Покойся с миром

Это так странно – когда тебя ненавидит собственное повзрослевшее «я». Вот Нил себя не ненавидит. Может, он кое о чем и сожалеет – бывало всякое, – но себя он не ненавидит. Если честно, он вполне доволен собой. В отличие от Артура. Артур точно его ненавидит. Это понятно по тому, как Имс смотрит на Нила. Имс мало говорит, но зато чуть заметно поджимает губы, когда Нил делает что-то не то. Нил замечает, что Имс ненавидит, когда он сутулится, ненавидит его развязную походку, ненавидит его отчетливый канзасский акцент (который становится все заметнее с каждым днем, судя по лицу Имса). Нил заказывает себе на завтрак жирный сэндвич в сомнительном кафе при аэропорте, и Имсу приходится отвернуться. Язык его тела говорит ясно и четко: Артур бы этого не сделал. Должно быть, Артур ест много всякой зелени. Что ж, Нил тоже его ненавидит. И Имса. Имс ходит за ним хвостом, как телохранитель. Наверное, он именно так себя и воспринимает. Защищает тело Артура от тех ужасов, которые может сотворить с ним Нил. Как будто Нил – незваный гость. Он – редкостный извращенец, так что когда Имс заходит вслед за ним в туалет, Нил, встав над писсуаром, дерзко ухмыляется: – Если так хотел снова полюбоваться на мой член – мог бы просто заплатить. Оно того стоит – в уголках глаз Имса собираются недовольные морщины. – Тебе двадцать девять, – говорит он, пока Нил застегивается и моет руки. – Ты уже не подросток. Хватит так себя вести. – Тогда хватит обращаться со мной как с подростком, – огрызается Нил. – Мне не нужна нянька. Имс хмыкает. – Ну да, зато настоящий ты ни за что бы мне не простил, если бы я позволил восемнадцатилетнему ему при первой же возможности сбежать в Амстердам. Так что пока будет так. Нил поворачивается к нему лицом. Кажется, Имс не может смотреть ему в глаза. – Почему ты считаешь именно Артура настоящим? – спрашивает он. – Только потому, что он тебе нравится больше, чем я? Но ведь я тут первый. У меня куда больше прав находиться в этом теле, чем у него. – Да, – скупо отвечает Имс, – он нравится мне больше, чем ты. А теперь пошли, иначе пропустим вылет. Нил по тысяче раз проверяет, что они летят именно в Нью-Йорк, прежде чем взойти на борт вместе с Имсом. Он не доверяет своему спутнику. Однако как только самолет взлетает – и становится ясно, что он точно отправляется в Международный аэропорт Кеннеди, – Нил расслабляется. Он собирается найти Венди. Где бы она ни была, он ее найдет. Вот что значит «родная душа». Интересно, как она сейчас выглядит, счастлива ли она. У него никогда не получалось представить себе, как они взрослеют вместе. А вышла ли она замуж? Есть ли у нее дети? Счастлива ли она?.. – Мой друг Венди – вот кого мы будем искать, – говорит он Имсу. – Ты когда-нибудь с ней встречался? – С чего бы? – А ты и я… вроде как друзья, да? – Мы… – Имс задумывается над выбором слова, – коллеги, – в итоге заканчивает он. И добавляет, устало закрыв глаза: – Мы с тобой. – Забей. Я о ней никогда не рассказывал? – Нет. Не то чтобы я рвался в твою закрытую личную жизнь – но друзей у тебя было немного. Тебя можно даже назвать социопатом. – Нет. Венди – исключение. Даже если я сменил имя, разорвал все связи с мамой и остальными, то с ней я все равно продолжил бы общаться. – Ну, ты никогда не упоминал о ней… и у меня в голове крутится одна теория насчет этого. Ты же не помнишь, как был Артуром. – О, я охуеваю от твоей гениальной дедукции, – раздраженно прерывает Нил. – Мне кажется, что, возможно, – продолжает Имс, не обращая на него внимания, – Артур не помнит тебя. – Нет, быть того не может, – Нил тут же свирепеет. Переполненный яростью, он ненавидит их обоих – Имса и Артура – еще сильнее. – Блядь, и перестань говорить о нем