Спящий (Sleeping Man)

Четверг 4. Он окинул хмурым взглядом приемный покой клиники. Здесь была пара подростков из колледжа Фэнси Ю, расположенного ниже по улице, которые, несомненно, надеялись, что если они миновали студенческий здравпункт, то результаты их анализов на ЗППП* не сообщат родителям и в Отдел общественного здравоохранения**. Должно быть, назвались вымышленными именами. Здесь была мать-одиночка подросткового возраста с годовалым малышом на руках и еще одна беременная девушка-подросток, причем, от обеих разило сигаретным дымом и все трое сильно кашляли. Тучный мужчина средних лет в растянутом свитере с капюшоном и спортивных штанах, которые он приобрел вовсе не для бега, а главным образом потому, что эластичный пояс позволял лишний раз не задумываться о том, какой он толстый, и спокойно заглатывать очередной инфаркт миокарда от Криспи Крим, покрытый шоколадной глазурью. И еще бездомный парень, который сидел в углу в типичной позе дыхательной недостаточности и с трудом втягивал воздух, не спуская глаз с полиэтиленового пакета, в котором, без сомнения, хранились все его земные сокровища. Если бы только Хаус был здесь, размышлял Уилсон, перебирая карты пациентов, пока не отыскал нужную. Он бы, несомненно, нашел, что сказать этим людям, большинство из которых медленно, но верно разрушали свой организм благодаря собственной глупости. Но Хауса тут не было, и, кстати, именно по этой причине Уилсону пришлось набрать дополнительных часов в клинике до конца недели. Кажется, на этой неделе судьба подкинула ему специфический набор пациентов, но он чувствовал, что эта цена невелика. — Мистер Петрочелли, — позвал он, и бездомный мужчина встал и проследовал за ним во вторую смотровую. — Итак, — сказал Уилсон, открывая папку, — что вас беспокоит? Он включил воздушный кондиционер и увеличил мощность, заметив, что кожа пациента блестит от пота, но сделал это не столько для того, чтобы понизить температуру в душной смотровой, сколько для того, чтобы развеять тяжелый запах, исходящий от тела и вещей бродяги. — Я не могу... глубоко дышать, — сказал пациент, делая паузу. По состоянию ногтей и волос, а так же цвету шеи Уилсон предположил, что бродяга, вероятно, не мылся несколько месяцев. Он жестом попросил его раздеться, и пока мужчина стаскивал верхнюю одежду, улучил момент и нанес над верхней губой немного ментоловой мази. Это помогло ему отвлечься от сбивающего с ног запаха и позволило сконцентрироваться на пациенте. Он приложил головку стетоскопа к худой мужской спине. — Глубокий вдох, — сказал он мягко, выслушивая характерные хрипы и щелчки пневмонии. — Давно у вас этот кашель? — А, пару дней. Может, неделю. Или больше, подумал Уилсон. Но ты был слишком упрям, чтобы прийти раньше. Почему? Потому что это бесплатно? Подачка? Он вздохнул и убрал стетоскоп. — Я бы хотел вас госпитализировать, провести обследование. Я практически уверен, что у вас пневмония. — Нет, нет, — ответил мужчина — Может, вы просто выпишете рецепт, дадите мне какие-нибудь таблетки? Я в норме, честно. Мне не нужно в больницу. Просто дайте какие-нибудь таблетки. Уилсон знал, что спорить бесполезно, но сделал все, что мог. В итоге он позволил мужчине уйти лишь после того, как взял образец мокроты, сделал рентгеновский снимок грудной клетки и выписал рецепт на таблетки, которые в данном случае, по правилам клиники, он не должен был назначать. Уилсон заставил бродягу дождаться, пока он сумеет достать антибиотики. Он проклинал систему здравоохранения, великодушно предоставляющую бесплатные диагностические услуги для пациентов, которые не имеют возможности оплатить свое лечение. Бесплатная маммография для женщины с низким доходом? Без проблем. Эй, можно организовать мелкий бизнес для больницы. Но бесплатная мастэктомия? Бесплатная химиотерапия? Никогда. Какой, к черту, смысл? В конце концов он раздобыл достаточно образцов ванкомицина для того, чтобы хватило на полный курс лечения. Он сунул пакетики в холодные руки мужчины: — Обещайте, что примете их все до единого. Он знал, что Хаус высмеял бы его за попытку