Дождь, вспенивая воду луж, в которых отображалось марево серого неба и блики редких огней, продолжал гнать людей, отчищая улицы и обеспечивая анонимность редким прохожим.
Казалось, время остановилось, но это лишь в ленивом городе, а где-то кипела и варилась новая игра закулисных мастеров. Скрытая от глаз простых обывателей, слишком «серая», для того чтобы быть освещённой в новостях, и слишком весомая в таком же «сером мире» якудз и группировок, чтобы утром остаться незамеченной для их подпольного мира.
Вниз по улице, к заброшенным ангарам, так кстати подаренная осадками дробь капель приглушала шум.
Тут развернулась настоящая баталия: очередное собрание обернулось бойней в попытке прикрытого переворота, с кровью и разрушениями, с криками и болью, с презрением и ненавистью, с внезапными предателями и тёмными кардиналами.
Подавляющее число Дзигоку оказалось в неожиданной ситуации, когда в самый разгар вечернего собрания из зала в их главу — Гаару полетел дротик, врезавшись в спинку стула, глухо въевшись остриём в дерево. Этот жест находил отражение в зелёных глазах Собаку, приводя его в возбуждение.
Секундное затишье в зале показалось вечностью, а после началась вакханалия: в толпе то тут, то там вспыхивали драки — разгораясь, они охватывали всё больше народа, пока всё это не стало похоже на наваристый, кипящий бульон.
Кто кинул дротик? Почему начался бой? Совершенное месиво и ни капли догадок.
Наруто сидел в клетке, прикованный цепью к одному из толстых прутьев. Сейчас он был и защищён от происходящего, и неминуемо вовлечён — рано или поздно всё закончится.
В случае если Дзигоку переживёт этот вечер и ночь, блондин мог представить, что ему стоит ожидать, а вот при ином исходе оставалось лишь догадываться, как распорядятся парнем в клетке те, кто устроил это.
И снова бессилие: схватившись руками за прутья, он начал изучать замок, а точнее засовы: их было два, с противоположных сторон, слишком большое расстояние, размах рук не позволял дотянуться одновременно до обеих ручек, а по отдельности они не собирались дарить свободу заточенному.
Попытки выбраться прекратились только в тот момент, когда на его клетку налетели двое борющихся друг с другом бывших товарища; глухие удары кулаков о тела друг друга — и на лицо Узумаки закапали багровые капли, тело осталось лежать на его временном пристанище в виде клетки обездвиженным мешком, а победитель метнулся снова в толпу.
Голубоглазому пришлось обыскать так щедро подкинутое тело, впрочем, пульс у того прощупывался, потому не «тело», а «человека», в попытках придумать путь к побегу с помощью того, что он мог найти у него в карманах. Но наткнувшись на рукав поверженного, блондин замер: поверх куртки потерпевшего был повязан фиолетовый платок. Это могло бы остаться незамеченным, если бы не оказалось таким очевидным. Хмурым взглядом Наруто обвёл зал — да, теперь он мог чётко заметить, что этот — не единственный с такой повязкой: их много.
Это не просто бойня — это переворот, и те, кто с фиолетовыми метками, не трогают друг друга.
Тогда, может быть, прокатит навязать на себя такой вот платочек и выйти сухим из этой, его не касающейся, передряги? Но тряпка не поддалась — пришита. Как-то слишком скрупулёзно всё продумано, если присмотреться, в бою нет анархии, если смотреть со стороны нападения — всё очень слаженно...
Он один такой счастливчик, заметивший это, или есть кто-то, кто так же смотрел со стороны?
«Где же Шикамару?» — отчаянно подумал пленник. Всё же он успел подружиться с ним и принять этого парня, он не желал увидеть единственного живого друга мертвым, да и просто раненным — не хотелось. Он больше не выдержит такого. Теперь-то Узумаки не отпустит никого из тех, кто будет ему другом, теперь-то он должен беречь то не многое, что ему осталось, ведь смысла больше ни в чём не было! Он словно нищий, трясущейся над золотой монетой, где она — его близкие.
Засовы звякнули, дверца отворилась на удивление тихо.
Перед ним, словно по зову, очутился Нара:
— Давай живее.
Хватка за руку — шатен потащил его ближе к тайному ходу.
