Мой бог

      Это была его клятва. Подобная той, какую я и сам дал когда-то. Мы ласкались всю ночь, даря друг другу целомудренные поцелуи, такие, что уста едва соприкасались, но этого было вполне достаточно. Мы закрепили наши обещания. — Ты хочешь вернуться на Олимп? — Спросил Гиацинт, перебирая мои золотые локоны, когда я лежал на его крепкой груди. — Не знаю, — не сразу ответил я. Мне действительно было странно вдруг задуматься об этом. Проведя среди смертных так много времени, я сомневался, осталось ли для меня место на Олимпе. Но, может быть, дело было вовсе не в моих возлюбленных людях, а лишь в одном возлюбленном человеке? — Наверное, я должен. Мое место среди богов. — Не обязательно.Твое место там, где тебе хорошо, — неоднозначно ответил Гиацинт, приятно касаясь своими изящными пальцами кожи моей головы. Я лишь сильнее обнял юношу, проводя щекой по его крепкой груди: — Мне хорошо с тобой. — Значит, твое место рядом со мной. Гиацинт улыбнулся сквозь слова. И я подарил ему улыбку в ответ. Он был прав. — А ты бы хотел побывать на Олимпе? — Едва слышно спросил я. — Осторожнее со словами, — Рассмеялся юноша. Я поднял голову, вглядываясь в его черные очи: — Почему? Что в этом такого? — Искренни недоумевая, поинтересовался я, придвинувшись ближе к лицу возлюбленного. — Людям нельзя даже задумываться об этом. — Объяснил Гиацинт. — Ну… — Усмехнулся я, оставляя поцелуй на кончике носа спартанца. — Задумываться можно. И все же. Ответь мне: ты бы хотел? — Конечно. Кто бы не хотел. Мне очень интересно, как выглядит Олимп. Говорят, над горою раскинулось невероятной голубизны небо и льется с него волшебный золотой свет, поэтому на самом Олимпе царит вечное лето. Там текут чистейшие воды. Там цветут невиданные цветы. Слаще, нежели на Олимпе, плодов не найти. Там живут звери и птицы, которых людям не дано узреть. И стоит там золотой чертог, в котором правят прекрасные боги. Правда ли все это? — Мечтательно и так воодушевленно проговорил Гиацинт, на минутку, как мне показалось, перенесясь в какое-то волшебное место. Я не прекращал улыбаться, нависая над его божественным лицом: — Ты и сам подобен богам. — Прекрати, — расхохотался царевич, отворачиваясь в сторону. — Не неси чепуху. — Эй! Я один из Олимпийцев! — Театрально возмутившись, я укусил царевича за плечо. — Мы несем только правду! А вот вы, люди, только и делаете, что придумываете сказочные истории. — Может быть, — просто ответил спартанец, касаясь нежными пальцами моей щеки. — Но, если что-то недоступно, то как еще побывать там, если не посредством выдуманных историй? Я промолчал. — Да, — задумчиво протянул царевич. — Я хотел бы узреть все на свете. Олимп, царство Посейдона и даже Аид… Я прервал его, положив палец на горячие уста Гиацинта. — Не говори так. — С обидой бросил я. Но Гиацинт, отняв мою ладонь, лишь ласково поцеловал ее, спокойным шепотом отвечая: — Но я ведь когда-нибудь умру. Если не в бою, то от старости. Никому этого не избежать. Я молча слез с возлюбленного, опускаясь на землю рядом с ним. Гиацинт тоже стал тихим, лишь всматриваясь в сверкающие звезды. И было понятно: никто из нас до этого момента вовсе о том не задумывался. Я оберегал Гиацинта, как мог: от земных угроз, от олимпийских, в том числе и от судьбы, постигшей всех моих избранников. Но я забыл о старости. Такой банальной старости. — Если я доживу до того времени… — Неуверенно отозвался Гиацинт, — превращусь в старика…ты меня оставишь? — Да как ты вообще можешь думать о таком? — Грубо