Смотрите!Человек в облаках.

У Вовы была не голова, а какая-то фабрика несуразных идей. Но если бы этих идей не было, то был бы сам Вова тогда? К примеру, идя по улице, взгляд его замечал всё, вплоть до крохотных муравьёв. Излюбленной темой осмотра и восхищения было небо. Как же он не любил, когда облака окрашивали это голубое великолепие в белый, или того хуже – в серый. Как мутный купол над городом повис. Всегда хотел взять тряпку, да смыть всё. Ещё Володе нравилось улыбаться детям, так как они всегда улыбались в ответ. Это вошло у него в привычку. Улыбка у парня, конечно, была ну уж совсем не голливудская, но получалась до солнца тёплой. Как же он любил детей. Какую надежду они в него вселяли. Какой восторг. При виде карапуза в лёгких будто цветы распускались, щекоча уголки губ. Особенно он любил младенцев. Их голубые, большие глаза, собравшие все оттенки небес. Их невыносимо пронзительный крик, которым они пытаются нам что-то сказать. Они ведь тоже всё замечают. Им тоже многое не нравится. Поразителен процесс взросления, тот момент, когда ребёнок начинает скрывать то, что ему нравится и не показывать свою неприязнь. Закрывать рот рукой, когда смешно и разглаживать свою горечь по стенкам внутри, если расстроен. Владимир опаздывал на свою работу, но даже не собирался прибавить шаг. Трудился господин старшим юристом. Работал с бумагами и при возможности старался филонить как можно больше и изящнее. К работе серьёзно не относился. Считал, что это не самое главное в такой безразмерной, широкой, огромной, до того поразительной, что не измеришь линейкой, но жаль, что до мига короткой жизни. Дойдя до блёклых офисных дверей, он украдкой глянул на время. Бывает у людей такой дар, что даже если они постараются, то не опоздают. Вовчик очень гордился своим талантом и мало кому об этом рассказывал. Боялся, что пользоваться им начнут. В кабинете Московского юридического отдела было тепло, мимо носились девушки в юбках-карандашах и роскошных блузках с декольте. Они, в основном, ничего не делали, а выступали что-то вроде массовки. Наливали себе кофе и жаловались. При чём ныли даже о том, что их вовсе не касалось. Дефицит драмы в реальной жизни людей – весомая проблема нынче. Вова прошёл мимо блёклых дверей в своей белой рубашке в синюю полосочку. Почти как у заключённых, только шею ещё натирала. Сотрудник пренебрежительно хмыкнул медной ручки двери, а после повернул и попал в свою рабочую обитель. Что его больше всего не устраивало, так это серый стол. Не любил он серых столов, кривил взгляд при каждом контакте с ними. Сколько раз просил заметить эту гадость на дубовую мебель с четырьмя ножками, мог сам даже её притащить. Но по инфантильности начальства ему отказали. Напротив его рабочего места, сидел коллега. Мужчина, ходивший всегда в костюмах и чёрных туфлях. Эдакий антипод Володи. Его звали Георгием. Этому человеку будто с рождения в голову засадили противного червя, который твердил, что если он расслабится, то всё рухнет. Самое удивительное и несуразное было то, что рушиться нечему. Мать проживала с отцом далеко от Москвы. В другой стране. Девушки у него не было. Детей также не имелось. За 29 лет обзавёлся он только квартирой, костюмом и неврозами. Так вот и жил этот человек со своим червём в двухкомнатной квартире в центре города. И ничегошеньки не видел, кроме своего отражения в лакированных туфлях. Время от времени, конечно, поправлял он запонки на костюме. Пару раз Вова приглашал своего коллегу на ужин, на что тот отрицательно вертел головой и говорил, что он не может, если спрашивали почему, то отвечал коротко: «потому». Лаконичность была изумительной, спартанцы бы оценили. Причина его «нет» всегда оставалась в тайне. Может, у него действительно были дела с его занудным червём, кто знает. Володя говорил ему, что он когда-то, наверное, тупоугольную логику проглотил, так она у него в горле и застряла. Шуток Гриша избегал, поэтому та это замечание отрицательно качал головой. Тогда создавалось впечатление, будто всё ему в мире опротивело, даже атомы, по его мнению, неправильно движутся. Вот головой и вертит. Обстановка в офисе