***
Сгорбившись, Кеноби сидел в кресле Совета, с отсутствующим выражением стойкого джедая на лице. Не то чтобы остальные шесть присутствовавших в зале магистров не были прекрасно осведомлены о том, насколько он был близок с совсем недавно умершим джедаем. Так зачем притворяться? — Медитировал я и не почувствовал юного Скайуокера. Уверен, то, чему свидетелями были мы, правда, — Йода, надо отдать ему должное, выглядел опечаленным. — Думаете, это значит, что, в конце концов, он не был Избранным? – прямо сказал Ки-Ади-Мунди. — В прошлом я видел, что Скайуокер напрямую связан с Силой и Войной клонов. Я всё ещё считаю, что не стоит исключать такую возможность несмотря на то, что он слился с Силой, — сказал Мейс Винду. Оби-Ван почувствовал подступающую к горлу тошноту. — Если смерть Гривуса приблизит конец войны, то, возможно, тогда установится баланс в Силе, и ситхи в конечном счёте будут уничтожены. — Но мы всегда предполагали, что Скайуокер уничтожит ситхов собственноручно, — задумчиво добавил Пло Кун. — Предполагать не должны мы, — сказал Йода. — Никогда не должны делать мы этого, когда завеса Тёмной стороны столь плотна. Не проиграна пока война. Получим ещё мы преимущество от смерти Гривуса. Внимательнее должны мы быть с этого момента и до конца войны. — А что юный падаван Тано? — спросил Мейс. — Ей нужен новый учитель. Оби-Ван прижал ладонь к бороде. Да, часть его отчаянно хотела взять Асоку в качестве падавана, держать все осколки Энакина к себе поближе, но также он хотел, чтобы у неё был лучший, какого только можно найти, учитель, и магистр знал, что не годится на эту роль. Не сейчас, не тогда, когда Оби-Ван чувствовал себя так, словно звёзды погасли. — Два выхода я вижу, — сказал мастер Йода, сложив руки. — Магистр Кеноби и магистр Кун. Знаете её вы оба хорошо. Легче приспособиться ей будет к переменам. Юна она. Временем искушений для неё это будет, хм. Подумать над этим должны вы и принять наилучшее решение.***
— Ты должен взять её в падаваны, — сказала ему Падме, когда он позднее решил навестить её, — Я не очень хорошо знаю магистра Пло Куна, но думаю, что так будет лучше для тебя. И для неё. Оби-Ван покачал головой: — Уверен, он станет для неё куда лучшим учителем, чем я. Мастер Кун давно с ней знаком и вошёл в Совет задолго до меня. — Какое это имеет значение? — нетерпеливо спросила она. — Ты мудр и опытен, а ещё служил с ней бок о бок несколько лет. Ей сейчас нужна эта близость. К тому же, возможно, она привыкла больше к твоей методике, нежели к его. Он покачал головой, и Падме вздохнула. На самом деле, Оби-Ван не мог ей признаться почему. Мужчина не мог заставить себя сказать ей, что боится подвести Асоку, как раз за разом подводил Энакина. Не мог признаться ей, что хоть Энакин и стал превосходным рыцарем-джедаем, он мог бы достичь большего, если бы у него был учитель, готовый и знавший как обучать падавана, который смог бы научить его дисциплине, в которой тот нуждался. И, конечно же, Оби-Ван не собирался признаваться ей в том, что потеря Энакина прожгла в его груди дыру, где уже была частично залечившаяся, покрытая корочкой рана, оставленная смертью Квай-Гона, и что он, словно ребёнок, боялся потерять то, чем попытается заполнить эту пустоту. Например, ещё одного падавана. Может, провести остаток жизни в холодном одиночестве не так больно. — Я думала, ты достаточно знаешь о подростках, Оби-Ван, — сказала она. — Оглядываясь на прошлого падавана, что бы ты сделал? — когда он промолчал, она заворчала, расстроенная: — Ты избегаешь своих проблем. Уходишь от мысли, что они у тебя есть. — А ты что тогда делаешь? — с долей сухой иронии спросил он. Она поджала губы, а затем снова вздохнула. — Ты прав, я тоже. Но я планирую подготовить важную речь в Сенате на следующей неделе, и если я не буду избегать своих проблем, то не смогу сделать убедительный призыв к миру, так? — Полагаю, что так. Когда Амидала вновь одарила его взглядом, в нём плескалось сочувствие. Оби-Вану стоило отдать ей должное: у Падме была невероятная способность задвигать собственную боль на второй план ради нужд других. Он ощутил волну стыда за то, что ему, по-видимому, нужна была её помощь, чтобы облегчить душу. Мужчина надеялся, что сенатор не слишком строга к себе, но знал, что это не так. — Возьми Асоку в ученицы, — мягко сказала она. — Обучи её, защищай, даже привяжись к ней. Я разрешаю. Он печально улыбнулся. — Если бы всё было так просто.***
