Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень. Не столь различны меж собой. А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»
Константин не видел её уже три месяца. После мокрой ночи во французском кафе он несколько раз оставался на ночь, но неловкость только росла. Было сложно сталкиваться в узком коридоре, рассказывать неловкие анекдоты, ловя на себе изучающий взгляд другого. Константин пытался не пить, что вело к раздражительности и трясущимся рукам. Однажды он вывернул на неё чашку кофе. Он не вспоминал о том, как избегал отвечать на звонки, игнорировал смс, прячась за необходимостью редактировать книгу, хотя она давно была отослана в редакцию. Лена звонила ему пару раз — он ограничивался односложными ответами; в издательство не ездил. Константин писал новую книгу. На этот раз так, как хотелось ему. Слова торопились на бумагу, а подожжённые алкоголем мысли горели на голубо-белых электронных страницах. Это вновь была философская смесь из Маркеса и Кабре под, разумеется, приправой из любви: в конце концов, пресные блюда любят только старики и зануды.***
По ноутбуку ползла божья коровка, клочья тополиного пуха падали на клавиатуру: впервые за долгое время Константин выбрался поработать на природу. Он стирал уже пятьдесят шестое по счёту предложение. Среди вкладок браузера была страница Натальи, на которую он заходил теперь по несколько раз на дню. Пересматривал фотографии и даже заносил мышку над кнопкой «Отправить сообщение». Затем шёл делать очередной коктейль. Пронзительно заорал ребёнок, и Константин отбросил в сторону ноутбук. Вскочив со скамейки, он направился в сторону набережной, где толстые мужчины жарились на каменных постаментах, забросив удочки в воду, и изредка вытаскивали грязноватых рыбёшек. Он придёт домой, включит кондиционер, задёрнет шторы, сделает виски со льдом, посмотрит старый фильм, а потом, возможно, прочитает сценарий к «Краю», который прислали вчера вечером. Из-за дерева показалась девушка в белом хлопковом платье. «Этого просто не бывает в жизни: какой шанс столкнуться в Москве? Я же не долбанный герой какого-то романа. Идиотизм. Для этого и приезжают в большие города: чтобы ни с кем не встречаться». Он тронул ее за плечо. Девушка обернулась и стащила с лица огромные черные очки. — Привет, Костя, — она замялась, не решаясь видимо, назвать его Константином. — Я увидел тебя и решил поздороваться. Кстати, я книгу закончил. «Опять этот высокий тон: „я книгу закончил“. Идиот». — Поздравляю, — брови взметнулись вверх. — Так ты, получается, был занят. — Я же говорил. — Ну что же, желаю успехов. Обязательно прочитаю её, когда выйдет. Пока. Константин схватил её за голое плечо. Горячая кожа смялась под его пальцами; девушка дёрнулась. — Стой. Давай сходим куда-нибудь на днях. Ты свободна? — Знаешь, я бы с радостью, но у меня как раз горячая пора, много работы. — Могу заехать вечером, посмотрим фильм, когда ты закончишь. «Нашёл время быть настойчивым: раньше надо было думать, — пронеслось в голове. — Неудивительно, что она видеть тебя не хочет». — Я сейчас беру курс испанского, поэтому по вечерам обычно занимаюсь: у меня экзамен за базовый уровень через пару недель. — Она разгладила платье и выпрямилась. — Учитывая, что я закончил с книгой, я вообще ничем не занят. Когда ты можешь? «Чёрт, чего я вообще в неё вцепился? Обычная хипстерша из бара, меня от таких даже в книгах тошнит». — Послушай, — она скрестила руки на груди, — ты игнорировал все мои сообщения, а теперь требуешь, чтобы я сразу прибежала, когда ты освободился? — Так получилось. Константин уставился на мутную воду, в которую падали клочья тополиного пуха. — «Так получилось»? Когда я тебе звонила целую неделю и не знала, жив ты или мёртв… Это тоже само получилось? Кипящий воздух забивался в лёгкие и не давал думать. Руки сжались в кулаки. — Чего ты так реагируешь? Мы, кажется, ни о чём не договаривались. — Сложно было сообщение сбросить? Тридцать секунд твоего драгоценного времени. Боже, какая жалость, — лицо скривила презрительная гримаса. — Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? У нас никогда не было отношений. — Знаешь, твоему