— Не уверен, что всё складывается так, как говорил этот Итачи, потому стоит засесть там, в любом случае, ни те, ни другие нас не должны тронуть... — словесный поток слишком встревоженного Шикамару остановился: не место вести диалоги, да и отбиваться иногда приходилось.
Узумаки смотрел в зал, он видел как Сай крутился рядом с Гаарой, а тот, как последний маньяк, добивал битой тело, купаясь в крови, словно дитё в песочнице, расплываясь в улыбке от неказистого куличика.
«Это твой шанс, неудачник», — удовлетворенный хмык.
«Наконец-то наши мысли сошлись, паразит!» — ответил мысленно Наруто и, выдрав ладонь из руки друга, ринулся обратно — время возвращать долги наступило. Не видя ничего вокруг, он ринулся вперёд — лишь красноволосая цель, — набирая скорость, переходя с шага на бег.
— Наруто! — крик Шикамару утонул в какофонии звуков вокруг.
«Давай проломим ему череп?» — тихо науськивал Голос.
Между толкающимися и дерущимися, так, чтобы не остановиться, вспоминать всё, что ему сделали, так, чтобы ненавидеть, — это же, мать вашу, справедливость! Она должна быть восстановлена, и сдерживаться Узумаки не намерен.
— Эй, Гаара! — позади, в шаге от возмездия, уже почти достигнув кулаком затылка, окликнул блондин увлёкшегося трупом Собаку.
Тот так тихо и мирно копошился в гортани покойника, раздирая ногтями кадык и погружая пальцы в обнажённое мясо, но отреагировал, впрочем, сразу подставляя правую сторону лица. Удар пришёлся в скулу — Гаара, моментально ощутив вкус крови на своём языке, шумно рухнул в сторону от трупа, запнувшись о его безвольные ноги, однако всё же встал.
— И ты тут, Шалава, — обнажая обмазанные кровью зубы, оскалился Гаара. — Ты-то мне сейчас и нужна, я давно уже хочу достать твою печень и трахнуть её! — начал весело вещать красноволосый: он явно погружался в подземелье своего сознания, где он — властитель судеб и вершитель смерти.
Он терял связь с реальностью — это загорелое лицо лишь помогало ему дезориентироваться в ситуации и пространстве. Парень уже видел, как его пальцы погружаются в плоть, как он зубами разгрызает бок, как рвёт руками кожу, ему не нужны ножи и прочее — он сам оружие, остальное — антураж, и как это раньше незамеченным оставалось для самого Собаку? Смех и только! Это бы открыло столько новых утех для него, заметь он раньше.
Рык. Наруто не стал ждать дальнейших разговоров, ему хотелось уничтожить эту неудачную страницу жизни вместе с тем, кто её написал.
Ещё на подходе, точно такой же замах кулаком в лицо, был прерван битой. Узумаки почувствовал, как по рёбрам пришёлся удар отшлифованного дерева, выбивая воздух, отрезвляя. Противник был не такой уж рохлей, каким казался, его сумасшествие придавало ему сил, он будто и не замечал явного физического превосходства Наруто, споря с очевидными догадками и меняя исход битвы так, словно это и было логическим концом с самого начала.
— Погоди, я сейчас еще разок, — быстро выпалил Гаара, снова нанося удар куда-то в торс своим «оружием».
Нет, этого просто не могло быть.
Наруто уже дважды пытался заставить своё тело встать в стойку и удрать в ответ, но совершенно не находил отклика в предательской оболочке, а ведь это же далеко не самые серьезные увечья, что он переживал в жизни. Почему же он не продолжал бороться? Всё же правая рука смилостивилась, вцепившись, как клешня, в биту, перехватила удар, нацеленный ему в голову, отчего палец на руке хрустнул, извещая Наруто о новом переломе. Боль, прошив руку, погасла.
«Хм», — довольно изрек тихий Голос, гаснущий в потоке мысли.
Удивляться заскокам своего организма Наруто не успевал: вот он только что резво дрался, теперь же стоял как болван, ломая палец и не чувствуя боли... Его сковывало нечто, по ощущениям похожее на нить: тонкое и почти незримое, но невероятно прочное и подчиняющее тело.
Усилие воли — и сковывающие сознание нити падают.
Рванув на объект ненависти, Узумаки ударил левой под дых. Сиплый выдох ласкал уши, извещая об удачно проведённом приёме. Следом он ударил ногой в грудную клетку, слегка покачнувшись от проведённого маневра, моментально выравнивая стойку. Стараниями пса Король Маниакального Психоза корчился на земле, сердце, сбиваясь с ритма, трепыхалось, словно насекомое в ловушке паутины, а руки, сжимающие ткань на груди, не могли заставить его начать биться как положено: на манер маятника, ровно и размеренно.
