Мой бог

Когда я очнулся – стоял такой привычный для меня солнечный день. Первое, что мне довелось ощутить – это невыносимая боль по всему телу. Режущая, острая. От нее перед глазами все расплывалось. Но я нашел в себе силы подняться и осмотреться по сторонам. Меня окружали дивные просторы с невероятной зеленой травой, деревьями, которых я прежде не видел. Их было так много, все странной формы, а главное – я не нашел ни одного растения, что хоть как-нибудь напоминало бы другое. До моего слуха доносилось сладостное пение птиц, настолько прекрасное, что вся боль и заботы ушли, оставляя в моей душе лишь чувство радости. Земля подо мной была вовсе не твердой, а мягкой, а где-то там, почти на горизонте я заметил маленькое море, не такое большое, как на Делосе, а меньше. И вода в нем была не лазурная, а темно-синяя, она даже не блестела на солнце. Такой другой мир. И все равно, это чудное место нравилось мне. - До твоего появления здесь не было так светло, - мою идиллию, словно мойра, обрезающая нити судьбы, прервал чей-то тонкий, приятный голос. Я почувствовал себя довольно странно, ведь раньше мне не доводилось встречать других. Когда я повернулся, то увидел высокую, стройную женщину, направляющуюся ко мне. Удивительно, ведь ее секунду назад еще не было. Мое внимание привлекли волосы незнакомки: густые, вьющиеся, черные, как дно океана, длиной до самых пят. Мне сразу захотелось их коснуться. Равнодушным мое сердце не оставили и глаза женщины. В тон волосам – темные, большие, выразительные, обрамленные пышными ресницами, один взмах которых – и ты покорен. Кто знает, какие тайны они скрывают. От незнакомки веяло чем-то недобрым, но ее красота определенно вызывала восторг, глядя на нее я испытывал лишь глубокое эстетическое наслаждение, как художник – маринист, вдохновляющийся штормом в море. Эта женщина в белом платье стала первой, кого я встретил за все годы моей жизни помимо сестры и матери. Она откинула назад копну волшебных волос и игриво улыбнулась. От ее улыбки у меня пробежал холодок по спине. Усмешка показалась не менее зловещей, чем она сама. Словно прочитав мои мысли, улыбка мгновенно сползла с лица незнакомки, а сама женщина бросила на меня взгляд своих мрачных очей, вглядываясь в мою душу, словно вгрызаясь в нее зубами. - Что же было здесь до света? – Не в силах выносить ее взгляд, я вскочил на ноги, обнаруживая, что стою перед незнакомкой обнаженный. - Ничего, - женщина пожала плечами, принимаясь наматывать круги вокруг меня, бесцеремонно разглядывая мое тело. – Всего лишь ничего. Вечные молочные туманы без земли и неба с тех пор, как появился мир. Интересно, откуда же взялся свет? Я не стал говорить, что это моих рук дело. Меня уничтожал стыд. Столько всего хотелось спросить, сказать, но слова застряли в горле. Хотелось убежать, провалиться под землю, закрыться от чужих глаз, но я продолжал стоять с гордо поднятой головой. А незнакомка тем временем продолжала, подходя ближе: - Кто ты, прекраснейший из смертных? Как твое имя? - Назови мне свое, тогда и я отвечу,- твердо сказал я, горя желанием узнать ответы на свои вопросы. Незнакомка ухмыльнулась. - Гера. – Просто произнесла женщина. А меня бросило в жар, который мгновенно сменился холодом. Это имя я вспомнил сразу. О, боги, за что такое счастье – встретиться с ненавистницей моей матери и ее детей? Я стоял, не зная, что сказать. Ужас сковал тело, но я знал, что этого нельзя показывать. Свое имя я не торопился говорить. Женщина, сверкнув хитрыми глазами, первая нарушила тишину: - видно, не горишь ты желанием представиться. Не очень – то это и вежливо. - Я бы извинился, ревнивая богиня, но ваша красота отбирает речь, - солгал я, улыбнувшись и опустив взгляд. Гера тем временем приблизилась почти вплотную: - И как же мне узнать тебя лучше, если ты даже имени своего не хочешь называть? – Горячо