The Loudest Silence

Эмма откинула волосы на правое плечо, заново сооружая рабочую прическу – пучок. - Прекрати, все будет хорошо! – сказала Руби, слыша раздраженный вздох блондинки. Свон нахмурилась, глядя на свое отражение в зеркале: - Мне казалось, что так будет на прошлой неделе, до того как Кора увидела меня с размазанной по шее помадой ее дочери. - А эти? – спросил Генри, выглядывая с лестницы и показывая джинсы. - Руби, ты поможешь ему найти что-то, кроме джинсов? - Конечно. Реджина вышла из ванны с легким раздражением на лице: - Где мое жемчужное ожерелье? - Ты смотрела на комоде? Я положила его туда, чтобы Генри не добрался. Миллс нашла ожерелье и что-то одобрительно пробурчала. Возможно, это была благодарность, Эмма не была в этом уверена. Реджина всегда выглядела безупречно, но сегодня, зная, что она будет под прицелом взгляда матери, она внимательно изучала свой внешний вид. Несколько раз возвращалась к прическе, поправляя невидимые волоски, которые выбились из укладки. Ее черное приталенное платье идеально сидело по фигуре, подчеркнутое пиджаком Chanel. Классические лодочки на каблуке. Макияж, маникюр – все было безупречно. Глядя на нее, Эмма ощущала себя маленькой приемной сестрой, которая донашивала перешитые вещи старшей дочери. Серая шелковая блузка и черные брюки Реджины смотрелись на блондинке хорошо, но Эмме казалось, что она никогда не будет выглядеть так эффектно и притягательно. Свон застонала и сорвала резинку, удерживающую ее волосы. Как бы я не выглядела, мне все равно придется пройти через это! Реджина снова развернулась и направилась в ванную комнату, Эмма поймала ее за руку: - Ты выглядишь прекрасно. Ты всегда выглядишь безупречно. Откуда такое нервное состояние? Миллс задумалась, отвечая лишь через некоторое время: - Моя мать очень критична по отношению ко мне. Так что… Давай просто сделаем это! Руби вышла из комнаты с Генри, который гордо улыбался, приглаживая слегка влажные, зачесанные на бок волосы. - Хорошо, – вздохнула Реджина, - поехали. *** Эмма не могла скрыть удивление, когда Реджина, с виноватым выражением лица, привезла их в Эвенстон, где они успели побывать на Хэллоуин. - Когда ты собиралась мне сказать, - произнесла Эмма, - что особняк, который мы пропустили на Хэллоуин – дом твоей матери? - Руби, которая сидела рядом с Миллс, перевела ей эту фразу. Реджина глубоко вздохнула: - В любом случае, моя мать не дает конфеты на Хэллоуин. - Ты могла бы сказать нам об этом, – проворчала Эмма. - О, вы были здесь на Хэллоуин? – Спросила Руби, улыбаясь, - Генри, я уверена что ты набрал целую гору конфет! Реджина холодно рассмеялась: - Да, а потом мама заставит нас пожертвовать их бедным. Эмма неуверенно заерзала в кресле, чувствуя назревающий разрыв между ней и другими женщинами. Когда она росла, максимум что ей доставалось от местных приемных организаций – это маленький пакетик с конфетами. Казалось, все умолкли, когда машина проехала через ворота, подъезжая к огромному особняку в грегорианском стиле. Эмма посмотрела на Генри и поняла, что его тоже пугает этот дом: - Это будет весело, – пообещала она Реджине, целуя ее в лоб. Миллс улыбнулась, выходя из машины и подходя к входной двери. Переглянувшись с Руби, брюнетка постучала в дверь. - Хорошо, что я пропустила? – спросила Эмма, но прежде, чем Руби или Реджина ответили, дверь открылась. Реджина выпрямила спину и вернула на свое лицо профессионально – отчужденную маску. - Ты пришла, – любезно приветствовала дочь Кора. Руки Руби начали свой танец. - Конечно, ты же моя мать, – Реджина поцеловала ее в щеку, - как ты? - Хорошо, дорогая. Эмма, – в голосе женщины слышалась такая теплота, когда она произнесла имя блондинки, что та не могла понять, где здесь игра? - Миссис Миллс. Я рада видеть вас снова, – Эмма пожала ей руку, - это мой сын, Генри. - Генри! – Кора улыбнулась, - очень приятно познакомиться с тобой. Глаза Эммы метнулись от Реджины к Руби и снова к Коре. Почему она не использует язык жестов? Генри покраснел и по привычке руками повторил свои слова: - Приятно познакомиться с вами, мэм. Кора провела их в гостиную с огромным камином. Генри подбежал к нему, усаживаясь в кресло напротив. Кора рассмеялась. - Генри! – Эмма покраснела, наблюдая за поведением сына. - Мне