— Совет назначил тебе нового учителя, — сказал Оби-Ван Асоке на следующий день. Магистр Пло сказал ему, что считает его наилучшим выбором, во всяком случае, пока, однако сам Кеноби не мог заставить себя с ним согласиться. Она нахмурилась: — Не прошло и недели! Ну, она хотя бы снова говорит. Оби-Ван опустил взгляд: — Знаю. — У них вообще есть чувства? Он скрестил руки на груди: — У них, как и у нас, есть долг перед Республикой и военные обязанности. Война не будет ждать, пока нам полегчает. Асока смерила его септическим взглядом. — Мой учитель умер. Меня не волнует война. — Знаю, это тяжело, Асока, но... — Нет, — сказала она, покачав головой. — Мне пришлось смотреть на казнь учителя по галактической голонет-трансляции без какого-либо предупреждения, а теперь Совет хочет заменить его спустя четыре дня? — Асока... — Что с ними не так? — сердито воскликнула она. — Меня не волнует, что я не должна этого чувствовать, потому что я чувствую, а их это не волнует. Они просто сделали вид, что со мной всё в порядке, что я могу двигаться дальше! Новость дня: я не в порядке! — Асока, это буду я. Она смерила его долгим пристальным взглядом, словно пытаясь что-то понять. Затем Асока развернулась и убежала. Оби-Ван попытался сделать вид, что его это не задело.***
Но и во сне не нашлось спасения. Поле битвы было усеяно телами, павший клон на павшем клоне. Разбитые остатки 501-го. Некоторых разорвало на куски минами, другие лежали с аккуратными дырами от выстрелов в груди. На всех была белая броня с отличительными синими знаками. Все кроме одного: одно тело, лежавшее в груде измятых бойцов, было облачёно в тёмно-коричневое и чёрное. Оби-Ван подбежал к Энакину так быстро, как только мог и упал на землю рядом с ним. Он положил бывшего падавана на колени, словно тот был сделан из треснувшего стекла. — Учитель?.. — прошептал Энакин. Взгляд голубых глаз был мутным и несосредоточенным. На бледном лице была кровь, как и по всему телу. Оби-Ван гладил бывшего ученика по волосам и качал в собственных руках: — Я здесь, Энакин, — успокаивающе сказал он, — всё будет хорошо. Но он-то понимал, что это ложь. — Я не... хочу бросать вас, учитель. Я люблю вас... — застыв, Оби-Ван смотрел, как юноша цеплялся за жизнь. Через минуту, глаза Энакина закрылись, а тело обмякло в руках магистра. Почувствовав присутствие Тёмной стороны, он резко вскинул голову и, сморгнув слёзы, увидел Дуку, стоящего перед ним. Вдруг, все ощущения Кеноби свелись к горячему желанию убить учителя своего учителя. Мужчина осторожно опустил тело Энакина на землю и, поднявшись, активировал световой меч. Когда магистр повернулся к Дуку, ситх растворился в дыме, а Оби-Ван проснулся в холодном поту.***
Он знал, нужно что-то сделать с комнатой Энакина. С его вещами. У Скайуокера было много вещей, намного больше, чем подобает падавану и рыцарю-джедаю, но это была одна из немногих областей, где Оби-Ван проявил снисхождение. Кто смог бы помешать ребёнку, бывшему рабом, выразить собственную свободу через владение имуществом? Уж точно не он. Очередной провал в качестве учителя. И всё же, когда он набрался смелости войти в комнату Скайуокера, Сила мгновенно обрушила на него ощущение Энакина, и Оби-Ван тут же отшатнулся обратно, зарыдав.***
Они вернулись на фронт как ни в чём не бывало. Кеноби казалось, что это плохая затея, что ещё рано, но, тем не менее, он согласился по приказу Совета отправиться на Умбару. Асока участвовала только в орбитальном сражении, что Оби-Вану не нравилось, так как он хотел присматривать за ней и убедиться, что Тано не даст чувствам отвлекать её от миссии. В конечном счете, магистр был только рад тому, что падавана поблизости не было, потому что лица солдат во время доклада о выходках Крелла, прочно осядут у него в памяти на последующие несколько недель. Слушая солдат Скайуокера, объясняющих свои действия: кража умбаранских истребителей и восстание против генерала-предателя Крэлла, Кеноби не мог не ощутить нарастающую тоску. Магистр встречал многих клонов их разных легионов, под командование различных генералов, но никогда не видел настолько креативных, уникальных, решительных и обладающих самосознанием, как эти ребята из 501-го. Энакин оставил на них свой след. Вернувшись на Корусант Кеноби упал на кровать, возвращаясь в водоворот кошмаров и отчаяния.***