прошептала богиня, невесомо проведя пальцами вдоль моей руки, пытаясь поймать мой взгляд. - Чтобы узнать кого-то – желание должно быть взаимным. – Отрезал я. Вскинув подбородок, я вглядывался во тьму глаз Геры. Все эти разговоры меня утомляли, я хотел найти мать и сестру. Кроме того мне были неприятны ее прикосновения. - Ты смеешь дерзить мне, мальчишка? – Гера оскалилась, а я всем своим нутром почувствовал, что вот-вот на меня обрушится гнев бессмертной. Холодные пальцы женщины незаметно, словно змеи, оплелись вокруг моего горла, принимаясь сдавливать его медленно, но уверенно, настолько, что в моей душе невольно промелькнул страх смерти. – Я уничтожу тебя, - приговаривала она, глядя в мои глаза. – От тебя не останется ни горстки пепла, ни единого волоска, ты будешь вечно бродить в темных лабиринтах Аида. Прекрасно. Я нажил себе врага, едва успев с ним познакомиться. Я нашел в себе силы выдавить надменную улыбку. О, Зевс, Гера убила бы меня, я знал это так же хорошо, как то, что сейчас светило солнце. Но, к моему счастью, нас прервал чей-то сладкий, даже приторный голос, принадлежавший уже другой женщине. Гера не отпускала меня до тех пор, пока очередная незнакомка не встала меж нами. Абсолютная противоположность ревнивой богини. От этой женщины веяло теплом и солнцем, а в рыжих длинных волосах танцевала весна. В голубых глазах плясал озорной огонек беззаботности. Она, облаченная в платье цвета неба, казалась такой легкой и воздушной. Я бы сказал, что эта женщина была самой красивой из всех, кого я видел, но с кем мне сравнивать, если я и не знал никого? - Откуда ты взялся, юноша? Как ты попал сюда? – Ласково спросила она, улыбаясь мне обворожительной улыбкой. Такой, что в сердце заиграла музыка. - Не знаю, - честно ответил я. Почему-то мне казалось, что я полностью могу довериться этой женщине. - Моя сестра разбудила меня, она сказала, что пропала моя мать. Затем ударила молния, и я оказался здесь. – В голове медленно всплыли образы Артемис и Лето. О, Зевс, я забыл о них! Словно околдованный, я мог вечно смотреть в эти голубые глаза. Опомнившись, я опустил взгляд, отойдя на шаг назад от рыжеволосой красавицы, растерянно напомнив себе: - мне нужно найти семью… Мне показалось, что я немного сбил с толку незнакомку. Гера же, в свою очередь, заинтересованно следила за нами, не скрывая ехидную усмешку. - Гера, отец ищет тебя, - выдержав некую паузу, произнесла, наконец, рыжеволосая, поворачиваясь к ревнивой богине. – Зевс послал меня за тобой. Ты нужна ему немедленно во дворце. - Что? – Переспросил я. – Зевс – твой отец? Внутри расцвела надежда. В миг все стало понятно: это Олимп – убежище богов, и у меня появился шанс встретиться с Громовержцем. Он ведь должен знать, где мне искать мою семью, я найду их, и мы вернемся домой. Но к тому же я смогу посмотреть отцу в глаза. Что он мне скажет после стольких лет молчания? - А ты не знал? - Резко развернувшись ко мне, пропела рыжеволосая, гордо вскинув подбородок. - Прошу, проведи меня к нему, мне нужно его увидеть, - взмолился я, пропуская мимо ушей ее вопрос. Сердце бешено стучало, предвкушая момент встречи с семьей и Зевсом. О, как я надеялся, что с Лето и Артемидой все в порядке. Если они вообще здесь. Рыжеволосая окинула меня насмешливым взглядом с ног до головы, а в следующее мгновение, когда незнакомка махнула рукой, на мне вдруг появилась одежда: синий хитон со сверкающей небольшой золотой пряжкой, а так же сандалии. Так я почувствовал себя несколько увереннее. - Без одежды тебе, смертный, безусловно, куда лучше, но, боюсь, к Великому Зевсу тебя в таком виде не пустят, - иронично добавила рыжеволосая богиня перед тем как взять мою руку в свою теплую, мягкую ладонь и куда-то повести. Я знал, что меня ведут к Громовержцу. И мне уже ничего не было важно, я даже острый, пронзительный взгляд плетущейся