очень жаль, он слишком взволнован сегодня. Старшая Миллс просто подняла руку, ладонью вверх, заставляя Эмму замолчать: - Как приятно, снова видеть в этом доме ребенка, – она бросила неодобрительный взгляд в сторону Реджины. - Я работаю над этим, мам. - Вам принести что-нибудь выпить? – Кора проигнорировала дочь. – Кофе? – Три женщины кивнули в ответ. – Генри ты хочешь сока? Молока? Воды? - Сок, пожалуйста, – сказал мальчик тихим голосом. - Белль! – позвала Кора и моментально в гостиную вошла женщина, словно она молча ждала приказа, находясь где-то поблизости. Эмма вопросительно посмотрела на Реджину, отмечая ее плотно сжатые губы и руки, которые та сложила на коленях : - Белль – помощник моей матери, которая так же занимается уборкой, и приготовлением еды, когда повар отсутствует. - Повар, – сказала Кора, акцентируя свое внимание на букве « Р». – Иногда мне кажется, что занятия с логопедом не смогли тебе помочь, дорогая. Ты хочешь, чтобы тебя понимали? Пова – р – р –р. Реджина покраснела, по-детски зло, но покорно, смотря на мать и прошептала: - Повар. Кора просияла и погладила ее по колену: - Хорошая работа, дорогая. Эмма почувствовала, как ее брови взлетают вверх. Кора выбирала такие способы, делать или говорить такие вещи, что Свон запуталась в том, следует ли ей принять обиду за Реджину или порадоваться на такое холодное, но все же, проявление материнской заботы. - Да, - продолжила Кора, будто ничего не произошло, - Белль – великое утешение, теперь, когда твой отец ушел. Эмма и Руби обменялись быстрыми взглядами, но промолчали о том, что произошло. Атмосфера немного разрядилась, когда все втянулись в легкий разговор. Кора задавала вопросы Эмме и Генри, а Реджина и Руби сидели нехарактерно тихо для них, пока не подали обед. - Так, Генри, - Кора улыбнулась мальчику, - на чем ты играешь? Мальчик посмотрел на мать. - О, он еще не занимается музыкой, - вздохнула Свон, - я думала отвести его на занятия в пять, фортепиано, но мы так часто переезжали, что, к сожалению, не получилось заняться этим. Я собираюсь исправить это, в ближайшее время. Старшая Миллс кивнула, но неодобрение явно читалось на ее лице: - Я начала заниматься со скрипкой в три. Он уже упустил два года. Эмма не знала, как реагировать, поэтому пожав плечами, решила сменить тему: - Вы играете на арфе? Глаза Генри стали похожи на блюдца от удивления: - Вы играете на арфе? Кора кивнула. - Я могу это услышать? - Заерзал он на стуле. - Э-э-э, после обеда, – ответила Кора строго, но при этом подмигнула мальчику, - Эмма, ты готова к прослушиванию? Эмма рассмеялась и подняла забинтованные пальцы: - Мозоли на моих пальцах уже натерли свои собственные мозоли. Кора одобрительно кивнула: - Тигровый бальзам и бинт на ночь быстро избавляют от порезов и мозолей. Ты носишь защиту на запястья во время репетиций? Эмма нахмурилась : - Нет. - Ты хочешь заработать тендинит, дорогая? - Мама знает каждую уловку торговли, – вздохнула Реджина. - О, - запнулась Свон, - я хочу посмотреть это. Кора вздохнула и зажгла сигарету: - Это так приятно иметь еще одного музыканта в семье. Эмма покраснела и посмотрела на младшую Миллс, которая демонстративно смотрела в окно. Кора словно допрашивала блондинку, при этом, практически не обращая внимания на свою дочь. Возможно, это и было хорошо, ведь означало, что Эмма ей понравилась, и это победа, но, с другой стороны, виолончелистка чувствовала себя, будто работает на другую сторону. Сторону зла. - Простите, миссис Миллс? – спросил Генри, и в это время его маленькие ручки, летали со скоростью, которая поражала Эмму. - Да, дорогой? - А вы покажете мне свою арфу? Кора секунду смотрела на мальчика, изучая. Она взяла его маленькие руки в свои и поцеловала костяшки его пальцев: - Генри, когда ты в моем доме, ты не должен этого делать. - Что делать? Эмма почувствовала волну спазмов в районе желудка, когда посмотрела на Реджину. - Твои руки. Мы не делаем этого в этом доме. - Вы имеете в виду язык жестов? – Мальчик был озадачен. В глазах блондинки читался ужас. - Но, тогда Джина не услышит нас, – Генри наморщил брови, как если бы она дала ему математическую задачу, которую не смог решить даже доктор наук. - О, конечно, она нас поймет. Реджина не должна быть избалованной. Она- сильная