Моя прелесть

                    Если бы у Дерека был выбор, это место он выбрал бы в последнюю очередь. Но Каю оно понравилось. Понравилось так, что, когда он увидел белые купола католических храмов, натыканные в центре города несуразным частоколом и ныряющие своими золотыми маковками прямо в фиолетовое небо, то восторженно молчал рекордных минут пять. "Как странно", - думал Дерек, любуясь мальчишкой, - "маленький грешник, не ведая своих грехов, купился на красоту удивительно бесполезных в их случае обителей бога, которыми не уставал восхищаться, обходя стороной". Они остались здесь, потому что парадокс любви заключается в том, что даже если тебе не подходит страна, не подходит город и не устраивает местный колорит - ты все равно послушно застреваешь именно в этой географической точке, смиренно следуя выбору своей пары. Через недели две Дереку даже начали нравиться эти белые кварталы, словно оторванные от земли - черной, но растрескавшейся - спрятанной под маленькими белыми булыжниками, которыми мостили здесь улицы. Удаленность от остального мира была компенсирована приближенностью городка к богу, так много католических храмов здесь было выстроено. Жилье себе, правда, они нашли совсем в другом районе, где тоже все было белым, но к счастью, разбавленным кричащей яркостью местных трудяг, которым дома отчего-то не сиделось, и улицы всегда были заполнены народом - гуляющим, сидящим на табуретках около своих магазинчиков, просто сидящих на раскаленной от солнца мостовой и перекидывающихся в карты, словно заняться им было нечем и они беззаботно проживали свою жизнь вот так - просто статично наблюдая её течение или же праздно шатаясь по улицам. Праздность заканчивалась, как только падал на город темный полог ночи, тогда и квартал их оживал, переставал быть образчиком людской лени. Зажигались огни в лавчонках, торгующих чем-то наверняка запрещенным и исключительно по ночам; странные, яркие, наряженные и накрашенные парни выходили кучками на перекрестки, кружась в блеске пайеток под неслышную музыку и теряя ветхие перышки с поношенных боа; на соседней стороне улицы такие же нарядные девушки осторожно вышагивали на высоченных каблуках, задирая микроскопические юбчонки перед проезжающими авто, а в переулках потемнее подозрительные личности предлагали райские облака за приемлемую цену. Облаками можно было дышать, а можно было пускать по венам, все это было в наличии и по разумной цене. В маленьких подвальчиках торговали оружием, а напротив, совсем рядом гремели отвязные дискотеки, все еще кружащиеся под большие зеркальные шары восьмидесятых... В общем, Дерек никак бы не мог выбрать этот город и тем более этот район для проживания, пусть и временного, но каким-то десятым чувством его выбрал уставший от путешествия Кай и, мало того, что Хейлу пришлось приспосабливаться к вечному гомону многоязычного квартала, мало того, что старушки из их покосившегося дома с десятком тесных квартир уже прочно записали его в кокаинового барона, с его-то мексиканской щетиной и хмурыми бровями, к концу первого месяца пребывания на новом месте, а Дерек не исключал, что и отсюда им придется бежать, он понял - Кай умница, он выбрал интуитивно правильно и эта клоака надежно спрячет их именно потому, что записной райончик, где только и могли отсиживаться преступные элементы в бегах, был самым очевидным выбором. Который, если уж говорить о Дереке, тот никогда не сделал бы сам. Но если не здесь, то где тогда и скрываться от пристального внимания федеральных служб, которые объявили в розыск хмуробрового оборотня, обвиненного уже по нескольким статьям сразу и разыскивающих его, как достаточно интеллектуального преступника, в самых неочевидных местах? Дерек продолжал хмурить брови, немного уже показушно, все еще сердясь на Кая, на самого себя, и понимая - он потихоньку становится неотъемлемой частью этого мира, вписавшись в него поразительно удачно. Внешность заменяла Дереку пистолет или нож, как и клыки, которые демонстрировать никто не запрещал - ни почивший в канализации чип, ни местные стражи порядка, частенько захаживающие сюда с опаской, но не для того, чтобы поймать и скрутить какого-нибудь нарушителя, коими кишел квартал, а насладиться его прелестями - его красными фонарями и доступными слабостями, которые так помогают расслабиться в конце рабочего дня. И если уж Дерек привык, то Кай, его неугомонный мальчик, все еще догоняющий свое полное совершеннолетие, был просто создан, чтобы влиться в этот опасный нелегальный мир. Трансвеститы, стоящие на углу и орущие, как настоящие бабы, потрясающие своими гигантскими сиськами, которые ни одна женщина не пожелает иметь, сладкими голосами пели маленькому красотуле серенады. Звали его к себе, манили, тарахтя набитыми косметичками и жадно засматривались на его ставшие вдруг сильно прозрачными майки, сквозь которые сияли крохотные, но вполне понятные искушенному глазу неподдельные бриллианты. Кай смущенно хихикал и вилял задницей, когда слышал ободрительное улюлюканье, а Дерек мрачно хмурился, светя заалевшей радужкой глаз. - Какой ты, деточка, милый, - пели сисястые мужики, - иди к нам, прелесть, иди... Квартира находилась под самой крышей трехэтажного дома, а он - на самом оживленном перекрестке, поэтому с говорливыми трансами приходилось сталкиваться регулярно и к концу второй недели даже Дерека уже приняли за своего, когда он, освежив свой испанский (ну кто в Калифорнии хоть раз не пробовал его выучить?) длинно и искрометно выматерился на особо приставучего, который посмел схватить Кая за его изящное запястье. Вот тогда смешные мужики в юбках расслабленно рассмеялись и замахали на парочку руками - ладно, ладно, проходите, мы просто веселимся, парни, мы же соседи, мы все тут свои... Надо же, свои, думалось Хейлу - все эти проститутки, трансы, педики всех мастей и девочки, выглядящие, как Шер в лучшие годы... наркобароны и картежники, тангеро-жиголо, торговцы оружием... Он изумился, во что же превратилась его жизнь, распланированная, еще казалось вчера, четко и просто. Вчера он был дельцом и карьеристом, шагающим по трупам конкурентов, а сегодня - хмурым оборотнем в бегах, с довеском-мальчишкой, не достигшим совершеннолетия, а потому никем ему не приходящимся. Хотя, минуточку, местный священник-пропойца, хранитель ближайшей белоснежной церкви, за несколько тысяч согласился их обвенчать - тайно и романтично, как двух несчастных Ромео, которым, невенчанным, не суждено будет встретиться после смерти на небесах. Дерек оборвал его пламенную речь сразу же, гадая, какая добрая и наверняка трансвеститская душа выболтала вечно пьяному святоше слезливую историю, явно приукрашенную и наделившую его избыточным романтизмом, но Кай вдруг схватил его за руку и потянул изо всех сил. - Пожалуйста, Дер, - молили его красивые карие глаза, - давай поженимся... Убью ту сисястую болтливую суку с перекрестка, думал Дерек. Но Кай был слишком милым и слишком несчастным, чтобы вот так, без причин отказать ему, и Хейл, никогда ни к какой церкви в принципе не относящийся, не припомнивший, чтобы мать водила их на службы или еще куда, молча и покорно согласился. Всучил в трясущуюся руку алкоголика в сутане пару сотен, пресекая мечтательные завывания о тысячах, назначил день, согласился на позднее время и коротко взглянул в сияющие миллионами солнц глаза своего мальчишки. Потом втолкнул его в потрепанный камаро, увозя подальше от пыльных улиц, подальше от гомона голосов и цивилизации, чтобы было сплошь одно небо - синее, и дорога - лента. И чтобы никого рядом, когда он будет делать предложение и дарить кольцо... Все было излишне романтично, но Дерек чуял, что так, как надо. Кай после всего очень охотно отдался ему на заднем сиденье машины. Они запачкали салон своей спермой пару раз, и после секса, валяясь на обочине в пыльной траве, лениво отмахивались от москитов, роем летающих над их потными телами. Потом Кай заныл, что течет из задницы, что мокро, и Дерек повез его