До свадьбы заживет

— Сэкономим воду? — едва улыбаясь, спросил Димка. — В смысле? — В смысле — примем душ вместе? Гор счастливо рассмеялся. И улыбался во весь рот под струями воды, растирая жесткой мочалкой золотой торс и целуя литые плечи. Глядя в большое зеркало, в котором отражались они оба, вдруг посерьезнел и сказал: — Знаешь, я когда о тебе думаю, постоянно в голове крутится «какой же он красивый!». Но я хочу тебе сказать. Это неважно. Я бы любил тебя любым… — Я знаю, — Дима тоже без улыбки смотрел в глаза отражению Игоря, — мне тоже всё равно, хоть я и любуюсь тобой каждый день, — Гор едва смущенно махнул светлыми ресницами. — Если кого-то любить за деньги или силу, то когда они исчезнут, любовь тоже пройдет. А если за душу, то никогда не разлюбишь… Дима замолчал, задумавшись, а Игорь тихо продолжил: — Значит, и после смерти мы будем вместе. Души не умирают. Страсть в синих глазах — пылающий огонь, а сами они — бездонное море. Гор заглянул в них и утонул. Как может синий цвет быть таким горячим? Игорь скользил губами по бронзовой коже, прикусывая легонько темные соски, кончиками пальцев по выпуклым мышцам, ладонью по смуглому бедру, ощущая и свою дрожь нетерпения, и наконец ртом по напряженной плоти, нежно обхватывая ее губами и полностью взяв в рот. Дима сладко вздохнул и выгнулся, он уже был готов излиться, когда Игорь внезапно отстранился. Димка даже застонал от разочарования и тут же почувствовал пальцы, осторожно проникающие в него. Все его тело дрожало от желания, он широко раздвинул ноги, сгибая их в коленях, обхватил рукой возбужденную плоть Гора, и тот тихо застонал от удовольствия, чуть подаваясь вперед бедрами. Уже месяц, как они близки так, что ближе и придумать нельзя, но всё никак не могли насладиться друг другом. Трепет и сладостное желание, и каждый раз как впервые, вот только теперь Игорь ничего не боялся. И всё, что хотел Димка, он делал. Ну, почти всё… Они перепробовали всякие позы и разнообразные ласки, но на римминг Гор так и не решался. Вот минет делал мастерски. Как раз сейчас Дима откровенно им наслаждался, благо можно стонать громко: в доме никого нет. А Игорь уже перешел от прелюдии к главному. В последний раз поочередно пососав нежные яички, он выпустил их из сладостного плена и перевернул разнежившегося Диму набок (тот и сам мог это сделать, но ощущение сильных рук, которым так приятно отдаваться, хотелось испытывать постоянно). Пристроился сзади, прижавшись грудью к загорелой спине, и тут же, не останавливаясь, стал толкаться в податливое тело, даже не помогая рукой. Крепкий член с каждым толчком продвигался всё глубже, Димка нетерпеливо пытался помочь, двигаясь навстречу, но Гор коварно удерживал золотистые бедра, заставляя умолять о большем. И Дима умолял. Не словами — телом просил, требовал, настаивал и получал желаемое. Он отдавал себя любимому самозабвенно и получал не меньше, потому что и любимому было за счастье отдать всего себя, без остатка. Молодые, страстные, горячие — за ночь они могли кончить и тут же снова быть готовыми к продолжению любовной гонки не один раз. И сегодня было нечто особенное — Димка сам себе удивлялся! В первый раз у него такое: кончил, а член не опал. Гора, конечно, это здорово обрадовало — быстро сориентировавшись, он встал на четвереньки и направил орудие в боевой стойке в себя. Хотя Дима и не очень любил эту позу, предпочитая глядеть в светло-серые глаза, но желание двигаться в восхитительно узком и горячем тоннеле под сладострастные вскрики Горушки было намного сильней. Казалось, любить сильнее невозможно, но с каждым днем любовь только крепла, приправленная обладанием. Ни за что в мире они не могли расстаться, нуждающиеся друг в друге как в дыхании, дышащие друг другом. Любовь горела в сердце каждого, словно вечный огонь. Фееричная ночь закончилась для них одновременным и пусть уже и не самым сильным оргазмом, но потрясающе