Смотрите!Человек в облаках.

Шум стиральной машинки сводил с ума Вову. Можно было вытерпеть всё, только не это и ещё некоторые вещи: шуршание пакета, щелчок, когда включаешь телевизор, переливание воды из чайника, звук проворачивающейся ручки крана, потрескивание лампы, грохот выдвигающегося ящика, дрель соседа, бег суетившихся и всёвсёвсёвсё в подобном духе. Даже закипание чайника чем-то раздражало. А когда Катюша начинала носиться по дому с тряпочкой или с веником, то Володя был уверен: голова трескается. Вздувается, как паркет, а потом трескается. В спальне Катя орудовала метёлкой, а одежда шумно крутилась в стирке. Вова схватился за голову, немой крик пробежался по вздутой на лбу венке и обратно. Что за несправедливость кусает его за кончики пальцев? Почему шум приходит тогда, когда необходим покой? В принципе, покой слишком нестабилен, он даже описанию трудно поддаётся. Вот попробуйте описать покой. Что получится? Володя не стал долго раздумывать. Он закрыл дверь к себе, потом залез на подоконник, аккуратно подвинув цветы, и открыл окно. Лёгкий мороз прижался к нему и тихо засопел на ушко. Вова улыбнулся кривой улыбкой. Что удивительно, именно из-за этих кривых зубов Катюша и влюбилась в Володю, но этого она очень стыдилась, поэтому не говорила никому. Даже себе созналась с трудом. Постояв немного на краю, оглядевшись по сторонам, он сделал шаг вперёд, оттолкнулся. Взлетел. Человек закружился в облаках. Человек взлетел, прыгнул выше головы чётко зная, что это ещё не предел. Когда летишь, не на самолётике, а так просто, сам по себе, то всё переворачивается. Ты начинаешь видеть то, что люди называют так красиво и поэтично «рай». Только, знаете где он? Он под облаками. Он забился в трещины дороги. Проник в глаза ребёнка. Отразился в падающей капле. Поселился в уличном фонаре. Осел ржавчиной на трубах. Пророс цветком сквозь асфальт. Впечатался типографской краской в газетные статейки. А ты и не заметил, наверно. «А если рай внизу, то что за облаками?» - подумалось Вове невзначай. Он проделывал разные небывалые па меж солнечных лучей и кучерявых облаков. Человек пытался взлететь выше. Выше. За небо. А потом ещё выше. Оставить Катю убираться в квартире, не вернуться домой на ужин. Но он не посмел. По крайней мере, не сегодня. Вова плыл над городом, притворялся огромной, чёрной вороной, залетал на крыши домов и величаво смотрел вверх. А этот безграничный «вверх» стеклянно взирал на него. Все идеи влетают незаметно. Даже не предупредив. Просто залетает к тебе в зрачок самолётик бумажный с надписью: откинуть покрывало неба. А ты потом мучайся. Думай, как это проделать. Потом думать надоедает, конечно, и ты просто делаешь. *** Солнце забиралось под уютный горизонт, и Вова решил возвращаться домой. Что странно, он зашёл через дверь. Нажал на звонок, и раздалось противное пиликанье, порою режущее слух. Дверь открывает Катя. Уже без веника, без метёлочки или тряпочки. Просто Катюша в своём домашнем уборе. - О как. Вот в дверном проёме я тебя редко вижу. Ну, заходи, гость дорогой. Всё на столе. Они обнялись, и Вова зашёл в дом. Потоптался на пороге, украдкой взглянул на кухню, где в кастрюльке дымилась варёная картошечка. Старый холодильничек, с полу отклеенными наклейками, тихо гудел себе в сторонке. В доме было чисто и уютно. А ещё красивые цветы в стеклянной вазе стояли на столе. Он взглянул на это как в первый раз. «А если бы всех этих женщин со своими половниками и веничками, и страшными стиральными машинками не было, то все бы мы давно укатили в небо, даже на голодный бы желудок укатили. Даже бы не жалели.» Вова улыбнулся своей мысли. - Чего лыбишься-то? Голодный, наверно, идём, - и Катя первая прошла на кухню. Они принялись за ужин. Через некоторое время, Вова сказал: - А хорошо у нас дома. - Да, - кивнула Катенька, вилкой деля картошку напополам, размазывая масло по белой тарелочке с блёклыми цветами по краям.