***
- — Пожалуйста, Дэн, нам нужно- Дэн отрезает слова Фила, оглушительно захлопнув дверь перед его лицом. — Просто оставь меня, блядь, в покое! Он нервно возится с замком в двери, неспособный защёлкнуть его сразу непослушными пальцами. Он не может дышать, его глаза щиплет от непролитых слёз. Дэн сползает на пол и садится под дверью, прислонившись к ней спиной и слушая своё бешено бьющееся в груди сердце. Ничего не изменилось. Ничего никогда не изменится. Дэна тошнит, он чувствует себя опустошённым, кажется, что сердце его готово взорваться, но Дэн не против, ведь он может чувствовать это. Чувствовать себя живым. И внезапно для самого себя он разрыдался. Это не самое приятное зрелище: слёзы, сопли, икота. Перед глазами плывёт, и его тело сотрясается с каждым рваным вдохом. Он слышит мягкий стук о землю — Фил тоже сел на пол по ту сторону двери. — Уходи, — шипит Дэн. Он не хочет, чтобы Фил видел его таким, слышал его таким. Он хочет остаться один. — Медвежонок, — начал было Фил, его голос звучит приглушенно из-за разделяющего их слоя дерева. — Нет, — оборвал его Дэн. — Не называй меня так. Его зубы сжаты до боли в челюстях. Он не может сдержать нахлынувшие воспоминания. Все те разы, что Фил называл его «Медвежонок»… Больно думать об этом. Начиная с самого первого раза: «Я люблю тебя, Медвежонок», и заканчивая самым последним разом, когда это прозвище было использовано, целых два года назад: «Медвежонок, нет, пожалуйста- мы можем разобраться с этим, я люблю тебя, я так сильно люблю тебя, я просто хотел, чтобы весь мир знал об этом, и мне жаль, мне так жаль. Пожалуйста, прости меня, пожалуйста, Медвежонок, я умоляю тебя» А теперь ещё два раза. Потому что Дэн умирает. Фил снова называет его медвежонком. Дальше будут признания в любви. И он просто не может, нет, он не справится с этим. Не тогда, когда последние два года он дрессировал себя ненавидеть всё, что связано с Филом. Не тогда, когда всё это время он старался засунуть все воспоминания и чувства в дальний закуток своего сознания, лишь изредка позволяя себе возвращаться к ним в моменты тёмных мыслей и экзистенциального кризиса. Всё это представляет собой закрученный чёрный вихрь боли и безумия, и Дэн не хочет этого. — Прости, — говорит Фил, и Дэн знает, что он действительно имеет это в виду. Фил просит прощения за гораздо большее, чем просто использование его старого прозвища. — Прости, но я не уйду. Дверной узор впивается Дэну в голову, слёзы блестят на его красном и опухшем лице. С гневом справляться гораздо легче, чем с грустью. — Иди нахуй, — зло выплюнул Дэн. — Я просто пиздец, блядь, как ненавижу тебя, знаешь? Я ненавижу тебя, Фил. Боже, я ненавижу тебя больше всего на свете. Иди нахуй. — Мне всё равно. — было бы гораздо легче, если бы Фил был зол на него. Если бы он наорал на него. Тогда бы они могли поругаться, как обычно. Дэн знает, что Филу всё равно. Если бы ему было не всё равно, что Дэн ненавидит его, то он бы ушёл уже давным-давно, будь проклят их бренд. Но Фил почему-то всё ещё здесь, и, что более странно, Дэн остался тоже. Этого он не совсем понимает… может, он остался ради карьеры. Может, он остался, потому что не знал ничего другого. Ничего, кроме жизни с Филом. Дэн сжал губы, сдерживая очередной всхлип. — Я знаю, что тебе всё равно. — Я не уйду, — повторил Фил. — Никогда. — Я не смогу ходить, — Дэн до побелевших костяшек вцепляется в ковёр, всеми силами стараясь удержать остатки своего самоконтроля, стараясь не сойти с ума. — Или самостоятельно есть. Или говорить. Ты действительно хочешь это видеть? Ты действительно хочешь возиться со мной, когда я превращусь в