— Я не забираю своих слов обратно, ты будешь гнить в канаве, — наклонился Наруто над тем, подхватывая его за грудки, и, встряхнув, поставил на ноги, облокачивая о стену. — Слышишь?!
Удар по лицу, голова мотнулась вправо, красные волосы разметались, будто рисуя трещины на высоком лбу.
Лицо Собаку, мутно глядя на своего бывшего пса, снова и снова растягивалось в улыбке: он видел ненависть на этом лице и испытывал желание окрасить её в оттенки боли, но, увы, что-то пошло не так.
Перемкнуло.
Смех.
Смех разливался, переходя в хаотично булькающие звуки; ещё мгновение и Собаку-Но схватился за голову, на блёклых глазах проступили слёзы.
«Бей!» — взвыл Голос.
Наруто был сбит с толку таким резким перепадом настроения — весь запал переквалифицировался из нападения в оборону.
Следующее было трудно воспроизвести: слишком порывисто и быстро, но Гаара, как будто потеряв какие-либо предохранители, присев, ринулся вперёд, вворачивая кулак в торс Наруто, и с нечеловеческой силой вгрызся зубами в шею, даруя свободу алым ручьям.
Одна боль сменила другую. Цепляясь руками за голову «существа», которого можно было бы назвать человеком лишь по оболочке, Наруто пытался отодрать «пиявку» — не получилось. Тогда, чувствуя прилив липкого и навязчивого страха, он занёс кулак, стараясь ударить как можно сильнее по голове, вновь и вновь.
Хрупкого телосложения юноша, как бульдог, не замечая удары, смыкал зубы, неминуемо приводя к встрече верхнюю и нижнюю челюсть.
Связки напряглись, пытаясь сдержать крик страха и отчаяния, Узумаки продолжал бить как только мог, чувствуя кровь психа на руке и свою, что крупными каплями затекала под футболку.
Тонкая рука будто приросла к светлым волосам, а второй Собаку пытался выдавить голубой глаз, как слепец, ища глазное яблоко на лице Наруто лишь на ощупь.
Рука, как гигантский паук, стартанула от пояса, поднялась от шеи по щеке, вверх к носу, очертив скулу, двинулась к глазу, большой палец, красный от чьей-то крови, рьяно надавил на сомкнувшиеся в последний момент веки. Сильная рука Узумаки, дрогнув, в момент перехватила ладонь маньяка, предотвращая пытку. Но когда он разлепил глаз, слегка размазанные границы предметов намекали на то, что орган зрения не станет мириться с таким посягательством на свою целостность так просто.
Оцепенение охватило вновь и сразу же отступило в тот момент, когда, шумно гоняя воздух, Гаара сделал особенно сильные попытки оторвать кусочек плоти от живого, потому ненавистного, пса.
Мышцы, натягиваясь на манер резины, всё же сдавали миллиметр за миллиметром свои позиции затупившимся под действием эволюции зубам, что приносило новые, уносящие в бездну страха приливы боли.
— Грёбанный псих, — вырывая клок красных волос, в попытке оторвать это создание от сгиба своей шеи. — Отцепись уже! — приваливаясь к стене, как-то загнанно потребовал он.
Людям вокруг не было никакого дела — все заняты потасовками и оппонентами, атмосфера затягивала.
Лёгкий треск, кажется, слышен всем, но на самом деле лишь он единственный, почувствовал, как рвутся последние слои мяса, и через долю секунды Собаку, покачиваясь, отошёл от него на шаг.
Его голова полностью в крови, жидкость, маскируясь под цвет волос ненормального, очерчивала все морщинки и изгибы перекошенного лица, прячась за воротником толстовки. Опухшее верхнее веко и рассечённая левая бровь, ободранное ухо и большая рана разошедшейся кожи на затылке, скошенный набок нос — всё это от ударов загорелых рук.
Но омерзение вызывало не это.
Гаара, еле поднимая здоровый уголок губ, медленно раскрыл рот и, высунув язык, показал ему плоть, добытую им: большой ошмёток белой кожи — верхний покров и чуть меньше — красное мясо, которое, лениво покачнувшись на окровавленном языке, вызвало рвотный позыв у Узумаки.
