Покойся с миром

«Я записываю все свои сны. По крайней мере, те крохи и обрывки, которые могу восстановить в памяти. Кажется, это понемногу помогает мне вспоминать». «Отличная идея. Твое подсознание там, где погребены все твои воспоминания. У тебя и меня, у таких как мы, практически все поступки продиктованы тем, чего нас лишили...» «Загадочная кожа»

Нил точно помнит дату – двадцать третье декабря, вплоть до часа, когда впервые осознал, что никогда больше не выйдет на панель. Первая встреча с ВИЧ-положительным клиентом потрясла его, возможно даже устрашила, но в итоге лишь немного притормозила. Он нашел себе нормальную работу – Венди настояла, да и он сам думал, что стоит попробовать. Но это было все равно что стараться покончить с вредной привычкой, а он, если уж на то пошло, не был настолько заинтересован. Скорее, это было что-то вроде игры, попытка проверить, как долго он сможет продержаться, пока не навалится скука или одолеет беспокойство, и он снова начнет трахаться с мужиками за деньги. Нил не испытывал ни того, ни другого, когда его снял его последний клиент и повез в Брайтон-Бич. Сказать по правде, Нилу он даже немного понравился. То была последняя ночь его прежней жизни. * * * Почти сразу Нил понимает, что все идет не так. Он сбегает в ванну, пытаясь отсрочить неизбежное. Он не знает, что делать. В этот раз он совершенно беспомощен. Он словно мчится вниз по желобу водной горки, без возможности забраться назад или остановиться. Он уже согласился. Он все еще не ожидает, что это закончится так, как закончилось. * * * Поначалу Нил слышит надсадные придушенные всхлипы, потом осознает, что их источник – он сам. Больше Нил не издает ни звука. * * * Голова раскалывается – он ударился, когда его швырнули в ванну. Падая, он пытался за что-нибудь ухватиться, пальцы соскользнули с вентиля, и на него полилась ледяная вода. Его трахают на сухую, и это чертовски больно. Так больно ему не было еще никогда. Его трахают на сухую и при каждом новом толчке называют шлюхой, и от этого еще больней. Нил не сопротивляется. Не произносит ни слова. У клиента есть нож, и он им даже не пользуется. Когда он начинает лупить Нила по голове тяжелой бутылкой шампуня снова и снова, то не потому что в этом есть нужда – просто ему так хочется. Нил чувствует на языке свою кровь и видит, как она стекает в сток. Какая-то часть его утекает вместе с ней. «Давай, принимай, я вставлю тебе под завязку. Принимай, шлюха». И он принимает. Не издав ни звука. Таков Нил Маккормик. * * * Нил любил жесткий секс, ему это даже было на руку, учитывая, чем он занимался. Однако раньше Нил ни разу не задумывался над различиями между сексом и изнасилованием. Никогда не думал, что у него совсем пропадет желание. Секс был пьянящим, бездумным. Изнасилование – это страх за свою жизнь. Изнасилование – это блевотина в глотке. Он никогда не чувствовал себя так во время секса. Теперь он знает. Закончив с ним, мужчина даже не платит. Он трахает Нила просто как способную принять дырку, а потом вышвыривает на улицу, словно мешок с мусором, потому что Нил уже непригоден. * * * Добравшись до своей квартирки, оказавшись в безопасности, он хочет вернуться домой. Он по-детски хочет к маме. Нил стягивает одежду: все тело покрыто синяками. Все болит. Он находит рубашку, в которой уезжал из Хатчинсона. Сворачивается в клубок и прижимает ее к лицу, словно та может перенести его обратно, стоит только достаточно сильно захотеть. Впервые за всю свою жизнь Нил рыдает. Долго. После он блюет в туалете. Желчь выжигает с языка вкус крови и члена. Нил падает на кровать, от кокаина его бросает в пот. Раскалывается голова и дрожит все тело. Его снова мучает давнишняя паранойя, такое обычно случается, когда он принимает кокаин, но на сей раз это чувство его уже не покинет, и Нил проведет остаток жизни, оглядываясь через плечо. Он все же пытается заснуть, но каждый раз, закрывая глаза, Нил слышит тихие придушенные всхлипы, которые он издавал, когда мужчина втолкнул его в ванну, раздвинул бедра и вставил. Эти всхлипы напоминают ему о том, как он хныкал в восемь лет, когда тренер впервые его поцеловал. Он не видит связи. * * * Двадцать четвертого декабря Нил отправляется домой и встречается с Брайаном Лаки, впервые за десять лет. Все происходит стремительно. Неожиданно истории о неуклюжем парнишке, помешанном на НЛО, которые Нил читал на открытках, больше не кажутся смешными. Нил смотрит на Брайана и вспоминает, как тот выглядел, когда они с тренером снова его одели. Пустым. Сейчас Нил ощущает то же самое. Кажется, Брайан его побаивается, словно ждет от него одобрения. Нил рассеянно думает: «Тебя изнасиловали». А затем, спонтанно: «Как и меня». – У нас много общего, правда? – говорит он Брайану. Брайан нервно отвечает: – Думаю, да. Нил приводит Брайана в голубой дом и рассказывает обо всем. Разбивает на куски и крепко держит, пока Брайан содрогается, свернувшись в клубок. В ту ночь Нил испытывает нечто глубокое, и это тоже впервые. Нил Маккормик сопереживает. Хотел бы он как-то изменить все к лучшему, но не может. Ни для Брайана, ни для себя. Это невозможно. * * * О своем последнем клиенте он не рассказывает никому. Даже Венди. Впервые он не делится с ней. Он не знает, почему решает сохранить случившееся в секрете. Разве что, возможно, он верит: если игнорировать что-то, оно пройдет. Насильник не пользовался презервативом. Нил слишком боится результатов анализов, поэтому он их не сдает. Он продолжает работать в закусочной. Прекращает