овощ? — Пожалуйста, — умоляюще сказал Дэн. — Пожалуйста, не оставайся. — Ох, Дэн. — вздохнул Фил. — Я не уйду. Я бы никогда, блядь, не смог уйти, никогда. Дэн на грани панической атаки, на грани нервного срыва или ещё чего-то в этом роде, потому что слова его выходят маленькими отрывистыми вздохами: — Ты же понимаешь, что будет хреново? Будет хреново, мне будет очень, очень плохо, и тебе придётся… не знаю, заботиться обо мне? Будет кошмарно. — прозвучали почти шёпотом последние слова. — Ты действительно думаешь, что я бы смог уйти сейчас? — обиженно сказал Фил. — Я хочу, чтобы ты ушёл. — Не судьба. — просто сказал Фил. Фил сделал выбор, не Дэн, и он просто ненавидит этот факт. Он способен лишь прохрипеть вопрос, проклиная свой сломавшийся на полуслове голос: — Почему? — По той же причине, что ты ненавидишь меня. — и как бы Дэн не хотел отрицать это, Фил прав. Это та же причина. — Потому что — он запинается, боясь озвучить мысль, потому что каким-то образом произнесённая вслух она будет ещё правдивее. — Потому что я любил тебя. — От мысли у Дэна свело живот, и стены комнаты стали сужаться. По его щекам вновь покатились непрошеные слёзы. — Я обещал тебе вечность, и я действительно имел это в виду. — Фил тоже плакал, Дэн мог определить это по его голосу. — Это было шесть лет назад. — шесть лет назад, до того, как всё покатилось к чертям. До того, как они оба изменились. До того, как они расстались. До того, как Дэн начал умирать. — Мне всё равно. Всё равно, насколько будет плохо. Всё равно, сколько прошло времени. Вечность — это то, что я обещал тебе, и то, насколько долго я останусь с тобой. Вечность, хорошо? — Ты говоришь это сейчас, но пожалеешь об этом потом. — дрожащим голосом возразил Дэн. — Я не сожалею ни о чём, ни об одной секунде, проведённой с тобой. — остатки кислорода в лёгких Дэна разом были выбиты. Он растерянно моргает, но не спорит, он хочет спросить «почему?» или обвинить его во лжи, но вместо этого произносит: — Мне страшно. — Мне тоже. — тихо-тихо говорит Фил. Какое-то время они ещё сидят по разные стороны двери, вслушиваясь в дыхание друг друга.***
Чем больше Дэн пытается найти побольше информации, тем больше он понимает, что он просто не может. Он просматривает статьи на своём телефоне, на своём ноутбуке, беспрерывно читает о симптомах, различных эффектах прописанных ему препаратов, которые предположительно должны помочь оттянуть неизбежное. Иногда его руки начинают трястись из-за никак не связанных с БАС причин. От одной только мысли о двух, трёх или десяти годах — каждый год сложнее другого — Дэна начинает тошнить. Дэну ничего из этого не хочется. Ради всего святого, всё, что ему, блядь, хочется — это путешествовать, вернуться в Японию, видеть, как взрослеют и женятся его друзья. Он хочет заниматься диким извращённым сексом, хочет научиться говорить на каком-нибудь языке, хочет попробовать улиток с белым вином. Купить дом, завести собаку, написать приключенческий роман, уйти на пенсию. Посмотреть четвёртый сезон «Шерлока», полюбоваться звёздами, посетить столько мест и увидеть столько вещей. И Дэн не хочет делать это в блядской инвалидной коляске. Он хочет исправить всё и попрощаться со всеми. Но самое главное, Дэн не хочет долго прощаться. Он не хочет, чтобы мир видел, как он потеряет свои руки и ноги, или услышал его холодный компьютерный голос. Он хочет, чтобы его запомнили таким, какой он сейчас, а не когда он будет на поздних стадиях БАС. Он не хочет пяти лет. И Дэна пугает то, как его разум подсказывает ему, что ему и не нужно пяти лет. Ему не нужно и двух. Одного года достаточно. Он начинает искать информацию о чём-то совершенно ином.