спасти мир, оказав помощь этому безнадежному, но, глядя, как мистер Петрочелли уходит, подумал: если не он, то кто бы ему помог? Четверг 5. На этот раз все та же собака добралась до его ноги, она вгрызалась в нее хладнокровно, неторопливо, с наслаждением смакуя свою добычу. Боль была сильной, зрелище — омерзительным, но он был не в состоянии двигаться. Собака принялась его трясти, пытаясь оттащить в кусты. — Мистер Дэниэлс? Он снова бредил, забывшись мертвым сном в жестком пластиковом кресле приемного покоя больницы. Трудно поверить, что он смог отключиться, когда боль в его ноге была похожа на отбойный молоток. Произнесенное имя его не разбудило, потому что прозвучало для него бессмысленно, так что женщине, сидящей за стеклом, пришлось выйти из своего безопасного рабочего кабинета и потрясти его за плечо. Прежде чем дотронуться до него, она надела голубые латексные перчатки — отметил он, как только пришел в сознание. Увидев, что он проснулся, женщина попятилась. — Сейчас вас осмотрит доктор. Черт. Он твердо намеревался провести время в приемном отделении, приводя в порядок мысли и попытавшись решить загадку, что он здесь делает и что с ним произошло. Он планировал закрыться в ванной комнате и хорошенько рассмотреть себя в зеркале. Но, опустившись в кресло, он был в полном изнеможении. А теперь уже слишком поздно. Он прошел за регистратором в маленькую смотровую, где доктор что-то дописывал в карте пациента. — Сейчас я вами займусь, — сказал доктор, не глядя. Он посмотрел на часы и продолжил писать. — Присаживайтесь на смотровой стол. Мужчина прислонил костыли к стене и, подтянувшись на руках, уселся на стол. Он был рад отметить, что, хотя боль в ноге за последний час только усилилась, недавний короткий сон все же помог ему немного взбодриться и прийти в себя. Кажется, ему наконец удалось упорядочить свои мысли. Он окинул врача внимательным взглядом. Молодой, чернокожий, с эспаньолкой*** и бритой головой. Вероятно, несколько лет после медицинского. Интерн второго года. Не слишком доволен своей работой, судя по языку тела. Наконец, он отложил карту, в которой писал, и придвинул к себе следующую. Быстро ее просмотрел, прежде чем поднять взгляд. — Итак, мистер Дэниэлс. Что вас беспокоит? — Мне нужно всего лишь чистое карантинное свидетельство. И может быть, что-нибудь от боли. Как и сказано в карточке, — последний комментарий получился чуть более вызывающим, чем следует. Но в чем тогда смысл заполнения всех этих форм, если их все равно никто не читает? — Понимаю. Похоже, вас немного тошнило. Правильно. Он собирался отчистить одежду в ванной, но у него не хватило времени. — Это от боли в ноге. Плюс я немного с похмелья. На самом деле мне просто нужно, чтобы вы подписали карантинное свидетельство, — он протянул смятый лист из приюта бездомных, — и дали что-нибудь от боли. — Мгм, — хмыкнул доктор, игнорируя протянутый бланк. — Можете лечь на стол? Мужчина послушно закинул на стол правую ногу, чтобы лечь ровно. — Насколько сильная боль? — Достаточно сильная. Семь, я бы сказал. Может, восемь. — Действительно? Можете расстегнуть брюки? — мужчина сделал это с замиранием сердца. Он внезапно осознал, куда все это может завести. — Я вижу, вы знакомы со шкалой боли. Итак, в чем же причина этой боли в ноге? Дерьмо. Он не имел возможности взглянуть на свою ногу. И не имел понятия, что это была за травма. Ситуация была просто смехотворна. Если он признает, что не знает, как повредил себе ногу, или что не знает своего имени, доктор в мгновение ока вызовет людей со смирительными рубашками. Он медлил, снимая джинсы, стараясь выиграть немного времени, но доктор просто стянул их вниз до колен. Мужчина приподнялся на локтях, пытаясь рассмотреть свое бедро. Однако чертов доктор загораживал обзор. — Это... — он попытался вспомнить впечатления, которые у него возникли, когда он ощупывал ногу, и описать боль. Если честно, было ощущение, что его потрепал медведь, но он же не может искренне заявить тут такое. — Это после автомобильной аварии. Сломал бедренную кость. — Когда это произошло? Доктор