полным — сил не хватило даже на то, чтобы лечь поудобнее. Так и уснули друг на друге. Хотя кто сказал, что такая поза не самая удобная? *** — Дашенька, детка, сбегай наверх, позови мальчиков на обед, — обратилась Наташа к дочери подруги. Через минуту девочка вернулась с полыхающими щеками и странно блестящими глазами. — Позвала? — спросила Марина. — Нет… они там спят… голые, — потупившись, ответила Даша. Марина с недоумением смотрела на дочь, да и не только она: Наташа замерла, думая, что ослышалась, а Андрей с Валерой перестали говорить и тоже уставились на девочку. — В смысле «голые»? Даша пожала плечами: — Без одежды значит. — Ерунда какая-то, — Марина вышла из кухни и поднялась по лестнице, внутри все сжималось от неприятного предчувствия. Перед дверью Диминой комнаты она приостановилась, собираясь с духом, посмотрела вниз. У начала лестницы стояла Наташа и так же встревоженно смотрела в ответ. Решив все-таки не стучать, Марина повернула ручку и, приоткрыв дверь, заглянула в комнату, тут же отпрянув и закрыв глаза. Но увиденная картина, казалось, отпечаталась прямо на сетчатке: два обнаженных юных тела сплелись ногами и руками, если бы не резкое отличие в цвете кожи, то и разобрать было бы невозможно, где чьи конечности. Ее сын, сверкая белоснежной задницей, почти целиком взгромоздился на Диму, просунув одну ногу между его ног, а тот в ответ обхватил его руками. И эти смуглые руки, сейчас еще более темные от загара, лежали одна на спине Игоря, вторая сжимала правую ягодицу, а на полу валялись использованные презервативы. Марина с грохотом захлопнула дверь и тут же заколотила в нее кулаком с криком: — Спускайтесь вниз! Немедленно! *** Теперь парни сидели рядышком на диване в гостиной и слушали вопли Марины, остальные взрослые угрюмо молчали. Наташа сидела в кресле в углу; в противоположном, за разросшейся юккой пряталась Даша, мужчины стояли возле бара. Когда ребята вошли в комнату, там царило гробовое молчание, которое нарушила Марина: — Что это было? Скажите, что просто эксперимент, типа решили попробовать. Дима взял Гора за руку и подвел к дивану, они сели, и только тогда он, упрямо взглянув на мать своего парня, твердо сказал: — Нет. Мы встречаемся и любим друг друга. И понеслось! Марину не интересовало, что да как, да почему. Главное — это неправильно, позорно и невозможно. Игорь за время уже получасового монолога матери ни разу не поднял глаза ни на нее, ни на остальных, а также не произнес ни слова в защиту своей любви. Дима тоже молчал. Что можно сказать человеку, который не хочет тебя слышать? Здесь ему важнее было мнение своих родителей, но те пока молчали. — Даже не рассчитывайте, что я так это оставлю! Любовь! Ха! Насмешили! Ничего, я с вами разберусь! Думаете, сильно взрослые и вам теперь всё можно? И как только дошли до такого? Извращенцы! Ну ничего, быстро забудете эту свою голубую любовь! Фу! — Марина с омерзением передернула плечами. — И как только не противно?! Позорище! А если кто-нибудь узнает? Я ж со стыда помру! Марина металась по комнате, то останавливаясь напротив ребят, то снова начиная бегать. — Любят они! Ничего глупее не слышала! Да что вы вообще знаете про любовь?! Что вы там себе вообразили? Гадость какая! Ничего, как только расстанетесь, и не вспомните друг друга. Марина не замечала ничего вокруг, лихорадочно проговаривая на ходу возникающие замыслы по исправлению ситуации. То, что говорила она одна, ей казалось молчаливой поддержкой со стороны друзей. — Первое сентября послезавтра, как раз все успеем. Заберу твои документы из школы и отвезу тебя в Киев к своему двоюродному брату, дяде Ване. Там уже закончишь одиннадцатый класс, там и поступишь в институт. Марина в исступлении вываливала на ребят оскорбления — никогда не видевшие от нее такой ненависти, парни только сильнее сжимали пальцы друг друга, а вот ее грандиозные и, главное, вполне осуществимые