назад, уже окольцованного и ожидающего свадьбы в конце недели. Женатый и почти счастливый, Хейл чувствовал, как жизнь, постоянно ощущавшаяся чужой, не его жизнью, она стала проникать под кожу, изменяя мысли и ощущения и сам разум, шепча забыть прошлое, отказаться от себя двухлетней давности и стать наконец цельным. Дела шли неплохо, если не вспоминать, конечно, того страшного разговора с Джоном Стилински, который теперь уже совершенно точно все прояснил между ними, сделав окончательными врагами. Дерек, улучив минутку между начавшимися погонями, позвонил ему сразу же, как только покинули они с Каем штат. Он не хотел быть бессердечным и жестоким, все еще сохраняя в сердце своем непроросшие зерна будущей отцовской любви, которые заложены в любом мужчине, даже гомосексуальном, поэтому и хотел объяснить мотивы своих действий прежде всего Джону. Но все его заверения в том, что младший Стилински бежит с ним по собственному желанию - от лжи своего же доктора, от его предательства и от законов Калифорнии, да, по которым Стайлз все еще ребенок, не имели успеха. Даже дрожащее и почему-то жалкое - "Я люблю его, сэр", не растрогало Джона Стилински нисколечко. Он, выслушав все оправдания Дерека, сказал одну лишь фразу: - Ты не имел права. Решать, увозить, обещать лучшую жизнь, распоряжаться. И самое страшное, в этом разгневанный отец был абсолютно прав. Дерек не мог признать именно в тот момент - момент необратимого их побега - свою ошибку. Он лишь выслушал угрозы разлученного с сыном отца - обещания оповестить ФБР и подключить свои связи. Он был информирован честно и твердо о том, что теперь на него будет объявлена охота. Его, как раненного зверя, будут травить специально обученные полицейские псы. Джон не остановится, пока не вернет сына, потому что не верит в его согласие на побег. Ну, в этом он тоже был, так сказать, прав. Наверное. Дерек старался не думать об этом. Пока были другие заботы. Где взять деньги, например. Арендованный на время ремонта потрепанной бегством камаро бокс стал неплохой мастерской, куда вдруг стали захаживать владельцы феррари и стильных ягуаров, неведомо оказавшихся здесь и скорее всего угнанных по заказу. Дерек втянулся в новое дело с увлеченностью прирожденного бизнесмена, которому, в принципе, удавалось все, и даже это. Автосервис приносил доходы, и это стало важным, когда собственные, банковские средства, которые Дерек не успел выскрести со счета, оказались арестованными. Поэтому-то нынешнее положение дел, шаткое и нестабильное, частенько выносило Дереку мозг, привыкшему к роскоши вервольфу; привыкшему купать в роскоши своего мальчика даже больше, чем себя. Кай, к слову, не оказался нежной барышней и, отказываясь дожидаться липового мужа с работы дома, частенько сидел с ним в грязном боксе, забравшись с ногами на стол. Копался в телефоне, слушал музыку, пока Дерек валялся под очередной дорогой тачкой. - Ты очень сексуальный в этой промасленной майке, - сладко говорил он, заскучав к вечеру, на манер местных растягивая испанские слова, которые ложились на его язык привычно, словно он родился латиноамериканцем. Дерек тихонько хмыкал, слушал, гремел ключами. Отмечал про себя, как быстро обучился Кай иноземной речи. - Ты очень сексуальный, Дерек, я сказал, - игриво повторял тот, и Дерек чувствовал, как он невидимо ему улыбается. - Спасибо, caro, - на правах мужа, пусть и липового, отвечал ему на испанском Дерек, и Кай таял, обманчиво удовлетворялся ласковым прозвищем, чтобы ночью на законных основаниях уже более полно стребовать с оборотня супружеский долг. К ночи оба они возвращались в состояние нервной дрожи, когда дотронуться до другого становилось нужным до смерти, но простым, заученным до автоматизма постельным действиям в последнее время всегда что-то мешало. Дерека пугала темнота. Пугала и казалась необходимой. Когда во мраке южной ночи границы размывались, плыли в мареве душного зноя, и быть рядом казалось самым важным, почти необходимым, чтобы не сойти с ума, чтобы не дать памяти вернуться или же наоборот - предоставляя ей такое право, снова превращая картину мира в цельное полотно, смывая грани, ненужные мельтешения лишних людей, событий, шелест пустых слов и как на ладони показывая истину, то самое, от чего на протяжении нескольких недель Дерек отворачивался, пытаясь жить нормально, заставляя себя забыть. - Дерек, иди ко мне, давай же, - шептал невидимый Кай, на ощупь ползком продвигаясь к оборотню по их просторной кровати, немного по первому времени обижаясь на категоричное отсутствие света в спальне, как того пожелал Хейл. - Ну, перестань там думать, брось, Дерек, просто дотронься до меня, ну... Дерек дотрагивался. Жестко и грубо, вспоминая их игры и оставленную клетку, судьба которой почему-то волновала его очень сильно. Наверняка, её конфисковали как самую страшную улику, записав в реестр пыточной камерой, в которой было так удобно мучить молодых мальчиков. Сейчас они постепенно отошли от всего гадкого, чрезмерно животного, неестественного, нечеловеческого. Но прикосновения остались грубыми, мышечная память не желала возвращаться к нежности, которую теперь некому было дарить. И поэтому-то Дерек, охочий до секса где угодно - в своей мастерской, в туалетных кабинках гей-клуба, да просто в переулках - становился бессильным именно в их спальне, ночью, когда квартал шумел, оживая, но казалось, будто ночь поглощает, уничтожает тьмой, идентичной той, которая клубилась в его волчьем почерневшем сердце. Поэтому он бесцеремонно отпихивал от себя мальчишку, зная, что не обидится, и отворачивался к стене. Чтобы через какие-то полчаса, забывшись неспокойным сном под недовольное бурчание своей пары, проснуться от забытья с криком, который оказывался на самом деле всего лишь еле слышным шепотом: - Стайлз... Потом, сжавшись в комок, Дерек позволял развернуть свое мокрое от слез лицо к Каю. Позволял снять с себя пропитанные потом боксеры, приласкать себя между ног, куда Кай нырял с ловкостью рыбки, и уже не отрицал очевидностей, какими были естественные потребности его привыкшего к регулярной разрядке тела... - Еще... Еще чуть-чуть... Соси, соси сильнее, да, вот так... Глубже, Кай... Я сам, сам, держи рот открытым, - тихо молил-приказывал Дерек, толкаясь членом в раскрытые розовые губы, со стоном кончая на подставленный язык, додрачивая себе рукой, чтобы не мучить мальчишку грубыми тычками. И где-то на последнем спазме спрашивая: - Чувствуешь что-нибудь? Хоть что-то? Ну? Кай бестолково кивал, подтверждая желанные симптомы, не смея не подтвердить их и не смея не ответить. - Давай, постарайся, закрой глаза, представь что-нибудь, уйди!.. - молил Дерек устало, откидываясь на подушки и вытирая руку о простыни, чувствуя, как Кай вместо ответа старательно принимается вылизывать его влажный член, неприятно касаясь открытой сверхчувствительной головки. - Перестань, - отдергивался Дерек, - я просил тебя, кажется, пытаться лучше... - Я пытаюсь, - психовал Кай. - Каждый день, каждую ночь! Я тоже... тоже хочу, чтобы он вернулся. Но он... Что ты сказал ему, Дерек? Что? - Блять, - вырывалось у Дерека неинформативное и он прикрывал глаза рукой, стараясь не думать. Вообще ни о чем. - Ничего. Поворачивался к мальчишке, хватаясь за его аккуратный член и начиная грубо ему дрочить, иногда даже забывая трахать. - Давай, давай, давай... - повторял, как заведенный, вглядываясь в замутненную радужку красными глазами. - Давай давай, давай... Ну же, где ты? Давай! ДАВАЙ!!! Кай послушно лежал с раздвинутыми ногами, теребя себе яички и стараясь кончить быстрей, стараясь помочь Дереку в его попытках вернуть утерянное, снова и снова, каждую ночь уверяя своего парня, что он здесь ни при чем, что он не распоряжается другой личностью, как предположил однажды Дерек, и они чуть не подрались из-за этого, потому что Хейл не верил. Хотя именно в невиновность глупенького Кая поверить было легче всего, из-за того, что в случившемся, которого было не изменить, был виноват только Хейл.

