Мой бог

До того, как мы приступили к приготовлению ванны для Гиацинта, я выдраил полдворца под пристальным надзором Леандра. К вечеру я был уже измотан и истощен. Я ничего не ел, не пил, лишь работал: мыл и убирал. Юный виночерпий только и повторял, что, если мне уж пришлось служить в Спарте, то доведется привыкать к здешним обычаям и нравам. Тысячи раз хотелось высказать свое недовольство, наслать свой гнев, чтобы нахальные спартанцы со своим безумным царем узрели истину и раскаялись, вымаливая мое прощение, но каждый раз, когда я уже готов был это сделать, мне приходилось себя останавливать: на Олимп мне не вернуться, пока полностью не очищусь. Да и Гиацинт здесь. Наверное, он являлся главной причиной того, что я особо не воспротивился приказу Геры. - Давай, шевелись, Алей, - строго, как хотел Леандр, но ласково и нежно, как все же получалось, повторял виночерпий, - царевич скоро вернется с вечерних тренировок. - И что будет? - Насмешливо бросил я, замечая жадный взгляд, стоящего позади Леандра, когда я ползал на коленях, вымывая каменный пол до блеска. - Не знаю, - пожал плечами юноша. - Наверное, ничего, но рисковать не хочу. Хоть наш царевич не такой, как его отец. Я отстранился, на какое-то время отвлекаясь от грязной тряпки, и задал вопрос виночерпию: - А какой он? Притворяясь, что я в глаза Гиацинта не видел, мне стало весьма интересно, как же сами люди отзываются о нем. - Что сказать, - начал Леандр, задумываясь с мечтательной усмешкой: - он справедливый. Никогда без причины не наказывает, в отличии от царя. Следует закону, храбр, умен, может быть еще слишком молод и неопытен для того, чтобы занять место своего отца, но, мне кажется, в будущем он станет прекрасным правителем. Я слышал, что Гиацинт ни разу не проигрывал в битвах. Все его очень любят и уважают, он честен и милосерден, а еще весьма хорош собой. - Хорош собой? - С широкой усмешкой переспросил я, наблюдая за Леандром, который вмиг залился краской, расплываясь в стеснительной улыбке. - Да, но даже не думай об этом, - взяв себя в руки, ответил виночерпий, мотнув головой, убирая тем самым свои кудрявые темные волосы с лица. - Ты ведь никто, а он - царевич.

***

- Вода должна быть очень горячей. Не теплой, а горячей, запомни это, Алей. - Парировал Леандр, носясь вокруг меня и буквально заглядывая под руки. Под конец дня виночерпий привел нас в купальню - не большую, не пишущую роскошью - все в духе спартанских традиций. Там ничего не было, кроме неглубокого мраморного бассейна. Обычно спартанцы не принимали ванную, а ходили на реку, даже представители царских династий. Сам нынешний правитель, как сказал мне Леандр, весьма редко баловал себя горячей водой. И то - в банях. Гиацинт же ходил в купальни чуть ли не каждый день. - Воду ты будешь нагревать сам, в котлах на кухне, - продолжал Леандр, обеспокоено наблюдая за тем, как я выливал кипяток в бассейн. - Не забудь разбавить ее холодной. - Отчего ты так волнуешься? - С улыбкой спросил я, ставя на пол очередной котел и отнюдь не ощущая такого напряжения, быть может, даже страха, как Леандр. Я бы сказал, что это было самое приятное занятие из всех доверенных мне обязанностей - делать что-то для царевича. Но еще больше я ждал Гиацинта, и меня вовсе не огорчало то, что отныне я - мальчик на побегушках для юноши. Мне хотелось этого. - Гиацинт убьет тебя, если вдруг налить воду не с правой стороны, а с левой? Леандр нервно усмехнулся: - Мне не хочется испытывать судьбу. - Ты же сам говорил, что Гиацинт не такой, - хмыкнув, ответил я, справляясь с последним котлом. Я поймал смущенный взгляд Леандра, который тут же поспешил опустить глаза, заливаясь румянцем. Я же про себя отметил, что, должно быть, виночерпий пользуется популярностью у местных мужчин. Тонкий, стройный, женоподобный, - обычно такие мальчики имели весьма влиятельных покровителей, как правило, намного старше их самих. - Не называй царевича по имени, - резко перевел тему Леандр, - не забудь потом добавить вина и листья эвкалипта. - Что еще мне нужно сделать, мастер? - С толикой сарказма серьезно поинтересовался я, изогнув одну бровь. Но юноша едва рот успел открыть для ответа, как входная дверь распахнулась, и в купальню вошел Гиацинт, оторопев на месте, лишь узрев меня. Мое сердце остановилось, я забыл, как дышать, не будучи в силах оторвать глаз от возлюбленного. Гиацинт похорошел за этот месяц. Да, времени прошло не так уж и много, но мне казалось, что он изменился. Царевич возмужал. Его взгляд превратился в более уверенный и властный. А еще Гиацинт выглядел очень уставшим. Мне казалось, что этот