женщина. Ты знаешь, что такое быть избалованным? - Нет. - Это означает, что мы не должны использовать такие вещи, как язык жестов, потому что она прекрасно может обойтись и без него, правда, дорогая? Лицо Реджины было безразличным: - Конечно, мама. Ярость заполняла Эмму. Эта женщина просто сказала моему сыну не общаться с Реджиной на ее языке! - Кора, я … - Старшая Миллс посмотрела на Эмму, и в ее взгляде ясно читалось, что Свон не победила бы, если бы осмелилась бросить ей вызов. Она почувствовала руку Реджины на своем колене, которая поглаживала в успокаивающем жесте. Кора кивнула и взяла мальчика за руку, покидая гостиную, по-видимому, чтобы показать свою арфу. Как только они покинули помещение, Эмма обернулась: - Кто-нибудь объясните мне, что за пиздец здесь происходит? Руби открыла рот, но, посмотрев на подругу закрыла его. Эмма повернулась к Миллс: - Реджина? Ее красивая брюнетка пожала плечами, допивая одним глотком бокал вина, и снова понуро уставилась в окно. *** Возвращение в квартиру Реджины прошло в тишине. Генри до сих пор был смущен словами Коры о том, что он не должен использовать язык жестов в ее доме. - Время сна? – тихо спросил Генри, как только они вошли в гостиную. Эмма кивнула, погладив его по голове. Он исчез в своей комнате почти с благодарностью. Свон повернулась к Реджине и Руби, которые открывали бутылку вина, находясь на кухне. В этот момент блондинка поняла их связь, дружбу, которая прошла через многое. Им не нужны слова, чтобы высказать свою боль, обиду или радость. Взаимная поддержка, которая росла с годами, давала свои плоды. В этот момент виолончелистка чувствовала себя чужой. - Как правило, родители не любят меня, потому что я женщина, которая развращает их дочерей. Но твоя мать… ее никогда не волновало, что ты – лесбиянка? Реджина рассмеялась: - Нет, никогда. Я думаю, для нее нет ничего хуже того, что я не могу слышать. - Не можешь? Но это не твоя вина. Не твой выбор. Ты не можешь просто щелкнуть пальцами и исправить это. Миллс улыбнулась ей, будто она была ребенком, который задает глупые вопросы: - Есть много способов быть лучше, для моей матери. Часы тикали в тишине, и Эмма чувствовала себя еще более расстроенной и озадаченной: - Какие? Руби вздохнула, поставила свой пустой бокал на стойку: - Я пойду. Реджина кивнула, не глядя на Эмму, лицо которой выражало растерянность: - Подождите, что происходит? Руби поцеловала ее в щеку, прежде чем беззвучно выскользнуть за дверь. Эмма моргнула: - Что, блять, происходит? Разочарование волной поднималось в Эмме. Это выглядело так, словно все в этой комнате знают какой-то секрет, но не хотят им делиться: - Реджина, пожалуйста, я просто пытаюсь понять, почему Кора не разрешает общаться на твоем языке при ней. Почему? Реджина нервно играла кольцом на пальце. Она выглядела потерянной. Присаживаясь на диван, Миллс протянула руку к Эмме, притягивая ее, завладевая губами в нежном поцелуе. Свон чувствовала печаль женщины. Поэтому вложила в этот поцелуй всю нежность и заботу, на которые была способна, стараясь залечить душевные раны брюнетки. - Спасибо, – жестом показала Миллс. Эмма просто поцеловала ее в лоб: - Твоя мать не общается с тобой жестами? Реджина отрицательно покачала головой, которая до сих пор была под подбородком Эммы: - Сначала мой слух был достаточно функциональным, чтобы я могла слышать громкие звуки, поэтому мои родители провели первые пять лет моей жизни, просто крича на меня. Я помню, как моя мать жаловалась, что она повреждает свои голосовые связки из-за этого. Позже, мы начали замечать, что и этот метод перестает работать. Это провоцировало множество скандалов, – Реджина замолчала, ближе прижимаясь к Эмме, - я помню, как мой слух постепенно покидал меня. Сердце Эммы гулко билось в груди, сопереживая кареглазой женщине. - Мне было почти семь лет, когда незадолго до моего дня рождения я проснулась среди ночи, потому что все вдруг стало ощущаться по-другому. В этот момент в ушах стоял гул, напоминающий самолет, который набирает высоту. Этот звук был со мной на протяжении нескольких недель, а потом он исчез. Это испугало меня, и я побежала к маме. Она кричала до хрипоты, пытаясь достучаться до меня, заставить вернуться мой слух, но это было бессмысленно. Эмма поглаживала