агенту неплохо бы натаскать тебя по вопросам хорошего тона. Полезно будет. «Господи, чего она перечитала? „По вопросам хорошего тона“ — дипломат доморощенный». — Неужели даже у писателей иногда заканчиваются слова? — в глазах нарочитая издёвка. — Наталья… — Хьюстон, у нас проблемы, у кого-то отключился речевой аппарат. Код ошибки… — Ты можешь заткнуться наконец и просто меня послушать? Я работал, заканчивал книгу, да, не отвечал на звонки — но график поджимал — нельзя было отвлекаться. Я не обязан перед тобой отчитываться, но вот, чёрт возьми, я. — Ты и не отчитываешься, а просто говоришь мне закрыть рот и не жаловаться. «Сексизм», знаешь такое слово? Вообще-то это ты ко мне бросился сегодня. Зачем, если даже не можешь нормально поговорить? — Да как с тобой можно разговаривать, если ты переворачиваешь каждое моё слово? — Успокойся, — Наталья скривила губы. — Незачем так орать, у тебя же образ, не забывай. Ему ещё никогда настолько сильно не хотелось ударить её в разговорчивый рот или сжать в объятиях. Её выглаженное платье будто говорило: тебе далеко до меня. — Что я тебе такого сделал, что тебя смешит каждое моё слово? — Да ничего, просто пытаюсь объяснить тебе простейшие правила поведения в цивилизованном обществе. Вдох, выход. «Бля, надо выбираться из этого», — Константин пытался себя вразумить. — Хорошо, я виноват, прости, — он почти слышал, как заскрипели зубы в плотно сжатых челюстях. — Не трудись: ты не настолько мне дорог, чтобы принимать от тебя подачки в виде извинений. Раньше нужно было думать. Всё, я пошла. Тем не менее, она не двинулась. — Тебя хоть что-то в мире трогает, или тебе на всё плевать: на фотографию, на жизнь, на людей? — Константин едва себя контролировал. — Разумеется, но я уж точно не чувствую симпатии к агрессивным алкоголикам, — она округлила глаза. — Я на тебя ни разу руки не поднял. — Ожог, — она протянула руку, на которой виднелся маленький розовый рубец, — так и останется. Ты вылил на меня кофе, потому что я забыла твой кошелёк в машине. — Что ты несёшь? Это была случайность, и ты это прекрасно знаешь. Подошла официантка, я искал деньги в кармане, а локтем опрокинул чашку. — Которая стояла чуть ли не в тридцати сантиметрах от тебя, разумеется, — нежные губы сжались. — У меня руки тряслись, ты же сама видела и ещё отговаривала идти куда-то, — Константин начал мелко дрожать. — Есть расхожая, но верная фраза: пить надо меньше. Если бы не так раскалывалась голова, то слова подействовали бы как ушат холодной воды. Наталья стояла боком к нему, положив локти на цементный парапет. Увидев, как она, прищурившись, смотрит на солнце, Константин не выдержал: — Ты вообще чувствуешь? Или тебе на всё плевать, лишь бы выглядеть эффектно? — Женщина неподалёку закрыла журнал и засеменила прочь, неодобрительно оглядываясь. — Ты в своём уме? Не визжи, ты не викторианская дамочка. — За всё то время, что я тебя знаю, ты не проявила не единой, блядь, эмоции. — Только потому, что я не рыдаю у тебя на шее и не признаюсь в любви? Знаешь, как это называется? Комплекс неполноценности! Ты привык, что за тобой все бегают, и жить без тебя не могут, — Наталья распалялась. — Ты что, прикалываешься или реально не понимаешь? — Константин подошёл на шаг ближе. — Я не про себя говорил. Ты ни разу не выглядела радостной или грустной, или вообще живой. Только когда напилась. Только твой постоянный взгляд: «Пошли вы все нахрен». — И что? По-твоему, я должна быть как все: мечтать о вечной и страстной любви? — Бля, я вообще уже не понимаю, о чём ты, — Константин схватился за голову. — Нет твоей любви. Нет — и всё. Все пишут какие-то книжки, ходят толпами на слезливые фильмы, убиваются, глотают антидепрессанты. И всё впустую. Вот как просто оказалось, и я не собираюсь притворяться, что вся романтическая чушь имеет какой-то смысл. Пшик, и нет смысла! Единственное, что меня волнует, — карьера. То, что позволяет жить как хочется. Злость закипела. Константин бросился вперёд, схватил её за шею и притянул к себе. В жесте было больше ярости, чем нежности. Он впился ей в рот губами. Одна рука запуталась в отросших волосах, вторая крепко держала за её