момент, пока мы смотрели друг на друга, длился вечность. Но эту вечность прервал царевич, дождавшись ухода Леандра, приказав ему принести фрукты и вино. - Ты что здесь делаешь? - Зло прошипел Гиацинт, подходя ближе. - Пришел увидеться с тобой, - ответил я, не задумываясь. Гиацинт отвел взгляд в сторону, а его губы мгновенно расплылись в насмешливой улыбке, давая тем самым мне немой ответ. Конечно, юноша не верил моим словам. Я бы, наверное, тоже не поверил. Это был весьма глупый момент. Я, будучи совершенно неподготовленным к разговору, не знал, с чего начать. Мысли предательски разбегались в голове, абсолютно не желая собираться в толковые идеи. - Гиацинт, - осторожно отозвался я, неторопливо подходя к царевичу, опасаясь допустить малейшую ошибку. И не зря опасался, ибо юноша грубо прервал меня: - Убирайся, Алей. Я говорил это в прошлый раз, скажу и сейчас, если ты по-прежнему не усек, - и Гиацинт неприятно произнес по слогам: - я больше не хочу тебя видеть. Никогда. Мне не нужен ни ты, ни твои громкие бессмысленные слова. Все, что ты можешь - это красиво рассказывать. Но, если ты и вправду любишь - оставь меня в покое. Сердце сжалось от отчаяния. Сам не понимая, что творю, я бросился к царевичу, заключая того в пылкие объятия, уже не зная, как поступить, делая все, дабы он остался со мной. - Отпусти меня, Алей, - неожиданно спокойно произнес Гиацинт, даже не пытаясь освободиться. - Отпусти, иначе я отрублю тебе руки. - Давай, - согласился я, не размыкая цепких объятий. - Делай все, что угодно. Зачем мне руки, ноги, жизнь, если ты не со мной? - Это бесполезные речи, царевич, - все также безмятежно продолжал Гиацинт. - Мне противен ты и все, что с тобой связано. Воспоминания о нас - самые тошнотворные для меня. Я хочу забыть. Так дай же мне это сделать! Уходи! Гиацинт ранил меня каждым словом. Холодным, стальным и острым. Мне стало так больно, что я опустил юношу и, словно вне себя, поплелся к двери. До этого самого момента я отказывался верить, что вся наша идиллия, этот Элизиум, был лишь моей мечтой, в призрачность которой я окунулся с головой. Голос Гиацинта, как и в прошлый раз не дрогнул, а в шоколадных глазах больше не искрилось прежнее тепло. Я не знаю, как тогда ушел из дворца, как перекинулся словечком с Леандром, с остальными слугами и стражей. Ничего не помню. Но вечер я провел на берегу у реки, вдали от замка. Я даже ни о чем не думал. Мои мысли оставались пусты, ровно, как и мое тело. Я проснулся посреди ночи, когда разливались беззаботные песни цикад, а теплая речная вода мягко обволакивала мои ступни. Я пробудился от ласковых прикосновений к моим волосам, а, открыв глаза, остался ослеплен неожиданно яркими сияющими на небосклоне звездами и луной, чей свет приятно играл на серебряных волосах, стоящей сверху, так похожей на меня, сестры. И сон мгновенно ушел прочь. Я вскочил, ошарашенно хлопая очами, отчаянно надеясь, что не сплю. - Правда? - Вырвалось из меня прежде, чем хоть одна дума появилась в голове. Артемида расплылась в счастливой улыбке и, бросившись ко мне, трепетно обняла, спрятав лицо на моей груди. Я сжимал ее так сильно, что дрожали руки. Я целовал сестринские волосы, щеки, глаза, бледные губы, плечи, руки - все, ловя лишь счастливые всхлипы. Когда я остановился, вновь заключенным в родные объятия, за спиной Артемиды появилась мать. Прекрасна, как всегда, окутанная лунным светом, в длинном белоснежном хитоне, выгодно подчеркивающим все достоинства ее фигуры, богиня стояла, молча усмехаясь мне той улыбкой, от которой становилось на душе уютно. Лето подошла к нам, опустилась на колени и просто обняла меня, как делала это всегда. Я схватился за хитон на ее спине, сжимая до боли в пальцах, и неожиданно для себя впервые расплакался. Так громко и так неистово, что казалось, будто душа грубо разрывается, кусками вылетая из тела. Я чувствовал, как мама, плача молча, прижимала меня к себе, качала, словно в детстве, в своих руках; как Артемида, обвив мой торс, положила голову на мое плечо, пока я содрогался в заливистых рыданиях. Никто из них ничего не говорил. Никто не отпускал меня до тех пор, пока не вылились все слезы, унося с собой всю гнетущую тяжесть. - Правильно, Аполло, правильно, плачь, - ласково отозвалась Лето, наконец, подарив мне наслаждение вновь слышать ее любимый голос, - ты столько всего пережил, столько выдержал, я горжусь тобой, мой мальчик, очень горжусь и безумно люблю тебя... - Мама... Я так по вам скучал... - Куда-то в шею Лето тихо произнес я. - Спасибо, - шепнула Артемида, целуя мое, уже влажное от ее тихих слез, плечо, - ты нам