Шоколадный угар

Фото: https://pp.userapi.com/c847217/v847217378/1a96c/MBP90l2MAFU.jpg https://sun1-20.userapi.com/c840730/v840730601/7de41/iCXrb1eXM5U.jpg Аудио: dom!no – Тут свободно когда не очень стал красив, но всё так же мишень для крыс, ведь я богатый, значит, друг и брат всем. творческий ступор, мне кричат: "на бис!", я выхожу и становлюсь им не понятен, не любимым, в кого твои летели камни. поднимал дозы лекарств и бежал от камер, закрывался на замки, шторами, и стих, перестал пьянеть, но пьяным стал стихами. оторви с меня ярлык, что меня любят дамы, ведь, по сути, вы палитесь - не мужская зависть. но моя цель - не плотнее тут пихать в карманы или лишать её белья, цель - врезаться в память и вживляться мегабайтами в каждый плеер, что для кого-то, возможно, будут последним шансом. я готов рвать своё же сердце на фрагменты, только чтоб вы все дышали, ещё дышали… меня вот-вот разлюбят и забудут после маленькие люди, большие угрозы, а после вспомнят - это я научил их солнцу, по осколкам соберут целиком мой номер, наберут. нет, я не самолюб, но знаю то, что эти люди ко мне возвращались, и хоть не требовал от них ни малейший звук, но каждый раз они за что-то извинялись. стой, не знакомьте меня с весной, я и так её лучший друг, а то, что сегодня не с ней - мы просто чуть в ссоре. стой, ведь лучше тебе не знать о том, как меня зовут, но если не с кем тебе говорить, садись, тут свободно.

      «Когда клип?», «Когда новая песня?», – листала девушка комментарии, периодически натыкаясь то на комплименты, то на оскорбления. Одним словом, ничего нового. Она потушила экран мобильника, тяжело вздохнула, и через мгновение на пассажирское сиденье упала подруга, чмокнув её в щёку. – Как ты? – спросила Полина. – Да нормально, – проговорила Оля и завела мотор. Поля скосила на неё взгляд, явно не веря. Но Серябкина не врала. Ведь иногда наступает момент, когда становится нормальным, что ты каждое утро хочешь прострелить себе голову. – Ты как? – Вполне-вполне, – пробормотала та. – Куда едем? – Просто едем, – ответила Серябкина, надавив на педаль газа. В салоне повисла тишина. Полина упорно молчала, хотя не знала, когда заговорит Оля. Она не понимала, стоит ли подтолкнуть подругу к началу разговора или всё же продолжать терпеливо ждать. Олино лицо не выражало ничего, и долгий взгляд на него лишь запутал Полину. Она закрыла глаза. Время шло. Поля уже открыла рот, чтобы проговорить «Знаешь, я тебя совершенно не понимаю», но Серябкина неожиданно для девушки остановила машину и заговорила сама: – Ты когда-нибудь проигрывала в голове свою речь, затем реплики собеседника, свои ответы ему? – Да, – кивнула Полина, – когда после этого разговора происходило несколько дней, недель, месяцев, лет… – Ха, – вырвалось у Оли, и она, опустив голову, улыбнулась. – Я долго думала, что сказать тебе. Ночью даже села, начала записывать это всё в блокнот, а потом вырвала этот лист и разорвала. Потому что всё это неправда. Точнее, правда, но не сейчас, не в этот момент, а в тот, только той ночью. А сейчас, в этот вечер, я хочу сказать тебе что-то совершенно другое… – Стопани-ка, – попросила Полина. – Это у тебя баба на бабе, и тебе легко вот такую дичь переваривать. Хотя… у меня же тоже баба в голове. Я в смысле. Ой, короче! Не отвлекаемся от темы. Ты что несёшь? – А потом, – будто не слыша её, продолжила Серябкина, – я подумала, а действительно ли я хочу говорить это тебе? И самое главное – хочу ли я вообще говорить? – У меня был вопрос, изначально ли твои бывшие были отбитые на всю голову или свихнулись после тебя, а теперь у меня другой вопрос: ты после них свихнулась или изначально была повёрнутой? – Что? – сдвинула брови Оля. – Вот и я спрашиваю – что? – развела руками Полина. – Что ты несёшь? – Я же разорвала тот лист, – напомнила ей Серябкина, – у меня нет заготовленной речи! Я импровизирую, а делаю я это, судя по всему, плохо. – Я бы сказала, как ты это делаешь. Я бы сказала, как ты себя ведёшь последнее время, но я поспорила с Никитой, что не матерюсь эту неделю. – Здесь нет Никиты. – Знаешь, это только твоя логика, что, если где-то нет Кати, можно потрахаться с кем-то из своих бывших! – крикнула Поля. – И даже если Катя там есть! – Что? – сжала руль в своих руках Оля. – Что ты чтокаешь? – толкнула её в плечо Полина. – Как не доходило до тебя ни черта, так до сих пор и не доходит! Что ты замолчала? Давай, ляпни ещё что-нибудь. Я уже ничему не удивлюсь. Даже если скажешь, что на самом деле всё это время любила меня. Или Ирму. Или мужа Темниковой. Или бывшего Кати. Или двоюродного брата Даши. Я вообще ничему не удивлюсь, вообще! – Ты какую-то херь сочиняешь, – нахмурилась Серябкина. – А ты херь творишь! – А «херь» – это мат? – вспомнила о споре Оля. – Да мне.., – проговорила несколько красочных синонимов к слову «фиолетово» Полина, – мат это или не мат! – А если я сдам тебя Никите? – А если я тебя сдам в психушку? – Что?! – Да что ты чтокаешь? – снова толкнула её в плечо Полина. – Полечиться, говорю, пора. – От чего? – От того, что у тебя в голове! – А что у меня в голове? – Не знаю, я же не психолог. – Ты лучше, чем психолог, – смотрела ей в глаза Оля. – Ты мой друг. – Да, это лучше, – задумчиво проговорила Полина, – ведь я могу сделать так, – дала она Оле подзатыльник. – Очень приятно, спасибо, – оценила Серябкина. – Обращайся. Что, собрала мысли? Что надумала сказать? Что тебе больно? – Да, мне больно, – подтвердила Оля. – Думаешь, только тебе больно? Или ты у нас настолько особенная, что все должны преклоняться перед твоей болью? Нет, Оля! Хватит носиться с ней! Твоя боль – это не Лена и не Даша. И уж тем более твоя боль – это не Катя. Твоя боль – это ты сама! Разберись сначала с собой. Разберись только с собой, а баба, которая бегает с ребёнком в руках от мужа к тебе, пусть разбирается сама. Как и баба, которая повышает свою самооценку твоим к ней вниманием, – проговорила Полина и вышла из машины, хлопнув дверью.