планы по их разлучению заставили их похолодеть. Перспективы были жестокими и страшными одновременно. А Наташа сидела и вспоминала. Вспоминала свою первую любовь. В десятом классе она вдруг поняла, что Генка — сосед по парте, с которым она проучилась с первого класса, стал кем-то большим. Как же сладко замирало и куда-то падало сердце, когда их глаза встречались. Ох, эти черные глаза! Она в них просто тонула. И чувствовала, замечала по разным мелочам, что тоже нравится ему. В одиннадцатом классе они начали встречаться. Это было сумасшествие! Они проводили вместе все свое время, расставаясь только поздно вечером, они распланировали свою совместную жизнь на годы вперед. Он был ее настоящей половинкой, в этом она не сомневалась до сих пор. Так, как они могли быть счастливы вместе, она не была счастлива никогда, никогда не горела так душа, никогда не любило так сердце. Нет, она нашла свое тихое семейное счастье и ее все устраивало: и муж, и дети, но, зная, что она могла получить, не позволит разрушить любовь своего сына, какой бы неправильной та ни была. После школы Генка уехал учиться за границу, там он и женился. Ту боль и тоску, что испытала Наташа, то желание умереть, она не позволит испытать Диме. Кое-как выкарабкавшись из черной пропасти депрессии, она склеила свою жизнь из обломков. И Валера ей очень помог понять, что та самая жизнь не заканчивается предательством любимого. Генке тоже, видно, было несладко, несмотря на все материальное благополучие. Он приехал к Наташе, когда Сашке было пять лет. Ему хотелось все вернуть, и у Наташи было огромное искушение так и сделать, она снова тонула в черных глазах. Валера как раз был в рейсе, они остались вдвоем с Сашей, и вот здесь-то как раз и было то самое «но»: чужой ребенок Гене был не нужен. Нет, он вовсе не говорил этого, но Наташа и сама видела, как он при встречах полностью игнорирует Сашу. Это был очень тяжелый выбор, и она понимала, что останься они вместе тогда, после школы, не было бы людей их счастливей, но прошлое вернуть нельзя, а значит, и не стоит пытаться. К тому же причинить боль верному, преданному Валере, который ее просто боготворил, было бы неоправданной жестокостью. Когда выяснилась правда с мальчишками, первое, что испытала Наташа, был глубочайший шок, но, слушая вопли лучшей подруги, она постепенно приходила в себя. А ведь где-то в глубине души она всегда знала, что с их сыновьями не все так просто. А когда представила, что они должны испытывать от неоправданно жестоких слов, то захотела прибить Маринку, крикнуть ей, что она не позволит разрушить счастье сына. А ведь они за столько лет дружбы ни разу не поссорились, значит, и сейчас лучше действовать по-другому. Хлопнула входная дверь, и удивленный Саша нарисовался на пороге гостиной, окинул взглядом всю картину целиком, послушал, что именно кричит тетя Марина (и как только горло не сорвала?), задержал глаза на сцепленных руках младшего брата и его друга, покачал головой и вышел. Правда, через минуту он вернулся и вручил Марине маленький стаканчик с валерьянкой, разведенной в воде. Та удивленно остановила свой монолог, выпила и продолжила. Сашка подошел к заплаканной Даше, которая сидела, поджав ноги, на пуфике за юккой, спросил шепотом: — Давно это у вас? Девочка кивнула: — Больше часа, наверное. Сашка покачал головой и вышел. Пройдясь еще раз по недопустимости и омерзительности однополой любви, Марина заключила: — И вообще, чего это я тут распинаюсь, а ну-ка давай в машину. Тебе еще вещи собирать. Завтра с утра я заберу из школы твои документы, и мы сразу же уедем в Киев. Игорь разлепил пересохшие губы и, буквально выталкивая слова через ком в горле, сказал: — Я никуда без Димы не поеду. — Да кто тебя спрашивает! Марш в машину я сказала! — Нет, я не смогу без него жить. Дима чувствовал, как Игорю плохо, его просто трясло, и совершенно не задумываясь, он поднес к губам его