Космические байки и истории о настоящей любви

— Черт, — отплевывается Антон, когда ему удается встать хотя бы на четвереньки. Карл, не в силах сдержать смеха, наблюдает, как юноша борется с прилипшими ко лбу и переносице непослушными кудряшками. — Это твоя вина, — уверенно заявляет Ельчин. Но Урбан только разводит руками, дескать, когда он предлагал Антону освежиться, то никак не думал, что тот полезет спасаться от адской жары в фонтане, да еще и умудрится соскользнуть с мокрого бортика. Впрочем, дурной пример заразителен. И Карл не гнушается, закатав брюки, устроиться на краю импровизированного уличного бассейна. Они сидят рядом, и Антон, насквозь мокрый, улыбается, будто только что выиграл не меньше, чем Оскар за лучшую мужскую роль. Карл щурится от яркого солнца, лениво развалившись на мокром от брызг парапете. Он даже позволяет себе лечь, заложив руки за голову и надвинув отобранную у Ельчина шляпу. Она ему совершенно не идет, но хорошо спасает от слепящего света. — Не жарко? — лукаво интересуется юноша и аккуратно, чтобы никто из посторонних не заметил, проводит мокрыми пальцами по сгибу локтя Урбана. — Антон, даже не думай, — не открывая глаз, предупреждает мужчина. — О чем? — и Карл уверен, что тот улыбается еще шире. Мокрая и очень холодная ладонь юноши касается его живота, там, где задралась рубашка. Жест будто случайный, но только для окружающих. Даже у них есть правила, по которым приходится играть, и маски, которые они вынуждены носить. Карл вздрагивает, несмотря на то, что ожидал этого — иногда Антон на редкость предсказуем в своих дурачествах. И тот, явно довольный успехом, победно смеется. — Я предупредил тебя, — беззлобно рычит Карл и, скинув с лица шляпу, одним размашистым движением сталкивает Ельчина с бортика в воду. Последний не остается в долгу, утягивая мужчину за собой. Теперь они мокрые оба. Антон совсем по-детски плескается, и Карлу ничего не остается, как перехватить его руки. Плененные запястья поднимают волну воспоминаний, и хочется самому с головой уйти под воду, чтобы остыть хоть чуть-чуть. Но вместо этого он со словами «ты сам напросился» окунает в фонтан Ельчина. Все происходящее слишком похоже на счастливый сон, чтобы оказаться правдой. В жизни так не бывает. В той реальности, где они живут, всегда бок о бок идут долг, репутация и карьера, а редкие встречи укутаны покрывалом изо лжи и тайн. И Урбан чувствует себя почти преступником в этом царстве тепла и света. Антон отряхивается, небрежно зачесывает волосы назад, приоткрывая уши. Карлу хочется, притянув юношу к себе, прикусить беззащитно торчащий кончик. Но вокруг слишком много посторонних глаз, и еле слышно звенят кандалы запретов. — Вроде, и не дети уже, — слышится упрек откуда-то сбоку. И он не дает забыться, позволив себе недопустимое. Вполне логичный комментарий, учитывая, что вокруг них полно людей, решивших спастись от полуденного зноя точно так же — в прохладе фонтана. — Антон, пошли, — мужчина помогает юноше подняться. Но вместо того, чтобы поспешно ретироваться, Ельчин почти эпатажно стягивает с себя футболку и выжимает, всецело захватывая внимание окружающих. Несмотря на изрядную простоту в отношении к жизни и ненаигранную наивность, юноша любит такие жесты. Впрочем, его выступление рассчитано только на одного зрителя. Урбан ждет уже несколько поодаль, стоя босыми ногами на раскаленной солнцем плитке и чувствуя, как по джинсам стекает вода. Наверное, это глупо. Глупо вот так вестись на все провокации Антона, соглашаться на его безумные авантюры, балансирующие на грани дозволенного. Чего только стоит последний поход на ночной киносеанс. Карл до сих пор ощущает истому, вспоминая, как они занимались сексом, устроившись на последних рядах полупустого кинозала. Антон обладает поразительной фантазией, которая иногда откровенно пугает. Но Урбан уверен — с ним не соскучишься, ни через пять лет, ни через десять. Впрочем, это тоже глупо — мечтать о таких вещах, как долгие отношения с тем, кому едва исполнилось двадцать. Поэтому Карл просто старается наслаждаться этим «здесь и сейчас». Кажется, Ельчин закончил свое представление и, под аккомпанемент откровенных и осуждающих взглядов, как Венера из морской волны, ступает к нему, перешагивая — на сей раз удачно — через бортик фонтана. — А теперь мороженое? — предлагает он, поднимая на мужчину блестящие серые глаза и облизывая губы. Карл не может найти причин отказать ему в такой безобидной просьбе, заранее представляя, каких усилий будет ему стоить удержать себя в руках, глядя на принявшегося за десерт Антона. Когда время лениво переваливает за полдень, Урбан уже убежден, что его душевного спокойствия едва ли хватит до вечера. Ельчин напросился и, несомненно, получит свое сполна — и любовь, и нежность, и ласку, и наказание за жесточайшую пытку Карла мороженым. Пусть говорят, что месть — это блюдо, которое подают холодным. Но когда на улице почти адская жара, он предпочитает играть по своим правилам.