талию. Наталья уперлась ему в грудь, попыталась отстраниться — безуспешно. Когда его язык обшаривал её рот, она испустила стон, и ногти впились ему в шею. Константину было всё равно. Ему надоело наклоняться: он поставил Наталью себе на ноги и запрокинул её лицо. Пальцы вцепились в разгоряченную кожу, обещая оставить за собой красные следы. Она пыталась отстраниться, но, тем не менее, отвечала на поцелуй. Встав на носочки, она вцепилась ему в волосы и с силой укусила за губу. Константин почувствовал медный вкус крови во рту. Он медленно отстранился, по-прежнему её не отпуская. Они вгляделись друг в друга. Воспаленные жарой лица, блестящие глаза, покрасневшие губы. Красные капли падали на футболку. Её волосы были растрёпаны, а безупречное белое платье смято. Злость ушла. — Чего ты так смотришь? — Ничего, — Константин глядел на её розовые губы. — Ты о чем-то думаешь. О чем? — Ты говоришь, что любви не существует, она живет три года и так далее. Окей, не буду спорить, потому что сам во многом согласен. — Ну и? — Раньше, описывая карие глаза, Константин сравнивал их с карамелью, орехом или молочным шоколадом, намекая на нежность обладателя. — Я подумал, что можно продолжать видеться, но без каких-то обязательств. Обещаю не пропадать так, как раньше, но и в любви клясться не буду. Молчание. — Мы оба не влюблены, так почему бы не проводить время с удовольствием? — Без истерик и взаимных обид? Константин только притянул её к себе. Им было всё равно, что подумают прохожие. Они добирались до дома Константина больше часа, поминутно срывая друг у друга поцелуи. Обоим больше не хотелось быть осторожными.***
Константин был уверен, что не влюблён в Наталью. Ему не хотелось петь ей серенады, стоя под окном, заваливать букетами цветов, видеть её в белом платье на берегу океана. Он думал, как увидит её, прижмёт хрупкое тело к себе, погладит волосы. Как они выпьют чашку кофе, как она будет смотреть в сторону, как он рассмотрит родинку в изгибе шеи. Затем они пойдут к нему домой, а посреди ночи он будет гладить её спину, когда она заснет, отвернувшись. Но это не отношения. И уж точно не любовь. Застегнув рубашку, он почувствовал, как меняется выправка: в деловой одежде невозможно расслабиться. В этот раз ему не хотелось вдевать запонки, приглаживать воротничок, затем, мучительно путаясь в петлях, завязывать галстук. На верхней полке нашлась простая серая толстовка.***
Густо подведённые глаза разглядывали пришедших на Воробьиные горы. Под оранжевыми лучами кружились невесты под руку с женихами, покрывшимися испариной от дня на солнце. Семьи размеренно прогуливались, девочки в коротких шортиках щелкали однотипные фото на фоне шпиля МГУ. Ветер вырывал локоны из причёсок, трепал подолы платьев и уносил воздушные шарики ввысь. Наталья, как всегда, пришла раньше. Она стояла, прислонившись к парапету и упершись руками в нагретый бетон. Тёмные волосы были закручены в низкий узел так, что ни одна прядь не выбивалась из строя. Улыбка появилась у него на лице, когда он увидел её, стоящей между продавцов воздушных шаров. Она, как и всегда, осталась серьезной, только глаза слегка заблестели. Наталья спокойно подошла к нему, так же медленно положила руки ему на шею и протяжно поцеловала. — Ты выглядишь иначе. — Не могу заставить себя костюмы носить, жарко слишком, — рука поглаживала её спину через майку из белого шёлка. — Жаль, ты в них прекрасно выглядишь, — взгляд скользнул по серой толстовке. — Сегодня же выходной день, зачем рубашка? Мы же не планировали ничего особенного. — Когда ты носишь рубашки, ты держишься по-другому. Более уверенно, спокойно. Как человек, который уверен в завтрашнем дне. — Мне и так нормально. Уверенность мало сочетается с писательством. Как работа сегодня? — Хорошо. Я закончила редактировать последнюю съемку. — А сама ты как? Выглядишь прекрасно, тебе очень идёт эта прическа, — рука дернулась в сторону её головы. — Спасибо. У меня всё как всегда: хорошо, — она театрально округлила глаза. Константину всегда казалось, что только он поддерживает диалог. Наталья редко смотрела ему в лицо: куда чаще она доставала телефон, и параллельно отвечала на