руку и поцеловал кисть. Марина поперхнулась словами и замолчала. Валера, нервы которого совершенно не выдерживали, уже давно достал из бара коньяк и потихоньку лечил их себе и Андрею. Он украдкой глянул на жену и увидел, как она, сделав страшные глаза, семафорит в сторону Марины. Несколько секунд он в недоумении зависал, но потом дошло, и, пользуясь паузой в Марининой речи, он подошел к ней с полным бокалом коньяка: — Выпей, Мариночка, а то ты себя совсем не бережешь. Марина с непониманием смотрела на него, а потом схватила и опрокинула в себя залпом весь бокал. — Вот, хорошо, пошли, присядешь, — Валера повел ее к дивану, заслоняя собой парней и делая им кивок в сторону двери. — И вообще, — спохватилась Наташа, — там давно все остыло. Пойдемте-ка на кухню. Андрей подошел к жене, помог подняться с дивана и потянул за собой. Валера, посмотрев на Наташу, вышел следом, прихватив коньяк. А Наташа, выходя из гостиной, заметила боковым зрением движение и с удивлением обнаружила заплаканную Дашу, свернувшуюся на пуфике за цветком. — Даш, ты что, все время здесь просидела? — Что теперь будет с ними? Это я виновата, — девочка опять заплакала. — Как они друг без друга? Они ж не смогут. Их нельзя разлучать. А мама… Наташа взяла из бара салфетки и дала Даше. — Придумаем что-то. Давай, детка, успокаивайся, иди вон мультики какие посмотри, а я тебе сюда кушать принесу, или хочешь с нами, на кухне? Даша замотала головой: — Лучше я здесь побуду. Но, теть Наташа, а с ними правда все будет хорошо? Мама не увезет Гора? — Я все сделаю, чтобы такого не случилось. *** На кухне Валера уже разогрел фаршированный мясом картофель, а Андрей наложил Марине полную тарелку закусок и уговаривал ее поесть. — Не, не хочу, — Марина пьяно махнула рукой и повернулась к Валере, — наливай! Валера плеснул немного коньяка на дно бокала, и Марина опрокинула его в себя. — Нет! — она с такой силой поставила коньячный бокал на стол, что только благодаря короткой толстой ножке тот не разбился. — А вы почему молчите? А?! — Мариночка, ты закусывай, — попросил Андрей. Наташа тихо зашла и собрала на поднос обед для Даши, отнесла его в гостиную, где та уже вовсю смотрела мультики. Марина все никак не могла успокоиться: — Не, ну я, может, в какой-то мере могу понять Игоря. Димка-то какой красавчик! За ним, небось, все девчонки в школе бегают, зачем ему с пацаном? Что его в Горе могло привлечь? Может эспе… эскспре… экспериментирует? Да, — подтвердила сама себе, — так и есть. Это все эспе… опыт короче, попробовать захотелось. Ну ничего, как окажутся в разных городах, так быстро дурь эта пройдет. — Может, хватит уже, — поморщился Андрей, — давай завтра поговорим на трезвую голову. — Вот не надо! Я все соображаю, — замахала указательным пальцем перед лицом мужа Марина, — наливай! Валера молча налил: наверное, в жизни каждого человека может произойти то, из-за чего захочется напиться. — Вот, Наташка, скажи, а чего это ты так спокойна, а? Разве тебе эта вся дрянь подходит? А внуки? — Какие внуки, Мариш? Тебе что, бабушкой так не терпится стать, стирать пеленки и менять подгузники? Я пока не горю желанием. — Ну да… ну да… у вас же Сашка, если нужно, полгорода оплодотворит. — И не говори! Я каждый раз, как он приносит коробку с очередными найденышами, боюсь, что это нам его детей подкинули. Маринка пьяно засмеялась: — Ха-ха, а точно, подбросят тебе, мать, под порог младенца, а то и нескольких. — Надеюсь на благоразумие нынешних барышень. — Да нет, Марин, — улыбнулся Андрей, — скорее явятся лично и будут требовать, чтобы Саша женился. Маринка уже спала, когда муж загрузил ее на заднее сиденье автомобиля и растерянно посмотрел на друзей, огляделся вокруг; у него было впечатление, что он забыл о чем-то важном. Хлопнул себя по лбу: — Моя дочь! А где Дашка? Валера засмеялся: — Что, папаша, ребенка потерял? — Она уже давно спит в гостевой спальне на втором