так, как будто он –другой человек. Это я был первым. Он не чужак, которому я когда-то передал свое тело. Это он живет моей жизнью, а не наоборот, ясно? – Конечно, ведь твоя жизнь была такой прекрасной и расчудесной, что тебе никогда и ничего не захотелось бы в ней изменить, – сухо говорит Имс, глядя в окно. – Мне нравится моя жизнь. – Ты был проституткой, – Имс понижает голос, хотя шум самолетных двигателей и так скрывает их разговор от посторонних ушей. – О да. И мне это охуеть как нравится, – с нажимом говорит Нил. – Ну, тогда нам стоит задаться вопросом, как ты перешел от этого к сексуальной жизни сельдерея, правда? – Венди точно знает, – Нил откидывается на кресло и уютно складывает руки на груди. – Она поймет, что случилось со мной. Она знает обо мне все, – а когда они с ней будут вместе, он сбросит Имса с хвоста, и все пойдет как в старые добрые времена. Они снова станут подельниками. Имс только вздыхает. Полет вгоняет Нила в тоску, особенно когда Имс вытаскивает наушники, подключает их к собственному планшету и погружается в музыку. У Нила наушников нет, нет и трех долларов, чтобы купить их у стюардессы, так что все оставшееся время ему придется тупо сидеть. Долго он не выдерживает. Имс моргает, когда Нил дергает его за рукав. Он спускает наушники на шею. – Что? – Ты сказал, что мы коллеги. А чем мы занимаемся? – Преступлениями. Ментальными преступлениями. С помощью ПЭСИВа мы крадем идеи из человеческого подсознания. – И как, я в этом хорош? – спрашивает Нил. Имс, кажется, колеблется. – Ты лучший. Нилу это нравится. Он преступник, и он хорош в своем деле. Он ухмыляется. – Артур лучший, – поправляет себя Имс, заметив выражение его лица. – У тебя, как мы видели, не хватает способностей, даже чтобы вообразить кислород. Нил неуклюже сутулится в кресле. – Ну и плевать. – И это заставляет меня задуматься, – Имс говорит как будто сам с собой, – что, если это все Артур… я имею в виду, что, если Артур так натренировался никогда не думать ни о тебе, ни о своих прошлых воспоминаниях, что теперь каждый раз, как ты пытаешься достучаться до собственного подсознания, тебя блокирует намертво? Хмыкнув, Нил начинает было говорить: – Это тупо. Никто не может подавить… Но тут же останавливается, вспомнив Брайана. Брайан, этот костлявый задротишка, был таким тупым, что возомнил себя похищенным пришельцами, забыв, как его изнасиловали в восемь лет. Брайан, этот несчастный идиот, с его носовыми кровотечениями и обмороками. Вся его жизнь вращается вокруг черной дыры, помрачившей его воспоминания. Что самое идиотское – Нил помнит Брайана и помнит встречу с Брайаном, но что-то на самых границах памяти ему никак не поддается. Как размытое пятно на краю зрения. Он может смотреть на него только искоса, а прямо не получается. – Что такое? – спрашивает Имс. – Заткнись. Я думаю, – отвечает Нил, потому что не хочет признавать правоту Имса: он что-то скрывает от самого себя. Но даже Брайану не удалось вытеснить свои воспоминания навсегда. Нил выжидает целый час, прежде чем снова пристать к Имсу. – Ну что? – рычит Имс, снова содрав с себя наушники. – Расскажи еще обо мне. Может, это подтолкнет меня вспомнить. Имс хмурится. – Я не так уж много знаю. В юности ты служил. – В армию США педики не допускаются, – презрительно фыркает Нил. – Допускаются – если они помалкивают и не стремятся к публичному каминг-ауту (1). – Это на меня не похоже. – Ну, это то, что мне о тебе известно. Ты вступил в армию, там тебя обучили технологии дримшеринга. Потом ты дезертировал. Встретился с Коббом и Мол. Кобб познакомил нас. Затем Мол умерла, все подумали, что из-за Кобба, он пустился в бега, стал преступником, чтобы платить своим адвокатам, а ты повсюду следовал за