Машинально схватившись за травмированное место рукой, он, будто бы не веря своим глазам, вытаращил их, пытаясь переварить происходящее: Гаара, медленно закинув голову, спрятал трофей обратно в рот, будто заглатывая его — он его пожёвывал, не дробя, лишь уменьшая эластичность мёртвых мышц. Наслаждаясь ошарашенным видом блондина и тем ужасом, что мелькал в его темнеющих глазах, он, подцепив двумя пальцами многострадальный кусочек плоти, демонстративно обсасывал его, лишая крови.
— Шалава, — хрипло вернул в реальность ненормальный.
Блондин, встрепенувшись, проводил часть своего тела взглядом. Собаку Но, выплюнув мясо, с силой растоптал его подошвой.
— Я не ошибся, сказав, что твоё тело «гнилое». Помнишь? Это было сразу же, после того как мы с Саем... — договорить он не успел — его челюсть, выскочив из сустава, перестала слушаться.
В глазах Узумаки больше не было страха, не было удивления, не было шока, не было ненависти — в них нет ни-че-го.
— Давно пора было дать мне свободу, — обратилась к Узумаки захватившая тело сущность.
Сам же Узумаки стал всего лишь зрителем: как в кинотеатре, он наблюдал за жизнью паренька, который так похож на него, он видел, как его тело, будто заведённое, впечатывало лицо Гаары в стену, пока руки красноволосого не начинали подёргивать непроизвольными спазмами, конвульсиями.
Наруто никогда не хотел становиться убийцей, никогда — он ценил каждую жизнь, не видел за собой права решать, кому жить, а кому умирать, ему не хотелось брать на себя бремя чужой не состоявшийся жизни.
А потом было ощущение падения и жесткого приземления.
Над ним стоял Нара, рядом лежал покалеченный Гаара, в зале было темно — кто-то вырубил свет, а драка продолжалась, но уже на улице.
— Ты как, Наруто? — похлопывая смуглую щёку друга, Шикамару помог тому встать. — Обморок?
— Похоже на то, — согласился Наруто. — Он, — кивнул в сторону тела, — живой?
— Живой. Пойдём, нам надо быть внизу, там и обработаем твои раны, и ещё — надень это, — он сунул в руку куртку, на рукаве которой была фиолетовая метка. — Это то, о чём я тебе говорил: о том, что вытащу тебя, понимаешь?
— Так это всё ты? Это же попытка захватить Дзигоку? — хмурясь, пытался собрать всплывающую информацию Наруто. — А, чёрт-те что! Я ничего не понимаю!
«Да и у меня есть проблемы посерьёзнее», — закончил он мысль про себя.
«У меня та же проблема, слабак», — хохотнул Голос.
***
Неделю назад.
Напряжение в каморке, где застал двух друзей в щекотливой ситуации «новичок», разве что не искрило: хотелось и оправдаться, и прогнать, и провалиться сквозь землю одновременно. Но вместо всего этого белобрысый начал диалог, подтрунивая над тем, что смог застать своим непрошеным визитом.
— А я тут от своего хозяина, и у меня есть интересная информация для вас обоих, голубки, — перевёл белобрысый взгляд с Наруто на Шикамару.
— Мне казалось, мы всё обсудили, — нервно косился на Узумаки Нара, ему не хотелось, чтобы в эту возню ввязывали ещё и Наруто. В конце концов, львиную долю того, что он делал для этих людей, он делал ради друга. Было бы глупо выйти из одного болота и вляпаться в другое, не сделав и шага.
— Мы-то обсудили и почти что выполнили, а вот ты умолчал об Орочимару и Гааре, — хмыкнул гость, — но и это не та причина, по которой я тут.
Он расслабленно сунул руку в карман и медленно протянул шатену конверт.
— Это небольшая поправка, нет, не открывай рта, пока не прочтёшь, — хмыкнул Кимимару и подмигнул смущённому Наруто.
Картина, разворачивающаяся в его временной комнатке сразу же после приема этого мутного парня, очень напрягала блондина настолько же, насколько и условия, в которых их застал этот дерзкий паренёк.
На губах всё ещё было ощущение чужой слюны, поцелуй не был глубоким, он был скорее целомудренным и даже отчасти приятным, что смущало ещё больше. Когда Наруто думал об этом, лицо приобретало красный оттенок — как-то это не правильно. Он испытывал симпатию к шатену, но это не было похоже на то, что он чувствовал к Учихе, даже мертвому.