***

      Когда пересекаешь черту, вообще любую, все перестаёт быть по-прежнему. У каждой черты есть свое назначение. Та, что переступил Дерек Хейл, изменила всё. Их чертой стала мексиканская граница, которую они миновали удивительно быстро, за те-то деньги, которые всунул в руку красивому мексиканцу окровавленный Дерек. Последняя американская бензоколонка, где Каю приспичило приводить себя в порядок после нескольких часов непрерывной бешеной езды, встретила их не очень приветливо. Впрочем, Дерек догадывался, что добром этот внеплановый заезд в грязный сортир у дороги не кончится - когда у тебя на хвосте вся полиция штата с парочкой агентов ФБР в бронированном фургоне, не до гигиены. Но Кай, утомленный их бегством, растущим напряжением, раскалившим воздух в салоне до немыслимых температур, вообще - всеми теми событиями, переворачивающими их мир окончательно и бесповоротно, Кай просто позволил своей исподволь копившейся истерике прорваться сквозь хлипкий заслон из показного спокойствия и затребовать незапланированный поход по-большому в туалет. Дерек его не винил. Он вообще не понимал, осознанно поражаясь, как этому тепличному мальчишке вообще удалось продержаться так долго? Пока он ждал его, упорхнувшего в заветную комнатку, в отдалении от колонок непродуманно заглушив приметный камаро, успел заметить, как случайная полицейская машина притормаживает у соседнего здания бистро, и ожидаемо обращает внимание на его одиноко стоящее запыленное авто с заляпанными грязью номерами. Это была просто случайность - последняя и роковая, когда до границы оставалось всего-то несколько миль, и Дерек поэтому непростительно расслабился. Вот почему после того, как они уже миновали таможенные посты, ему пришлось, не останавливаясь, мчаться всю ночь, запачкав в итоге весь салон камаро своей кровью, все хлеставшей и хлеставшей из простреленного плеча. Пули успели поменять на аконитовые - просто варварство и прошлый и век, конечно, но, видимо, показания Джона Стилински, которые тот предоставил в полиции своим же коллегам, были настолько подробны и ужасающи, что преследователи, да и все наряды полиции штата Калифорния были на всякий случай оснащены этой отравой. А те ребята, что случайно напоролись на них с Каем у последнего рубежа, даже успели заменить карабины на специальные, начинив Дерека порядком двадцати пуль, от которых тело его исцелялось неохотно, и, если честно - никак. Пока он не отогнал машину на достаточное расстояние, все время их дикой езды пытаясь обрывать самоуничижительные завывания Кая, Дерек не успокоился. Но больше чем отмыться от собственной крови, чтобы потом втереть в промытые раны аконитовый порошок, Дереку хотелось схватить за шкирку своего прокакавшегося чистюлю и пару раз приложить об стену, наказывая и одновременно отрезвляя от лихорадки побега. Ему хотелось собой - чистым, вымотанным и все равно - все еще сильно возбужденным от агрессивной погони, что словно пожар в тайге лизала их мелькающие пятки - прижать голого мальчишку к простыням и наконец прекратить его истерику простым действенным способом, заставив исчезнуть. До жути, до трясущихся пальцев Дерек желал увидеться со Стайлзом, которого сберег от всех приключений - кровавых и не очень - внутри другого своего мальчика и был совершенно горд этим. Он спас его, увез, выкрав ото всех и он заслуживал награды - взгляда, который светился бы благодарностью и любовью. Ему, как маленькому ребенку, вдруг захотелось похвалиться перед своей парой - смотри, какой я у тебя герой, и Дерек не стыдился этого чувства. Он заслужил улыбки. Он заслужил поцелуя. Он заработал своей продуманной операцией много бонусов наперед и жаждал получить сейчас хоть что-то. За чудесное избавление от иллюзий мира, которые составляли их прошлое. И за простреленное плечо, да. - Раздевайся, - кинул он такому же окровавленному Каю, измазанному в волчьей крови, - быстро в душ, и подготовь задницу. Кай немного обиженно, но покорно поплелся в маленькую душевую дешевого мотеля, бурча недовольно. Но Дерек досадливо отмахнулся от мальчишки, осознавая себя неприемлемо грубым и настойчивым, каким никогда он не был, но каким сделала его эта горячая погоня за ними, настоящая охота, открытая на них по взмаху руки Джона Стилински, который хотел всего лишь вернуть домой несовершеннолетнего сына. Дерек не мог сопротивляться переменам в себе, и ему вдруг понравилось быть негодяем, когда он жестом собственника толкнул вышедшего из душа уставшего мальчишку, сорвал с него полотенце, оставив голым и влажным. Требовательной рукой проверил между ног, запустив в анус сразу два пальца, и жадно, торопливо, как промаринованный многомесячным воздержанием уголовник, навалился сверху, коленом раздвигая Каю ляжки. Тот слабо сопротивлялся, в кои-то веки уворачивался от поцелуев, обиженно сопя и все еще наказывая себя за свой проступок, из-за которого плечо Дерека - другое теперь плечо - дымилось и шкварчало кипящим в ранках аконитом. Дерек плевал на боль - на свою, на чужую - ему хотелось как можно быстрее встретиться с тем, ради кого это все затевалось, кто мог по достоинству оценить его подвиг, потому что Кай, радостно и немного олигофренично восторгающийся этим их приключением всю дорогу, ну, до определенного момента, Кай никогда бы не понял ценности жертвы Дерека Хейла, успешного в прошлом бизнесмена и дельца, первого в истории известной компании оборотня, прорвавшегося к вершинам власти и занимающего пост вице-президента восточного филиала. Дереку срочно был нужен Стайлз, и он поразился, вдруг подсчитав, что не видел его слишком давно. Что с момента похищения до этого дня, когда они находились уже в пятистах милях от дома, Стайлз так и оставался в анабиозе, спасительно отлученный от лишней информации, от принятия решений и боевых действий. Тем радостнее для Дерека было его появление, которое произошло даже быстрее, чем он ожидал, потому что, хоть утомленный долгой тяжелой дорогой Кай и был вялым овощем в его настойчивых руках, и елозил на его члене совершенно неохотно, но как только Дерек стал по привычке совершать долгие и глубокие фрикции, затрагивающие самые глубинные рецепторы его любовника и даже приподнимая его плоский поджарый живот своим мясистым пенисом, долбящим Кая изнутри, тот сразу же откликнулся, став слишком чувствительным от долгого воздержания. Нашарил свой полу-вялый член, лаская себя немного лениво, но действенно. Тот встал по струнке, упираясь Дереку в живот, когда оборотень, чтобы усилить кинестетику, всем телом лег на хрупкого мальчишку, касаясь его во всех местах одновременно и продолжая глубоко проталкивать десятку дюймов внутрь любовника. Сначала у Кая случился медленный и немного болезненный анальный оргазм - из дырочки уретры вниз на живот потекла загустелая сперма, соединив вязкой ниточкой подрагивающую плоть; затем, Дерек уж постарался, из-под его руки, что жестко продолжила мастурбировать пульсирующий орган, брызнула сперма уже более жидкая, водянистая, запачкав их обоих, и из горла Кая вырвался полноценный стон, затихший, когда он, вымотанный напряженным сексом по сомнительному согласию, вдруг приоткрыл зажмуренные глаза и ласково Дереку улыбнулся - дезориентированный и враз изменившийся. - Привет, - тихо шепнул оборотень своему мальчику, ладонью собрав с его лба испарину. - Привет, Стайлз. Возбуждение как рукой сняло. Дерек почувствовал, что в груди разрастается что-то огромное, что оно распирает ребра и давит на сердце, которое заходится словно в минуту оргазма, стуча так оглушительно, что и не волчьим слухом можно уловить. Так радуются только любимым, так встречают счастье, так волки ощущают любовь, совершенно идентично человеку, что, наконец, доказывает - мы все одинаковы. Одинаково больны. - Я очень скучал, - притянул к себе Дерек мальчишку, обнимая и даже немного придушивая, словно жертву, которой перед смертью даруют асфиксическую анестезию. - Я... - голос у Стайлза был хриплым, словно это горло - одно на двоих - и правда не произносило никаких слов, не издавало звуков в течение нескольких суток. - Я... - повторил Стайлз и растерянно заозирался, ощущая чужеродность обстановки. - Где мы, Дерек? Даже воздух пах иначе в этом удаленном от дома месте, поэтому Дерек не стал тянуть - сказал, как есть. - Что значит - в Мексике? - вдруг поднял настороженно брови Стайлз и приподнялся, садясь. Морщась от ломоты в мышцах, которые даже после душа оставались напряженными из-за их многочасового бегства. - Постой... Ты шутишь? Дерек все еще