ним. – Расскажи о Коббе. Имс рассказывает, хотя, кажется, с неохотой делится теми толиками информации, которые, по его мнению, не полагается знать Нилу. Но Нил все равно догадывается, что его отношения с Коббом не заходили дальше платонических – а это определенно на него непохоже. – А теперь расскажи о нас. Имс тут же напрягается: – Да тут почти не о чем говорить. Как я уже упомянул, мы коллеги. – О да, коллеги, которые проводят отпуск вместе, спят в одном номере и трахаются. – Я думал, что ты Артур, – по Имсу видно, как он страдает. – Да ты должен быть счастлив, что я не он, ведь Артур с тобой никогда бы не трахнулся. Мы вообще до этого занимались сексом? – Нет. – Черт, тогда перестань изображать из себя мировую скорбь! Ты получил то, что хотел. Я знаю, что ты этого хотел, ты сам так сказал. Имс трясет головой. – Все… не так. – Артур бы трахнулся с тобой, если бы ты признался ему в любви? Имс хмурит брови. – А если бы ты сказал ему, что он для тебя особенный? – продолжает давить Нил. – Если бы ты, мудак, назвал его своим ангелом? – Нет, – Имс почти незаметно отстраняется. Нил откидывается на спинку кресла и удовлетворенно бормочет: – Что ж, значит, хоть чему-то он у меня научился. Они замолкают. Имс снова надевает наушники и надолго закрывает глаза. * * * Несмотря на мнение большинства, Артур возненавидел Имса не с первого взгляда. Когда Кобб представляет их друг другу, имитатор кажется вежливым профессионалом, и Артур отвечает ему учтивостью, хоть и знает, что Имс – преступник в мире дримшеринга. Они принимаются за работу. Пожалуй, Имс самый суетливый человек из всех, кого Артур встречал в своей жизни. Артур замечает это в нем почти сразу. Его руки постоянно в движении. То Имс щелкает ногтями по большому пальцу, издавая раздражающие звуки. То хрустит костяшками. То кусает ногти, и иногда Артуру хочется шлепнуть его по руке, чтобы он убрал ее ото рта. Он как маниакальный шредер: как только ему попадается конфетная обертка, он тут же начинает методично рвать ее на части; если он держит спичку или зубочистку, то ломает ее вдоль и поперек; а взяв ручку, начинает ее жевать. Все это Артур воспринимает как должное. Он не ненавидит Имса. Имс выделывается во сне, примеряя на себя несколько различных образов. Артур тщательно прячет свое восхищение, понимая, что Имс рисуется для собственной пользы. Позже Артур пробует имитацию сам, без посторонних. У него не получается, ни на грамм. Это равно разочаровывает его и заставляет еще сильнее уважать коллегу. Когда вся подготовительная работа заканчивается, и им удается усыпить объект, они спускаются вниз, все втроем. И все проходит нормально, пока не наступает небольшая пауза – и Артур пытается не слишком удивляться, когда Кобб поворачивается не к нему, а к Имсу и говорит: – Нам нужно, чтобы ты отвлек его внимание. Выбери какую-нибудь красотку. Имс только оглядывает лениво помещение – созданный Артуром бар объект наводнил своими проекциями – и сообщает: – По-моему, его вкусам соответствуют отнюдь не леди. – Он встречается с женщинами, – указывает Артур, потому что он координатор и должен знать объект лучше Имса. И Артур знает лучше. Имс только улыбается ему – понимающей улыбкой, которая бросает Артура в необъяснимый жар, – и, скорее, не говорит, а мурлыкает: – Доверься мне, Артур. Он даже никого не имитирует. Вальяжно заходит в бар, занимает место рядом с объектом и заговаривает с ним. Не суетится. Подается вперед, небрежно вторгаясь в личное пространство. Улыбается. Трогает чужую руку. Потом колено. Смеется. В конце концов Коббу вообще не приходится заниматься извлечением: объект сам выбалтывает Имсу все свои секреты. Пока Кобб заполняет отчет по результатам дела, Артур собирает вещи, и