сообщения заказчиков или листала старые фотографии. — Я всё чаще думаю: опубликуют ли новый роман. Он похож на те, от которых издательства отказывались… Проблема в том, что мы с Леной договаривались ещё на несколько форматных книг. У неё могут быть проблемы. — Почему ты на неё оглядываешься? В конце концов, она убедила тебя писать то, что ты так ненавидишь. — Ты часто говоришь, что не всегда можно делать только то, что тебе нравится: жизнь, мол, имеет свои законы. Я нашёл компромисс. Они медленно шли. Константину всё время хотелось распустить туго завязанный узел из волос, высвободить локон, пропустить его между пальцев. — Компромисс? Скорее уж полная капитуляция. С её стороны нечестно давить на получение бонуса от работы с тобой. — Мы с ней давно работаем вместе, и у неё непростая ситуация сейчас. От меня не убудет, если я напишу ещё одну обычную книгу. Её мужа уволили. Она тянет всю семью на себе. — Она простая серая мышка в издательстве, которая вытащила счастливый билет с твоим «Краем», и оказалась достаточно умной, чтобы понять, что такое можно продать. Лена не твой друг, не жена и не близкий человек. — Она не даёт мне распуститься: без неё я, наверное, ни одной книги бы не закончил, — Константин не хотел отступаться. — Если бы ты всадил себе пулю в голову или утонул в ванне, пьяный вдрызг, вряд ли бы она сильно переживала. Наталья смотрела на старую толстовку, взъерошенные волосы и неуступчивые зелёные глаза. Ей вспоминалась их первая встреча в баре: на нём тогда был хорошо скроенный тёмно-синий, нет, пепельный пиджак с контрастными лацканами. Она видела Лену на фотографиях. Пышная низкая девушка, с копной пшеничных волос и красными губами. Она улыбалась со снимков, привычно положив руку на талию Константину. Ярко-голубые глаза смело смотрели в объектив: приём, который Наталья терпеть не могла. — Послушай, Лена мой друг. Она познакомила меня с Олегом, ввела в курс дела, убедила главного редактора напечатать меня. Я ей многим обязан, и последнее, чего я хочу, так это подвести её. — Ты должен думать о себе. Хорошо, в теории, всегда заботиться о людях, но одобрение Лены не сделает тебя счастливым, а дописанное «Причастие» может. Неужели в старости, когда твои романы все забудут, ты не будешь жалеть, что не попытался написать то, что хочешь? — Мне кажется, что стоит вернуться к идее о девушке, которая увлекается верховой ездой. Может получиться трогательная вещь. — И очень простая, да, Костя? — У нас была договоренность с издательством, мы планировали зимой заключить контракт ещё на три книги. — Господи, в тебе есть хоть грамм смелости? — её лицо раскраснелось. — Ты же знаешь, чего хочешь, и у тебя есть все возможности, чтобы этого достичь: репутация, деньги, слава. У большинства и того нет! Они остановились. — Я просто смог пересилить себя и подстроиться под запросы. Да, я конформист, но у меня хотя бы нет проблем с заказами. — Не все хотят ломать себя ради денег. Многие готовы терпеть, пока их идеи не найдут своих поклонников. Большинство так и не дожидается! Мы сидим, ждём, по крупицам собираем аудиторию, работаем на износ, надеясь, что сегодня, нет, завтра придёт наше время. И оно так и не приходит! Наталья не смотрела ему в глаза. Она расчёсывала укус комара на руке: дергала тонкую кожу до тех пор, пока не показалась кровь. — Ты о себе говорила? — тихо спросил он. Наталья вздёрнула подбородок и уставилась ему в лицо. — Послушай, я видел твои снимки. Ничем не хуже тех, что на обложках журналов. Тебе просто не хватает деловой хватки. Мне повезло, что мне встретились Лена с Олегом, которые протащили меня через начало. — Ну извини, фотографы обычно сами сбивают себе ноги в поисках заказов. Если только ты не Майлз Олридж, конечно. — Я могу тебе помочь, — на лице Константина появилась мягкая улыбка, её глаза недоверчиво скользнули по лицу. — Я порекомендую тебя Олегу и ещё паре знакомых. Они же не знают, что мы вместе. При этих словах Наталья дёрнулась, но промолчала. — Скажу, что ты прекрасный фотограф, покажу снимки. Такие люди, как Олег, не любят брать людей с улицы: куда проще найти кого-то через знакомых: работа точно будет