посещать забегаловки, в туалетных кабинках которых нацарапан его телефонный номер. Ему все равно предлагают, раз или два, старые клиенты его узнают. И не то чтобы Нил хочет им отказать. Он столько занимался этим, что изменить себя сейчас кажется немыслимым. Он не хотел меняться прежде – отчасти не хочет и теперь. Но как только он начинает думать об этом, то представляет, что бы случилось, если бы он тогда сказал «нет» и ушел. Дурацкая навязчивая мысль. До Брайтон-Бич Нил никогда не думал бросить. Почему он должен бросать сейчас? Он отказывает им. «Отвали, пидор», – бросает он, ощетинившись, как напуганная собака, и убегает. Когда-то секс за деньги давал ему ощущение власти, возможность управлять. Чувствовать себя хищником. Он идеализировал свое занятие на протяжении всей жизни. Теперь же он жестоко разочаровался. Венди так счастлива, что он завязал с проституцией. Теперь, по ее словам, она гораздо меньше беспокоится за него. Но недели постепенно превращаются в месяцы, а Нилу все так же погано. Он чувствует, как будто большая его часть умерла там, в Брайтон-Бич. Его не покидает ощущение, словно он тонет или погребен заживо. Словно здесь, наверху, его больше нет. * * * Нил начинает принимать кокаин. Наркотик возвращает его к жизни, хоть и лишь на время. Дарит ему прилив сил и гонит по венам огонь. Разжигает дикие желания. Обычно это желание трахнуться. Нил выражает его в физическом насилии и начинает драться. Первые несколько раз из него выбивают все дерьмо, потом он учится играть грязно, использует мозги и скорость против тяжеловесного противника. Нил начинает выигрывать. Венди снова берется за него. Он чуть ли не теряет работу. Спускает все деньги на кокс. Он не может остановиться… Пока у него однажды не начинает идти носом кровь. И на следующий день, и через день. Он понимает – это от кокаина. Испугавшись, он бросает, это последний раз, когда Нил принимает наркотики. Кровь из носа напоминает ему о Брайане, а Брайан напоминает ему о… Обо всем. Без секса, без наркотиков, жизнь Нила становится серой. Венди единственный лучик света. Нил ненавидит Нью-Йорк. Он ненавидит так жить, потому что это не жизнь. На следующее Рождество Брайан кончает жизнь самоубийством, ровно через год после их встречи и разговора о прошлом. Эта новость заставляет Нила прийти в себя. Он осознает, что скатывается в такую же дыру. Возможно, все эти годы они оба умирали от одинаковой раны в животе, Брайан лишь истек кровью раньше. Со смертью Брайана Нил понимает, что не хочет разделить его судьбу. И что если в жизни не произойдет крутого поворота, он умрет. В конечном счете остается только одна вещь, доступная таким людям, как Нил. Он записывается добровольцем в армию США. * * * Венди не может поверить. Только когда Нил сдает армейские тесты профподготовки и знакомится с требованиями к военным операциям, она смиряется. – Смотри, чтобы тебя не убили, придурок, – говорит она на прощанье, перед его отправкой в тренировочный лагерь, и толкает в плечо. – И не забывай писать. – Не забуду, – обещает Нил. Венди заключает его в объятье. Это последний раз, когда он ее видит. * * * Во время начальной боевой подготовки Нил узнает о себе кое-что интересное. Он хорош не только для секса. Он может исполнять приказы. Он быстро привыкает к новым порядкам. Хотя в первую неделю ему приходится очень несладко. Нил никогда в жизни не занимался самодисциплиной. Однако ему удается удивительно легко переключиться и заставить себя сосредоточиться на тренировках. Официальная политика армии по отношению к гомосексуалистам сослужила Нилу хорошую службу: его никто не спрашивает, он ничего не говорит. Хотя ему непривычно: никогда в жизни Нилу не приходилось испытывать неловкость из-за своей ориентации или скрывать ее. Он не притворяется гетеросексуалом, он просто не ведет себя как… гей. Но это непросто. По большому счету каждый мужчина в жизни Нила играл роль сексуального плана. Теперь он окружен рекрутами мужского пола по причине, совершенно не связанной с сексом, и это ново. Не понимая, как себя вести, Нил становится угрюмым и замыкается в себе, боится заводить друзей. Он не знает, как взаимодействовать с мужчинами без сексуальной подоплеки, так что, если это не касается командной работы, он сводит общение к минимуму. Во всем остальном Нил справляется. Он сдает итоговые тесты по физподготовке и с отличием проходит полевые учения. Показывает успехи в обращении с М16. Он оканчивает базовую подготовку за девять недель, курс повышенной одиночной подготовки занимает еще шестнадцать недель. Нил сознательно вживается в новую роль. Армия не делает его счастливым, но она лучше удушающей клоаки, какой был Нью-Йорк. Кроме того, Нил показывает необычайную меткость при стрельбе, проявляет ловкость в тренировочных боях, и это приятно удивляет. У Нила нет воображения: он весь – холодная суровая реальность и кристально-чистая сосредоточенность. Ничто не способно отвлечь его от тренировок, поэтому он лучший. Сбой случается, когда он пересекается с одним сержантом-инструктором, которого видит реже остальных. Тот настолько в его вкусе, что Нил не находит себе места. Он уже давно не испытывал подобных чувств к другому мужчине. Позже он пытается дрочить в душе, не думая... стараясь не думать. Ему почти сразу приходится остановиться. Его тошнит. Он не может думать об инструкторе, потому что стоит закрыть глаза, как он оказывается скрюченным на дне ванны, а поток воды из душа становится словно ледяным, неприятным. Шлюха. Нил