улыбался. Все еще радовался полусонному своему ребенку, словно вышедшему из комы и плохо соображающему. Но Стайлз, собравший свои мысли воедино поразительно быстро, весь подобрался, отодвигаясь от Хейла, и вдруг спросил: - А.. как же отец? Мой папа? Он знает? Мы так устроены - родители для нас всё. Тот страшно злой на Дерека мужчина, Джон Стилински, был тем, кто много лет назад держал на руках маленький сверток с пищащим Стайлзом, который даже не знал еще, что в будущем он будет носить такое странное смешное имя. Он целовал его в темные мягкие волосики на голове, едва проклюнувшиеся, и качал на руках, как в колыбельке. Он кормил его с ложечки и учил ходить на горшок. Он сажал его, пятилетнего, на велосипед и вытирал кровь с разбитой коленки. Он учил его любить свою маму сильно-сильно, надеясь, что когда-нибудь его мальчик вырастет и приведет в дом девушку, которую полюбит так же, как сам Джон любил Клаудию. Он надеялся, что сынишка будет настоящим принцем для своей будущей принцессы, а не превратится в игрушку хмурого злого оборотня Дерека Хейла, отобравшего в итоге у него сына. Поэтому Дерек понимал Стайлза, но эгоистично не мог принять его любопытства, его вопросов, которые тот задавал об отце. Было обидно и непонятно поначалу; и понимание приходило постепенно, очень медленно, пока Стайлз продолжал лепетать что-то незначительное про брошенную учебу, друзей, их дом и его любимую красную худи, которую, завалившуюся за диван, Дерек в спешке так и не смог отыскать... - Постой, детка, - опомнился Хейл, вдруг понимая, что ни черта не объяснил Стайлзу, - дай я тебе обо всем расскажу, ты же не знаешь, ты же... ничего не знаешь!!! Одно дело - бессознательно перемещаться по лофту из комнаты в комнату. Другое - покинуть страну с неясными намерениями. Дерек осознавал разницу, но вряд ли был испуган масштабом этой катастрофы, счастливо пережив лишения, предшествующие депортации, которые казались на порядок ужаснее. Поэтому в голосе его была надежда, что будущий рассказ об их приключениях вернет всё на свои места и Стайлз (подумаешь, Мексика!) улыбнется ему. Да, да, тот самый Стайлз, который был вовсе не похож на Кая. Ненастоящего мальчишку, без примесей любой другой мыслительной деятельности радующегося этому безумному экшену; без вопросов принимающего калейдоскоп происходящих событий, никак не присущих жизни простых обывателей, будто бы они мгновенно перенеслись в какой-то приключенческий фильм, играя главные роли. Кая это устраивало. То, что Дерек, как герой, спас его из заточения, не объясняя почти ничего. Увез в неизвестном направлении, попросту похитив. Кай мечтал быть спасенной принцессой и стал ею. Дерек совсем забыл, что Стайлз был другим. Был... обыкновенным. Обыкновенным мальчиком, сыном полицейского. Вполне логичные вопросы, которые он стал задавать с ходу, Хейла только разозлили, потому что, прямо скажем, всегда легче с тем партнером, который их не задает, доверчиво шагая рядом, даже если и под аконитовым свинцовым огнем. Стайлз был умным. Если этот эпитет вообще применим к сумасшедшим. И это почему-то стало для Дерека неприятной неожиданностью. Чем-то мешающим в их начавшейся вот-вот новой жизни, которую он предлагал сейчас Стайлзу, лишив, правда, других вариантов. - Подожди, подожди... - оборвал он Хейла уже в самом начале захватывающего повествования. - Подожди, Дерек, меня - что? Похитили? - Похитили, - эхом отозвался оборотень. - И кому я сдался? - хмуря брови, спрашивал его Стайлз, тут же быстро, почти мгновенно анализируя и делая вывод: - Как средство давления? На тебя? Дерек убито кивал. Уж лучше бы Стайлз расспрашивал его о Мексике. - А... зачем? - с той же железной логикой вопрошал Стайлз, удивительно выдержанно, следуя хронологии событий, ему неведомых, оставляющий мексиканскую эпопею на потом. - Зачем кому-то было на тебя давить? Он снова хмурился и снова рассуждал вслух, подбираясь к истине, не очень-то приятной. - Это из-за работы? Да? Я понимаю, что твой пост... твое вице-президентское кресло, я имею в виду, было слишком желанным для многих. Но ты же всего добился по-честному? У тебя были конкуренты, это понятно... Сильные конкуренты, и наверно кто-то из них, какой-то особенный конкурент... - Конкурентка, - поправил Дерек, не смея врать. - Ну да, пусть конкурентка... - подхватил Стайлз. - Не могла же она... - Могла, - признался теперь Дерек окончательно. - Питер, мой дядя, был точно уверен в ее причастности. Он вел расследование, его детективное агентство... - Постой, - снова прерывал его Стайлз. - Ты обратился за помощью к своему родственнику, не извещая полицию? И следом шло блестящее заключение: - Значит, и отцу моему не сказал? Почему? - Не хотел волновать, - соврал Дерек, уже понимая, как неправдоподобно звучит это на фоне замалчиваемой истины о том, как же сильно на самом деле хотел он скрыть свой промах - похищение - от Джона Стилински. Но Стайлз лишь доверчиво и благодарно выдохнул: - Это хорошо. Спасибо. Потом убито покачал головой: - Хотя отец все равно обо всём узнает. - Уже узнал, - мрачно известил его Дерек. - И как... Ладно, это потом, - кивнул помертвело Стайлз, хладнокровно обходя стороной детали и продолжая логическую цепочку, - меня... то есть, не меня забрали из лофта, потому что... Боже, Дерек! Кому я был нужен? Да я же... никакой ценности... Стайлз замолчал, обдумывая, мысленно рассуждая над ситуацией и приходя, наверно, к банальному выводу о том, что близкие, родные люди и есть та самая ценность, за которую отдадут абсолютно всё. Шантаж и вымогательство, ничего нового. Странно только, что кто-то сторонний был так хорошо осведомлен о тайнах чьей-то чужой сокровищницы. - Она знала про нас? Ты так близко общался с этой девушкой? - сделал конечно же очередной вывод Стайлз. Он все ближе подходил к мотивам проклятой Кейт. А Дерек не мог позволить себе роскоши врать, чтобы не испортить всё еще больше. - Стайлз, ты должен кое-что узнать, - сказал он прямо. - Помимо профессионального интереса, ну, то есть, нашего соперничества, она... она хотела со мной встречаться. В ином плане. Она не знала, что я гей. Я отказал ей. Конечно, отказал! Наверное, тогда и пошло все кувырком. По факту, Дерек ни в чем не был виноват. И все же чувствовал на себе тяжесть всех небес мира, которые держат на себе атланты. Заметьте, несколько человек. - Значит, она тебе мстила за... - Отказ, да, - подтвердил Дерек брезгливое предположение Стайлза и тяжело вздохнул - доказать, что у них ничего больше не было, будет невозможно, потому что с таким же успехом, как не случившемуся любовнику, мстят и любовнику бывшему, который заканчивает отношения ради кого-то более удобного. Ради больного безотказного мальчишки, например. - Ты спал с ней? - голос Стайлза звенел. - Нет. - Нет? - Нет. - Ладно. Стайлз поверил. Как-то неестественно легко и слишком быстро; он равнодушно принял эту историю неслучившегося адюльтера, в которой оказался всего лишь разменной монетой, и Дерек опасно расслабился. Зря, конечно. - Что было потом? - прозвучал следующий вопрос, будто на допросе. Дерека передёрнуло. - Тебе обязательны все эти подробности того, что случилось, пока ты... был в отключке? - достаточно резко отреагировал он, не стесняясь называть вещи своими именами просто потому, что уже чуял - его подвиг, который он все еще считал таковым, его любимый мальчик, как и тот, второй, не оценит тоже. - Питер искал тебя почти сутки, потом нашел, и я забрал тебя домой, - все же ответил на вопрос Дерек, перечисляя события сухо и без конкретики, понимая уже - без них никакой логики в их спешном побеге Стайлз не увидит. Поэтому будет пытать его дальше. - Нашел, значит... - мрачно прокомментировал Стилински задумчиво, - и тут же укатил со мной в Мексику. Круто. Стайлз оглядел плохо убранный, откровенно дешевый мотельный номер, который вообще никак не дотягивал до уровня Дерека Хейла. Вот ни при каких условиях это не выглядело добровольным свадебным путешествием. Или даже простым отпуском. Это выглядело, как и должно было - побегом в никуда. Дерек с мукой уткнулся взглядом в пол, уже понимая - ему придется коснуться в разговоре всех подробностей, чтобы объяснить Стайлзу эту очень нехорошо выглядящую схему их перемещения в другую страну и его хаотичных действий, которые сейчас, с той каплей незначительной информацией, известной очнувшемуся мальчишке, можно было бы описать так: "Я чуть не изменил тебе с упрямой бабой, оказавшейся той еще карьеристкой, поэтому в спешке увез подальше в Мексику." Охренеть, как