Седьмой крестраж

Я беспокоился о моих крестражах. Если Уизли смогла украсть один из них, значит они вовсе не в такой безопасности, как я привык думать. Мне сразу же захотелось собрать все несчастные кусочки моей души и никогда больше не выпускать их из виду. К сожалению, после долгого обдумывания стало совершенно ясно, что прятать под кроватью пять тёмных артефактов было бы неразумно. Во всяком случае, не под пристальным взглядом Дамблдора, который постоянно следил за мной. К тому же, после уничтожения Дневника я остался лишь с четырьмя крестражами; на два меньше, чем я изначально планировал. Для собственного спокойствия надо было создать по крайней мере ещё один. Осталось только найти кого-то, кого я хочу убить. Думаю, с этим не будет трудностей: такое желание возникает у меня постоянно. * * * Я отложил «Ежедневный пророк», заголовки которого кричали о побеге Сириуса Блэка. Моя правая рука, надо же. А я-то думал, такие вещи не забываются. Выходит, за последние двенадцать лет я забыл больше важного, чем мне казалось раньше. Впрочем, Блэк был из тёмной семьи, он по-любому был из наших. Жаль, что он тогда попался. Далеко не каждый миньон способен сбежать из Азкабана. Вот с такими талантливыми приспешниками, как он, и надо захватывать власть. Я почти пожалел о том, что отказался от прежних намерений. Но всё равно не передумал. * * * — Дементоры?! — воскликнул я. — Да о чём вообще мог думать Дамблдор, соглашаясь на дементоров в школе? — Они тут чтобы защитить нас от Сириуса Блэка, — сказала Гермиона. — Ах да, ну конечно же! Они решили защитить нас от одного измученного беглеца без волшебной палочки, который возможно хочет убить кого-то из нас, и как же? Пригласив сотни тёмных существ, которые несомненно хотят выпить душу каждого ученика. Я ничего не перепутал? Дементоры — кошмарное зло. Я, может быть, и разорвал свою душу на множество кусочков, но уверяю вас, что я к ней крайне привязан. Необходимо было сделать ещё один крестраж. Никто ведь не заметит пропажи одного или двух Уизлей? * * * — Это Грим! — вскричала Трелони, размахивая скелетоподобными руками. — Вы в серьёзной опасности, мистер Поттер. В очень серьёзной опасности. — Я всегда в опасности, — ответил я ей. Я не стремился к опасности, как таковой, но достижение моих целей постоянно подразумевает опасность. При этом я, к счастью, бессмертен. — Вы можете умереть, — настаивала Трелони. Одна из гриффиндорских девочек вскрикнула, — кажется, Лаванда. — Это вряд ли, — фыркнул я. — Я слышала, что вы каждый год так делаете, — сердито сказала Гермиона. — Говорите какому-нибудь ученику, что он умрёт, чтобы запугать его. Но никто не умирает. — Интересно, отчего вы не предсказываете смерти, которые на самом деле случаются? — спросил я. — Например, Перкс. Гермиона вздохнула. — Гарри, Салли-Энн перевелась в другую школу. — Ну да, они всегда так говорят. Конечно, большинство этих смертей случается в первых и вторых классах, а у них нет уроков прорицания. Вы их, наверное, и не видите, кроме как в Большом Зале… Постойте-ка, вы, наверное, оттого и не приходите туда? — Я… — Трелони была поражена моей проницательностью. — Боюсь, что это так. Произнесённое пророчество нельзя отменить, вы же знаете. И так ужасно видеть этих несчастных обречённых детей… А теперь все займитесь своими чашками, пока ваш третий глаз не закрылся! * * * — У нас нет Тёмной магии! — взвизгнул Рональд. Я подавил утомлённый вздох. — У всех чистокровных семей, Рон, есть Тёмная магия. Раз ты не знаешь о