с силой сжимает себя. Ожесточенно впивается ногтем большого пальца в отверстие на члене. Делает все, что только возможно, чтобы испытать боль, пока возбуждение не спадает и не исчезает эрекция. Этот ритуал он будет совершать следующие несколько лет каждый раз, как почувствует возбуждение или проснется со стояком. Он оставляет на себе отметины и синяки, пока ему не удается себя убедить, что возбуждение непременно ведет к боли. В конце концов он перестает рассматривать окружающих его мужчин в сексуальном плане. Проходит меньше года, как начались его тренировки, и Нила отсылают за пределы страны. Он не оглядывается. * * * Нил достаточно молодо выглядит, чтобы казаться неопасным, и достаточно безжалостен, чтобы прижиться в армии. В первый раз он убивает в двадцать один год, не моргнув и глазом. Нил хороший солдат, он не позволяет себе чувства: он слушает и учится. Единственная причина, по которой Нил не поднимается по карьерной лестнице, в окружающих его солдатах и офицерах. Они чувствуют, что Нил словно не здесь. Часть его все еще оплакивает самого себя. Так что, возможно, это судьба, но когда лейтенанта взвода просят порекомендовать лучшего бойца, он выбирает Нила. Нила, который был хорошим солдатом, но по которому никто не станет скучать, из-за его странности. Отчужденность Нила нервирует людей. Нила быстро перевозят на другую базу и приводят в большой шатер, разделенный тонкими ширмами на небольшие отсеки. Ему указывают располагаться на чем-то, похожем на шезлонг или лежак, который уместнее смотрелся бы на какой-нибудь солнечной террасе. Лежак навевает мысли о кушетке в кабинете психиатра. Нил настороженно садится. Он не видит, что происходит за ширмами, но может слышать. Отовсюду доносится тихое шипение с легким присвистом, словно работает аппарат искусственной вентиляции легких. Где-то в другом конце шатра раздаются чьи-то крики, а за ними – истерический хохот. – Нервничаешь? – в помещение врывается человек. Он не похож на обычного военнослужащего: он в очках, на лице щетина, одной рукой он сжимает папку, другой блестящий дипломат. Тем не менее, Нил отвечает не задумываясь: – Нет, сэр. – Тебе сообщили, что это эксперимент, и ты дал на него согласие? Ты понимаешь возможные риски? – Да, – отвечает Нил. – Хорошо. – Человек в очках присаживается рядом на стул и открывает дипломат. – Тогда приступим. Внутри дипломата механизм. Нил такого никогда не видел. С растущим беспокойством он наблюдает, как мужчина протирает его запястье спиртом, вытягивает из дипломата гибкую трубку с иглой на конце и втыкает ее Нилу в руку. Вторую трубку он втыкает в свою руку. – Просто расслабься, вот так, – беспечно произносит он и нажимает кнопку по центру дипломата. Механизм издает тихое шипение, и у Нила тут же цепенеет все тело. Затем он, открыв глаза, моргает, чувствуя странный туман в голове. Человек в очках вынимает обе иглы и собирает дипломат. – Поздравляю, – говорит он, распахивая папку у себя на коленях, и начинает что-то быстро записывать. – Ты прошел. – Но... – Нил сбит с толку. – Я даже не знаю, что сейчас сделал. – Это неважно. – Мужчина царапает что-то размашистым почерком, захлопывает папку и, вскинув брови, впервые смотрит на Нила. – Ты прошел. Нил понятия не имеет, какие были критерии отбора, которым он, очевидно, соответствует. Он не настаивает. Мужчина передает ему запечатанный конверт и приказывает передать его командиру Нила. Нил уходит. Неделю спустя он сидит в самолете, который летит обратно в Штаты. * * * Это называется проект «Сомнацин». Вместе с Нилом было отобрано около двух десятков других людей, чтобы начать новые тренировки. Прибыв на новую базу, они выглядят такими же недоумевающими, как и Нил, и это придает немного уверенности. Вскоре им все объясняют. Нил не понимает, из-за чего оказался подходящим кандидатом. Паранойя подсказывает ему: все из-за того, что у него нет привязанностей и близких родственников, за исключением матери, которой он ни разу не писал. И он уверен, что высокая секретность проекта «Сомнацин» подразумевает, что в случае неудачи проект мгновенно свернут и замнут последствия. Нил не может не думать об этом, особенно учитывая, что он самый молодой участник. Что еще делает его идеальным кандидатом? Они не сразу начинают погружаться в сны. Вместо этого они постоянно занимаются физподготовкой и посещают занятия, на которых сидят в классе, словно дети, и изучают теорию дримшеринга. Затем они изучают ПЭСИВ. Они должны знать, что представляет собой устройство внутри и снаружи, перед тем как их допустят к работе с ним. После нескольких недель Нил знает строение ПЭСИВа наизусть, каждую часть, начиная от чипа синхронизации мониторинга до трубок для внутривенного вливания. Их учат проводить диагностику прибора, чистить и готовить к работе, проводить двойную проверку расхода сомнацина и читать показания светодиодного дисплея. Когда они способны выполнять эти процедуры даже во сне, их признают готовыми к погружению. Первые тренировки очень просты, даже по-детски просты. Перед погружением их просят найти во сне определенный предмет и затем смотрят, смогут ли они, находясь в бессознательном состоянии, вспомнить, что искать. Или во сне они должны выучить фразу, которую произнесет инструктор, и повторить ее, когда проснутся. Или же нарисовать, как выглядело пространство их сна. И если с поисками Нил справляется, то с последними двумя заданиями у него серьезные проблемы. Его сознание довольно быстро перестраивается и начинает различать