сзади Геры не ощущал. Все чего я хотел – это найти семью. В город мы попали только тогда, когда ослепительное солнце, слегка потеряв полуденную яркость, опустилось к земле. Близился закат, и я знал, что это значит: моя сестра в порядке, и она здесь. Замок, к которому привели меня богини, находился в центре города. Своей величиной он отличался от всех построек вокруг – огромный, бело-голубой, верхушками рассекающий небеса. Замок выглядел таким воздушным, что, казалось бы, соткан из облаков. Мы прошлись мимо бесконечных колонн, а отовсюду лилась музыка арфы. Такая сладкая-сладкая, воистину неземная. Зевс сидел в тронной зале, а вокруг собралась его неизменная божественная свита. Помнится, тогда я отнесся ко всем с иронией, никто из многочисленных дочек, сыновей, любовниц великого Зевса не внушал доверия. Что касается самого Громовержца – трудно сказать. Увидев его, с короткой белоснежной бородой и густой шевелюрой, гордо восседающего на кресле из молний, я не мог понять своих чувств. Сейчас я бы сказал, что их просто-напросто не возникло. - Отец, - остановившись у подножья трона, отозвалась рыжеволосая, чуть склонив голову в приветствии. Гера же, не теряя времени, словно та лисица, проскользнула к супругу по лестнице вверх. Я опомниться не успел, как та уже стояла за спиной Зевса, сложив ладони на его плече. - Афродита, дочь моя! Я послал тебя за одной, а ты привела двоих, - игриво отметил Громовержец. Голос его подобно грому обладал такой мощью, что каждое слово заставляло зал вздрагивать. Так я узнал, что рыжеволосую богиню звали Афродита. - Это смертный, он ищет свою семью, - пояснила женщина, подводя меня за руку ближе. - Человек? – Зевс не скрыл удивления, - это невозможно. Люди не могут взойти на Олимп. И только рыжеволосая открыла рот, чтобы выдать очередной ответ, как я тут же поспешил ее перебить: - Меня зовут Аполлон! – Выкрикнул я настолько громко, чтобы Зевс, находясь так высоко и далеко, точно меня услышал. А вместе с ним – и вся его родня. Сделав шаг вперед, я уверенно добавил, не сводя с него глаз: - и я - твой сын. Помнишь, как позволил своей ослепленной ненавистью супруге измучить мою мать вечными гонениями за ней? Помнишь ли ты меня вообще, отец? Или за бессчётным количеством своих романов ты успел наплодить так много детей, что забыл обо мне и моей сестре? Все присутствующие ахнули. «Какой дерзкий мальчишка!» - Шептали они. «Да как он смеет?» - Говорили они. «Убить его мало, нахальное отродье человеческое!» - Возмущались они, переглядываясь меж собой. В тот-то момент я и понял, что попал в логово змей. Олимп – не что иное, как полчище лицемерных, двуличных созданий. А своими словами я лишь разгневал их еще больше. Конечно, сейчас, имея целую вечность за спиной, я бы придержал язык за зубами, но тогда я был всего лишь молодым неопытным мальчишкой. Я говорил то, что думал. Зевс медленно поднялся с места, уставившись на меня пораженным взглядом. Афродита, бросив на меня многозначительный взор, опустила голову и отошла в толпу. Я остался один на один с Громовержцем, который только за такие мои слова мог превратить меня пыль и развеять над рекой забвения. Тот, в свою очередь, не торопясь спустился вниз. А когда, преодолев последнюю ступень, оказался рядом со мной, то…неожиданно обнял. Заключил в крепкие объятия, отчего до моего слуха снова донеслись удивленные вздохи богов. Сказать, что я был в изумлении – не сказать ничего. Я ожидал разного: как минимум того, что Зевс скажет то самое, о чем шептались присутствующие, но никак не такого. Я был настолько поражен, что лишь стоял, словно камень, не в силах будучи и руки поднять. - Мой сын, мой сын, - судорожно повторял Зевс, проигнорировав все сказанное мною. Я уловил запах свежего дождя, исходящий от Громовержца. – Пришло время. - Какое время? – Растерянно переспросил я, отстраняясь от