вашей, значит, твоя семья тебе не доверяет. — Отчего бы им мне не доверять? — уизлевские глаза наполнились страхом. — Ты же шестой сын, Рон. Это примерно на трёх сыновей больше, чем им нужно. Они ничего тебе не расскажут, пока ты не покажешь себя достойным. — Как же мне это сделать? — он подался вперёд, горя отчаянным любопытством. Я ненадолго задумался. — А ты не пробовал просто спросить? Это может показать, что ты достаточно умён, раз знаешь о таких вещах. — Спасибо, дружище, — он осклабился и похлопал меня по спине. — Ты лучший! * * * Вопиллер преследовал Рона на пути из Большого Зала, завывая и выплёвывая облачка дыма. — КАК ПОСМЕЛ ТЫ СПРАШИВАТЬ О ТЁМНОЙ МАГИИ?! ЧЕМ ТЫ ТАМ ВООБЩЕ ЗАНИМАЕШЬСЯ В ЭТОЙ ШКОЛЕ, РОНАЛЬД БИЛИУС УИЗЛИ?! ПОГОДИ, Я ДО ТЕБЯ ДОБЕРУСЬ… Откусив немножко бекона, я обдумал этот очень открытый ответ. Ловко задумано. Матриарх Уизлей была, несомненно, хитра. * * * — Можно мы теперь пойдём под крышу? — прохныкал я. — Нет, — ответил Рон. Он заставил меня пойти на квидичный матч, потому что я «задолжал» ему за случай с вопиллером. Эти сложности с поддержанием дружбы не переставали меня удивлять. Обычно я не морочился с такими вещами, но верность мальчишки была связана с его галлюцинаций о «лучших друзьях», а я не хотел терять несколько месяцев на то, чтобы приручить другого Уизли взамен. — Но ведь жуткий ливень, — простонал я. — Ну и что? Ты ведь даже не намок. — Кстати, отчего это? — спросила Гермиона. — Я — Гарри Поттер! — Это ничего не… — О, смотри! Матч начинается. Гермиона послушно погрузилась в обиженное молчание, а игроки начали разрезать воздух под проливным дождём. Квидич такая смешная игра. Она всецело зависит от искусства ловцов (за исключением случая, когда одна команда полностью превосходит другую, а тогда ловцы не нужны вовсе). Более того, в Хогвартсе квидичные очки слишком тесно связаны с Кубком школы, что страшно раздражало меня, когда я учился здесь в первый раз. Вот он я, отвечающий на вопросы, очаровывающий профессоров, и зарабатывающий массу баллов, только для того, чтобы какой-то неловкий ловец мгновенно разрушил все наши шансы на победу. А я никогда не проигрываю. Поэтому я уговорил слизеринского и рейвенкловского ловцов подождать на поле недельку, пока наши охотники набьют достаточно очков, чтобы один из наших Домов победил несмотря ни на что, даже если все преподаватели будут бессовестно жульничать. Тогда я выиграл Кубок в первый раз, и именно после этого случая квидичные матчи в Хогвартсе не должны продолжаться больше трёх дней. После этой приятной победы над глупостью я никогда больше не интересовался спортом. — Слушайте, ну скучно же! — пожаловался я. — Ты о чём? — Рон наморщился, попытавшись подумать. — Ты видел, какой финт выдала Спиннет? — Да-да, я уверен, что финт замечательный. Но я ничего не заметил, потому что дождь проливной. И кроме того, жутко холодно. — А ты наложил согревающее заклятье? — спросила Гермиона. — Ну конечно же. — И я тоже, — сказала она задумчиво. — Отчего же так холодно? Вглядываясь сквозь плотный дождь и пар от моего дыхания, я, наконец, рассмотрел тёмную мантию дементора. Отчаяние вползало в мой и без того неспокойный разум и мир стал ещё тусклее, чем до этого. Дементоры и вызывают тоску и, одновременно, питаются ей. В их присутствии сосредоточиться на счастливых мыслях безумно трудно и работает это совсем недолго. Гораздо легче рассердиться. Как они смеют навевать грусть?! После этого дементоры оставят вас в покое и нападут на более печальных