жизни спас. - Глупая, - хрипло сказал я, глядя в блестящие глаза сестры, - вы - все, что у меня есть. Остаток ночи мы провели вместе, просто лежа на теплом жестком песке, глядя на разноцветные звезды и разговаривая обо всем, что чувствовали, что произошло за это время. Я не мог насмотреться на них. Мне все казалось, что вечность прошла с того момента, как я в последний раз разговаривал с сестрой и матерью, но я попросил их больше не покидать Делос, поскольку сей остров являлся единственным местом на земле, куда Гере не попасть. - Тот юноша, Гиацинт, как у вас дела? - Поинтересовалась Лето. В какое-то мгновение я подумал солгать, чтобы не беспокоить ее, но мать так пристально смотрела в мои глаза, что язык сам произнес правду: - Мы поссорились, - печально выдохнул я, опустив голову. - И он теперь не желает меня видеть. - Почему? - Вновь задала вопрос Лето, а Артемида заметно оживилась, поднявшись и вникая в разговор. - Сложно сказать, - ответил я, сидя на песке и пальцем выводя на нем незамысловатые узоры. - Он внушил мне, нам обоим, что это лишь моя вина, но, если быть честным, я и понятия не имею, в чем провинился, чтобы меня можно было так возненавидеть...Я ведь заботился о нем...А он и слушать меня не хочет... - А как он объяснил это? - Вмешалась Артемида: - что ты такого сделал? - Я уходил и приходил, когда вздумается, согласно словам Гиацинта. - Усмехнулся я, вдруг осознавая всю абсурдность ситуации, - в его сердце для меня нет места, царевич хочет отдавать всю любовь своей супруге и детям. - Мальчик мой, тебе сколько лет, если эта чушь несет хоть какой-то смысл для тебя? - Хмыкнув, произнесла Лето. Внезапно мне стало так стыдно за собственную глупость, так неловко, что я, залившись краской и побледнев, после побоялся даже взглянуть на сестру и мать. Боги, я настолько сосредоточился на своих чувствах, что и вовсе не подумал о причине расставания, если та вообще была. - Ты ведешь себя очень странно, братец, - вдруг заявила Артемида. Я уставился на нее в недоумении. Артемида вскинула брови, словно эта истина была очевидна: - что? Вспомнишь хоть один случай, когда ты позволял так собой помыкать? Я - нет. Никто из твоих возлюбленных, будь то смертный или бессмертный, не смел причинять тебе боль. Никто не смел играться твоими чувствами. Никто не оставался безнаказанным. Что же с тобой случилось сейчас? Почему это самодовольное нахальное человеческое отродье до сих пор живое? Кем оно себя возомнило? Почему ты позволяешь ему это?! - Потому что я люблю его. - Отрезал я, заставляя Артемиду растеряно осечься. - Не называй его так. Он - другой. Я никогда не причиню Гиацинту боль. Я сделаю для него все, что угодно, я подарю ему весь мир, я паду, я умру, если это сделает его счастливым. - Не смей говорить так, - зло предупредила меня Лето, на что я, переведя на нее взгляд, не менее дерзко ответил: - Я уже сказал и, более того, поступлю подобным образом, если Гиацинт так пожелает. - Ты такой идиот, - сквозь зубы бросила Артемида. - Тебе не понять, - выдохнув, ответил я. - Вам обеим не понять. - С Дафной у тебя тоже подобное было, - отвернувшись, с обидой выплюнула Артемида. - Никогда. - Спокойно возразил я. - Плевать мне на Дафну и на всех остальных. Никто из них и рядом с Гиацинтом не стоял. - Я тебя понимаю, Аполло, - сдержаннее отозвалась Лето. Я уж было собрался поспорить, но мать, предусмотрительно положив тонкий длинный палец на мои губы, остановила меня: - вы оба еще слишком юны и вспыльчивы. Послушай меня, Аполло. Ты можешь думать, что никто никогда еще не испытывал таких чувств, как твои, что никто тебя не понимает, но нет. Все это уже давно пройдено. Твоя страсть - лишь огонь, который быстро угаснет. Но то, что после него остается и называется истиной любовью. А если ничего - тогда все было не более, чем пламенем. И если твоя любовь правдива, как ты говоришь, значит ты будешь за нее бороться. Но, если это только горячая страсть, - махнула рукой Лето, - оставь же все так, как есть. Даже не пытайся разбираться. Я молча выслушал мать, понимая, что она права. Я совершенно потерялся, сдался, не ведая и не размышляя о том, как нужно поступить. Но теперь я точно был уверен: мне необходимо поговорить с Гиацинтом, необходимо узнать настоящую причину, я должен заставить его послушать. Я так и не взялся за работу днем, проводя время с матерью и сестрой. Но под вечер, когда Артемида, изъявив желание поохотиться, отправилась в леса, а мать ушла на Делос, я вернулся во дворец, решив, во что бы то ни стало, найти спартанского царевича и всеми правдами и неправдами выудить из него ответ.