его мысли носятся жужжащими пчелами. Он не может поверить, что не заметил гомосексуальности объекта. Правда в том… Правда в том, что он даже не рассматривал такую возможность. Нервы натянуты, как струны; он чувствует себя непривычно бездумным. Его спина каменеет, когда Имс сжимает его плечо. – Что такое? – дыхание Имса щекочет ухо сзади. – Тебе во сне что-то очень понравилось, да, дорогуша? Артур молчит. Имс отходит назад и усмехается. Вот. Вот именно в этот момент Артур начинает ненавидеть Имса. На всем пути обратно в гостиницу Артур горит и краснеет, кожу колет от необъяснимой ярости. Слова Имса крутятся в голове, как песня на повторе. Артур не понимает, как человек может говорить так, как этот чертов голос может постоянно излучать чистый секс. Это чересчур низко, и ласково, и хрипло для нормального разговора. Артур думает, как легко Имс пошел к объекту и начал заигрывать с ним. Как будто он только и делает, что пристает к мужчинам. Когда Артур возвращается в номер, то запоздало понимает, что у него стояк. Что ж, бывает. Нередкий побочный эффект после сомнацинового сна. Артур заползает в кровать, ложится на живот и не думает об этом. Но не может перестать думать об Имсе. Этот чертов голос. Такая мощь, такая уверенная мужественность. Как легко он соблазнил объект… Артур представляет – а что, если бы это была не работа, что, если бы Имс встретил этого мужчину в настоящем баре и попытался снять его. Ушли бы они оттуда вместе? Артур задумывается, а стал бы Имс сосать член… или сразу трахнул бы в задницу… Во рту не остается ни капли слюны. Какая отвратительная мысль. Из-за нее Артура подташнивает от самого себя. Он представляет – а что, если бы он сам был в том баре. И Имс попытался бы снять его. И они бы трахнулись… Внизу живота поднимается мучительная тошнота, и Артур сворачивается на кровати и, тяжело дыша, закрывает глаза. Он заталкивает вставший член между бедер и тесно сжимает ноги. Шипит от боли. Вот теперь ему лучше. Такое у него самовольное покаяние. Кровь начинает отливать от паха, и как же теперь хорошо. А потом он внезапно закрывает лицо ладонями и начинает рыдать. Артур даже не помнит, когда в последний раз в своей жизни плакал. Но сейчас происходит именно это: он трясется, всхлипывает, из глаз струятся слезы, и Артур понятия не имеет, откуда они взялись. И это не просто плач. Он опустошает все тело, как ураган. Помимо воли Артур рыдает так, что даже не может толком вдохнуть. Он чувствует тошноту и вину, но даже не знает почему. Он крепко сжимает покрывало на кровати, пытаясь удержать себя, как якорями. Слезы льются непрерывным потоком. Все тело содрогается от силы рыданий – как будто Артура проткнули ножом, как будто ему разбивают сердце, а он ничего не может с этим сделать. Так оно и продолжается, пока Артуру не удается поймать ртом воздух; дрожь постепенно сходит на нет. Артур пытается обрести контроль над собой. Вина по-прежнему ворочается где-то внутри, и Артур неуверенно встает на ноги, чтобы взять стакан воды из ванной. Он пьет, а потом почти тут же падает на колени перед унитазом и начинает блевать. Это вина, обосновавшаяся в животе, так ужасно корчится – как огромный червь, сплетающийся в клубок. В мгновение ока поднимается такая тошнота, что Артуру кажется – его будет рвать, пока он не сморщится и не сдохнет. К горлу поднимается все, все, что было внутри. Вся еда, которую он недавно съел. Желудочный сок. Он как кислотой обжигает горло и носоглотку. Потом остаются только желчь и слизь, и все равно ничего не останавливается. Живот сжимается, как будто его выкручивают – как губку в кулаке. Он жутко болит. Каждый позыв охватывает и сводит все тело, заставляя мышцы дрожать от слабости. Каждый раз, когда