***
Гиацинт очнулся только к полудню. Всю ночь и утро я забирал его боль, передавал свои силы, едва они появлялись, но вновь уснул, когда солнце уже ярко светило, опять измотанный. Кто-то меня разбудил, запустив пальцы в мои волосы и пропустив сквозь них золотые пряди. Подняв голову, я встретился с желанным взглядом темных глаз царевича. Полные тепла, они буквально излучали жизнь, что несомненно радовало. Мое сердце застучало сильнее, безумным шумом отдаваясь в ушах, и весь сон как рукой сняло. Ведь я так давно не смотрел в эти глаза! Я так скучал... Казалось бы, прошла целая вечность. - Во имя Зевса, во имя Всемогущего Зевса! Мойры смилостивились над нами, - зашептал я, бросаясь к Гиацинту и судорожно проводя ладонями по его щекам, счастливо улыбаясь. Его лоб покрылся испариной, и я, дотянувшись до тряпки на одном из кувшинов с настойкой, принялся осторожно промокать лицо Гиацинта. - Ты помнишь бой? Юноша слабо кивнул. - Ты умирал, мой царевич, - прошептал я, отложив тряпку на край ложа и выпрямился, чтобы осмотреть тело спартанца. - Я принес тебя сюда. - Ты вылечил меня? - рваным, почти неслышным шепотом спросил Гиацинт, следя за моими движениями. Я же отмахнулся уклончивым ответом, осмотрев достоинства юноши и отметив про себя, что хоть и стало лучше, но работать они начнут не скоро, если вообще начнут. Гиацинту я об этом не сказал, но вместо того, чуть приподняв его голову, принялся снимать повязку с шеи. - Ты - целитель? - Снова спросил Гиацинт, слегка привстав и повернувшись ко мне, как только я отошел в сторону за чистой повязкой. Заметив это и то, как Гиацинт поморщился от боли, мгновенно схватившись за шею, я бросился к нему, осторожно отняв его руки и вернув юношу в прежнее положение: - Не верти головой, у тебя шея сломана. Некоторое время нельзя будет двигаться. - Предупредил я, чуть ощупав щитовидный хрящ, проверяя на месте ли он. Наложив свежую повязку, я сел на край кровати и, взяв руку Гиацинта, сжал его ладонь в своей. - Мой отец, мама, как они? - Выдавил Гиацинт, поняв, что на его вопрос я не отвечу. - Все в порядке, - улыбнулся я, разглядывая любимое лицо. - Они переживают за тебя и заходили, но не на долго. Ведь тебе нужен был покой. Гиацинт, не без труда вздохнув, опустил взгляд. Я не хотел ему врать, но соврал, не желая в таком состоянии беспокоить Гиацинта еще больше. - Хочешь чего-нибудь, мой царевич? - Поинтересовался я, переводя тему. - Чтобы ты не называл меня "царевичем", - усмехнулся Гиацинт, тут же скривившись от неприятных ощущений. - Я ужасно выгляжу, да? Я улыбнулся, наклонившись и одарив поцелуем каждый палец руки юноши, которую я держал. - Ты всегда будешь прекрасен, - честно ответил я, - ты самое прекрасное, что было в моей жизни. Гиацинт явно не ожидал таких слов. Мне показалось, что он растерялся, но всего лишь на мгновение. Выдержав минутную паузу, спартанец отозвался вновь: - Почему ты так заботишься обо мне? Я ведь никто для тебя. Как же мне хотелось возразить. Сколько же всего я желал ему сказать, я едва ли не рассказал царевичу о своих горячих чувствах. О, боги! Одно его слово - и я бы не вернулся на Олимп. - Тебе нужно меньше говорить и больше отдыхать. Спи. Если что вдруг понадобится - я буду неподалеку. - Взамен лишь сказал я, вставая с места. Но Гиацинт резко схватил меня за руку, и я остановился, бросив на юношу непонимающий взгляд. - Останься со мной. - Попросил он. Чуть потянув меня к себе, несмело добавил: - Ложись рядом. Что-то внутри счастливо подскочило. Однако я все же сомневался какое-то короткое время. Где-то какой-то тонкий голосок внутри меня задавался вопросом правильно ли я делаю. Однако я не смог воспротивиться самому себе и опустился на ложе, сладко вытягиваясь около Гиацинта. - Ближе, - буквально одними губами произнес царевич. Я желал этого всем своим естеством и придвинулся к Гиацинту плотнее. Настолько, насколько это было возможно. Перекинув руку через грудь юноши, я прислонился лбом к его плечу, стараясь лишний раз не тревожить его израненное тело. Гиацинт же, накрыв мою ладонь своей, быстро провалился в сон на целые сутки. Я же так и не сомкнул очей, все это время