этаже, — успокоила Наташа, — пусть отдыхает, завтра заберете или мы привезем. *** Дима с Игорем так и просидели несколько часов в неком оцепенении, они молчали, у каждого в голове варился котел из мыслей, но никто так и не проронил ни слова. Наташа тихонько стукнула в дверь Димкиной комнаты и, услышав глухое «открыто», заглянула внутрь. Парни сидели, обнявшись, Игорь положил голову Димке на грудь и обвил его руками за пояс, Дима же обнимал в ответ, прислонившись щекой к светлой макушке. — Мальчики, — тихо позвала Наташа, — спускайтесь покушать, а то и обед, и ужин пропустили. Дима молча смотрел больными глазами. — Идите, идите, дядя Андрей с тетей Мариной уехали домой, Даша спит в гостевой, Саша придет утром, папа тоже спит, и я сейчас ложусь. Я уже нагрела там все, спускайтесь. Есть не хотелось совершенно, но парни все-таки спустились вниз. Полутемная пустая кухня с тарелками на столе, казалось, еще хранит выплеск враждебности и презрения, а тишина словно подчеркивала недавний взрыв эмоций. Отвращение, которым облила чувства обоих мальчишек мать Игоря, брезгливость, с которой она выплевывала безжалостные фразы — все это висело в воздухе, не давало дышать нормально. Прав, ох, трижды прав был Игорь, не желая открываться матери в своей любви. Видимо, подсознательно не ждал он отторжения от родителей Димы, а вот выражение гадливости на лице собственной матери открытием для него не стало. Сейчас Гора беспокоили две вещи: первая — что будет, когда мать вернется за ним в дом Арсениных, и как избежать осуществления ее планов, а вторая — как успокоить Димку, который тоже издерган и подавлен произошедшим… Подняв глаза на любимого, Игорь обнаружил, что тот с тоской и сочувствием смотрит на него. Не говоря ни слова, парни вышли из кухни и поднялись обратно в комнату. Еда на тарелках остыла, а кухня, в которой так и не включили свет, совсем погрузилась во мрак. Дима, зябко потерев плечи, сел на все еще неубранную постель и поднял взгляд на Гора, который опустился рядом. — Что теперь? — с трудом разлепив губы, хрипло спросил он. — Как бы там ни было, — немедленно отозвался Игорь, — ты знаешь, мы будем вместе. Мне Киев ни в одно место не стучит. — Гор, — тихо, едва различимо сказал Дима, — я без тебя умру. Только по закону тетя Марина может… — Положить мне на закон, с прибором, — Гор решительно мотнул головой, — я сам без тебя сдохну на следующий же день. Куда угодно, хоть к черту на рога, но с тобой. Это для нее, — Игорь не сказал «для матери», но было понятно и так, — наше обручение ничего не значит, а мы друг друга любим. И через все пройдем вместе! Они одновременно взглянули на кольца и обнялись. К черту все. К черту всех. Их двое, и они справятся. *** Андрей открыл дверь и обнял дочку, которую привезли Наташа с Валерой. Друзья прошли на кухню, и Наташа стала вытаскивать из принесенного с собой кулька выпечку. Глаза Андрея радостно заблестели, Наташа улыбнулась: — Вчера так и не дошли до нее. Ну как там Марина? — Плохо ей, спит, — Андрей включил чайник и достал растворимый кофе, — видишь, столько всего навалилось… Валер, будешь? У Наташи он не спрашивал — та вообще не понимала, как можно пить такую, по ее мнению, бурду. Валера покачал головой: — Нет, дома столько же осталось. Наташа подождала, пока Андрей, зажмурив глаза от удовольствия, прикончил половину эклеров, и сказала: — Я думаю, пусть пока Игорь у нас поживет, только нужно, чтобы ты собрал его документы и вещи. — Так Маринка ж хочет его в Киев отправить! — Андрей непонимающе посмотрел на Валеру, тот пожал плечами и промолчал. — Не смогут они друг без друга. Если отвезете Игоря в Киев, значит, придется везти туда и Димку. А смысл? Пусть уж лучше тут живут. Андрей повертел в руках надкусанный эклер и недоуменно спросил: — Не понимаю, вы что, не против этих отношений? — Какая разница, против ли мы? Это их отношения, их жизнь, их любовь. И калечить