соседей. Если к тому моменту, как все они будут съедены, вы ещё не спаслись, то вы и заслуживаете смерти. К сожалению, состояние слепой ярости не способствует принятию оптимальных решений. * * * — Круто, Гарри! Поверить не могу, что ты напал на дементора! — воскликнул Рон. — Не могу поверить, что ты сделал такую глупость! — сказала одновременно с ним Гермиона. — Всё просто. У дементоров нет естественных врагов, поэтому они понятия не имеют, как отвечать на агрессию, — ответил я. Хотя это только что пришло мне в голову, но объяснение было очень хорошее. — Тебе повезло, что профессор Люпин призвал патронуса, прежде чем они тебе навредили. — Ничего, пережил бы. * * * Ей было всего тринадцать лет, а Гермиона Грейнджер уже задумала свой первый геноцид. Хоть я и восхищался её не по годам развитой жестокостью (я даже не мечтал о подобных деяниях, пока мне не исполнилось шестнадцать или даже больше), но всё-таки надо было узнать: — Гермиона, за что ты так ненавидишь домовых эльфов? Она высунула голову из-под дивана, под которым прятала уродливую варежку. — Что-что? — Я не осуждаю тебя, — торопливо заверил я. — Просто спросил. — Гарри, я их вовсе не ненавижу. Ей не было смысла врать: около полуночи в гостиной уже некому было подслушивать. — Не уверен, что это можно понять как-то иначе, — сказал я, показывая на шапочку, которую она подсунула под ножку стола. Гермиона выпрямилась и гордо заявила: — Я пытаюсь освободить их! Я моргнул, пытаясь уловить её логику. — Но ты же понимаешь, конечно, что освобождённые эльфы умирают? Гермиона впечатляющая актриса, этого не отнять. В мгновение ока она переключилась от энтузиазма к едва сдерживаемым слезам. — Ч… что? — Ну, то есть, я как бы думал, что ты знаешь, — сказал я. — Свободные эльфы просто ложатся и умирают. Они не едят, не спят… Я однажды видел такое и, должен сказать, это великолепное зрелище. — Я, умг, не знала, — всхлипнула она. — Я пошла в библиотеку, там было много книг про домовых эльфов. Кажется, в одной из них говорилось, что их нельзя освобождать, но там было ещё множество способов п-пыток и… она вся просто ужасная! Она отчаянно принялась собирать вязаные одежонки, которые до этого прятала по всей комнате. Я глубокомысленно поглядывал на это. — Не очень понимаю, отчего ты решила, что таким образом их можно освободить. Они же стирают все наши вещи. — Я об этом не подумала, — Гермиона остановилась и посмотрела на груду вязания в своих руках. — Слушай, а тебе не нужна случайно вязаная шапочка или что-нибудь? Я хихикнул и снисходительно приобнял свою приспешницу за плечи. — Даже домовые эльфы не хотят твоих шапочек, Гермиона. * * * Мои одноклассники такие скучные. Наш новый профессор Защиты добыл где-то боггарта — существо, способное превращаться в величайший страх того, кто на него смотрит. И что же мы увидели? Убийство их любимых? Разрушение того, что они ценили? Мою собственную внушительную личность — в виде Лорда Вольдеморта или Гарри Поттера? Нет, конечно нет. Мне пришлось терпеть десять минут сплошных акромантулов. — Опять паук? — нахмурился Люпин на боггарта Рональда, уезжающего на роликовой доске. — Тот самый паук, который убил нашего предыдущего профессора защиты, — сообщила Гермиона. — Он ещё окаменил нескольких учеников, — добавил я. — Акромантулы не окаменяют людей, — возразил Люпин. — Его зачаровал сам Салазар Слизерин, — объяснил я, наблюдая, как боггарт превращается в следующую версию: повыше и с клыками подлиннее. Вообще-то, акромантулы не так уж и страшны. Жалкий