Артур думает, что не осталось уже никаких сил, чтобы вытошнить что-то еще, его снова невольно сотрясает, и он отчаянно блюет в унитаз. Не червя он так усиленно пытается извергнуть из своего тела. Не червя – слово, вытравленное на каждой косточке и жилочке, от которого его тошнит. Артур чувствует его в своем животе, в кишках, в горле, везде. Желудочная кислота жжет внутренности в попытках убрать это слово, вычистить его. Шлюха. Полностью обессилев, Артур падает на пол ванной и безудержно трясется, покрытый сверкающими каплями пота. Такое ощущение, как будто его несколько раз швырнули в стену. Внутри пусто. Все мышцы сильно напряжены. Артур ненавидит вкус на языке. Ненавидит свое тело. Все. Но все уже кончено. Боль начинает стихать. А потом приходит мигрень. Это обжигающе горячая кочерга, которую протянули через глаз и затылок. Это худшая боль из всех, которые он испытывал в реальности и во снах. Вряд ли даже роды мучительнее ее. Ампутация без обезболивающих наверняка более щадяща. Из глаз снова струятся слезы; у Артура нет над ними власти. Он полуослеп. Его снова тошнит, на этот раз кровью, и он слабо всхлипывает от того, как жжет мышцы живота. Он катается по полу; не может даже вдохнуть через нос. Он почти что сходит с ума. И мечтает о пистолете. К утру его вина полностью искуплена. Эмоционально, физически и душевно он выскоблен и вымыт. Абсолютно чист. – Выглядишь дерьмово, – говорит Кобб на следующий день, когда они встречаются в гостиничном вестибюле. Артур чувствует себя как с похмелья. Но не помнит, чтобы пил. – По-моему, этой ночью мне мало удалось поспать, – говорит он. Голос хрипит; горло обжигает болью. Кобб обеспокоенно хмурится: – Побереги себя, Артур. Артур устало кивает. Ему действительно стоит поберечь себя. Живот сводит такими судорогами, как будто Артур неделю голодал. * * * Артур ненавидит Имса. Ненавидит в нем все. Ненавидит, как он одевается. Ненавидит, как он прикидывается дурачком, а потом выводит Артура из себя на глазах у всех. Ненавидит, что иногда ему кажется, что его бы мог привлечь Имс. Если бы Артур был геем. Он мог бы поклясться, что Имс читает его мысли, потому что он находит какое-то извращенное удовольствие, мучая Артура. Если он во сне застревает в каком-то узком, темном месте, то именно Имс окажется запертым вместе с ним, а не Кобб или Мол, которых он мог бы пережить. Если он допоздна задерживается на складе, то Имс выходит последним, медлит у него за плечом и отпускает комментарии по поводу его работы или… или его задницы. И все это накапливается до того момента, когда Имс оказывается слишком близко, касается чересчур долго. Артур возвращается в гостиницу и разражается рыданиями, сам не зная почему. Наутро он полностью выжат, обновлен и обнажен. Разбит и механически собран. Такое случается, только когда он работает с Имсом. Он содрогается после долгого приступа рыданий, только закончив блевать и устроившись на туалетном сидении. Мигрень на подходе, но тут звонит телефон, потому что Артур забыл выключить звук. На экране всплывает имя. Артуру приходится приложить немыслимые усилия, чтобы хоть как-то собраться и ответить. – Какого хрена тебе нужно, Имс? Удивленная пауза. – Артур? С тобой все в порядке? – Чего тебе надо? – чуть ли не по буквам проговаривает Артур. – А что это ты сегодня такой грубый? Артур резко выдыхает. – Я сейчас повешу трубку. – Нет, не надо, – голос Имса заставляет его остановиться. Наступает короткое молчание. – Хотя нет, я забыл. Прости, что побеспокоил. Имс кладет трубку. Артур – вслед за ним. Есть ли смысл удивляться, что через пять минут Имс уже стоит у его двери? Не должен – но стоит. – Чего? – огрызается Артур. Имс только долго смотрит на него. Артур представляет, как