отрезал я, отворачиваясь от царевича. Я буквально почувствовал, как тот затаил дыхание. — Я никогда и никого так сильно не любил, как тебя. Ты — больше, чем моё всё. Чувства к тебе настолько сильны, что иногда мне хочется вывернуться наизнанку и разорвать себя на части. Смыслом моей жизни есть твое счастье, Гиацинт. Так как ты думаешь? Я могу уйти? — Я просто боюсь потерять тебя. — Выдохнув, будто бы и впрямь не дышал все это время, горько признался Гиацинт. — Если ты вдруг найдешь кого-нибудь лучше меня и возжелаешь уйти…то я ведь не смогу тебя удержать… Я ничего не ответил. С одной стороны было понятно, отчего Гиацинт все еще не мог довериться мне полностью: из-за репутации жестокого любовника, который не умеет испытывать никаких чувств, кроме их отсутствия, холода и безразличия. Из-за того, что я с легкостью мог променять одного на другого. Из-за того, что я жестоко с ними распоряжался. Это было ложью, но молва уже давно разошлась по свету и я ничего не мог с этим поделать. Я не мог изменить собственный образ, который приписали мне люди. С другой стороны Гиацинт меня разозлил, ведь я до невозможности сильно любил его. Мои чувства к царевичу всегда были самые чистые, нежные и бескорыстные и я думал, что Гиацинт знал об этом, ведь я, как мне казалось, изо дня в день это доказывал, достаточно сделав для того, чтобы, наконец, заслужить полное доверие и сердце царевича. По правде говоря, я уже не знал, как еще сказать спартанцу о своих искренних намерениях быть преданным только ему до конца вечности. У меня оставался лишь один, последний способ, о чем доселе я и сам мог только грезить. Резко развернувшись к спартанцу, я немедленно спросил: — Гиацинт, ты станешь моим супругом? Сердце бешено застучало, норовя выскочить из груди и сдать меня с потрохами, когда я осознал, что действительно произнес эти слова. Впервые за свою жизнь и мне казалось, что уже сто лет прошло с того момента, как прозвучал мой вопрос. Но Гиацинт все молчал. Пока вдруг не залился хохотом. Так звонко и чисто царевич давно не смеялся. Я бы обрадовался, случись это при других обстоятельствах. Но в ту секунду я серьезно перепугался. — Хороша шутка, — бросил Гиацинт, глядя на звезды. Мое лицо даже улыбка не тронула. Я ничего не ответил, продолжая смотреть на царевича в томительном ожидании вразумительного ответа. Внезапно всякие следы радости исчезли с лица спартанца. Повернув ко мне голову, он, сведя брови, вглядывался в меня так, будто бы я оскорбил его, как только можно. — Боги, ты не шутишь! — Поражено шепнул Гиацинт, приподнимаясь на локте. — Я не шучу. — Спокойно ответил я, вставая следом и кладя ладонь на горячую щеку спартанца. — Я хочу связать наши души. Чтобы твоя всегда помнила мою и я бы смог отыскать тебя везде, где бы ты ни был. Я хочу дать тебе клятву перед богами и всем миром, что целиком и полностью принадлежу одному единственному человеку. Гиацинт сглотнул, как завороженный глядя на мое лицо. — Так каков же будет твой ответ? — Осторожно спросил я, проводя пальцем по нежной спартанской коже, будучи почему-то уверенным, что брак с царевичем может сбыться лишь в моих мечтах. — Да, — неожиданно выдохнул Гиацинт, расплывшись в улыбке. — Во имя Афродиты, я не знаю, как это вообще возможно, но да! Да! Тысячи раз да! Я не поверил. Не заметил, как и сам озарился счастливой усмешкой. Я сомневался в правдивости этого момента, все внутри меня вскочило и закружилось, я никогда себя еще не чувствовал настолько прекрасно. Ни разу за