откладывая в памяти каждую секунду, проведенную так неимоверно, непозволительно близко к моему Гиацинту. Следующие дни Гиацинт, к моему счастью, шел на поправку. Все это время я лично ним опекался, а в покои по-прежнему никто не заходил. Кроме слуг. И те появлялись лишь по моей просьбе - принести чистые повязки, воду, или же сменить ночные горшки. Гиацинт ничего не ел. Изредка лишь утолял жажду. Много спал. Очень много. По началу, засыпая, он крепко сжимал мою руку и хоть хватка его во сне ослаблялась, но не отпускал ее царевич до самого пробуждения, словно боясь, будто я могу куда-нибудь исчезнуть. Но вскоре, свыкнувшись с моим постоянным присутствием, Гиацинт перестал это делать, просто засыпая в моих надежных объятиях. Справлять нужду для Гиацинта было самым позорным и мучительным действием. Я знал это, пусть он ни разу не вскрикнул, не проронил ни слова, но по его внезапно побледневшему, как стена, искаженному гримасой боли лицу я все понимал. Слепой бы только не понял. Мне так хотелось забрать его боль, перенять на себя, но толку было с этого, когда сил исцелить юношу у меня не хватало. Так прошла неделя. Мы разговаривали с утра до глубокой ночи. Говорили обо всем. Я развлекал Гиацинта историями из своих путешествий, не вдаваясь в детали, читал ему свои стихи, пел свои песни, а на вопрос "чьи они?" отмахивался тем, что я не знаю. Я рассказывал ему о политике иных государств, что будило в юноше несказанный интерес. Рассказывал мифы, легенды, в том числе и те, что слагали обо мне. - Говорят, что Аполлону в любви не везет, - задумчиво произнес Гиацинт, глядя в окно. - О чем ты? - Спросил я, перевернувшись на бок и, подперев голову рукой, взглянул на юношу. - Я слышал много историй о нем, - ответил Гиацинт, с теплой улыбкой развернувшись ко мне. - Каких же? - Разных, - пожал плечами спартанец. - О Кассандре, которая приняла дар ясновидения от него, но однако отказала в конце. Корониде, которая изменила Аполлону. Дриопе, что превратили в тополь. Марпессе, которая предпочла другого, боясь, что златокудрый бог оставит ее, как только та состарится. И многих других. Никто из его возлюбленных не заканчивал хорошо. - Тебя это пугает? - Не сразу спросил я, предавшись грустным воспоминаниям. - Пугает. - Вздохнув, согласился Гиацинт. - У меня такое чувство, что на избранниках Аполлона, словно появляется какое-то проклятие разом с его чувствами. - Разве можно назвать это чувствами? Ведь он не сохранил им жизни, позволяя отойти в царство Аида, не оберегал и сам порою убивал? - Мне стало интересно, что Гиацинт думает об этом. Другие всегда говорили только то, что я хотел услышать. Но царевич не солгал бы. - Не знаю, - произнес спартанец, - порою не все зависит от кого-то одного. Я слышал историю о Аполлоне и Дафне, говорят, это была самая страстная его любовь, пусть и не взаимная. - А что, если это не так? - Запротестовал я, возмущаясь внутри, как же Гиацинт вообще посмел подумать, что я мог любить кого-то сильнее, чем его. - Почему? - Удивился царевич, вскинув брови. - Что, если на самом деле это не было каким-то глубоким чувством? Может, Аполлон вообще никогда не любил по-настоящему? - Может быть, - кивнул Гиацинт , прорисовывая пальцем невидимые узоры на моей груди. - Я не знаю наверняка. Я только предполагаю. - А если бы ты вдруг узнал, что Аполлон питает нежные чувства к тебе? Если бы оказалось, что он безума от тебя, а? Что бы ты сделал? - Накрыв ладонь Гиацинта своей и проведя пальцами по его нежной коже, издалека зашел я, внутри сгорая от интереса и нетерпения получить желанный ответ. Я был уверен: то, что скажет Гиацинт будет чистой воды правдой, чем я и смогу воспользоваться. - Не обрадовался бы, - неожиданно ответил Гиацинт, не сводя взгляда с наших рук. - Я бесконечно его люблю в душе, моя глубочайшая вера, благодарность и уважение неописуемы, но уверен, что я стал бы обречен, как и все остальные его любовники. - И, будь у тебя выбор, - осторожно спросил царевича я, чувствуя, как ускоряется сердцебиение, - ты бы не ответил на его чувства? - А смысл? - Произнес Гиацинт, подняв на меня теплые темные глаза. - Все зависит от выбора