сейчас выглядит. Наверное, как будто по нему прошлись паровым катком – потому что примерно так он себя и чувствует. Артур неосознанно поправляет свой жилет. Имс просто смотрит, но Артур сдувается. Он сдается. – Эй, Артур, – тот пытается вырваться, когда Имс обвивает его руками… он не выносит прикосновений, ничьих… но у него не хватает сил. Имс держит его в некрепком объятии, и Артур позволяет себе разрыдаться на его груди. – Все хорошо, – бормочет Имс, поглаживая Артура по голове. – Теперь я с тобой. Ты последний человек, который мне нужен, хочется сказать Артуру. Но он не может. Не может, потому что он счастлив, что Имс стоит так близко, и ему хочется… Имс мог бы… Горло сжимается, голова начинает кружиться, и Артура снова тошнит на пол. – Детка, – окликает его Имс, когда тот заканчивает, задыхаясь и дрожа. И снова обнимает Артура, как будто прикасаться к нему – это самое естественное. – Я не понимаю, что со мной не так, – шепчет Артур. – Все в порядке. Я о тебе позабочусь. И Артуру хочется сказать ему – нет, не надо. Держись от меня подальше, перестань меня трогать, пожалуйста, ради бога. Но он не может. Потому что Имс стоит так близко, и от это Артур тошнотворно счастлив. Шлюха. Мигрень поглощает его, и теперь она куда сильнее, чем раньше, но, конечно, потом он ничего не вспомнит. * * * Нил готов разорвать Нью-Йорк на мелкие кусочки. Он не может ее найти. Он ищет везде. Проверяет все их старые убежища, даже в старую квартиру заглядывает. Он спрашивает всех в округе, знают ли они или помнят ли ее. Он заходит в ресторан, где она работала официанткой, и спрашивает и там. Никто их не помнит. Никто не знает, кто такая Венди и где она. Его руки уже трясутся к тому моменту, когда Имс вздыхает, подходит, затаскивает его в «Старбакс», заказывает ему какой-то кофе изысканной обжарки и достает смартфон. Имс начинает пролистывать какие-то списки, что-то набирает, пока Нил попивает свой напиток и нервно стучит ногой под столом. – На вкус как собачье дерьмо, – заявляет он, толкая полупустой стаканчик Имсу. – Это твой любимый, – Имс устало потирает костяшками переносицу. – У меня ничего не выходит. – Так попробуй еще. Имс откладывает телефон и спокойно смотрит на Нила. – Ты что, думал, что она будет ждать тут твоего приезда? – Так всегда и было, – бормочет Нил. Имс отводит его в полицейский участок. Сперва Нил еле переставляет ноги. Ему не нравятся копы (и в полицейском департаменте Нью-Йорка хранятся записи о том, что Нил им тоже не нравится). Но если это его единственный шанс найти Венди, то он это сделает. Имс ждет его снаружи и курит все время, которое он там проводит. Покинув здание, Нил уходит вниз по улице, прочь от участка. Прочь от всего. Имс идет за ним след в след. Нил шагает, пока не понимает, что больше не может держать это в себе; тогда он сжимает кулаки, останавливается и со всей силы орет: – Блядь! Имс быстро уводит его с улицы, подальше от любопытных взглядов прохожих. Он заталкивает Нила в какую-то многоэтажку, между двумя прозрачными дверьми. Нил дышит как беговая лошадь. – Пырнули ножом? Ее, которая всегда надоедала мне со своими правилами безопасности? Какой тупой вообще надо быть… чтобы поехать ночью на метро… Боже… Он бьет кулаками в стену, и каждый вздох царапает легкие. Его глаза плотно зажмурены. – Я сожалею, – говорит Имс. – Она всегда хотела, чтобы я был в безопасности. Всегда заботилась обо мне. Черт, она была для меня самым родным человеком. И я просто бросил ее здесь? В этом треклятом грязном городе, одну? – он оборачивается к Имсу. – Так кто я? – Послушай, ты много кто, но ты не… Нил отдергивается от Имса, как загнанное в угол животное, когда тот пытается приблизиться. – Хватит. Хватит притворяться, что