реальность и сон, но, очнувшись, он в лучшем случае помнит только обрывки сна. Это очень расстраивает Нила, особенно когда остальные начинают делать значительные успехи. – Это нормально – не помнить, – сообщает ему инструктор однажды, спросив предварительно, какую одежду Нил носил во сне, и получив в ответ пустой взгляд. – Некоторым людям после пробуждения сложнее вспомнить, о чем были их сны. Слушай, Маккормик, – вздыхает он, глядя на выражение лица Нила, – во сне ты в военной форме. На самом деле ты один из лучших. Просто расслабься и не нервничай. Но Нил нервничает. Ему не нравится делить сны с другими людьми, когда он не может вспомнить, что в них происходит. Ему кажется, что каждый человек, побывавший в его подсознании, может увидеть все, чем Нил занимался. И не делится этой информацией только для того, чтобы воспользоваться ей позже. Но он не может облажаться. Неудача означает смерть или увольнение из армии, и что тогда он будет делать? Снова займется проституцией и угробит себя наркотиками. Без вариантов. Так что Нил старается изо всех сил. Он улучшает результаты, которые, казалось, уже невозможно улучшить. Задания становятся все более сложными, и Нила допускают к новому уровню, потому что у него нет проблем с пребыванием в самом сне. Он просто ничего не помнит, вероятно, он довольно хорош в архитектуре сна. Он не помнит, что, когда их группа стоит на вершине стоэтажного небоскреба и получает приказ спрыгнуть, чтобы инициировать выброс, двое человек впадают в истерику, Нил единственный, кто, не протестуя, спокойно шагает на карниз и, раскинув руки в стороны, падает вниз. Два месяца спустя им разрешают погружаться в сон самостоятельно. Это проверка: они так долго исполняли приказы, теперь же им предоставлена возможность экспериментировать, валять дурака, изучать границы своих возможностей во снах. Им дают некое задание, но они вольны выполнить его, как им вздумается. Нил ненавидит делить свои сны, но еще больше он ненавидит погружаться один. Он понятия не имеет, что случается, когда он работает в одиночестве, но каждый раз, проснувшись, он чувствует жуткую тошноту. Он погружается в сон, затем просыпается, распахивая глаза. Рядом кто-то посмеивается, а кто-то рявкает: – Соберись, Маккормик, – потому что по его щекам текут слезы, он торопливо стирает их. Его реакция так и остается неизменной, и вскоре остальные принимают ее за странный побочный эффект от сомнацина. Однако Нил не думает, что это так. Он ненавидит погружаться в сновидения. Он уверен, что остальные тоже не в восторге, просто никто про это не говорит, каждый притворяется, что разделенные сны даются им с легкостью. Нил их ненавидит. Ненавидит просыпаться в слезах, ненавидит тошноту и головные боли. Ненавидит, что он теперь единственный, кто пытается вспомнить свои сны. Инструкторы уже относятся к нему с меньшей симпатией, стресс Нила только растет. – Черт возьми, Маккормик! – Один из инструкторов, седой мужчина в возрасте, вырывает иглу из запястья и прожигает его взглядом. – Что не так с твоими проекциями? Они как с ума посходили. – Простите. – Больше Нилу нечего сказать. – Не можешь вспомнить свои сны, теперь твои проекции атакуют всех, кто пытается к ним приблизиться, – рычит инструктор, отбрасывая капельницу, и поднимается на ноги. – Я очень удивлюсь, если ты здесь сделаешь карьеру, очень удивлюсь. Больше всего Нил ненавидит чувство потери контроля. В такие моменты он начинает скучать по тем дням, когда мог заставить мужчину сделать все, что пожелает, всего лишь сняв одежду. Он скучает по солдатской жизни. Он чувствует, что на грани, еще чуть-чуть, и случится что-то непоправимое. И в конце концов это случается. * * * Этот человек психолог, но его так не называют. Даже несмотря на то, что он здесь для того, чтобы оценить их психическое состояние. Очевидно, он тот, кого зовут извлекателем. Нил в панике. Он не хочет, чтобы у него из головы что-то извлекали. Его секреты слишком ужасны. Нила и остальных убеждают, что он здесь не для того, чтобы выведывать их тайны, только чтобы проверить, что все идет по плану и никакие сюрпризы не помешают их работе во снах, что эта проверка не страшнее теста на детекторе лжи, но Нил им не верит. Извлекатель, Форбс, равнодушен и резок. – Начнем, – бросает он, и Нил через силу вставляет иглу в запястье. Через секунду он просыпается. Форбс бесстрастно поправляет его капельницу, убеждаясь, что сомнацин поступает без помех. – Попробуем еще раз, – произносит он. – И в этот раз постарайся провалиться в сон. Расслабь свое сознание. Нил пытается расслабиться. Он ложится, и Форбс снова жмет на кнопку. Когда Нил просыпается в следующий раз, его желудок сжимается от чувства неясной вины. Форбс резко захлопывает крышку импульсного генератора. В движении сквозит враждебность. – Ты пидор, Маккормик. Нил смотрит прямо в стену. Он старается дышать ровно. В конце концов это должно было случиться. – Ты знаешь, что будет, если я включу это в отчет? Они тебя разжалуют. Тебя вышвырнут из проекта «Сомнацин». И избавятся, отстраненно думает Нил. Его прикончат, потому что он педик. Форбс гневно меряет пустую комнату шагами. – И что мне теперь делать, а, Маккормик? – наконец спрашивает он. Нил ничего не чувствует. Он в ступоре. Вот почему, когда Форбс останавливается перед ним и Нил понимает, что должен сделать, он соскальзывает на пол и, не протестуя, встает на колени. Форбс расстегивает брюки и сжимает рукой свой член. – Соси. Нил слушается. Он неясно думает, что все не