логично. Стайлз устало потер глаза, словно это не он отсыпался где-то там, на задворках своего сознания несколько долгих суток. - Дерек, я же вижу, что мы не в раю. Скажи сразу, почему. Почему мы так далеко от дома, - тихо попросил он, с талантом истинного дознавателя перескакивая на самую суть, - и, кстати, что с твоим плечом? Дерек растерянно покосился на еле заметные, исчезающие на глазах коротенькие розовые шрамы на своем недавно простреленном плече и обреченно вздохнул: версия с долгожданным отпуском в Канкун отпадала теперь окончательно. - Плечо прострелили, - с ноткой угасающей гордости, честно признался Дерек. - Я увез тебя из страны без согласия отца, детка. За нами... нет, за мной полицейский хвост из самой Калифорнии и, наверно, еще федералы. Потому что... Дерек мучительно подбирал слова. Чтобы поделикатнее сообщить любимому, как сильно старался он скрыть совершенную халатность по отношению к душевнобольному партнеру; но скрыть её так и не смог, и теперь, умчав за границу, пытался избежать самого страшного для них финала. Окончательной разлуки. - Потому что... - Потому что считал себя виноватым во всем? Или боялся, что мой папа так посчитает? Пять баллов, детектив Стилински. И медаль за отвагу. Дерек кивнул: в общем и целом всё было так. И далее нужно было сказать остальную неприглядную правду. - Я должен был принять это решение, детка. Тебя могли отобрать у меня, понимаешь? Джон, то есть твой папа, хотел нас разлучить. Дитон хотел нас разлучить. Всё, как обычно. Они хотели положить тебя в клинику снова, и я подумал... - Когда это они все успели так сговориться против тебя? А? - подозрительно прищурившись, произнес Стайлз новое умозаключение, и Дерек понял, что ничего хорошего дальше не случится. - Кейт, та девушка, из-за которой... которая спланировала похищение, она привлекла к происшествию журналистов. Анонимным звонком, скорее всего, - признался он и добавил виновато, - она хотела враждебной публичности. Хотела выставить меня в неприглядном свете. Монстром. Животным. Извращенцем. Когда я спустился за тобой в тот подвал... Дерек ненадолго замолчал, давая Стайлзу осознать факт, что его-не его сутки держали в грязном подвальном помещении. Потом продолжил: - Когда я спустился, то наверху нас уже ждала полиция, машина скорой с Дитоном и... твой отец. Не считая, конечно, остального сброда. Фотографов... Зевак с улицы... Дерек хотел сказать, что он попросту не успел подчистить хвосты. Что не смог сохранить всё в тайне. Да, и от Джона Стилински тоже. - Я... - Стайлз почему-то не обратил внимания на очевидные оправдания своего парня, впервые растерянно оглядев собственное тело, наверно, представляя его в подвальном антураже, мысля заведомо стереотипно о действиях неведомых ему похитителей и тут же понимая, что обычно беспомощных жертв пытают, и если бы его мучили там, в подвале, серьезно мучили, остались бы следы даже через неделю. Но их не было. Однако страшно стало еще больше. - Я был... был... - Ты был жив, и это было главное, - перебил его Дерек, поморщившись, избегая смотреть в глаза, которые молили сказать ему, что он не только был спасен невредимым, но и остался в глазах отца хорошим мальчиком. Не тем, каким был Кай. - Ты сказал - меня выкрали из вашей клетки, - задумчиво сказал Стайлз. Дерек кивнул, уже зная, как скоро логика его сообразительного сумасшедшего дойдет до главного их фетиша, превращая похищение и последующее спасение жертвы в какой-то извращенный перфоманс. - Ты же голым его там держишь? - прозвучал стыдливый, но ожидаемый вопрос, и Дерек стиснул пальцы, отчаянно гася трансформацию, что так не вовремя стала зарождаться в теле, свободном от чипа. Весь разговор их летел к черту. Надо было прекращать. - Стайлз. Это был не ты. Не тебя видел отец голым. В этих украшениях. Не ты должен стыдиться... - Вот как? - полыхнуло злым взглядом. - Ты что, совсем рехнулся, Дер? О чем ты вообще говоришь? Не мне стыдиться! Не я! Ты понимаешь, что это всегда буду я? Только я? Дерек не понимал. - Не понимаю, - произнес он в отупении, уже смиряясь с полной невозможностью повернуть вспять свои чувства, мысли, свое мировосприятие их маленькой вселенной, в которой один мальчик полностью - физически и психологически - был разделен в его сознании на две разные и, главное, равные половинки. - Почему? - задал он пораженному Стайлзу только один вопрос. - Потому что Кая не существует, - ответил ему тот просто. - Юридически - нет. В истории останусь только я. Голый и увешанный драгоценностями с головы до ног, как королевская шлюха... - Ладно, всё! - не выдержал Дерек. Правда была болезненной и била под дых. - Зачем вообще мы это обсуждаем? Зачем это тебе сейчас? Он, уже перестав считать себя героем, жаждал быть наказанным за грубое насильственное бегство в Мексику, а вовсе не за то, что потакал второй, темной половине Стайлза в его желаниях, о которых узнал остальной мир. Плевать, конечно. Плевать на мир. Не плевать на тот ужасный, обреченный взгляд Джона Стилински. Который тоже теперь обо всем узнал. - Что сказал папа? Когда увидел? - смело спросил Стайлз, а вот Дерек не имел смелости сказать ему о том, что Джон самоотверженно промолчал, одновременно понимая, кого именно он разглядел за оболочкой своего сына. Хотел сказать еще, что Кай, умница мальчишка, даже не пикнул, когда он спасал его. Когда допрашивали детективы. Когда хотели оторвать его от груди волка, а он - все еще испуганный и слабый - вцепился в него, как в самого родного, оттолкнув отца. Когда покорно вернулся с Хейлом в их поднебесный дом. Когда наутро пришлось ему, сонному, наблюдать кровавую драку, в которой Дерек отвоевывал его для себя. Когда удирали они от полиции, когда Дерека зацепило аконитом, и он заставил свою нежную принцессу с разорванным соском зажимать ему плечо рукой, пока петлял по узким улочкам пограничного городка, наугад поворачивая и приближаясь к спасительной границе. Кай не задал ни одного вопроса. Кай не копал и не лез, надоедая. Он был дурачком, да. Таким восторженным и немного глуповатым. Но он не заставлял Дерека мучиться виной за содеянное. Он верил ему. Стайлз внимательно вглядывался в лицо волка, будто видел все его мысли. - Почему ты так бесишься от моих вопросов? Мы обсуждаем это, чтобы я мог понять твои действия, Дерек, - спокойно сказал он. - Это логично, не находишь? Понимать ситуацию? Проявлять любопытство? Похоже, что тот, другой, не так уж тебе этим досаждал, и ты почему-то принимаешь его поведение за норму. Но это не так. Он ненормален. Он сумасшедший извращенец, который заставил тебя и меня... Стайлз, растеряв слова, нервно потер почти заживший и зудящий от этого сосок пальцами, вдруг уронив голову; вдруг, представив своего растерянного отца, став беспомощным и жалким. А Дерек, хоть и пытался, но все не находил в себе необходимую на данный момент жалость, со злостью - на Стайлза, на себя - осознавая, какой мальчик из представленных двоих в их ситуации предпочтительнее. И этот практичный интуитивный выбор ошарашивал своей жестокостью. Потому что это был Кай. С Каем было легче. Удобнее. - Ты же ничего ему не объяснил, так? - вскрывал Стайлз безжалостную правду. - Он и не требовал, наверно. Просто купился на красочные обещания чего-то захватывающего. Поэтому ты не стал меня возвращать перед тем, как бежать куда-то? Умница, детка. Как быстро же ты раскусил весь этот провальный план! - Послушай, Стайлз, - повернулся к нему всем корпусом Дерек, приняв почти угрожающую позу. - Была жуткая суматоха. Повсюду сновали журналисты. Тебя обследовали медики, меня допрашивали. Джон собирался передать тебя на руки психиатрам. - И я его понимаю! - с издевкой намекая на свой экстравагантный вид, процедил Стайлз. Дерек оборвал его. - Перестань, - сказал резко. - Дитон прекрасно понял, что это не ты. Джон... тоже. Поэтому можешь не переживать, что там подумал о тебе твой отец. Который теперь-то считает меня абсолютно во всем виноватым. - А ты не виноват разве? Дерек? - вскинул голову Стайлз. Злой, гневный, обиженный на это дурацкое стечение обстоятельств, сделавших его какой-то непонятной жертвой. Просто прохожим, который не вовремя шел мимо. - Я виноват только в том, что боролся за свою карьеру, детка, - с тихой яростью ответил на это Дерек. - Глупо, да? Быть единственным оборотнем в человеческой фирме, носить позорный чип и проебать свое будущее, напоровшись на мстительную нимфоманку! Ему вдруг стало горько и обидно. Обидно забыть о той гордости за себя, потому что, черт