Аполло. Избери он меня, Аид уже мог бы надеяться на мою душу, хотел бы я того или нет. Но будь у меня выбор - я бы выбрал жизнь. Мне еще столько нужно сделать! Я хочу прославиться, хочу пройти множество битв, хочу побеждать, чтобы мое имя помнили и через тысячу лет. К тому же, будь я любовником Аполлона, моя смерть причинила бы ему боль, наверное. Я бы не хотел, чтобы он страдал. Я немного помолчал, проведя рукой по щеке юноши, осторожно спускаясь к шее. Даже в этот момент он подумал о нем. Обо мне. Он не осудил меня за жестокость к другим, не осудил за то, что я перебираю смертными и бессмертными, не указал на мою самоуверенность, самовлюбленность и эгоизм, как делали это не только люди, но и олимпийцы, а попытался понять. - А если бы я сказал тебе, что Аполлон - это я? - Вырвалось из меня прежде, чем сия мысль вообще успела промелькнуть в моей голове. За короткое мгновение после вопроса я уже успел убедить себя в том, что только что все сам разрушил, но Гиацинт опроверг мои переживания лишь, мечтательно с долей иронии улыбнувшись, спросил, выдержав незначительную паузу: - Расскажи мне о себе. - Попросил он. - Я всегда спрашиваю, но ты всегда уходишь от ответа. Я ведь хочу узнать тебя. Это странно, мне кажется, мы знакомы сто лет, и ты столько всего сделал для меня, но я даже имени твоего не знаю. И я сдался под напором царевича, не найдя, да и не ища никаких отговорок. - Называй меня Алеем*, - тихо сказал я. - Алей? - Переспросил Гиацинт, приподнявшись и с интересом во взгляде уставившись на меня, видимо не ожидая того, что я начну говорить. - Да, - подтвердил я, - сколько себя помню, я все время путешествую. Мне даже довелось родиться в скитании. Моя мать была изгнана, мы с моей сестрой долгое время прожили вдали от людей. - У тебя есть сестра? - Есть, - с улыбкой кивнул я, тепло вспоминая лицо возлюбленной сестры. Нужно было бы навестить их, хотя, что Лето, что Артемис - обе знают, где я и с кем. По поводу других богов я не переживал. Будто им не все равно, существую я вообще или нет. Гере - так вообще в радость мое отсутствие. Разве что отец мог бы хватиться меня, но, скорее всего, будь я ему нужен - он бы дал знать. И я продолжил: - она божественная охотница, я обожаю ее всем своим сердцем. Ты видел ее, там - на пире в твой день рождения. Гиацинт опустил взгляд, отчаянно пытаясь вспомнить. - Девушка с такими, будто серебряными волосами? Вы вместе ушли? - Быстро заговорил он, словно опасаясь, что воспоминания уйдут. - Да, - просто ответил я. - Боги, она прекрасна! - Воскликнул Гиацинт. Я рассмеялся: - Знаю. Но, к сожалению ни один в мире ей не ровня. - Почему? - Она считает, что брак - это пустая трата времени, - Отмахнулся я. - Не спрашивай почему. У моей сестры чрезвычайно сложный характер. - Эх, хотел бы я иметь сестру. Или брата, - печально произнес Гиацинт, вытягиваясь на ложе и подкладывая руку под голову, поспешив забросать меня следующими вопросами: - сколько вам с ней лет? - Двадцать, - переведя божественный возраст на примерный людской, сказал я, добавив: - моей сестре тоже. Она - мой близнец. - А ты знаешь своего отца? - Узнал...недавно, - пропустив подробности домашних интриг, ответил я. - Я ненавидел его сначала. За то что он позволил моей матери покинуть родину и не принимал участия в нашем с сестрой воспитании. Но недавно он объявился и...мы поговорили...Я дал ему второй шанс стать хорошим отцом и он им воспользовался. - А кто твой отец? - Не унимался Гиацинт. Я не успевал находить слова. - Царь, - ответил, наконец, я, подумав, что это слово может быть подходящим аналогом для "Отец всех богов, великий Зевс Громовержец, правитель всего мира". - Неужели? - Удивился Гиацинт, приподнявшись на локте. - Так ты царевич? Скажи, откуда? Из какого государства? Боги, ведь мы можем стать союзниками! - Боюсь, - чуть качнув головой, начал я, где-то пожалев на секунду, что представил моего родителя именно так. - Мое государство располагается слишком далеко. Да и не заключает отец союзов. Мы, знаешь, предпочитаем не вмешиваться. - Почему же так? Это странно, - протянул Гиацинт, внимательно изучая мое лицо, словно ища в нем намеки на