паук нипочём не достал бы Локхарта, если бы я в самый критический момент не наслал на героя спотыкальную порчу. Поэтому я решил добавить в урок немного интересного материала, показав своего собственного боггарта. Честно сказать, я и сам не знал, какую форму он примет. У меня были, конечно, некоторые тревоги, например, о том, что мою душу съест дементор. Но ни один из моих страхов не достигал уровня паники. Даже смерть стала не такой устрашающей с тех пор, как я успешно победил её. Я вышел вперёд, оттолкнув Люпина, который пытался преградить мне дорогу. Боггарт прыгнул на меня, его чёрные лапы посинели и слились в мантию. Его белые клыки удлинились и стали бородой, а два оставшихся глаза замерцали. — Дамблдор, — прошипел я, поднимая волшебную палочку. Он хохотнул, — отвратительный звук. — Мальчик мой, ты и правда думал, что я ничего не замечу? Я застыл. — Что? — Ты точно такой же, каким был Тёмный Лорд в твоём возрасте… Я отшатнулся, протестуя: — Нет! Вы ошибаетесь. — Риддикулюс! — воскликнул Люпин, заметив, что я в панике. Множество маленьких разноцветных бантиков появилось у Дамблдора на бороде. Некоторые из моих туповатых одноклассников захихикали. Но мне было не до смеха: во время моего первого рейда на Косой переулок он украсил свою бороду точно так же. — Я был бы дураком, если б не заметил этого, — продолжал Дамблдор, — а я думаю, мы оба знаем, что я вовсе не такой придурок, как выгляжу. — Р-риддикулюс! — закричал я. Его мантия превратилась в розовое платье с оборками чуть выше его морщинистых, волосатых коленок. О нет, вот как раз такую штуку он и надел бы, чтобы огорошить своих врагов! Он улыбнулся с фальшивой доброжелательностью: — Не правда ли, То… — РИДДИКУЛЮС! Боггарт упал, его глаза помутнели, и черви поползли из его бороды. Я истерически рассмеялся. — Он мёртв, — выдохнул я. — О, слава Мерлину, он наконец мёртв. Боггарт бросился к Гермионе, превращаясь в истощённого домовика, одетого лишь в пару дурно связанных варежек. * * * Сидя в кабинете Дамблдора, я разглядывал разнообразные жужжалки вокруг, и размышлял о том, многие ли из них являются секретным оружием. Хотя директор был, как всегда, безмятежен, я не сомневался, что его феникс смотрит на меня с ненавистью. — Лимонную дольку, Гарри? — спросил Дамблдор. — Нет, благодарю вас, сэр, — ответил я, не желая глотать до сих пор невыясненный яд. — Ты знаешь, зачем ты здесь? Я старался сдерживать желание сбежать, но рука моя сама потянулась к волшебной палочке. — Понятия не имею, сэр. — Вот как, — его глаза угрожающе замерцали. — Я только что разговаривал с профессором Люпином… — Тогда понимаю, — сболтнул я. Проклятый старик сложил, наконец, головоломку. Оставалось только отмазываться: — Это всё боггарт, правильно? Но он неправильно всё понял, я вовсе вас не боюсь. Это было бы абсолютно смехотворно, ведь все знают, что вы добрый, совершенно бескорыстный защитник Света. Вы же мне почти как дедушка! — В самом деле? — удивился Дамблдор. — Я и не знал, что ты так хорошо обо мне думаешь. Я покивал и постарался выглядеть очень тринадцатилетним, а может быть, и моложе. — Ну а как же? Я думаю, что больше всего я боюсь разозлить могущественного колдуна, который знает, где я сплю. А вы, ну, как бы метафора такого волшебника, сэр. — Я бы подумал, что для этой роли больше подходит Вольдеморт, — сказал старик. — Ну, да, но я же не знаю, как он выглядит, сэр, — отмазался я. — Кроме того, он ведь уже умер. — Хотел бы я быть уверенным в этом, — вздохнул он. — О чём вы