Оборвав мысль на фамилии дорогого ему человека, Узумаки всё же проявил интерес к тишине в комнате.
— Вы можете и в коридоре постоять, — буркнул он.
Осёкся, взглянув на лицо Нары: оно вытянулось, глаза сузились, казалось, он только что получил письмо из загробного мира, где прочёл дату собственной смерти.
— Наруто, а ты знаешь чего будет стоить твоя «свобода»? — протягивая второе письмо блондину, тихо спросил Кагуя.
***
Неделю назад.
— И нам придётся смириться с тем, что мы не сможем за один раз подавить всех, с тем, что даже после захвата тебе придётся противостоять как минимум двум организациям? — опустилась на ковёр Карин, надевая очки.
Ей нравилось сидеть на полу — это как будто рушило стену между ею и собеседником, хотелось, чтобы так и было.
Сегодня, сразу же после посещения кладбища, к ней пришёл Саске — то была незапланированная встреча.
Она оказалась права, экстренно связавшись с брюнетом, сообщая новости про Орочимару, втайне надеялась на такую реакцию, но до сих пор не могла поверить, что наконец-то смогла предугадать, хоть разок, ход мыслей Учихи.
Это и радовало, и пугало; сидевший рядом парень уже не походил на того, кто когда-то спас её. Осталась ли в нём хоть часть того, кто нуждался в ней, или же она всегда обманывалась и на самом деле никогда не была для него чем-то большим?
Вроде бы вот он, рядом, их тела близки, возможно, даже у него нет никого, с кем бы она разделила его тело, получается, что она — единолично владела им. Но нет.
Владели ею, позволяя обманываться.
— Да, уже поздно менять что-то кардинально, — он опёрся локтями на колени, укладывая на одну подбородок, второй же рукой снял очки с лица сидящей в его ногах девушки.
— Но сможем ли? — спросила Карин, слегка покраснев. — И Инузука не вышел на связь сегодня. Это же тоже может стать проблемой?
Она пыталась поддержать свои иллюзии: когда-то он и правда хоть немного, но слушал её размышления, сейчас же скупые факты — большего от их общения ему не было нужно. Казалось, то, что он вообще всё ещё говорил с ней, — это проявление снисхождения.
— Так вычисли где он, ты сможешь, — надеясь завершить заунывные речи девушки, которая решила, будто ему интересно разводить демагогию, отрезал Учиха.
Чувствуя досаду и раздражение от явного безразличия и холодности, Карин решила показать то, что должно найти отклик в Учихе, по крайней мере, раньше точно бы нашло. Ей хотелось встряхнуть парня и задеть хоть чуть-чуть — даже раздражение от него воспринималось ею как нечто исключительное.
Все, что угодно, но только не безразличие к ней и эта ненависть к окружению в тёмных глазах.
Просто верните ей того, кто нёс её по улицам, укутанную в простыню, чуть больше года тому назад.
— Смогу... Саске, я тут получила одно занимательное фото от Кима.
Всё же она поднялась за планшетом. Брюнет сразу откинулся на спинку дивана; дела на первом месте — это куда важнее мимолётной утехи.
Быстрые, лёгкие шаги по крохотной квартирке, что снимал некий Итачи у пожилой пары японцев вот уже недели три. Данное жильё стало её клеткой — за пределы выйти невозможно, иначе риск испортить планы возрастал.
Девушка вернулась взволнованной, она возлагала большие надежды на эту потрясающую воображение информацию.
— Вот, смотри, — хихикнула Карин. «Только бы не безразличие», — мелькало в мыслях.
В руках появился девайс: кадр, привлёкший внимание и Кима, и девушки, мало отличался от кадра из какого-нибудь извращённого порно-ролика и вызывал лёгкое недоумение. Чего же такого интересного заметили его товарищи?
Зрачок сузился, узнавание пришло моментально, длинные пальцы стиснули край планшета сильнее.
В центре кадра было тело на привязи, оно было голым, избитым, обконченным, завязанным и знакомым.
Увеличивая фотографию, он старался не замечать ни разинутой челюсти, ни затычки в анусе, ни глубокого разреза на торсе.
Его интересовало лишь лицо.
Меж тонких бровей залегла морщинка:
— Узумаки.