так, как он помнит. Нет ничего хоть отдаленно похожего на удовольствие или интерес. Член Форбса на вкус потный, соленый, неприятный. От его веса на языке, от давления на стенку горла Нила тянет блевать. Однако он справляется. Он умело работает языком, ровно дышит через нос и заглатывает его полностью снова и снова, в быстром темпе. Форбс кладет руку ему на затылок и начинает с силой насаживать на член, заставляя взять глубже, но Нил все равно не давится. Он расслабляет горло и позволяет мужчине трахать свой рот. Прошло несколько лет, но тело все отлично помнит. Перед тем как кончить, Форбс отталкивает Нила, быстро дрочит и спускает – спускает ему прямо на лицо. Нил морщится и закрывает глаза, ожидая, когда все это закончится. Какое-то время он слышит только рваное дыхание Форбса. Он склоняет голову и чувствует, как по лицу стекает сперма. Наконец Форбс бормочет что-то, похожее на «сраный педик», и отворачивается, застегивает брюки, собирает ПЭСИВ. И покидает помещение. Нил остается один, на полу. Он оцепенело вытирает лицо рукавом. Он не плачет. Не блюет. На самом деле, он не делает ничего. Еще одна его часть умирает, не издав ни звука. С Нилом покончено. * * * Вот тогда и происходит чудо. * * * Последнее, что он помнит, это Форбс. Он не знает, как попал сюда, так он понимает, что спит. Комната ему незнакома, светлая и уютная. Он лежит на кровати. А рядом с ним сидит ангел. Она улыбается: – Привет, Нил. Она прекрасна. Нил уверен, не будь он геем, влюбился бы без памяти. – Они сказали, ты не любитель поговорить, – произносит она. У нее сильный французский акцент. – Это не беда. Сейчас тебе необязательно говорить. Меня зовут Мол. Он облизывает губы и выдавливает, чуть слышно: – От Молли? Ее улыбка становится шире. – От Мэллори, – отвечает она, ее акцент мило закручивается вокруг слова. Нил понимает, что не сможет произнести ее имя, не испортив его своим акцентом, так что он даже не пытается. – Я сплю? – Да. – Ты настоящая? – Да, – снова улыбается она. – Я специализируюсь на снах. Меня позвали сюда, чтобы тебе помочь. Хочешь посмотреть, где ты сейчас? Нил кивает. Комната начинает постепенно изменяться, начиная с постельного белья – оно становится белым и накрахмаленным. Стены постепенно проваливаются сквозь пол, теперь вместо них с трех сторон висят ширмы. Солнечный свет сменяется скучными флуоресцентными лампами на потолке. Ковер превращается в казенную серую плитку. Кровать становится металлической койкой. Нил с изумлением узнает лазарет. Превращение прошло быстро и плавно. Он пытается поднять руку, но раздается резкий щелчок. – Почему я прикован? – в груди растет паника. Улыбка покидает лицо Мол. – Потому что ты пытался навредить себе, Нил, – мягко говорит она, и, взяв его за руку, поворачивает ту ладонью к нему. По всему предплечью, почти до самого локтя, бугрятся полоски шрамов. У Нила тут же начинает кружиться голова. Другая рука покрыта такими же шрамами. Его дыхание учащается. Мол умиротворяюще гладит его лоб, и лазарет пропадает. Снова встают стены. Возвращается солнечный свет. Вокруг тишина, не слышно гудения и посторонних звуков. Кровать опять мягкая и теплая. Нил успокаивается. – Я не хотел, – говорит он. – Вредить себе. Не хотел. – Это неважно, – отвечает Мол. – Я здесь, чтобы помочь тебе. Он утыкается взглядом в потолок и вздыхает, смутно размышляя, что, может, он действительно умер. – Мне сказали, что тебе трудно вспомнить свои сны, – продолжает Мол. – Есть химики, которые экспериментируют с различными смесями, используя сомнацин как основу. Я дала тебе кое-что, оно должно помочь восстановить воспоминания, когда проснешься. Нил кивает. – Через пару секунд мы проснемся. Я хочу, чтобы ты сказал, как меня зовут. Посмотрим, сможешь ли ты вспомнить. – Хорошо, – соглашается он. Проснувшись, он рассматривает женщину, сидящую у его кровати. – Мол, – произносит он спустя мгновенье. – Не от Молли. Она улыбается. Прекрасная. – Привет, Нил, – мягко говорит она. * * * Мол посещает его дважды в неделю. Теперь, подключаясь к ПЭСИВу, Нил больше не чувствует, как внутренности завязываются узлом от страха. Поразительно, но он начинает ждать следующего погружения. – Мои проекции бывают немного сумасшедшими, – предупреждает он Мол, когда они встречаются во второй раз. – Они не любят посторонних. Ее тихий смех звенит, как колокольчик. – Это мои проекции, Нил. Нам не нужно переживать из-за твоих. Она объясняет ему то, что военные предпочли не освещать: различие ролей объекта и сновидца. Теперь Нил понимает, что проекции не внезапный фактор, сами по себе они довольно мирные, как сейчас, проходят мимо, бормоча что-то на французском. – Я объект, мое сознание наполняет этот сон, – говорит Мол. Они в парке, вокруг зеленеет молодая листва. Над прудом, где лениво плавают лебеди, склонилась плакучая ива. – Здесь ты мой гость. – Ты работаешь на армию? – вырывается у Нила, ему интересно, как она стала специалистом в области снов. Мол отрицательно качает головой. – Мой отец участвовал в создании технологии разделенных сновидений. Он меня и научил. Я занимаюсь этим уже довольно долго. – Она ненадолго замолкает. – Сейчас для меня это один из немногих способов заработать деньги. Я против использования дримшеринга в военных целях. Мой отец учил меня, что сны созданы для того, чтобы творить. – Тогда почему ты помогаешь военным? – спрашивает Нил. – Я не помогаю военным, Нил, – произносит она, ласково улыбаясь. – Я помогаю тебе. * * * Пока Нил восстанавливается в лазарете, Мол