говорите, сэр? — пискнул я. Тучи явно сгущались. — Боюсь, что в ту ночь, когда Вольдеморт исчез, он не умер. На самом деле, я полагаю, что он явился в Хогвартс два года назад. Пять шагов до двери. Дамблдор стар, и его рефлексы уже не на высоте. Я, пожалуй, смогу сбежать, если феникс не погонится за мной. Если я сверну за угол и успею надеть мантию-невидимку, то я, вероятно, спасусь. — Ты, кажется, нервничаешь, Гарри? — Я… конечно, я нервничаю, когда меня вызывают в кабинет директора, сэр. Если я побегу сейчас, то, наверное, застану его врасплох. Если только он не ожидает именно этого. Будь он проклят со своими сверхсложными ловушками. — Мне кажется, я знаю, в чём твой величайший страх, — медленно сказал он. — Ты думаешь, что похож на Лорда Вольдеморта. Не так ли? — Гм… — я не знал, какое выражение лица должно быть при таком известии, но был совершенно уверен, что затопивший его страх был не самым лучшим вариантом. Старик усмехнулся: — Позволь мне успокоить тебя. Ты совершенно не похож на Вольдеморта. — Что, правда? — Он был холодным, жестоким мальчиком, и ни с кем не дружил. В свою защиту должен сказать, что я был тогда очень погружён в учёбу, а Дамблдор преувеличивает. Массе людей я нравился. Но только не ему. — Он никогда не пошёл бы защищать Философский камень, — продолжал директор, — и не отправился бы в Запретный Лес, чтобы спасти школу от чудовища Слизерина. Вряд ли стоило признаваться, что я ничего подобного не делал. — И, кроме того, — мерцание его глаз усилилось, — из надёжных источников я знаю, что он не любил квидич. — О, так мы действительно непохожи! — я выдавил из себя улыбку. — Я очень люблю квидич. Если б я не летал, как корова, то непременно был бы уже в команде… — Не сомневаюсь, мой мальчик, — он усмехнулся. — Ты точно не хочешь лимонную дольку? — Спасибо. Я, гм… мне, наверное, уже пора вернуться к друзьям. До свидания, сэр. Я вышел как можно быстрее, стараясь, чтобы это не выглядело, как бегство. Либо я чудом избежал — на время — подозрений Дамблдора, либо он просто играл со мной, намекая, что оставит меня в покое, если я буду притворяться дружелюбным гриффиндорцем с головой, заполненной квидичем. Может быть, страдать от Тёмной магии Дамблдора, — какой бы она у него ни была, — будет не так болезненно, как это? * * * — Гарри, что ты здесь делаешь до сих пор? — прошептала Гермиона, морща носик от дыма и тяжёлого запаха благовоний, наполнявших кабинет прорицаний. — Пытаюсь открыть свой третий глаз. Когда я учился в первый раз, то не обратил внимания на прорицания, сочтя этот предмет бесполезным. К моему величайшему сожалению, этот, казалось бы, незначительный пробел в моем образовании привёл к моему падению (к счастью, недолгому). — Только не говори, что веришь во весь этот вздор, — закатила глаза Гермиона. — Трелони явная мошенница. Я улыбнулся. Иногда я забывал, как мало наша ходячая энциклопедия на самом деле знала. — Профессор Трелони, — поправил я, подражая её собственному тону. Хоть я и поддразнивал её, приятно было видеть в ней эту бунтарскую жилку. Это показывало, что она начинает видеть власти теми, кем они были на самом деле: придурками. По зрелом размышлении, я отбросил мысль о том, что Гермиона станет новой Беллатрикс в этом поколении волшебников. Её одержимость правилами, маска пай-девочки, острый ум и скрытая жестокость гораздо больше напоминали о другом человеке — обо мне самом. — Вообще-то, Гарри, вряд ли её можно считать профессором, — поджала губы Гермиона. — Она же ничему нас не