сделана. — Разве Олег не литературой занимается? Как он может помочь? — Наталья чуть ослабила туго натянутые волосы на голове. — Он не литературный агент в полном смысле этого слова. Олег продвигает звёзд: певцов, актёров, дизайнеров и, иногда, таких графоманов, как я, — Константину хотелось, чтобы она улыбнулась. — Всем им нужны фотографы. К тому же у него огромная сеть знакомств: он найдёт кого угодно, если захочет. — Думаешь, он послушает тебя? — Когда увидит фотографии, то обязательно. На прошлой неделе, скажем, они с Катей Иванчиковой, знаешь, кто это? — Наталья медленно покачала головой. — Не важно. У них была запланировала съёмка, а фотограф в последний момент свалился с гриппом. Ему пришлось срочно искать замену. — Вряд ли он захочет со мной работать, — она вытаскивала шпильки из узла. Константин пожал плечами. — Когда ты ему позвонишь? — В июле, скорее всего. Он через пару дней улетает в Америку, ему операция грозит, так что не буду пока ему работой голову забивать. Он широко улыбнулся. Она слабо его обняла. *** Ночью Константину хотелось прижать её к себе, но она бы проснулась и назвала это «слишком отношениями». Секс — пожалуйста, объятия — вряд ли. Вместо этого он выбрался из прохладной постели — его лицо осветилось бледным светом. Сделал чашку кофе: нужно было работать.***
Старое кресло, когда Константин откинулся на спинку, издало угрожающий скрип. Очередная глава закончена, можно было выключить компьютер, но Константин продолжил работать: возвращалось давно забытое удовольствие. Судя по плеску воды за стеной, Наталья мыла посуду: время от времени звенела уроненная в раковину чашка и слышалось бормотание. Они всё так же не встречались. Но, как оказалось, вдвоём жить проще.***
Они тогда, помнится, лежали на кровати у него дома. Первый раз за год жалюзи были подняты и пыль протёрта. Гулко дул кондиционер, предвещая обидную ангину в середине июня. Мороженое в синей вазочке — старый подарок матери, который нашелся в чулане на прошлой неделе, — быстро таяло, согретое Натальиным дыханием. — Мне аванс перечислили за книгу. — Константин лежал, закинув руки за голову. — Купишь себе машину, как и собирался? — Язычок скользнул по мятно-зелёному шарику, а в уголке рта осталось пятно. — Проще увлечься восточной философией о вреде материализма — дешевле. Вообще, там меньше, чем я рассчитывал. Подкрашенные брови подскочили вверх. — Ты же написал так, как они просили, разве нет? — Говорят, что время тяжёлое. К тому же, будут ещё проценты от продаж. Хотя даже этим сильно не заработаешь. — Мне казалось, писателям хорошо платят. — Это на Западе. У нас — как повезет. Крошечные гонорары при больших тиражах — типично. А у тебя как? — Ты о деньгах? С этим проблема. Я фэшн-фотограф, люди такое редко выбирают. Думала, летом подзаработаю, но с этими повышениями цен… А Олег всё ещё не вернулся… Многие клиенты отменили заказы, — Наталья не выглядела особенно обеспокоенной. — Вообще, у меня есть накопления, разве что на отдых не поеду. — Ты не можешь пожить у друзей, чтобы сдавать квартиру? — Константин следил, как мятное мороженое исчезает в аккуратно подкрашенном рту. — Жизнь не американский фильм: с друзьями у меня не такие отношения, чтобы к ним переехать. — Почему? Нужные люди не нашлись? — Не знаю. Возможно, дело во мне. Я никогда не чувствовала такой привязанности к людям, как, скажем, герои в твоих книгах. «Я не могу без тебя», — такое разве бывает в жизни? Пальцы сжали холодный стакан. — Вообще, ты можешь остаться у меня, — голос прозвучал слабо. Мороженое соскользнуло с ложки и капнуло на кружевную блузку. Он пил ледяной кофе из прозрачного стаканчика: горло уже начало саднить. Константин приподнял её подбородок и поцеловал в сладкие губы. Ему хотелось услышать от неё хоть что-то. — У меня достаточно места, мы не будем друг другу мешать. К тому же я не из бесконечной любви к тебе предлагаю, а из простых финансовых соображений. Мы поедем вместе. — Вдвоём? — она отрицательно махнула головой. — Я одному ездить не люблю, и у меня тоже нет таких близких друзей. Коворкинг, так это называется в целеустремлённом мире? — Сомневаюсь, — первая за вечер улыбка.