помогает ему запоминать сны. Она справляется лучше любого инструктора. Вскоре он может набросать, хоть и коряво из-за своих запястий, содержимое сна, созданного для него Мол. Они сталкиваются с неожиданным препятствием, когда врач решает, что попытка суицида Нила – побочный эффект от сомнацина. Мол спасает его. Она добивается, чтобы Нилу официально назначали другую смесь, и подбирает ему дозировку. Нил подозревает, что ей пришлось исписать кучу бумаги и поспорить за закрытыми дверьми, но в конце концов его признают годным для дримшеринга. Вероятно, отчасти это связано с тем, что они не хотят мороки, чтобы от него избавиться, но, в основном, благодаря Мол. Оказывается, она здесь, чтобы научить их архитектуре и строительству во снах, но Нил единственный, кому достаются личные уроки. Она учит его не только строить, и в скором времени он чувствует, что готов довериться ей. – Иногда, проснувшись, я плачу, – говорит он. – Это нормально? – Нет, это ненормально, – отвечает она, как всегда мягко и честно. Легко касаясь его лба, она изучает лицо Нила. Затем кивает. – Что-то внутри не дает тебе покоя. Я знаю. – Мне станет лучше? – Да, если ты сам этого захочешь, – говорит Мол. Она честна с ним, и Нил ей верит. Он бы удовлетворился одними спусками в сны Мол, но вскоре она спрашивает, готов ли он впустить ее в свое подсознание. – Я не хочу, чтобы ты подглядывала, – настороженно произносит он. – У меня есть секреты. Я ни с кем ими не делюсь. Не хочу, чтобы ты о них узнала. Никогда. – Обещаю, я никогда не стану искать в твоем сознании то, что не предназначено для моих глаз, – заверяет Мол. Она и не ищет. Они пытаются вместе управлять его сном. Он полон запертых дверей, и проекции Нила прожигают Мол враждебными взглядами, как будто знают, кто она. Сон похож на более мрачную версию Нью-Йорка: лужи с маслянистой пленкой, высокие темные дома, ржавые пожарные лестницы, узкие, кривые улочки. Все кажется убогим по сравнению со снами Мол. Нилу не нравится. Когда они поднимаются на крышу офисной высотки, Мол разворачивается к нему, и ее широкая улыбка застает Нила врасплох. – Ты построил лабиринт, – изумленно восклицает она. – Правда? – Да. Гляди. – Она берет его за руку и указывает: – Посмотри на улицы. Они идут по кругу, как лабиринт. Здания – стенки. Ты превратил свой сон в лабиринт. – Почему? – не понимает Нил. – Как я это сделал? – Ты сделал так, чтобы защитить свое сознание, чтобы никто не мог в него пробраться. – Извини, – произносит он, но Мол трясет головой. – Non, non, non, Нил, – говорит она, касаясь рукой его щеки. – Ты молодец, чудесный мальчик. Ты знал это? Он молча качает головой. Если бы Мол увидела его секреты, она бы так не думала. – Да, – она уверенно кивает, словно прочитала его мысли, и ободряюще проводит подушечкой большого пальца по его скуле. Ее голос не терпит возражений, когда она произносит: – Думаю, ты был рожден для этого. * * * Нил возвращается к общим тренировкам. Он носит одежду с длинными рукавами, всегда. Теперь, когда все готовы, они продвигаются на следующую финальную стадию проекта по дримшерингу: боевая подготовка. Им приходится использовать оружие, которое они даже не видели в реальности. Их тренировки по рукопашному бою куда более жестоки, чем они когда-либо могли себе позволить в реальности. Они учатся убивать людей голыми руками, практикуясь друг на друге. Они делятся на команды и начинают драться. В результате несколько человек попадают в лазарет, получив психическую травму. Нил чувствует себя ребенком в парке развлечений. Наконец-то разделенные сны приобрели настоящий смысл. Мол появляется на базе раз в неделю. Она продолжает их личные уроки. С ней Нил узнает больше, чем от армейских за все эти недели. – Это Париж? – спрашивает он, когда они снова погружаются в ее сон. – Это впечатление от Парижа, – говорит она. – Ты никогда не должен строить по памяти. Так ты можешь потерять связь между сном и реальностью. Нил впитывает все знания. Он прилежный студент. Иногда Мол использует их общее время, чтобы заставить его сделать перерыв. Нил не находит себе места, когда она усаживает его и принимается задавать вопросы. Большего успеха они добиваются, когда Мол начинает говорить о себе. – Ты замужем? – спрашивает он однажды, когда они сидят в кафе в пасмурном подобии Лондона. Нил указывает на обручальное кольцо. Мол улыбается и кивает, бездумно крутя кольцо на пальце. – Да. Мой муж учился у моего отца. Он архитектор. – Он к тебе хорошо относится? Мал ласково смеется над его недоверием. – Да. Очень хорошо. – В ее глазах столько любви и счастья. – Мне очень с ним повезло. – А у вас есть дети? – спрашивает Нил. Он убежден, что Мол должна быть матерью: она такая заботливая и в ней столько любви. Но Мол мотает головой: – Пока нет. – Но вы собираетесь? Она кивает, улыбаясь хитро и радостно. – Мы скоро начнем пытаться, когда накопим на дом. Она рассказывает, что мечтает о мальчике и девочке. Для девочки она бы выбрала французское имя, Мэделин, Филиппа или Мари, а мальчика бы назвала Джеймс, Питер или Артур. Она сознается, что эти имена из историй, близких ее сердцу. – В детстве отец читал мне английские предания, – мечтательно произносит она, видя реакцию Нила на последнюю фразу. – Мне всегда казалось, что в короле Артуре есть что-то романтичное – добродетель одерживает верх над жестокостью. – Главное не называй пацана Нилом, – говорит он. – Тебе не нравится твое имя? Нил качает головой. Он ненавидит быть Нилом Маккормиком с тех пор, как начал