все свои года. Я впился в губы спартанца неистовым поцелуем, заключая юношу в крепкие объятия. Гиацинт отвечал не менее горячо, обхватив мои плечи и прижавшись ко мне всем телом. Не знаю, как долго длилось это сладкое безумие, но продлилось бы дольше, если бы не внезапный визит моей сестры. Так не вовремя. — Ты снова с ним? — Устало отозвалась богиня, заставляя вздрогнуть как и меня, так и Гиацинта. Царевич, едва узнав повелительницу Луны и охоты, вскочил на ноги, бегая растерянным взглядом по земле. К тому времени я лишь успел прийти в себя после такого головокружительного поцелуя. Не спеша поднявшись следом, я мягко обратился к царевичу: — Это моя сестра, Артемида… Но сребровласая богиня грубо меня перебила: — Что ты творишь, брат? Я свел брови, едва заметно помотав головой, надеясь, что сестра исполнит мою немую просьбу, ведь было ясно, какого рода разговор намеревается вести Артемида, однако мне не хотелось ругаться при Гиацинте. Не сложно догадаться, что богатая фантазия спартанца в состоянии себе напридумывать. Артемида, к сожалению, пропустила такую мою попытку пресечь грядущую беседу: — Ты все никак не угомонишься? — Упрекала она, подойдя ближе. — Я согласна смириться с твоим больным решением жениться на Клитии, которая, к слову, сейчас ждет тебя, как и всегда! Но это не влазит ни в какие рамки! Остепенись, полоумный! Сколько раз нахальный мальчишка будет помыкать тобою?! Ты забыл о своём происхождении?! Ты забыл, кем являешься?! Взглянув мельком на поникшего царевича, я не менее резко остановил Артемиду: — Все сказала? А теперь слушай меня: во-первых этого мальчишку зовут Гиацинт и я его люблю. Ни ты, ни мать, никто на свете не сможет этого изменить. Ты когда-нибудь любила?! Вот в том вся твоя проблема: ты не поймешь моих чувств. А раз так, раз ты не знаешь, что такое любовь, будь добра — замолкни и не суй нос в мою личную жизнь. Я всегда тебя уважал и поддерживал, я принял твой выбор, так прими и ты мой! — Подойдя к сестре, я прошептал ей в самое лицо: — я буду с Гиацинтом, нравится тебе или нет. И я не намерен ни перед кем отчитываться. Артемида замолчала, уставившись на меня ошарашенным взглядом голубых, ярко сверкающих под светом утренней зари глаз. Я никогда не был с ней так категоричен. Мы никогда не ругались, наоборот — держались друг за друга с самого детства, мы делились всеми тайнами, мыслями и чувствами. Мы составляли две половинки одного целого, поэтому сейчас, ссорясь, я знал, что ей больно ровно так же, как и мне. — Моя богиня…- Тихо отозвался залившийся краской Гиацинт, но Артемида остановила его речь рукой: — Молчи, смертный, ты смеешь говорить со мной? — Нет, ты скажешь, Гиацинт, — сказал я, обращаясь к царевичу, но не отводя взгляда от сестры. Спартанец вновь подал голос, однако не сразу: — Моя богиня, ты абсолютно права, — вдруг выдал юноша. Я не верил тому, что услышал, пораженно глядя на него. Неужели мой возлюбленный вот так преклонит колено пред моей несдержанной сестрой? Вот так сдастся? Гиацинт продолжил, обращаясь ко мне: — я действительно тебе не ровня и никогда не буду. Я не желаю быть причиной разлада в вашей семье. И мне, наверное, уже пора. Я должен ехать в Спарту. С этими словами Гиацинт поспешно удалился прочь. А я впервые, абсолютно неожиданно даже для себя, дал пощечину своей сестре, о чем тут же пожалел, но не показал этого, а наоборот — только все усугубил: — Только все наладилось, но пришла ты и все испортила! — Чуть бы не со слезами выпалил я. — Если хочешь