отца и заглядывая в небесно – голубые глаза. Такие же и у меня были. - Идем со мной, - вдоволь на меня насмотревшись, с добродушной улыбкой не сразу сказал Зевс, - ты, должно быть, голоден. *** У олимпийцев не было принято пировать отдельно друг от друга. Всегда за столом они восседали вместе. Но в порядке исключения Зевс распустил всю свою свиту и таким образом, в этот вечер еду подавали только для нас двоих. - Я любил твою мать, - задумчиво произнес Громовержец, глядя в свою тарелку. – Но обстоятельства вынудили меня жениться на Гере. Лето носила детей, когда Гера пожелала прогнать ее. Я был бессилен в тот час. Но дал себе обещание, что мои дети однажды вернуться домой. К сожалению, для этого требовалось время – восхождение на Олимп – дело не простое. Твоя мать знала об этом. Я вспоминал о ней каждый день, и покорно ждал той минуты, когда увижу тебя и твою сестру. Она здесь? - Не знаю, - пожав плечами, ответил я, радуясь, что Зевс закончил свой рассказ вопросом, ибо я понятия не имел, что сказать ему. Я не мог в себе разобраться. Все чувства, переполнявшие меня, были такими разными, что смешиваясь, лишь создавали хаос в моем сердце. – Я думал, ты знаешь, где она и моя мать. - Как зовут сестру? – Поинтересовался Зевс, подзывая к себе одного из слуг, что держал в руках кувшин с вином. - Артемида, - ответил я. В следующий момент Громовержец, что-то прошептав на ухо слуге, махнул рукой, и тот поспешил нас покинуть. - Сейчас их найдут, если они здесь, - мягко пояснил Зевс, коснувшись своей теплой ладонью моей. Я же аккуратно попытался убрать свою руку. - Ты обижаешься на меня, - печально произнес Громовержец, пытаясь поймать мой взгляд. - Все это время у меня не было отца, - опустив голову, с обидой сказал я. – Ты даже не пробовал поговорить с нами. Ты ничего о нас не знаешь. И хоть я понимал после рассказа Зевса, что все произошедшее с нами, с ним и моей матерью – не вина Громовержца, а лишь обстоятельства, ведь он и вправду ничего не мог сделать, все равно обида душила меня. Я запутался в собственных чувствах, и Зевс это понимал. - Мы потеряли много времени, я это знаю, - со вздохом сказал Громовержец. – Но позволишь ли ты узнать мне вас? Дашь ли ты мне еще один шанс стать хорошим отцом? Я взглянул на Зевса, не ожидая услышать такие слова. Но его глаза были наполнены мольбой, что вмиг весь мой пыл утих. Я не смог сдержать улыбки. А потом в зал привели Артемиду и мать. Я бросился к ним немедленно. Сестра заплакала, стоило ей увидеть меня. Обнимая Артемис, краем ока я заметил, что Зевс подошел к Лето. Все, что они делали – это лишь смотрели друг на друга. *** Так прошли моих тысяча лет. Огромный срок для человека, ничто для бога. Я узнал всех, кто жил на Олимпе. Больше всего мне нравилась Афина – дочь Зевса и Метиды. Ее я мог слушать часами, и каждое слово надежно отпечатывалось в памяти. Именно от Афины я и набрался хоть какой-то мудрости. Еще я любил Ареса. Этого крепкого коротковолосого смуглого вояки боялись многие. Будучи повелителем войны и сражений, он научил держать в руках оружие. «Мужчина должен уметь сражаться, для любви и песенок, которые ты поешь, существуют женщины» - приговаривал он каждый раз, когда мы с ним виделись. Порою Арес заканчивал предложение словами « …женщины и Афродита», это должно было быть шуткой, но я быстро усек, что он просто влюблен в рыжеволосую дочь Зевса. Об этом, наверное, знали все, но Арес отчаянно продолжал это отрицать. А еще я порою наведывал Гефеста. Нравился он мне за то, что с ним было спокойно. Бог огня никогда не говорил лишнего и не навязывался. А еще однажды он подарил мне и Артемиде стрелы. Да и с Зевсом мы стали гораздо ближе. Он оказался хорошим отцом. Я знал, что всегда могу на него рассчитывать и прийти, когда буду нуждаться в нем. Я вырос. Стал намного тверже, опытнее и мудрее. Все считали меня