ассоциировать свое имя с вещами, которые бы сделал Нил Маккормик. Он хочет быть кем-то другим. Как-то Нил встречает мужа Мол. Он не представляет, что тот делает на базе, возможно, что-то, связанное с проектом, но тут же понимает, что это муж Мол, даже до того, как она представляет их друг другу, – все дело в том, как он смотрит на нее. Он красив, с глубокими серыми глазами. Он пожимает Нилу руку – и его кисть куда крупнее. Нил сбегает, потому что они явно отвлеклись. Отвлеклись друг на друга. Улыбка Мол освещает все вокруг. Они так влюблены. Глядя на них, Нил испытывает жуткий приступ ревности. Его почти сбивает с ног. Не потому, что он ревнует Мол к мужу – он завидует им обоим. Он хочет для себя того же, что есть у них. Нил готов умереть, лишь бы испытать подобное. Он наблюдает за ними, пока они не уходят. * * * Нил не питает иллюзий: он здесь в качестве подопытного кролика. Те, кто провалились на тренировках, не выдержали напряжения, исчезают с базы той же ночью. Несмотря на это, Нил начинает постоянно погружаться в сны. Он использует их как оружие. Нил становится лучшим сновидцем на службе армии США. Во снах Мол они посещают экзотические города. Разум Мол неосознанно одевает его в новую, аккуратную одежду, пиджаки, накрахмаленные рубашки в тонкую полоску, и, на удивление, Нилу нравится, как на нем смотрятся эти вещи. Ему нравится ее акцент и смущает собственный. С Мол он старается сильно не растягивать гласные, пытается избавиться от медлительности в речи. Но во время тренировок, Нил целеустремлен и беспощаден, как волкодав. Все раскладывает по полочкам. Превосходно умеет определять цели и идет к ним, не считаясь ни с какими препятствиями. Он чрезвычайно внимателен. Мол научила его замечать мельчайшие детали, это служит ему хорошую службу во время тренировок. Он видит все. Он импровизирует. Во снах он как машина. Ему больше не нужна особая смесь Мол: теперь, когда он натренировал свой мозг помнить каждую деталь после пробуждения, подходит и обычный сомнацин. Прибывают новые рекруты, и Нил начинает обучать их драться во снах. – Интересно, – как-то при встрече говорит Мол, – для чего ты используешь мои уроки. – Я просто делаю то, чему ты меня учила, – отвечает он. – Кто научил тебя душить человека, пока тот не перестанет дышать? Точно не я. Ее замечание невольно слегка задевает Нила. – Это единственная вещь, в которой я хорош, Мол. Только это я и умею. Я никого не калечу. Поэтому мы и используем ПЭСИВ – никто при этом не страдает. Она касается его лица. Смотрит напряженно. Затем ее рука скользит вниз, обхватывает его запястье, аккуратно поворачивает. Ее большой палец ложится на еще не побледневший шрам, обычно скрытый под рукавом. – Ты, Нил, – ласково произносит Мол. – Ты страдаешь. Он отдергивает руку и утыкается взглядом в пол. – У меня это хорошо получается, Мол. – Ты прекрасно строишь. Ты способен создавать лабиринты и парадоксы, как никто другой. Ты тратишь свой талант на насилие. И тебя все еще что-то гложет изнутри. Что-то держит тебя, ведь так? У Нила сжимается горло. Он тяжело сглатывает. – Я могу показать тебе то, что не показывал никому? – Конечно. Нил подготавливает ПЭСИВ, он исполняет роль сновидца. Они с Мол погружаются в сон. Они стоят в ванной комнате. Мол оглядывается по сторонам, запоминает каждую деталь, затем выжидающе смотрит на него. – Я... – Нил замолкает. Ему тяжело абстрагироваться, когда он оказывается здесь, лицом к лицу с собственным разумом. Он собирается и выходит из ванной в смежную с ней спальню. Он чувствует себя призраком. Он все равно пытается не обращать внимания. – Я даю ему привезти меня сюда. Он собирается заплатить мне за секс. По крайней мере, обещает, пока мы едем в машине. – Взгляд Нила прикован к двери, он не хочет поворачиваться, не хочет видеть лица Мол. – Я поехал с ним, потому что... потому что мне вроде как нужны деньги, но на самом деле я захотел поехать с ним. – Потом мы приезжаем сюда и... – Он поворачивается и размеренно шагает, повторяя свой путь. – Он заставляет меня нюхнуть кокса. И, богом клянусь, это был худший приход в моей жизни... Даже сейчас. Потом... потом я снимаю с себя одежду, и он тоже, потом он толкает меня на кровать и приказывает ему отсосать, я слушаюсь, но он слишком увлекается, и мне это не нравится, я пытаюсь остановиться... он бьет меня... потом плюет... Он называет меня шлюхой. – Слово как оголенный провод в глотке. Нил по-прежнему не может смотреть на Мол. – Он забирается на постель, и я начинаю паниковать. Прошу его подождать. Есть вещи, которые я не делаю. Говорю, что мне нужно в ванную, и иду сюда... Нил поворачивается. Мол так и стоит в дверном проеме. На ее лице крайняя сосредоточенность. – Мне остановиться? – нервно спрашивает он. Он знает: это история не из тех, которыми люди запросто делятся друг с другом. Он не хочет испортить отношения с Мол. Однако она трясет головой: – Продолжай. Нил заходит в ванную комнату и захлопывает дверь. – Хорошо, – говорит он и делает еще один глубокий вдох. – Так, я запираю ее. – Он повторяет движение. – И потом я не знаю, что делать. Я слышу этот шум... и он открывает дверь ножом. Крючок отлетает сам по себе, и дверь резко распахивается. Мол отшатывается, но там никого нет. Просто фантомное воспоминание. – Он бьет меня. Сильно. Я теряю равновесие и падаю в ванну. Я пытаюсь за что-нибудь ухватиться, но под рукой только кран... На дно ванны начинает литься вода. Нил смотрит на нее, и его глаза наполняются слезами. – А потом он меня трахает, – продолжает он. – У меня нет времени, чтобы что-то сделать, он просто... на мне... и я не могу сопротивляться. Я просто... лежу там и позволяю ему. Каждый раз втрахиваясь в меня, он зовет меня шлюхой. Затем он начинает меня чем-то бить, и у меня идет кровь... Вода закручивается вокруг водостока красной воронкой. Нил заставляет себя дышать. – ...