ложь. - Знаю, но такой уж мой отец. - Беззаботно отмахнулся я. - Почему же ты скитаешься, если у тебя есть целое государство? - Я привык к этому. Напомни о себе отец в детстве - тогда бы все было по-другому. Может, и жизнь сложилась бы иначе. Но мы узнали его довольно поздно. Жизнь путешественника уже давно приелась. С каждым вопросом Гиацинта мне все сложнее становилось обходить важные вещи, поэтому и ответы давались труднее. Но Гиацинт, желавший добраться до сути, вдруг отступил: - Ладно, - протянул он, - слушай, а где вы остановились? Может быть, ты со своей матерью и сестрой смогли бы пожить во дворце? Отец бы позволил, я уверен. - О, нет-нет, что ты, - когда до меня дошел смысл предложения спартанца, я поспешил запротестовать: - это вовсе не обязательно. Благодарю тебя, мой царевич, но мы не привыкли к дворцам. Однако, все равно, спасибо. Гиацинт, хоть и не хотел этого показывать, но расстроился, печально улыбнувшись. Но вскоре словно скрыв свою грусть, наигранно возмутился, бросив в меня близлежащую тряпку: - Что я говорил по поводу не называть меня "мой царевич"?! - О, прошу прощения, мой царевич!***
Уже за две недели Гиацинт полностью оправился. Каждую ночь, когда спартанец засыпал, я передавал ему свои силы и забирал остатки заразы и боли. В прежнем состоянии оставались лишь его половые органы, и я никак не мог исцелить их, надеясь до последнего, что все обойдется. Я пообещал себе навестить моего сына - Асклепия, единственное мое дитя, которое я любил всем своим сердцем и с которым общался и на чьи молитвы всегда отвечал. Его мать, Коронида, наша история с коей уже разошлась в мире смертных, предпочла другого - красавца Исхия, в него она была влюблена еще до нашей связи. Я знал о ее регулярных изменах. Я знал, что когда меня не было рядом - она была с другим. Но я терпел, переступал через себя и свою боль, надеясь, что Коронида образумится и вернется ко мне. Но она не вернулась. Она выбрала Исхия, думая, что юноша со смазливым лицом останется верен ей до конца. Как бы не так. Я воспылал гневом. Обида душила меня и я убил Корониду. А Исхий нашел себе другую на следующий день. Тогда я пронзил стрелами и его. Не скажу, что я любил Корониду. Возможно, только сильно увлекся. Но она подарила мне горячо любимого мною сына, которому я и отдавал свое тепло. Асклепий стал мастером врачевания и медицины. Ему поклонялись, приносили жертвы и устраивали пиршества в его честь. Я знал, что если обращусь к нему - мой сын поможет мне. Гиацинт же не жаловался. Он лишь отмечал, что ему не хватает тренировок, тело плачет, а руки желают налиться прежней силой, вновь подняв меч. Вопреки моим запретам спартанец вставал иногда перед рассветом, уходя делать зарядку и плавать. Я следил за ним из окна, но ложился в кровать снова, притворяясь спящим, когда царевич вновь возвращался в покои. Мне удалось уговорить Гиацинта начать есть. Скоро его аппетит вернулся и царевич стал питаться, как питался до этих отвратительных травм. К прежнему разговору мы тоже порою возвращались, и я покорно отвечал на все новые вопросы Гиацинта, недоговаривая правду до конца. А уже на третью неделю пришла весть от Амиклы о войне с соседней Аркадией. Он отправлял на нее своего сына в качестве командира одного из подразделений армии. В то утро я сидел на краю жесткого ложа Гиацинта, пока юноша, развернувшись ко мне спиной, одевался. Я следил за его действиями, судорожно обдумывая, как бы помягче рассказать ему правду о Амикле с Диомедой. Эта мысль мучила меня с самого последнего визита спартанского царя, после которого он больше не заходил. Ни он, ни его супруга. Я был глубоко убежден, что Гиацинт должен узнать об этом, но не мог найти правильные слова. - Гиацинт...