Миллс по голове, представляя, какой страх испытала в ту ночь маленькая темноволосая девочка. - После этого врач подтвердил, что я глухая. Родители наняли на полный рабочий день переводчика, няню и говорили со мной только через них. Это было проще, чем научиться самим. Когда мне было одиннадцать, мама заняла место в совете директоров. Она хотела этого и ранее, но ее кандидатуру не рассматривали, так как считали, что у нее уходит много времени, чтобы ухаживать за ребенком-инвалидом. Поэтому мама решила, что глухота - признак слабости, и она не будет удовлетворять мои потребности. Она наняла лучших логопедов, которые учили меня использовать свой голос и читать по губам. Мне запретили использовать язык жестов дома. Дальше она пыталась научить меня игре на пианино, что оказалось бессмысленно, по понятной причине. Это разочаровало мою мать еще больше, так как я не вписывалась в музыкальную семью. Чаще всего меня сажали на стуле в углу, обсуждая то, что им действительно интересно – музыку. Думаю, я стала организатором, чтобы не чувствовать свою ненужность. Я не могла создать музыку, но научилась ее организовывать. - Должно быть так одиноко, когда не с кем поговорить? - Да. Мне потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к тому, что моя мать запретила в нашем доме язык жестов. Я провела несколько лет, практически не с кем не общаясь. Слава Богу, в моей жизни есть Руби. Моя мать никогда не обращала внимание на наше общение. - А как же она стала твоим переводчиком? - В очень редких случаях требовался переводчик, и мы начали нанимать ее. Эмма понимала, что Реджина сейчас поделилась с ней своей историей. Одиноким детством. Эмма понимала ее. Ведь детство, проведенное в приютах и семьях, которые так и не стали родными, отложили свой отпечаток на блондинке. Свон почувствовала, как одинокая слеза, коснулась ее запястья. Она крепче прижала к себе Реджину. - Я никогда не была достаточно хороша для своей матери. И никогда не могла понять, почему? Ты заметила, что когда она говорит, то бормочет так, что я не могу читать ее по губам? Она еле шевелит губами. Она всегда думала, что я лишь делаю вид, что не понимаю, чтобы отомстить ей, но в действительности, она делает это, чтобы отомстить мне. - Так вот почему Руби была сегодня с нами? Чтобы интерпретировать ее? Мне любопытно. - Да. Они сидели долгое время в объятиях друг друга, пока к ним не пришел Генри: - Джина? - Да, милый? - С тобой все в порядке? Реджина улыбнулась, хотя ее глаза еще были влажные: - Конечно. - Хорошо. Джина? - Да, Генри? - Почему ты плачешь? Реджина рассмеялась: - Потому что я люблю тебя. И мне так повезло, что вы с мамой есть в моей жизни. Мальчик засиял, а Эмма поцеловала брюнетку в висок, нежно обнимая. *** - Мама! Эмма проснулась, когда Генри прыгнул на нее поверх одеяла. Реджина вскрикнула, от внезапной массы тела, которая плюхнулась на нее. - Мамочка, мамочка, давай, просыпайся, вы должны это видеть! Эмма неохотно встала с кровати, слегка припрыгивая на холодном деревянном полу. - Посмотрите! – мальчик толкнул ее к окну. Эмма моргнула, глядя на яркий свет. Потом ее глаза распахнулись от удивления. - Снег, мамочка! Прямо в пижамах, Эмма и Генри побежали вниз, спускаясь на улицу. Не колеблясь, Генри прыгнул в сугроб, имитируя плавательные движения. Эмма и Генри смеялись, дрожа от холода, бросая друг в друга снежки. Реджина появилась в двери, но мать с сыном были слишком увлечены, чтобы заметить ее. Не прошло и минуты, когда Эмма, увидев ее, нацелилась на нее снежком: - Ты не посмеешь! – брюнетка подняла палец вверх, в останавливающем жесте. Эмма и Генри обменялись озорными улыбками и без колебаний кинули в женщину снежки. Реджина закричала, пытаясь скрыться за дверью, но Свон поймала ее. Генри прыгал, подбрасывая хлопья снега на женщин. - Эй, ребенок, - Эмма смеялась, используя брюнетку в виде щита, - ты не достанешь меня. Они веселились, пока Генри насквозь не промок, а его губы не стали синеть. Тогда Реджина, включая режим строгой матери, настояла на том, чтобы они вернулись в дом. Уже дома, завернутые в одеяла, они смотрели в окно: - Это так красиво, мама, – сказал Генри, сильнее заворачиваясь в одеяло. Эмма улыбнулась, беря за руку брюнетку: - Да. Это наш первый снег в Чикаго.