и это так больно, очень больно, все, о чем я могу думать – «Господи, здесь я и умру». А я не хочу умирать. Я хочу снова увидеть маму. Голос Нила ломается. Мол берет его за руку, успокаивает, когда он начинает задыхаться, целует в лоб. Она берет контроль над сном. Когда Нил съезжает на пол, он уже в той комнате, где впервые встретился с Мол. Она опускается рядом с ним на ковер. Она ничего не говорит. Укладывает его голову себе на колени, обнимает его, как он обнимал Брайана много лет назад, и поет колыбельную на французском, пока Нила не перестает бить дрожь. Затем он просто лежит у нее на руках и только дышит. * * * В последний раз Мол посещает базу за две недели до смерти Нила Маккормика. Она приезжала всего лишь дважды за несколько месяцев. Военные больше не нуждаются в ней. Нил не позволяет себе скучать по ней. Он занят. У него есть дримшеринг. И новички, которых он должен обучать, люди старше него на десяток лет, но выглядят они крайне нелепо, пытаясь побороть его во сне. Он провел на базе меньше года, но, учитывая разницу между реальным временем и временем во снах, кажется, что гораздо дольше. Во сне он может прожить почти две недели за двадцать четыре часа. Так что он встречается с Мол всего через месяц, но такое чувство, что прошло куда больше времени. Нил машинально тянется к ПЭСИВу, но Мол кладет ладонь на его руки, останавливая. Она привычно улыбается, прекрасная, как всегда, но сегодня на ее лице легкая печаль. – Я больше не могу погружаться вместе с тобой, – говорит она. – Почему нет? – спрашивает Нил, но уже знает ответ. – Мы с Домом начали пытаться завести ребенка. – Ох, – Нил отдергивает руку. – Поздравляю. Мол обнимает его. Нил решается обнять ее в ответ, немного расслабляясь. – Ты многому научился, – говорит она, ловя его взгляд. – Используй эти знания во благо, Нил. Пообещай мне. – Обещаю. – Если ты когда-нибудь уйдешь из армии, найди меня. Неважно когда. – Хорошо. – И, Нил, – Мол берет его за обе руки. Она выглядит взволнованной. – Не позволяй снам изменить тебя. Помни о реальности. – Я постараюсь, – обещает он. Она целует его в лоб и уходит. На улице льет дождь. Нил не провожает ее взглядом. * * * Нил не испытывает иллюзий. Он все еще подопытный кролик. Он осознает риски, когда соглашается протестировать новую смесь только что нанятого химика. Шрамы на его руках побледнели, но Нил все еще на пути саморазрушения. Лимб поглощает его без остатка. * * * Он возвращается в то лето, когда ему было восемь. Малая Лига. Тренер. Все остальное забыто, но только на время. Он рычит, подобно зверю, на задворках разума – нарастающий белый шум, – пока зарождающаяся сексуальность Нила не заставляет его с треском схлопнуться. Нил рвет свое подсознание. Ломает. Разрушает. Если он не может погубить свое тело, он начнет с разума. Все, что он в себе ненавидит, он запечатывает в сердце Лимба. Он вычеркивает каждого, кто знал о нем что-то личное. Это не было запланировано или просчитано. Он набрасывается на все подряд, злой, покалеченный, пока не остаются голые кости, но и этого недостаточно. Он препарирует свой разум до самого ядра, пока не убивает Нила Маккормика из Канзаса. Затем он остается наедине с тишиной. Проснувшись, он почти две недели не произносит ни слова. Он едва ест. В его голове до сих пор белый шум. Его разум собирает себя заново, самостоятельно заполняя пробелы, всему придумывая объяснения. Единственная вещь, которая прочно застревает у него в мозгу, – его военная подготовка. Он уверен в двух вещах, которые умеет делать по-настоящему хорошо: это убийство и дримшеринг. Он больше не видит смысла оставаться в армии и выполнять приказы, так что он просто уходит. Он скрывается с базы до того, как военные соображают, что он пропал. * * * Год уходит на поиски и становление себя; он зарабатывает немного денег – когда законно, когда обыгрывая людей в бильярд. Он не расслабляется, держит глаза и уши востро. Однажды он слышит о профессоре, который живет в Париже и связан с дримшерингом. Он собирает все, что у него есть, потому что внезапно это кажется чрезвычайно важным. Он самоуверен. Почти на все свои деньги он покупает билет на самолет в один конец до Парижа и хороший костюм, а на остатки сдает костюм в ателье для подгонки. Первое впечатление самое главное. Он укрощает свои непослушные волосы гелем. Профессора он находит довольно легко. Он тихо сидит в дальнем конце аудитории и наблюдает, как пожилой мужчина общается по-французски с молодой темноволосой женщиной. Прекрасной, как ангел. Она целует профессора в щеку, и тот исчезает в смежном с аудиторией кабинете. Женщина начинает подниматься по лестнице мимо рядов парт и останавливается как вкопанная, когда замечает его. Словно увидела призрака. Он приподнимает бровь. – Я ищу работу, – негромко произносит он. – Меня зовут Артур. Я сновидец. Какое-то время она стоит, уставившись на него. Затем медленно идет наверх, пока не доходит до его ряда. Он встает. – Привет, Артур. – У нее сильный французский акцент. Она пристально разглядывает его. – Думаю, я смогу что-нибудь для тебя найти. Женщина протягивает руку. Артур ее пожимает. Женщина улыбается.