самоуверенным заносчивым юношей, эгоистом, павлином, который обожает себя и только себя и прежде всего ищет выгоду, естественно, только для себя. Возможно, так и было в некотором смысле. Я знал, что отличался от остальных своей невероятной красотой, поэтому научился мастерски использовать это преимущество. Еще я познал людей. Тех самых созданий, что водились на земле. Они были так похожи на нас, что я сразу понял, почему меня в самом начале спутали с человеческим сыном. Их сердца вмещали так много, столько разных качеств, а руки одного человека были способны не только держать меч, но и создавать его, кроме того он умел петь и засевать поле. В нем я видел одновременно всех тех, с кем я жил тут, на Олимпе. Это восхищало меня. И я полюбил их. Они превозносили искусство, что я им дарил, поклонялись моему солнцу, и посвящали мне стихи, песни, слагали обо мне легенды и мифы. Я проводил среди людей очень много времени, желая разгадать их волшебный мир. Но сколько бы лет не проходило, мне так и не удавалось сделать это до конца: каждый раз я узнавал что-то новое, их тайны не заканчивались. Я хотел познать любовь. Афродита говорила, что это одно из самых загадочных чувств. Я спрашивал ее, каково это – любить, а она отвечала, что не знает. Будучи покровительницей любви, Афродита никогда не любила. И это поражало меня до глубины души. Что же это такое – «любовь»? Как она выглядит? Я заводил отношения с богами и смертными. Но в любви мне везло меньше, чем в искусстве. Всех, кого я хотел – ждала печальная участь. Или же меня отвергали, за что я нещадно мстил каждой неверной душе. Так или иначе, все, кто вступал в связь со мной, были обречены. Так продолжалось невыносимо долго. И я отчаялся. Я больше не мог этого выносить, я был истощен страданиями каждый раз, когда все заканчивалось одинаково. Моя душа так истерзалась болью, что я уже подумывал поступить подобно сестре. Ведь когда-то Артемида дала обет безбрачия. Возможно, и мне стоит так сделать. В любом случае, я больше не желал вступать в отношения. Мое сердце так ожесточилось за это тысячелетие, что я принял для себя окончательное решение: посвятить себя любимому делу. Искусству, музыке, живописи, всему тому, что было воистину мое. Так же я стал заниматься целительством. Начал с лечения глаз, увидев однажды слепого юношу, бродящего по улице и просящего еду у прохожих. Многие отказывали ему, многие насмехались и обижали его, поэтому я вернул ему зрение. Так бы продолжалось вечность. Медицина, искусство, связи на одну ночь. Я был не против такого. Но однажды ночью моя мать пришла ко мне с просьбой ответить на одну молитву, которая донимала ее уже двое суток и которую я так упорно игнорировал. У Лето всегда была связь с нами, на неком духовном уровне, она знала нас с сестрой наизусть. Могла безошибочно угадать, где мы находимся, что мы чувствуем. А после того, как обо мне узнали люди - молитвы, адресованные мне, слышала и она тоже. Просьба, о которой неустанно умолял меня Амикла - спартанский царь, касалась его новорожденного сына – Гиацинта. Он родился две ночи назад, постоянно плакал и отказывался от пищи. Амикла просил помочь, дать понять причину плача ребенка, но я отмахивался, надеясь, что царские родители, будучи неопытными в таких делах (ведь за них детьми всегда занимались няньки), оставят меня в покое и доверят дело своим лекарям. Ведь это пустяки, новорожденные плачут постоянно и от всего: от холода, жара, страха. Стоит ли по таким мелочам донимать меня? Я попросил мать не обращать на эти молитвы внимания, скоро это должно прекратиться. Но не прекратилось. Целую неделю не прекращалось. Амикла в своих молитвах вспоминал, что Гиацинту стало хуже: он продолжал отказываться от пищи, рвал и порою у него случались судороги. Это было весьма необычно для младенца, меня заинтересовал этот случай. И я снизошел.