моего счастья — прекрати мешать нам! Оставив обескураженную Артемиду, я помчался за царевичем, успевшим скрыться из моего виду. Но я нашел его и, схватив за руку, резко развернул к себе: — Пожалуйста, не оставляй меня снова, — взмолился я, глядя в карие глаза. — Я сам разберусь со своей сестрой, только не уходи… Я не смогу… Но Гиацинт, улыбаясь, меня перебил: — Я никогда тебя не оставлю, мой бог, я же почти твой супруг. Куда ты от меня денешься? — Хохотнув, тепло произнес спартанец, накрыв ладонью мою руку. — Просто я подумал, что лучше будет уйти и не злить ее. Я не хочу навлечь на себя гнев богов. — Боги, мне незачем жить без тебя, — с трепетом сказал я, ощущая, как отлегло от сердца. Заключив Гиацинта в цепкие объятия, во имя Зевса, я благодарил все на свете за то, что спартанец не воспринял слова Артемиды всерьез. — Но мне правда нужно вернуться в лагерь. — Тихо шепнул Гиацинт, отстраняясь. — Отец велел ехать домой и мне надо взять лошадь. — Я погорячился тем вечером, — горько сказал я, ведь это по моей милости юноше сказано было ехать в Спарту. — Прости, я не знаю, что на меня тогда нашло. Битвы важны для тебя… — Но я понимаю, — прервал мои речи спартанец. — Может, это и к лучшему. Не всегда же мечом махать. Нужно и головою работать время от времени. К тому же рана все еще дает о себе знать, да я бы и в Спарту не имел бы возможности вернуться, если бы не ты. Все время ты, мой бог… Как же мне благодарить тебя… — Хочешь отблагодарить меня? — Игриво спросил я, поглаживая широкие плечи спартанца, на что тот с блеском в глазах кивнул. — Тогда перестань сомневаться в моих чувствах и доверься мне. Царевич лишь улыбнулся, разворачиваясь и направляясь в сторону лагеря. Я последовал за ним, но уже через несколько шагов все вокруг поменялось и я оказался в давно изученном дворце, перешагивая через множество окровавленных мертвых тел с застывшим ужасом на лицах. В коридорах было тихо, но за пределами твердыни все еще слышались крики и звон мечей. Я двигался к тронному залу, я почти бежал и, открыв ее, узрел гору трупов знакомых и незнакомых мне людей. А на троне сидел Амикла с воткнутыми в глаза стрелами. Но уже в следующий миг я опять очутился в лесу, натыкаясь взглядом на встряхнувшего меня обеспокоенного Гиацинта. — Аполлон, о, мой бог…- Зацеловывая мое лицо, шептал юноша. — Что случилось? Ты напугал меня! Но я отстранил царевича от себя, обойдя его и двинувшись вперед: — Тебе следует поторопиться. Вскоре там начнется резня. — Что? — Не понял юноша. — Объясни! — Восстание! Я не знаю, кто его предводитель, но оно случится. В Спарте. Когда твой отец вернется. — Это было твое видение, — не унимался Гиацинт, торопливо шагая рядом, — так ты заглядываешь в будущее? Я ничего не ответил. Гиацинт тоже молчал до тех пор, пока мы не добрались до лагеря. Снабдившись запасами еды и воды, мы взяли лошадей и отправились домой к Гиацинту. Я бы мог оказаться там в считанные секунды, но мой возлюбленный не имел такой силы и было решено сопровождать его в путешествии.       ***       В Спарте, как ни в чем не бывало, кипела жизнь, ведь, естественно, никто и не ведал о грядущих событиях. Прибыв ко двору, Гиацинт спешился и тут же, игнорируя все вопросы, помчался к своей матери. Я отправился следом. Диомеда, исполнявшая роль регента в отсутствие царя и царевича, в тронном зале вела невозмутимую беседу с человеком, имя которого мне было не знакомо, но кого я уже как-то раз встречал на рынке, прогуливаясь разом с Дионисом. Толстяк с омерзительной мордой и вонючим ртом оскалился, едва я появился в помещении, ступая следом за царевичем. Преодолев несколько ступенек, спартанец приблизился к своей матери, шепнув ей что-то на ухо, а затем поздоровался с неприятным мне незнакомцем, назвав того дядей. Каково же было мое удивления, когда я узнал, что божественно прекрасный Гиацинт и это чудовище имеют что-то общее! Царевич еще долго с ними разговаривал, улыбался и даже смеялся прежде, чем вернуться ко мне и отправиться в свои покои. — О, Зевс, как же дома хорошо, — выдохнул юноша, раскинувшись на своем ложе. — Не могу поверить, что здесь вскоре начнется война. Все выглядит таким спокойным! — Ну, у тебя еще есть время, мой мальчик, — шутливо отозвался я, ложась рядом и накрывая губы царевича своими. Но, когда мои пальцы принялись поднимать ткань его хитона, спартанец вдруг ненавязчиво отстранил меня от себя, поднимаясь с постели. Я не понял причины, однако и спрашивать не стал. — Мне нужно будет поговорить с матерью и опросить слуг. Кто-то что-то должен знать. — Произнес Гиацинт, поправляя на себе одежду. — Не говори об этом с матерью, — подсказал я, перевернувшись на бок и подперев голову рукой. — Почему это мне не нужно обсуждать предстоящий мятеж с мамой? — Прищурился Гиацинт. — Потому что царица поднимет лишний шум, — объяснил я. — А слуги не поднимут? Неужели ты думаешь, что царица настолько глупа? — Рассмеялся Гиацинт. В тот момент моя собственная мать заговорила со мной. Она просила, нет, приказывала вернуться на Делос. Я забеспокоился. Наверняка сестра уже успела ей пожаловаться, преподнося случившееся так, как удобно было самой Артемиде, оставляя меня виноватым. Я опустил голову на жесткую постель царевича, тяжело вздыхая. Я чувствовал себя опустошенным и усталым от всего того, что произошло: от ярости Геры, от ссор с Гиацинтом, от того, что много раз едва не потерял своих любимых. Я отчаянно жаждал покоя. — Мой бог? — Внезапно донесся до меня голос юноши. Царевич легко пробежался пальцами по моей ноге, оставляя ладонь на колене, от чего мое тело приятно вздрогнуло. — Не называй меня так, — попросил я, за руку потянув на себя улыбающегося Гиацинта, единственную отраду моей души. Моё спасение. — Но ведь ты бог, — горячо прошептал спартанец, разглядывая мое лицо. — И всегда им был. — Я не хочу им быть. — Тихо ответил я, запуская пальцы в спутанные черные волосы. — Я хочу, чтобы это перестало тебя беспокоить. Артемида неправа. Мы не равны, потому что ты владеешь мною. Я подчиняюсь тебе, я полностью твой. Ты волен делать со мною все, что твоя душа пожелает. И я все приму, потому что мне так сильно это нравится… Боги, только скажи, любовь моя, и я паду. Я откажусь от своей божественной жизни, если ты этого захочешь… — Никогда, — шепнул Гиацинт в мои губы, даря короткий поцелуй. — Я никогда не попрошу тебя сделать того, чего не захочешь ты сам. Я никогда не посмею сделать тебе больно. И я буду продолжать называть тебя так, потому что ты мой повелитель… Ты владеешь моим сердцем, душой, разумом...