переместился, и он мельком глянул на свое бедро. — Господи! — выдохнул он прежде, чем смог остановиться. По всей длине нога была беспорядочно и глубоко изрыта прямыми хирургическими шрамами. Это действительно выглядело, как последствия схватки с медведем. Какого черта? — Мистер Дэниэлс? Все в порядке? — Да. Да, всего лишь судорога. — Когда, вы сказали, это произошло? Он кинул лишь беглый взгляд, но шрамы не показались ему розовыми или красными, как если бы они были свежие. — Несколько лет назад, — сделал он грубое предположение. — Понятно. И это все еще вызывает у вас боль? Сильную боль? — Да. — Ясно. Садитесь, пожалуйста, — доктор вставил термометр ему в ухо. — А теперь вытяните руки прямо. Он сделал это и встревожено отметил, что его руки дрожат. Он попытался натянуть джинсы, пока врач что-то записывал в его карте. — Вы можете одеваться и вставать, — доктор закончил писать, сел и обратил на него взгляд, не сулящий ничего хорошего. — Боюсь, что ничем не могу вам помочь, — сказал он, когда мужчина полностью оделся. — Отдайте это регистратору, когда будете выходить, — он передал карточку. — Вы не подпишите мне форму и не дадите никакого обезболивающего? — спросил мужчина, ошеломленный неожиданным отказом. — Мистер Дэниэлс, — ответил доктор. — Вы пришли сюда за обезболивающим от травмы, полученной три или четыре года назад… — Вы никогда не слышали о хронической боли? — прервал мужчина, не в состоянии поверить, куда этот идиот клонит. — Если бы боль была хроническая, у вас был бы рецепт на обезболивающее, не так ли? И вы не нуждались бы в моей помощи. Но вы, как я и сказал, пришли за таблетками от старой, хорошо залеченной травмы, — он начал перечислять симптомы по пальцам. — У вас была рвота… — Я уже сказал, что перебрал с алкоголем. Боль тоже объясняет тошноту. Алле! — Вы потеете, но у вас нет лихорадки. — Прилив. Мужская менопауза. Все его слова были впустую, но тревожный звоночек продолжал сигналить в голове, и совсем не потому, что врач был кретином. — У вас озноб, — к несчастью, это было правдой — он начал трястись от холода несколько минут назад, черт бы побрал этого врача с его излишней проницательностью. — И вас заметно трясет. Классические симптомы отмены препарата. Я часто вижу здесь подобное и часто встречаю искателей наркотиков. Поэтому, пожалуйста, не просите меня подписать ваш бланк. И не выпрашивайте таблетки, иначе я буду вынужден попросить вас покинуть клинику. Если потребуется, с применением силы. — Я здесь не под ложным предлогом. — Правда, мистер Дэниэлс? — спросил доктор, открывая свой файл еще раз, и стоило отдать ему должное за сохранение спокойствия. — Джек Дэниэлс. Мило. Сколько еще псевдонимов у вас есть? Давайте посмотрим, вспомните ли вы свой номер социального страхования? Черт. Что же он там написал? Он не помнил. — У меня… у меня провалы в памяти. — Угу. Вам нужна консультация невролога? Или психиатра? Нет, я так не думаю. Вот, — он протянул еще один тонкий листок бумаги, — в больнице Кембридж Сити есть реабилитационный центр. Регистратор может записать вас на прием. А сейчас, если вы не против, у меня есть другие пациенты… — Подождите одну проклятую минуту, вы, лицемерный идиот. Я не наркоман! Мне просто нужно немного… Но доктор уже нажал кнопку на стене. Потянувшись за костылями, мужчина на мгновение представил, как он размозжит ими голову этому придурку. Вместо этого он развернулся и заковылял к двери. Но открыть ее не успел — охранник в форме сделал это за него. — Пожалуйста, пройдемте со мной, сэр, — сказал охранник, крепко сдавив его плечо. А потом его отконвоировали к выходу, протащив через переполненный приемный покой, унизив перед сирыми и убогими американскими незастрахованными массами, и выпихнули через переднюю дверь. Ему было сказано не возвращаться, или они вызовут полицию. Им известно его имя, и они распространят его вместе с описанием по всем клиникам этого района, важным тоном сообщил ему охранник. Им известно его имя, горько подумал мужчина, когда дверь захлопнулась позади него. Счастливчики. Он не знает его до сих пор.