-Произнес я неожиданно шепотом. - Да, Алей? - Не оборачиваясь, отозвался спартанец, застегивая золотую пряжку на хитоне. - Мне нужно кое-что тебе сказать. - Бесцветно произнес я. - Что такое? - Закончив с одеждой, спросил Гиацинт, перелезая через ложе и садясь рядом со мной. - В общем, - выдавил я, заставив себя посмотреть в глаза Гиацинту. - Тот бой твой отец не остановил. Он сидел и смотрел, как тебя убивают. Только после того, как я к нему обратился Амикла прекратил поединок. Он не послал к тебе ни лекарей, ни слуг. Он пришел лишь раз, ночью, когда все твои раны уже были обработаны мною. Диомеда вообще не появлялась. Никому все это время не было до тебя дела. Я тяжело вздохнул, наблюдая за тем, как с каждым моим словом лицо Гиацинта все больше мрачнело. - Прости, - шепнул я, - мне пришлось соврать тебе, потому что не хотелось усугублять твое состояние... - Здесь нет твоей вины, Алей, - натянуто улыбнулся Гиацинт, перебив меня, хоть и голос его дрогнул, - спасибо за правду. Царевич поднялся, а я, пораженно хлопнув глазами, непонимающе уставился на него. Я ожидал какой угодно реакции, но не такой. Вскочив следом за Гиацинтом, я схватил его за руку, с силой развернув к себе: - Да что с тобой не так? - Прошипел я в лицо царевича, встретившись со взглядом, в котором внезапно сверкнула искорка гнева. - Хватит все держать в себе! Хотя бы мне покажи свои истинные чувства! Перестань казаться неприступной стеной! - Хочешь знать, что я чувствую? - Бросил Гиацинт, выдернув руку. - Я знаю, что отец с матерью не заходили ко мне! Я знал, что ты солгал, тебе теперь легче?! - Но...откуда? - Опешив, спокойнее произнес я в то время, когда ярость Гиацинта лишь возрастала. Таким я царевича еще не видел. - Ты плохо врешь, Алей. - Сказал Гиацинт, чуть отойдя от меня. - Моим родителям всегда было плевать на меня. Они никогда не интересовались моей жизнью, никогда не спрашивали, что мне нравится, о чем я мечтаю и что меня гложет. Отец видит во мне лишь воина и будущего царя. И в это он вкладывается, хоть и постоянно мною разочарован. Он, то и дело, бесконечно повторяет, что я бестолочь и все ученье бесполезно. Как сына он меня не видит. Мать живет своей жизнью, изредка давая общие советы и бесполезные наставления опять же по поводу битвы и политики. Она и шагу не ступит без согласия царя. И ты думал, я поверю, что им вдруг стало не наплевать?! Гиацинт мотнул копной черных спутанных волос, подходя ко мне ближе. - Теперь ты доволен?! - Кричал он мне в лицо, пока я молчал, пытаясь понять, нравилось ли мне то, что спартанец показал свои эмоции или нет. - Хотел узнать мои настоящие чувства?! Так получи их, получи! Я не близок с ними, я обижен на них, но, знаешь что? - Что? - Я продолжаю их любить. И я хочу твоего поцелуя. Я не успел опомниться, как бесконечно желанные губы накрыли мои, раскрывая их. Горячий язык проник в мой рот, сплетаясь с моим в безумном танце. И я перестал думать, яростно отвечая на поцелуй, который мне снился ночами, о котором я мечтал днями напролет, которого желал больше, чем искусство. Я обвил руками Гиацинта, с силой прижимая его к себе, когда царевич запустил пальцы в мои волосы, чуть сжав их на затылке. - Я считаю, что ты прекрасен, словно Аполлон, - в мои приоткрытые губы выдохнул Гиацинт, прервав это волшебство, - да простит меня златокудрый бог... И мы вновь пленили губы друг друга, но лишь на короткий миг, пока я не без труда оторвался от них: - Будь моим, - рвано, переводя дыхание, предложил я, окончательно утопая в темных глазах, покрытых дымкой страсти. - Давно уже твой, - ответил Гиацинт. И мы вновь предались сладкому забвению. Мы целовали друг друга, стучась зубами, кусая губы, проникая языками дальше и дальше, забыв обо всем на свете. Но визит Амиклы заставил нас вернуться в реальность. Когда входная дверь хлопнула и на пороге показался Амикла, Гиацинт прервал поцелуй и отпрянул от меня. Я же увидел бесконечное удивление на лице спартанского царя, смешанное с разочарованием, отчаянием и грустью, что позже плавно сменилось яростью. - Если ты не забыл, у тебя сегодня первая твоя война. Нашел время с девочками резвиться, - сквозь зубы съязвил Амикла, обращаясь к царевичу, переводя взгляд с сына на меня и наоборот. Меня же охватила безумная ярость, и я возжелал убить Амиклу. Во имя Зевса, почему я позволял какому-то смертному так унижать и оскорблять себя?! - И пойдем-ка со мной, разговор есть. Спартанский царь вышел за дверь, не дожидаясь ответа Гиацинта. Я велел царевичу подождать, у меня и самого нашлось несколько слов для Амиклы.