возьми, почему он не имел права ее чувствовать, если добился высокого положения сам? - Ладно, - кивнул Стайлз. Смышленый, умненький мальчик. - Ладно. Я понимаю, что это просто слепой случай, и ты не мог предугадать ничьих действий. Но ты мог поговорить со мной. Со мной. Он покачал головой. - Папа на тебя всех собак спустит, если еще не спустил, - сказал смешную в их случае двусмысленность, не замечая этого. - Ты ему хоть позвонил? - Позвонил. - И он, конечно, ничему в твоем рассказе не поверил. Ну да, кивнул Хейл, к идее романтического побега двоих любовников к солнечным берегам Канкуна Джон отнесся, мягко говоря, с яростью. Особенно когда ему не дали поговорить с якобы добровольно сбежавшим сыном. - И теперь ты сам в статусе похитителя, - окончательно резюмировал Стайлз. - Прелестно. - Попробую объяснить... - Дерек покосился на свое зажившее плечо, где когда-то был чип. - Дитон обманул меня. Он не собирался давать нам время, когда, уговорив Джона, отпускал тебя со мной. Он просто перенес локацию нового скандала в другое, не такое людное место. Он не доверял мне. Санитары приехали забрать тебя в наш дом рано утром: Дитон не хотел шумихи. Он хотел Кая, понимаешь? Поэтому я решил бежать, зная, что тебя, увезенного в "Кипарисы", уже больше не выпустят из клиники. Не ко мне. Дитон не даст. Джон запретит видеться. Тебя нашпигуют химией снова. Так сильно, что к твоему совершеннолетию... всё пройдёт. Ничего не останется. Нас не останется. Дерек хотел сказать о своей правде во всём этом ужасе. О том, как он устал. Ждать, да. И надеяться. - Еще я думал, что убегать - ехать в машине на скорости в сто миль, например - тебе будет тяжело... Просто тяжело физически, - обреченно прошептал Дерек, не говоря всей основной правды, что просилась на язык. О том, что исключительно жалость двигала им, когда он радовался, что именно на плечи Кая легли и похищение, и плен, и последующий побег в никуда с полицией на хвосте. - Ты ебанулся, Дерек, - тихо произнес Стайлз. - Ты просто ебанулся. Что с тобой произошло? Я будто тебя не знаю! Ты же так держался за кресло вице-президента?! Ты строчил каждый вечер финансовые отчеты. Ты гордился должностью и был доволен жизнью. И я никогда не говорил, что ты не заслуживал этого! И разве ты хотел все это бросать? Только из-за того, чтобы быть вместе? Без условий? Без моего отца и еженедельных визитов в "Кипарисы"? Какие странные вопросы, еще подумал Дерек, запутавшись в них окончательно. В себе тоже. - Мне показалось все это неважным тогда, детка, пойми, - медленно и словно неуверенно попытался объяснить он. - Моя карьера. Дом. - Моя учеба, - продолжил за него Стайлз. "Да кто позволил бы тебе доучиться!", - так и хотелось заорать Дереку. - "Твоя учеба тоже была неважна!" Он вдруг подумал, что так давно воюет с ветряными мельницами, что уже и не помнит, как выглядит образ врага. Его лицо было размыто и неузнаваемо, потому что тот, кого Дерек принимал за агрессора, виновник их со Стайлзом трагедии, давно и прочно уже поселился в его сердце наравне с ним. Дерек настолько желал мира, что перетянул Кая на их сторону, сделав союзником. Вот только война шла полным ходом. Кто бы еще ему сказал - за что он продолжал воевать... - Прости, что не подумал про твой колледж, Стайлз, - виновато сказал он мальчишке. - Просто... не знаю... Пока он искал слова, их произнес Стайлз. - Просто тебе на тот момент было нечего терять, Дерек, - жестоко сказал он. - Ты же сказал, что там были журналисты? Твоя карьера из-за огласки полетела бы к черту. Ты просто напросто решил все разом оборвать. Нечего сохранять было. И почему обо мне не подумал только... А, да. Меня же там не было! А этот дурачок наверное был адски рад романическому побегу в закат... Насчет огласки Стайлз был прав - в удачно найденном у помойки чьем-то потерянном телефоне с весьма неплохим интернет-трафиком Дерек выискал калифорнийские криминальные новости. Интересующее его похищение упоминалось кратко и вскользь, но фотографии были красочными. Совет директоров его компании точно бы оценил. Стайлз же продолжал разматывать этот адский клубок ошибок Дерека с жестокостью садиста. - Ладно, НАС похитили, ОН молодец, ОН твой герой, ты спас его и НАС не забрали в психушку, когда ОН согласился на этот дурацкий побег, - перечислил Стайлз последовательность косяков Дерека. Потом замолк ненадолго и кинул взгляд на плечи Дерека. На одном и втором были раны и это объясняло все. Это заставило его практически заорать: - Но тебя же могли убить, придурок мохнатый!!! Плевать на мой колледж и твою просранную карьеру! Раз тебе на нее тоже стало плевать! Только не понимаю - отчего? Отчего ты так переменился? Ты же... ты же не был таким. Никогда! Откуда в тебе эта романтика дальних дорог? Мы что, удирали, как прирожденные убийцы? Здесь Стайлз оборвал себя самого, напрягшись всем телом. И Дерек понял его напряженную позу совершенно правильно. Ответил, опережая вопрос: - Я никого не убил, если ты об этом. - Слава богу, - кивнул помертвело Стайлз и снова продолжил: - Но могли убить тебя, глупый ты волчара! Могли убить тебя, и я бы остался один. Вот тогда бы остался один точно!!! Стайлз закрыл лицо ладонями, и плечи его мелко задрожали. Дерек, чувствуя, как медленно он сам умирает, обновленный и совершенно ненужный таким своему парню, уже все понимал. Его перерождение, свершившееся за время этого недолгого катаклизма, оно прошло мимо Стайлза, явив ему после пробуждения незнакомца Дерека, героя их будущего, в котором места для Стайлза не было, потому что он такого будущего для себя, оказывается, не хотел. - Ты все испортил, Дерек, как ты не понимаешь? - спрашивал он поникшего волка. - Зачем ты меня увез? От отца? От налаженной жизни? Кто бы тебе хоть слово сказал о похищении? Ты же, в конце концов, не виноват! - Виноват, - покаялся Дерек. - Я, понимаешь, не досмотрел. Я допустил это похищение! Тебя бы отобрали у меня и увезли в клинику. - Не говори обо мне, как о вещи! - выкрикнул Стайлз снова. - Как можно меня отобрать? - Твой отец... - начал Дерек, - он обещал, что мы никогда больше не увидимся, что он меня и близко к тебе не подпустит. Что тебе будет лучше в психушке. - Я и так недавно там был, не помнишь? - тихо спросил Стайлз. - Ты сам меня туда отвез. Тогда, благодаря тебе, я вернулся домой. Да и сейчас никто бы меня там не запер. - Но твой отец мог решить сделать это за тебя. Ты же несовершеннолетний, детка, - напомнил Дерек и вдруг представил такого злого жестокого Джона, которым он представал перед ним в его фантазиях. Вот только к Стайлзу враждебный образ отца-тирана был никак не применим. Он обожал своего сына, он никогда бы... - Отец никогда бы не стал вредить мне, запрещая что-то, - эхом ответил Стайлз, - и поверь, я осознаю альтернативу, которой ты меня лишил. - Ты это о том, что очнуться в больничной палате с зарешеченными окнами для тебя было бы предпочтительнее? - со злой иронией поинтересовался Дерек и тут же понял - в первую очередь это было бы привычнее для всех них. Они знали бы, как с этим справляться. Но суть, оказывается, была в другом. Стайлз рассудительно начал перечислять: - Если бы я очнулся в клинике, тебе не пришлось бы так долго объяснять мне ситуацию. "Кипарисы" для меня - обыденность. Я там с двенадцати лет по коридорам бегаю. Чего не скажешь о Мексике. Да я даже в другом штате не был никогда! Он горько рассмеялся и покачал головой. - Больница - это не страшно. Если бы я не захотел с тобой расставаться, нас бы не разлучили, как ты не понимаешь! Мое несовершеннолетие - еще не повод распоряжаться мной, как вещью. Оно не повод решать за меня и увозить, не спрашивая, в далекие дали, к лучшей жизни, совсем сбросив меня со счетов. Забыв, что я есть, я существую, как боевая единица в нашем альянсе, и я... тоже люблю тебя и готов за нас сражаться. Стайлз незаметно сморгнул крупную слезу, повисшую на его длинных ресницах, уже зная, что Дерек все равно почует её, так предательски сильно слезы любимого могут пахнуть морем, солью, печалью. - Я был готов, Дерек, слышишь меня? - тихо, но гневно произнес Стайлз. - Точно так же, как и ты сейчас, я был готов выгрызать своё счастье несуществующими клыками! Но ты не позволил мне. Ты стёр меня из истории. Вычеркнул. Пожалел. Дерек прикусил губу, почти со всем соглашаясь. Прежде всего с тем, что любовь и жалость как-то не очень совместимы. - Мне жаль, Дерек, - продолжил Стайлз тем временем горько, - жаль. И стало понятно - чего. Так чувствуешь только родное сердце. Дерек понял, о