочет оставаться один. Он отпирает дверь, и, не думая, падает в объятья Фила. Дэна трясёт так сильно, что он едва может стоять на ногах, но Фил крепко держит его, и когда он вдыхает запах рубашки Фила, кажется, что мир вокруг растворился. Фил пахнет Филом, в его руках Дэн чувствует себя дома, чувствует себя в безопасности. И внезапно он снова в 2009, и Дэну насрать, что он ненавидит Фила, потому что сейчас ему снова девятнадцать и, боже мой, ему так нужен Фил, он нуждается в нём, как в кислороде.       — Всё будет хорошо, — как молитву снова и снова шепчет Фил Дэну в волосы. Они оба знают, что от это неправда, но оба притворяются, что оно может стать правдой, если повторять снова и снова. В объятьях Фила Дэн пытается забыть два прошедших года абсолютного дерьма. Пытается вернуться назад. Назад в то время, когда он любил Фила. Когда он собирался жить до восьмидесяти-с-чем-то. Когда Фэн не был брендом.       — Фил, — задыхаясь, произносит он что-то между всхлипом и мольбой. — Прости. Прости меня, мне так жаль. Мне так, пиздец, жаль. — Дэн не знает, за что просит прощения. За то, что заболел? За то, что умирает? За потраченные два года? За все ядовитые слова и яростные взгляды, за ссоры и фальшивые улыбки?       Прости, что расстался с тобой.       Прости, что разбил тебе сердце.       Прости, что делаю это снова.       Прости, что умираю.       Фил говорит, что всё хорошо, что всё будет хорошо, и Дэн не верит ему, но всё равно следует за ним обратно в кабинет врача. Больше ему ничего не остаётся.       Они молча возвращаются на свои пластиковые стулья. Фил продолжает держать его за руку, и Дэн не против. Мёртвая хватка Фила на его руке — единственное, что держит Дэна, единственное, почему он не уплывает. Улыбка доктор Вальдез жёсткая в своей профессиональности, и Дэн не может не задаться вопросом, сколько раз она делала это. Скольким людям она сообщила, что они умирают, сколько раз она произносила ту же речь, что она собиралась произнести и ему. Наверняка у неё была куча практики. Но её подводит отблеск боли в глазах. Его снова тошнит.       — Итак, варианты, — снова говорит она, не встречаясь с Дэном глазами и складывая руки на коленях, — мы немногое можем сделать, на самом деле. Вы можете записаться на некоторые клинические испытания. Но для людей с уже поставленным диагнозом они малоперспективны, так как большинство этих испытаний направлены на исследование превентивных препаратов. Я выпишу вам препарат под названием рилузол. Он ингибирует высвобождение глутамата, и сможет продлить вам жизнь как минимум на несколько месяцев. Он также замедляет прогрессирование болезни, а значит, мистер Хауэлл, у вас будет больше времени в высокоактивной стадии БАС. — Дэн не может слушать её, он позволяет словам отскакивать от его ледяной кожи.       — БАС неизлечим, поэтому лучшее, что мы можем сделать — это бороться с симптомами по мере их прогрессирования.       — По мере- по мере их прогрессирования? — запинаясь, говорит Фил.       — Да, — кивает доктор, и Дэн знает, что для неё это просто очередной смертный приговор, он просто очередной потенциально мёртвый пациент. Он нервно качается на своём стуле, пока доктор Вальдез продолжает быстро говорить. — Поражение начнётся с ног, поэтому при ходьбе Дэну лучше пользоваться тростью. Постепенно ему понадобятся костыли, кресло и так далее. Что касается рук- мы должны будем сделать всё, что в наших силах, чтобы он мог функционировать даже после того, как не сможет контролировать конечностями. В итоге ему понадобятся компьютер для общения, катетер и, на последней стадии болезни, аппарат искусственной вентиляции лёгких.       Инвалидное кресло, компьютерный голос, машина, дышащая за него — Дэн не может этого сделать. Он просто не может. Прежде, чем Дэн осознаёт, из его горла доносится всхлип.       — Как- как долго? — Дэн не хочет знать, сколько ему осталось, и он хочет, чтобы Фил наконец просто, блядь, заткнулся.       — Обычно от выявления первых признаков БАС до смерти проходит от трёх до пяти лет, но некоторые пациенты живут и переживают свой диагноз на семь или даже на десять лет. — будто они забыли, что Дэн тоже с ними в одной комнате, что он может слышать, как Фил и доктор говорят о нём так, будто- будто он уже одной ногой в могиле