учит. По крайней мере, ничему полезному. Ты же не веришь, в самом деле, что обречён скоро умереть? Вообще-то, я уже умер, формально говоря. — Конечно нет, Гермиона, — заверил я, покосившись на дымку в моём хрустальном шаре. Она фыркнула и бросилась прочь; её мантия развевалась, и она пропала в дыму, заполнявшем плохо проветриваемый кабинет прорицаний. По театральности она уже вполне годилась в Тёмные Лорды. * * * Возможно, на крестраж придётся пустить Лонгботтома. Он так и не принёс мне клятву вечной верности, и Мерлин сохрани, если пророчество окажется истинным, а я выбрал не того ребёнка. Нетрудно будет всё скрыть: я могу подстроить несчастный случай на Зельях, или ещё что-нибудь. Все поверят. Хотя, как ни больно это признавать, Лонгботтом был так же необходим, как и я, для того, чтобы Слизерин завоевал Кубок школы. Не следовало легкомысленно разбрасываться таким ресурсом. * * * — Поскольку я в седьмой раз за семь месяцев замещаю профессора Люпина, заранее сообщаю, что в следующем месяце темой нашего занятия снова будут оборотни, — сурово заявил Снейп. — А можно мы будем учить что-нибудь другое? — простонал Рон. — Десять баллов с Гриффиндора за пререкания с преподавателем. Я поднял руку. — Может быть, мы рассмотрим способы убить оборотня? Мы уже так много о них знаем, но совершенно не подготовлены к противостоянию с оборотнем. — Да, пожалуй, это будет темой следующего занятия, — Северус чуть улыбнулся. — Хороший вопрос, Поттер… Двадцать баллов с Гриффиндора. Рон взмахнул руками, чуть не опрокинув мою чернильницу. — Но вы же сказали, что это хороший вопрос! — И ещё десять баллов за неуважение, — добавил Северус, выходя их класса. Я постарался не выдавать своё удовлетворение слишком явно. — Снейп мерзавец, — сказал Рон. — Ну, вряд ли можно винить его в этом, — я покачал головой и вздохнул. — При таком заболевании это неудивительно… — Мм? — Он же явный оборотень, — сказал я. — Гарри, это несерьёзно, — фыркнула Гермиона. Я поднял руку, останавливая возражения. — Не надо пытаться скрыть это. Очевидно же, что он пытается попросить о помощи. — Да ты, должно быть, шутишь над нами, — сказал Шимус Финниган. — Снейп — оборотень? — Конечно. Вот почему он учит только про них. Это всё, что он знает по Защите. — Он очень много о них знает, — пробормотал, бледнея, Лонгботтом. Класс взорвался спорами, а я утащил Гермиону в коридор, прежде чем она воскликнула: — Но ты же всерьёз не думаешь, будто профессор Снейп — оборотень?! — Нет, Гермиона, это действительно несерьёзно. — Тогда зачем ты это сказал? Люди ужасно относятся к оборотням. Ты представляешь, что такой слух может наделать с его репутацией? — Да, представляю. Именно поэтому мне не нравится, что он пытается выдать Люпина. — Ты знаешь о нём? — поразилась она. — Снейп много рассказал нам об оборотнях, а Люпин исчезает каждое полнолуние, — ответил я. Вообще-то, я заподозрил Люпина ещё до первого полнолуния, и начинаю беспокоиться об умственных способностях одноклассников. Но несколько моих прихвостней были оборотнями, ещё когда я был Лордом Вольдемортом. Я хорошо помню признаки. — Ох… — выдохнула девочка. — И меня сильно задевает такая попытка испортить жизнь своему коллеге, ведь если оборотни принимают специальное зелье, они остаются вполне разумными. Этот слух даст правдоподобное объяснение одержимости Снейпа оборотнями и поможет сохранить секрет Люпина. Гермиона просияла: — Это так благородно с твоей стороны… — Но, в основном, я сделал это потому, что будет очень забавно.