понимаешь меня. Никто не понимает. Только она. – Я знаю, что ты расстроен… Нил сворачивается у стены, стараясь как можно сильнее уменьшиться, и проводит кончиками пальцев вверх-вниз по уродливым обоям. – На ее месте должен был быть я, – он смеется. – Я думал, что именно я не доживу до тридцати. – Тебе не кажется, что она была бы счастлива, что ты устроил свою жизнь? Нилу приходится признать, что, наверное, была бы. Она была бы счастлива, что он больше не выходит на панель. Она бы решила, что его работа, ментальные преступления, классная. Хотя Артура она бы тоже наверняка возненавидела. – Как думаешь, я ей хоть раз написал? – спрашивает он, мучительно сожалея обо всех тех буквах, которые не положил на бумагу. – Перестань, – Имс кладет руку ему на плечо. Они впервые за весь день соприкасаются. – Пойдем. Они берут такси до гостиницы. Нил устал и ведет себя в машине тихо, перестает думать и ощущать что-либо. У него всегда это хорошо получалось. Выключать все нафиг. Печаль не приносит сильной боли и к завтрашнему дню почти пройдет. Просто сложно представить себе мир, в котором нет его второй половинки. Если бы он мог хоть о чем-то думать или как-то сочувствовать, то наверняка сравнил бы – интересно, Имс сейчас чувствует себя так же. – Так что там у нас в Лос-Анджелесе? – тупо спрашивает Нил, снимая с себя кожаную куртку и швыряя ее на кровать. – Кобб, – голос Имса такой же тусклый. Уже темнеет, они оба страдают от смены часовых поясов, но Нил знает, что Имса вымотала не простая усталость. Весь день у него медленно разряжается эмоциональная батарейка, как будто он истекает кровью, когда Нил рядом. Нил начинает шарить по своему чемодану, а Имс продолжает: – Если кто и знает, что с тобой происходит, то только Кобб. А если даже и не знает – то он единственный, кто сможет все исправить. – А если он не сможет? Имс смотрит так, будто Нил только что отвесил ему пощечину. – Конечно, сможет. – А что, если все эти годы просто… исчезли, – Нил хрустит пальцами. – Ну, что, если Артур мертв. Что тогда? – Он жив, – агрессивно заявляет Имс. – Но если? – Я верну тебя обратно. Прищурившись, Нил вытаскивает что-то из застегнутого кармана в подкладке чемодана. Красный кубик. Нил уже видел его вчера, в гостиничном номере. Должно быть, это Имс ему подсунул. – Посмотри-ка. Кубик выхватывают у него из пальцев прежде, чем он понимает, что Имс рванулся к нему через весь номер. – Не трогай его. – Прости, – Нил закатывает глаза и продолжает рыться. Он искоса следит, как Имс присаживается на край своей кровати. Вытащив какую-то квадратную тряпку – шелковый платок – он заворачивает туда кубик. Сделав аккуратный узелок, он сгибается и прижимается губами к своему маленькому свертку. Он бормочет так тихо, что Нилу едва удается расслышать: – Я приберегу его для тебя, дорогуша. В другом кармане Нил находит конверт. Он сложен в несколько раз, и такое ощущение, что лежит так очень долго. Нил начинает разворачивать его. Конверт запечатан. Разрезав, Нил переворачивает его. Что-то блестящее и серебристое вываливается ему на ладонь. Два идентификационных жетона на шариковой цепи. Нил с любопытством переворачивает их. На поверхности отпечатано: «Маккормик, Нил». – Глянь, – он бросает жетоны Имсу. Имс подбирает их и читает. Потом встает, проходит через комнату, трясет головой и снова пялится на них. Наконец он говорит: – Это собачьи жетоны (2). – Да, я знаю, – Нил ухмыляется. – Черт, значит, я все-таки был военным. Имс перебрасывает их ему обратно. Нил не может разобрать выражение его лица. Когда он пожимает плечами и накидывает цепочку себе на шею, вместо своего старого украшения, Имс ложится на кровать и выключает свет. Как будто не хочет больше видеть Нила.