чем так и не сказал ему Стайлз. Невысказанная правда была в том, что он потерял всякую надежду дожить до стайлзовых двадцати одного. Наверно, это и было самое страшное для Стилински - понять, что в тебя не верят, что ты не внушаешь никаких надежд и не радуешь перспективами. Что никаких планов строить уже не придется, и следует жить одним днем, бросив все - работу, карьеру, учебу, друзей, семью и лишив медленно угасающего душевнобольного права голоса. Стайлз вздохнул, осознавая, что теперь дороги назад нет. Что возвращаться уже не придется. И Дерек со страхом подумал, что если сейчас тот решит позвонить отцу, сказать, что с ним все хорошо, то он позволит ему это. Звонок отследят и через минут сорок к мотелю, завывая сиренами, подъедут машин пять-шесть. Его скрутят, усадят в бронированный фургон и увезут допрашивать. Снова вошьют в плечо чип, и больше он Стайлза не увидит. - Больно было? - дотронулся вдруг тонким пальцем Стайлз до его левого плеча, сразу же определив - куда попали пули, а куда - кухонный нож, которым Дерек выковыривал свою позорную электронную метку. - Не очень. Почти нет, - ответил ему Дерек и, почуяв тепло, сквозящее со стороны любовника, смотря на непонятно отчего оттаявшего Стайлза, немного придвинулся к нему, греясь в этих скупых лучах еле намечающейся улыбки своей пары. - Нам понадобятся новые документы, Дерек, - серьезно сказал он, на минуту став похожим на Кая, на озорного глупого мальчишку, которому нравилось исключительно все, чем они в последнюю неделю занимались - все приключения, которые случились с ним, проживающим свою короткую жизнь ранее в полной изоляции. - К вечеру привезут, - кратко проинформировал его оборотень и даже ощутил некую гордость за то, как оперативно он сработал. Правда, цена была высока, но новые имена того стоили. Его звали теперь смешно и совершенно по-мексикански - Мигелем. А Стайлза... он не запомнил - как, даже не собираясь называть его как-то иначе, кроме как "Стайлз". Когда они молча засыпали, уставшие еще больше, чем от погони, Стайлз безжизненно проговорил в темноту, не оборачиваясь к лежащему рядом Дереку: - Мне кажется, теперь я тебя немного ненавижу. - Знаю, - откликнулся Дерек и стиснул челюсти, чтобы не дать вылезти клыкам. И упрямо ответил, романтический герой, - но так по крайней мере мы теперь будем вместе. Если конечно, ты не вздумаешь сдать меня федералам. Тебе решать. - Спасибо, - мрачно изрек Стайлз и запахнулся в одеяло, игнорируя сорокаградусную жару. - Теперь мне дано право выбора. Просто прелестно. Дерек замер на своей половине кровати, вдруг первый раз за все время, проведенное здесь, на знойном юге, ощутив тот же холод, что чувствовал сейчас, наверно, и вычеркнутый из настоящего его мальчишка.

***

      Стайлз выбрал самый действенный у влюбленных способ мести и долго-долго, пока добирались они окольными путями, пустынными непопулярными трассами до затерянной в джунглях Амазонки южноамериканской страны, не подпускал Дерека к себе. Исключал всякий физический контакт, зная, конечно, что напряжение последних дней, пусть и пережитое не им - Каем, оно, как в зеркале отражаясь в сознании, будет давить на него и вынудит в конце концов лечь под оборотня, чтобы в криках, в злых поцелуях, в немного болезненных агрессивных ласках, которыми будут они обмениваться, трансформироваться из бури в мертвый штиль. Дерек смиренно ждал, когда Стайлз оттает, даст прикоснуться к себе и не только затем, чтобы снять сексуальное напряжение. Просто даст понять, что больше не сердится. Только вот, пережив свое перерождение и пытаясь сопоставлять, Хейл понимал, что сопоставляется у него не в пользу сердитого его парня. Он бросил всё - всё! - ради того, чтобы быть рядом. И маленький нюанс, что он не имел времени спросить об этом у Стайлза, а это было действительно так - тот сумасшедший трехдневный экшн не оставил ему простора для действия, надо было решать и делать это быстро, этот нюанс был малозначителен в общем нагромождении событий, да половина из которых можно было бы идентифицировать, как подвиг во имя любви! Стайлз оказался на удивление... нормальным, совсем не мечтая о таком повороте в своей жизни. Он говорил об этом прямо и не смущаясь. Ему не стыдно было показаться банальным и даже приземленным этому новому Дереку Хейлу, разыскиваемому во всех штатах за совершенный киднеппинг, и вовсе об этом не сожалеющем. Стайлзу не хотелось никаких приключений, а Дерек, понимая это, так и хотел заорать ему прямо в лицо - ты сумасшедший, детка!!! Ты псих, которому должно быть безразлично всё происходящее в твоей жизни, потому что то, что происходило в ней до этого - до побега - и так уже тянуло на небольшой триллер или даже ужастик с элементами извращенного порно. Зачем теперь-то бояться того, что мы в бегах? Это крохотная деталька в море ужаса, в котором мы жили. В котором мы продолжаем жить, потому что ты болен и болен необратимо! И когда Дерек немного мягче, иносказательнее выразил эти свои мысли, отчаявшись договориться с упрямцем, который не желал договариваться, Стайлз удивил его. Он снова заставил своего волка лечь у своих ног и завыть от отчаяния. - ...разве ты этой жизни хотел, пусть даже и со мной? Дерек, очнись, мы не в фильме! Мы проживаем наши жизни, и ты только что свою проебал! Да, это дурацкое не нужное теперь тебе кресло вице-президента; эти встречи на высшем уровне и уважительное, хоть немного и удивленное внимание людей, не ожидающих увидеть на таком высоком посту оборотня. За это надо было бороться, даже если вся эта история подмочила твою репутацию! Ты добивался этого годами и не говори, что ради этого предал семью. ДО МЕНЯ ты прекрасно с ними общался. ДО МЕНЯ ты контролировал свою жизнь. Не говори, что это не важно, потому что ДО МЕНЯ тебя все устраивало, это потом уже произошло то, что произошло. А я, видит бог, не хотел этого. Мне нужно было, чтобы ты был счастлив. Всего-то. Но посмотри на себя - ты выглядишь сейчас, как преступник. Меня вчера остановили на улице и... В общем, спросили, как можно встретиться с тобой. Насчет меня. Моих... услуг. Понимаешь? Мне даже страшно не стало, так было смешно. Я чуть не сказал им, что я - не проститутка, а ты - не мой сутенер. Ты - уважаемый бизнесмен у себя на родине. Ты даже умеешь составлять финансовые отчеты. И что, если бы не я, ты оставался бы добропорядочным гражданином до сих пор. Стайлз передохнул, устав от длительной своей речи, и закончил грустным: - В общем, здесь ты не будешь счастлив. Со мной или без. С НИМ или без. И ты не можешь отрицать, что растерян. Потому что быть сутенером, милый, это не твоё. Но уж прости, выглядишь ты на данный момент именно так. - И что же мне делать? - покачал головой Дерек, уже не боясь показаться растерянным. - Назад пути нет. - Тебе, - жестко сказал Стайлз. - Тебе нет. - Вот как, - протянул Хейл, понимая, как затягивает его воронка всех тех чувств, которые душились им на протяжении этих двух лет. Чувств, недостойных благородного честного человека. Да и волка недостойных тоже, потому что волку, как дикой, но все же собаке, частенько приписывают долю несуществующей преданности, кивая на то, что в животном мире благородства найти порой намного проще, чем в людской равнодушной толпе. Простой психологический феномен, играющий с Дереком сейчас плохую шутку, даже понятый им, так много перечитавшим соответствующую литературу, не мог остановить ни гнева, ни сожаления. Когда ты борешься, выкладываешься, душу продаешь за спасение человека, расценивая свою жертву как некий стопроцентный гарант положительного исхода, ты ожидаешь этого самого спасения с уверенностью идиота, а тот, кого спасают, он все равно умирает, потому что так случается. Так бывает. Люди уходят, не важно - физически или же нет. Сейчас Дерек не видел перед собой того Стайлза, которого повстречал два года назад - чуть неуверенного в себе мальчишку-девственника, тщетно скрывающего от взрослого любовника-оборотня свой диагноз. Он стал другим, не потому что окреп, возмужал и набрался уверенности, почувствовав право диктовать условия. Он, так волшебно сильно влюбленный в своего страшного злого пса, теперь мог так же запросто Дерека разлюбить. А когда не любишь - не боишься потерь, потому что терять нечего. - Ты хочешь вернуться домой? - спросил его Дерек размыто, боясь задавать еще более откровенные вопросы. Стайлз посмотрел на него, как на дурака. - Я хочу, чтобы ты был счастлив, - повторил он Хейлу, словно слабоумному. - Если вернёмся, тебя посадят, а быть