я все это не позволю. Березовский, и сам понимавший, что жена где-то перегнула палку, только и сказал: — Документы где-то у Маринки вместе со всеми лежат. Я даже не знаю толком, где искать. — Я знаю, — вдруг раздался Дашин голос от двери, — сейчас принесу. — Ничего себе! — Андрей громко вздохнул и откусил от следующего пирожного. В конце концов, на пароходе ему и не с таким приходилось встречаться, что сейчас среди экипажа, что раньше, когда были популярны рейсы в Сингапур. А Игореха со своими любовями разберется, а нет — судьба значит такая, моряка ничем не удивишь, но вот не станет ли классная стряпуха Наталья персоной нон-грата в их доме — еще вопрос. Через пару минут прибежала Даша и сунула в руки Наташи Игоревы паспорт, идентификационный код и свидетельство о рождении. Наташа спрятала документы в сумочку и решительно встала: — Теперь вещи. Они пошли в комнату Игоря. Шустрая Дашка тут же отодвинула дверцу шкафа и вытащила рюкзак и спортивную сумку. — Этого мало, — сказала Наташа, — нужна большая дорожная сумка или пакеты на худой конец. Даша, собери, пожалуйста, его рисовальные принадлежности, книги, диски, в общем, все мелочи, которыми он пользуется. Где его обувь и зимние-осенние вещи? — Зимние? — удивленно спросил Андрей, затаскивая огромную сумку. — Зимние, — устало ответила Наташа, — и давайте пошустрее. Обувь не забудьте. Самую большую пользу приносила Даша: она носилась как электоровеник, быстро пакуя все, по ее мнению, нужное брату. Она резво слетала в коридор, пошуршала там кульками, складывая в них кроссовки, ботинки и туфли Игоря. Кроссовок оказалось пять пар, но на всякий случай она сложила все. Так, гитару, главное, не забыть. Скоро вещи были упакованы, и молчаливый Валера понес их вниз в машину. Андрей опять поставил чайник, кося глазами на остатки пирожных, и Наташа согласилась попить чая, ведь уходить, не поговорив с Мариной, было нельзя — нечестно по отношению к подруге. Вернулся Валера, прикупивший упаковку пива. Андрей тут же достал из холодильника пачку копченой мойвы. Наташа скривилась: — И как вы можете после сладкого? — Я сладкое не ел, — потер руки оживившийся Валера. Рыба уже почти заканчивалась, когда в коридоре раздались шаркающие шаги, и в дверном проеме показалась серо-зеленая Марина. Она села за стол и поморщилась от резкого запаха рыбы: — Как мне плохо. Убейте меня. — Похмелиться надо, — тут же сказал Валера, — выпей пятьдесят грамм коньячка — сразу станет легче. — Фу! Лучше пристрелите. Марину все-таки напоили коньяком, и теперь она, положив голову на сложенные на столе руки, с закрытыми глазами пыталась сосредоточиться на том, что говорила ей подруга. — … поживет у нас. — А смысл? Сегодня же вечером на поезд и в Киев. — Я же говорю, нельзя их разлучать, — о том, что если Марине все-таки удастся увезти Игоря, то она отправит туда и Диму, Наташа благоразумно промолчала. Дашка, сидевшая тихонько возле матери, вдруг заплакала: — Ма, ну не разлучай их! — Дочь, ты чего? Иди в свою комнату, нечего тут недетские разговоры слушать! — Нет, — девочка отчаянно замахала головой, — не увози Игоря! Если ты его увезешь, я убегу из дома. — Ты что мелешь? Шантажировать меня вздумала! А ну быстро в свою комнату, я с тобой потом разберусь. — Нет! Ты злая! Ты всем только плохо делаешь, — Даша захлебывалась слезами, и Андрей прижал ее к себе, гладя по голове и успокаивая, — я не хочу с тобой жить! — Ах ты дрянь мелкая! И куда ж ты пойдешь? — К дедушке с бабушкой! Позвоню сейчас, и дед за мной приедет или папа отвезет. *** Уснули они одетыми, так и не разжав объятий. Проснувшись, долго не могли заставить себя встать, а когда все-таки спустились вниз, держась за руки, то первое, что Гор увидел, была его гитара, прислоненная к юкке. Наташа улыбнулась, глядя на просиявшего сына, уставившегося на кроссовок Игоря, вывалившийся из пакета, и сказала: — Идите есть, завтрак на столе.