всем… Гиацинт не успел договорить, потому что наши уста соединились в неистовом поцелуе. *** Оставив мое тело сгорать от жаркой страсти, Гиацинт, невинно улыбаясь, умчался уже через несколько минут допрашивать своих слуг. Я же все в толк не мог взять, что случилось и почему царевич не желает близости. Пообещав себе поговорить с ним как-нибудь об этом, вскоре я отправился на Делос, где, как я и думал, Лето принялась меня отчитывать. — Прекрати обращаться со мной, как с ребенком! — Терпеливо говорил я, сверля время от времени взглядом Артемиду, которая за весь разговор так и не посмотрела на меня. — Этот юноша тебе не пара, — в свойственной ей манере спокойно говорила мать. — Да почему, во имя Аида, все считают своим долгом влезть в это дело?! — Парировал я, размахивая руками. Мое Солнце быстро затянуло тучами и уже совсем скоро на земли обрушился нещадный дождь. — Потому что… — Мать вдруг осеклась и вздохнула, опуская глаза вниз. — Что?! — Кричал я. Но затем меня вдруг осенило. Это случилось так быстро и так неожиданно, что у меня подкосились ноги. И объяснение тому было поразительно очевидным, а глупцом здесь оказался именно я. — Потому что он — человек. — Скорее как факт, нежели вопрос выдавил я. И Лето, будто бы молча подтверждая мои догадки, подняла голову, приглаживая свои длинные мокрые волосы. Это окончательно вывело меня из себя: — ты думаешь, что и его постигнет такая же участь, как и остальных? Ты думаешь, что я снова останусь ни с чем? Ты так в этом уверена? — Скажи мне, что это ложь. Дай мне хоть одну причину так не думать, — терпеливо ответила мать. — Он — смертный, Аполло. И, если твоему юноше и суждено дожить до глубоких старческих лет, то после он все равно отправится к Аиду! Я не хочу, чтобы ты страдал! Я люблю тебя! — А я люблю его! — Не отступался я. — Если Гиацинт и отправится к Аиду, то не один. Лето одарила меня смачной пощечиной. Я даже не понял, что произошло. Убрав с лица прилипшие мокрые волосы, я вновь взглянул на мать, чьи глаза горели гневным огнём. Но и моя злость не утихала: — Я напоил его амброзией, — выдавая нашу с Танатосом тайну, умиротворенно проговорил я, чувствуя, как в душе поселяется безразличие. — Что ты сделал?.. — Переспросила ошарашенная Лето, оседая на камень позади. — Если боги его не примут на Олимп, то с него сойду я. — Также холодно произнес я. — Безумец! Ты понимаешь, что натворил?! Ты понимаешь, я тебя спрашиваю?! За что ты так со мной?! — Впервые дав волю эмоциям, раскричалась Лето, срываясь с места и только благодаря силе Артемиды не бросаясь на меня. Ее крики, смешанные со слезами, больно ударили меня, но чем бы я помог? Ведь по сути я только что сказал матери, что ее сын обречен. Оставалось ждать лишь момента, когда об этом узнает кто-то другой из богов. Мне следовало успокоить Лето, однако вместо этого я, смеясь, лишь развел руками и отступил назад: — Видишь, как сильно он мне нужен? Пойми, что я буду с ним в любом случае! Поймите вы все и оставьте меня, наконец! — Убирайся, неблагодарный! — Срывала голос Лето, расцарапывая ногтями нежную кожу дочери. — Я носила тебя под сердцем, я отдавала тебе всю свою любовь и вырастила в итоге неблагодарное создание! Уходи, чтобы мои глаза тебя больше не видели! Умываясь слезами, я исполнил волю матери и ушел прочь, в глубокую чащу леса, где целый день, валяясь в грязи и болоте, рыдал и кричал, напиваясь до беспамятства и ненавидя себя за то, что когда-то родился на свет. Ночью я, будучи в конец пьяным, даже не умывшись, заявился в покои Гиацинта, падая рядом с ним и заключая царевича в крепкие объятия, намереваясь сохранить единственное, что теперь у меня осталось. Гиацинт ничего не спрашивал. Он понял все и без слов, не брезгуя, запачкавшись, но все же прижавшись ко мне всем телом и уложив мою голову на свою грудь. Я выполнил свое обещание: я пришел к нему, когда мне было плохо. Он выполнил свое: он стал моей поддержкой. А утром приехала она. Аглая.