Dark moon, high tide

«Капитан очень любит свои книги, их брать нельзя», — сказал давным-давно Билли Дюфрейну. Билли как сейчас помнил жадный взгляд, которым тот проводил корзину с книгами с захваченного английского фрегата. Флинт сам отобрал их для своей личной библиотеки. Такая уж у него была привычка, над которой иной раз посмеивались члены команды. Разумеется, втихоря. Но как бы сам факт наличия книг на корабле их ни веселил, трогать их никто не решался. Именно об этом предупредил Билли тогда еще совсем новенького счетовода Дюфрейна. И что же сейчас наблюдал Билли, пришедший в таверну выпить рома? Дюфрейн сидел в углу и читал книгу. Книгу, которую Билли точно видел на полке в капитанской каюте! — Какого черта ты делаешь? — спросил Билли, усаживаясь на скамью напротив. Дюфрейн от неожиданности подскочил на месте и вытаращил испуганные глаза. Из-за линз очков они казались огромными, отчего сам Дюфрейн походил на сову. Билли выразительно посмотрел на книгу в его руках: — Я же говорил тебе не трогать их. Дюфрейн нервно сглотнул, быстро захлопнул книгу и огляделся, точно опасаясь, что где-то притаился сам Флинт. Билли это даже немного позабавило. — Прости, я не смог устоять, — начал оправдываться Дюфрейн. — Я читал ее много лет назад, а попав к вам на корабль, часто ее вспоминал. И вот… Он не договорил и показал Билли обложку. Билли, конечно, ее узнал: капитан забрал ее с торгового судна, которое они ограбили несколько недель назад. Это была единственная книга среди судовых журналов. Она была ужасно потрепана, корешок местами и вовсе оборвался, но Флинта ее внешний вид почему-то не смутил. Вероятно, она значила для него не меньше, чем для Дюфрейна. — Хочешь, я тебе ее почитаю? — вдруг предложил тот. — Вообще-то я и сам могу это сделать, — нахмурился Билли. — Правда? — смутился Дюфрейн. — Прости, я не знал, что ты умеешь. Он неуверенно улыбнулся и протянул книгу. Билли неторопливо взял ее и снова взглянул на обложку, где некогда золоченными, а теперь стертыми от царапин буквами было выведено: «Одиссея. Гомер». Памятуя о том, кому ныне принадлежала эта книга, Билли осторожно ее раскрыл и перевернул страницу. Под красивыми завитками начиналась первая песнь. Негромко, чтобы кроме Дюфрейна никто не услышал, Билли начал читать: — «Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который, Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен, Многих людей города посетил и обычаи видел, Много и сердцем скорбел на морях, о спасенье заботясь Жизни своей и возврате в отчизну сопутников; тщетны Были, однако, заботы, не спас он сопутников: сами Гибель они на себя навлекли святотатством, безумцы, Съевши быков Гелиоса, над нами ходящего бога, — День возврата у них он похитил. Скажи же об этом Что-нибудь нам, о Зевесова дочь, благосклонная Муза».* Билли замолчал, чувствуя, как из-за этих строчек неприятно кольнуло в груди. Это было лишь начало поэмы, но духу продолжить у Билли не хватило. Он вернул книгу Дюфрейну, который все это время сидел тихо. — Почему ты остановился? — спросил он. Билли отогнал ненужные мысли, которые всколыхнула книга, и, проигнорировав вопрос, строго сказал: — Завтра же возьмешь лодку и отвезешь ее на корабль. Не став забирать книгу и тем самым давая Дюфрейну возможность насладиться чтением, Билли поднялся из-за стола. Настроение пропустить стаканчик улетучилось, и потому он поспешил покинуть таверну. На улице было темно, а дневную духоту сменила ночная прохлада. Билли потянулся, разминая плечи, вдохнул свежий воздух и направился к палаточному лагерю команды «Моржа». Проклятая книга разбередила душу. У его отца была такая же, и когда-то Билли ее читал. Как и многие-многие другие… Но в отличие от Флинта с Дюфрейном он не испытывал тоски по чтению. Все это он оставил в прошлой жизни, к которой сам себе запрещал возвращаться, так же как и в родительский дом. Книги читал Уильям Мандерли — Билли Бонс грабит суда и режет глотки. И память услужливо подбросила: «Если б, однако, не жданный никем, Одиссей вам явился — Сколь ни просторная плотником сделана дверь здесь, она бы Узкой тебе, неоглядкой бегущему, вдруг показалась».*