в тюрьме - вряд ли твоя мечта. Стайлз вгляделся в Дерека внимательнее и озвучил новую версию, логичное продолжение всего их гадкого разговора: - Прости, я не понял тебя, наверно... Ты намекал, что в Калифорнию вернусь я один? Что захочу этого? Вернуться без тебя, только для того, чтобы вернуться? Стайлз даже мило покраснел, так очевидно неловко ему было, предположить в первую очередь, что несчастный влюбленный Дерек без разговоров последует за ним. Даже туда, где его ждет арест и камера. - Я дурак, да? - рассмеялся Стилински, взъерошив отросшие волосы. - Я дебил просто. А ты... Ты прав, Дерек. Если я был в отключке так долго, тебе наверно было просто лень, да и некогда в той кутерьме, что приключилась из-за каких-то твоих бумажек, возвращать меня. Объяснять что-то. Уговаривать. У тебя был идеальный напарник для такого приключения. Такой же одиночка, как ты. Такой же... волчонок, с которым намного проще. Стайлз шумно сглотнул, посмотрев исподлобья на оборотня. Так смешно и уже бесполезно пытаясь доказать, что он - простой человек, который, даже будучи сумасшедшим, хочет иметь свободу воли и право выбора. - Так значит... - выговорил Дерек тихо и убито, - значит всё? Стайлз молча смотрел. Глаза сверкали двумя темными агатами, под ними залегли черные тени, делая лицо взрослым и изможденным. "Раз, два, три... семь, восемь", - подсчитал Дерек дни, проведенные наедине со Стайлзом после его пробуждения. Дни, лишенные секса. Лишенные прикосновений и ласк. Понял, что время на исходе, что все симптомы психологического угасания налицо, и этот разговор - последняя капля. Он может кончиться очень плохо; Стайлз плохо контролирует себя, свою речь и... может сказать что-то очень неправильное. Окончательное. Ему сразу же захотелось взять скотч и заклеить мальчишке рот. Посадить его перед собой на стул, привязав к нему, и пытать - долго-долго - простыми уговорами, лишая сна, воды и пищи. Пока Стайлз не кивнет - устало и равнодушно, хотя бы так соглашаясь на мир между ними. Не важно, насколько хорошо Стилински владел сейчас ситуацией, как контролировал себя, он так ничего Дереку и не ответил. Только вечером, когда пришло время ложиться спать, показался в дверях спальни, куда Дерек не заходил все восемь дней, ночуя в гостиной. Под внимательным взглядом своего парня спокойно и уверенно стянул с себя белые простые трусы, оставшись обнаженным полностью. Член его был вялым, теряющимся в полностью заросшем черными волосками паху, и Дерек невольно засмотрелся, зная, что смотрит голодными глазами. Стайлз тем временем вздохнул с обреченностью человека, который знает, на что идет и почему, и доказывая этим печальным вздохом, что ему вряд ли это нравится. Сказал в напряженной тишине, повисшей в комнате подобно густому туману: - Я смазал себя и максимально растянул. Чтобы ты... ну, не церемонился. Потому что я хочу, чтобы ЭТО произошло быстро. Он снова вздохнул и уже откровенно горько произнес в заключение: - Я очень устал, Дерек. Я никуда уже не хочу возвращаться. Надо только будет позвонить как-то папе. Это означало, что, вероятно, они остаются вместе. Дереку хватило ума не вставать в позу героя, отказываясь от секса, по-взрослому думая, что секс ничего на самом деле не решит. Дерек знал, что в их случае, это не так. Секс решит многое, и в первую очередь создаст баланс между силами двух противостоящих сторон, которые вроде бы и не противостоят между собой больше, но, как показала практика, сейчас все они вернулись в начало, потому что это было наиболее естественно для всех них - опасно балансировать на самом краю пропасти.       Пока он проверял растянутость своего любовника пальцами, не поверив ему на слово - мягко и ласково проворачивая тремя в податливой, хлюпающей дырке, все думал, что вообще-то нужно рассказать свой план, поставить в известность, ввести в курс дела и объяснить, куда они в конце концов едут, бегут и где будет их новый дом. Но вдруг понял, что он еще и сам толком не знает. Решения сменялись в голове с одного на другое и, будучи инициатором побега, Дерек сейчас понимал, что непозволительно растерян еще больше, чем его мальчик. Что растерянность постепенно и верно сменяется полной потерянностью, и он чувствует себя откровенно слепым, бегущим в никуда с любовником-тенью, таща за собой в кандалах неизбежности настоящего своего парня, который, оказывается, никогда не мечтал о такой жизни. И не желал её прежде всего для него, для Дерека Хейла. Все же он попытался, перед тем, как толкнуться влажной головкой в текущее отверстие любовника, в трех словах обрисовать план. - Мы не о том говорили все это время, детка, - задыхаясь от ощущения горячего тела в своих руках, произнес Хейл.- Я хочу, чтобы ты был в курсе и знал, куда я запланировал уехать... - Мне не важно, - оборвал его Стайлз, замерев. - Ты разве не понял, Дерек? Это теперь не имеет значения. Никакого. Так что не надо теперь мне рассказывать, куда мы бежим. Мне все равно. Дерек вздохнул, удивляясь, как он еще не потерял эрекции с таким стрессом и плавно вставил, на секунду удовлетворяясь томным стоном своей пары. Даже не предполагая, что решение его парня остаться с ним, оно двусмысленно и очень противоречиво. Извращено волшебством сумасшедшего мальчика Стайлза, который, держа слово, мог быть рядом, и одновременно - бесконечно далеко, говоря тем самым, насколько сильно своей любовью нарушил течение всей его жизни оборотень Дерек Хейл.       С Каем они, несмотря на тот их конфликт, несмотря на грубость Дерека и его внезапную черствость, и неправильное понимание его примитивной, как казалось ему, личности, прекрасно ладили. Пришли к этому состоянию как-то незаметно и исподволь, и вот теперь, когда все иллюзии Дереком были пройдены, Хейл частенько припоминал слова Дитона, сказанные о Кае. Слова, к которым он тогда вряд ли прислушался, так неважны они были, сказанные НЕ О ТОМ мальчике. Который нёс в себе, в своей памяти, изолированной от памяти Стайлза, самые страшные его воспоминания. Сдерживал их собой, не давал ощутить по новой горький вкус случившейся трагедии, такой давней, что уже казалась она забытой, если бы не последствия. Кай помнил потери Стайлза, избавив от тяжкой ноши. Он, словно в той самой известной сказке, нёс того, чья собственная ноша была неподъемной. И Дерек поражался контрасту, который видел сейчас, прозрев. Его похотливый фавненок, ни разу не соизволивший поднять голову к звездам, начисто отрицавший их романтику, как недалекий нимфоман, он оказался сильным и бесстрашным. Жизнеспособным. Тем самым, кого выбирают, потому что он выживет. Зверь в Дереке рычал одобрительно. А вслед за ним и Дерек, понимающий одно - его пугает сама только мысль о том, чтобы думать о Стайлзе, как о слабом человеческом детеныше, не пережившем страшную, но обыденную катастрофу своего детства. Но он думал так. Он досадовал, делая выводы. Он втайне теперь гордился живучим Каем, который радовался каждому прожитому дню, каждой ночи, каждому прикосновению своего парня, где бы они не находились. После всех скандалов, которые закатывал Дереку Стайлз, вдруг превратившись в капризного мальчишку, которого все не устраивало, и, видит бог, Хейл понимал, как он прав. Но это не отменяло, не стирало из памяти крики и обвинения, и смешные отлучения от тела, когда обиженный на него Стайлз не подпускал к себе, демонстративно брал второе одеяло и отгораживался от Дерека невидимой стеной, заворачиваясь в пуховый кокон. К середине ночи, когда влажная жара вынуждала его выползать из-под жаркого покрывала, он делал это во сне. Сопел рядом, лежа вспотевшим и смешным; пах чем-то родным, забытым, не растеряв прилипчивых ароматических молекул, вывезенных из вечно цветущей Калифорнии. Хотя то же самое тело, только с иной начинкой, было уже давно пропитано остротой южноамериканских ночей, словно ядом жгучих специй, впитав их сразу же по приезду, не сожалея о брошенном доме, который пах их прошлым. Кай четко и осознанно вписался в мозаику нового места, и даже пах теперь чем-то испанским, синим-синим. Он хранил в себе бомбу, страшный груз не своих воспоминаний, и он мог жить с этим. Стайлз - нет. Это был лишь вопрос выживания. Естественная эволюция, которую можно было прервать, нарушить ее ход, сохранив хрупкие крылья той самой легендарной бабочки неприкосновенными или же жестоко раздавив их только лишь ради одного - чтобы странное существо, похожее на смешного безобидного инопланетянина и никак уже не вписывающееся в существующий ныне мир, выжило вопреки всему.