была тусклая. Хоть и старался «Сбербанк» сделать всё менее унылым, развешивая зелёные календари и другие плакаты. Но из этого мало что получалось. Светло-серую стену, которая не могла определиться, какой ей быть, белой или серой, зелёным пятнышком не украсишь. В офисе была одна необычайно хорошая вещь- большие окна, открывающие панораму города. Из них виднелись: городские пробки, макушки людей, низенькие и не очень здания, а ещё грязные Московские лужи с величественными облаками. Всё это Вове нравилось, особенно маленькие лужицы с огромными облаками. Он так засматривался в них, что порой забывал, что есть ещё и реальное небо, а не его отражение в грязной воде. Пройдя за стол, он сел, откинув голову к потолку. Человек в белой рубашке с синей полоской внимательно перебегал с одной трещины потолка на другую. Когда Вовчик был ещё маленький, он очень боялся, что потолок рухнет. Из-за этого иногда отказывался входить в помещение с трещинками. Сколько же мороки испытала бабушка Варвара, загоняя внука в его собственную же комнату. А он теперь вырос, совсем не боится рухнувшего потолка, и тройка по геометрии уже не снится ему в кошмарном сне. Только тлеющие бабушкины глаза, которые что-то ему причитают, являются на утёсе грёз. - Здравствуйте, Владимир Яковлевич! – улыбается местная «улыбальщица». Есть такие люди. Они разинут пасть во все зубы, даже если ненавидят тебя до икоты. Вот такой девушкой и была вошедшая Мария Сергеевна. - Приветствую, Маша. – будто кинул комок из слов в мусорную корзину. Мария, не сдирая улыбочку, прошла к своему рабочему месту разводить антимонию. День проходил. Ни грустно, ни весело, никак. Он просто проходил мимо. Маленькие событёнки мотыльками собирались на люстре, но никакой тени от них не получалось. К шести часам рабочий день пришёл в кабинет, чтобы сказать всем работникам, что они могут идти. Вова задвинул за собой стул и вышел на воздух. Трясина огней городского болота одновременно затягивает и вышвыривает тебя побыстрее домой, будто бы не хочет видеть, но отпускать жалко. Небо тёмное, но приветливое. Где-то загораются звёзды, включаются небесные искры. Это необходимо. Чтобы звёзды зажигались. Стены домов облепляют со всех сторон. А ты спокойно идёшь под руку с желанием свернуть в кафетерий. На углу мяукнет голодная кошка, а ты и не заметишь. Господин в своём пальто дошёл до квартиры. Он бы мог и не заходить туда, пройти мимо, притвориться бездомным. Но за дверью с номером 36 его покорно ждала жена. Может быть, она в этот момент ставила чайник или пела, зная, что никто не услышит. Она могла рисовать или играть на шестиструнной гитаре. Она может всё, даже забивать гвозди умеет. Открыта дверь. Порог приветствует. Жена на диване. Не поёт, не пишет и не забивает гвозди. Сидит, вытянув ноги. От сие картины Володя приходил в бешенство. Негодование и нежелание признавать развлечения окостенелых обывателей душили и били в печёнку. Но он молчал. - О. Привет! – Катюша машет ему располневший чуть-чуть рукой. – Как день? Как офис? - Привет, - Вова проходит и садится рядом с ней, мягкий диван прогибается под его весом. – Да, как обычно. Представляешь, сегодня облака в лужах застыли, смешные такие. - Класс. Прикинь. Сегодня Светку видела, - с воодушевлением говорит Катенька. - Подруга твоя? И как там? - Ух. Располнела, но переехала, не в России живёт. - Здорово ей. - Возможно, - она сухо отвечает. Но можно ли винить человека за то, что внутренние горы сровнялись с пустыней? Их ли это вина, или они не хотели? Надеемся, что хотя бы холмы ещё целы. «Смерть – это только равнины Жизнь – холмы, холмы.» И.Бродский Молчание нависает над ними как потрескивающая лампочка, облепляя словно желтоватый свет повседневной бытовухи. За окном ещё загораются звёзды. А для кого? По телевизору умный синоптик объявил грозу. Катя повернула голову к Володе и тихо сказала: - Вов, не летай сегодня никуда. Посиди со мной, - лениво потирая глаза Володя опустил взгляд на пёстрый ковёр, ещё раз посмотрел на блеснувшую за окном звезду и кивнул головой. А как красиво было в их несущемся поезде. Как поражали виды из окна. И куда умчалось?