В некоторых снах Энакин уже был мёртв. В других же Оби-Ван подоспевал как раз, чтобы увидеть, как жизнь утекает из его глаз. Ранения всегда менялись. Пробитое лёгкое, внутреннее кровотечение — всё, что могло случиться на поле боя. Каждый раз Оби-Ван прижимал к себе тело Энакина и рыдал, уткнувшись тому в макушку. Каждый раз он поднимал голову, видел Дуку, растворяющегося в тенях, и чувствовал неконтролируемое, яростное желание убить человека, отнявшего у него лучшего друга. И каждый раз мужчина просыпался, чувствуя облегчение от того, что всё закончилось, а затем вспоминал, что Энакин действительно мёртв. Ему и раньше снилось, как он теряет его, но не так часто, и кошмары никогда не были настолько реальными.***
Оби-Ван стоял у входа в ложу сенатора от Алдераана и наблюдал за репульсорной платформой Падме, зависшей перед центральным подиумом. Он зашёл проведать Бейла Органу, когда тот напомнил ему, что Падме собирается обратиться к Сенату с призывом к миру. — Уважаемые делегаты Республики, — голос Падме пронёсся эхом по всей Великой палате созыва. Амидала выглядела величественной и спокойной, но даже отсюда Оби-Ван ощущал всю ту тревогу, которую она скрывала под маской сенатора. Вице-канцлер Мас Амедда взглянул на её платформу, приближающуюся к центру, и сказал: — Выступает Сенатор Амидала от Набу. — Всем известно, что я часто обращаюсь к Сенату в качестве голоса мира. И сейчас я вновь хочу обратиться к вам. Со смертью генерала Гривуса, последнее, что нам нужно — это продолжить вести боевые действия, — Оби-Ван услышал явный гул неодобрения, но Падме не обращала на него внимания. — Я понимаю, что невозможно резко прекратить кровопролитие, но мы можем поговорить с сепаратистами и прийти к мирному разрешению конфликта. Я считаю, что сейчас, когда Гривус мёртв, как никогда лучший момент. Она собралась с мыслями: — Возможно, некоторые из вас слышали о моей помощи в поимке генерала Гривуса. Тем не менее, я не собираюсь присвоить всю славу себе. Именно усердие моего народа позволило поймать генерала и помешать сепаратистам вызволить его. Этим я хочу показать, что набуанцы не беспомощны. Мы можем сражаться, когда нужно. Моя планета повидала множество войн. Однако, прежде чем прибегнуть к насилию, мы прикладываем все силы, чтобы его предотвратить. Уже слишком поздно предотвращать войну в галактике. Я это осознаю. Но разве все мы не устали видеть разрушения, ею принесённые? Разве мы не хотим положить им конец и сосредоточиться вместо этого на восстановлении? Не думаю, что кто-нибудь хочет видеть, как мирные жители или клоны, или... — Оби-Ван услышал, как её голос надломился, — или джедаи погибают только потому, что мы, как представители Республики, упорно отказываемся даже рассматривать мир в качестве выхода из конфликта. Я не ставлю ничью любовь и преданность Республике под сомнение. Мне просто кажется, что многие из нас забыли о самом важном: о людях. Людях, которые умирают, замерзают и голодают. Тех, кто испытывают всю тяжесть войны. Тех, кого мы не видим или о ком не думаем, сидя в своих апартаментах на Корусанте, в безопасности. Пожалуйста, помните о людях. Благодарю.***
— Я слышал твою речь, — сказал Оби-Ван в тот же день. Падме сидела в своём кабинете, выглядя изнурённой. Внешне Амидала по-прежнему оставалась величественным сенатором, но Кеноби видел по её потухшему взгляду и тому, как она опустилась в кресло, что ничто не отвлечёт её от... ну... — Это было превосходно. Я лишь надеюсь, что на этот раз к тебе прислушается больше людей. — Сомневаюсь, — сказала Падме, доставая два бокала и бутылку алдераанского вина из ящика стола. — Когда это меня кто-нибудь слушал? — Не сомневайся в производимом тобой впечатлении на тех, кто готов слушать, Падме. Ты уже довольно долго на посту сенатора и явно движешься в нужном направлении. — Кеноби взял бокал, который Падме наполнила для него, и тут же осушил его наполовину. Его вкус был достоин любого качественного алдераанского вина, но оно не принесло ему желаемого облегчения. — Полагаю, у тебя нет ничего крепче? — Если бы, — сказала Падме, откинувшись в кресле. — Джедаи вообще могут напиться? Оби-Ван усмехнулся: — Если позволим себе. — Он сделал ещё глоток. — Ты должна продолжать добиваться мира. И, возможно, однажды люди прислушаются к тебе, тогда падаванам больше не нужно будет идти на войну. Она устало окинула его взглядом. — Как Асока? Мужчина печально вздохнул: — Я взял её в падаваны, как ты и хотела. Она не в восторге. — С ней всё будет хорошо. Она сильная. Вам лучше держаться вместе, вы и так хорошо друг друга знаете. Он вздохнул и промолчал. — Может, если бы многие знали джедаев лично, они бы поняли, почему так важен мир, — мечтательно произнесла Падме. — Может, если бы они знали людей, отправляющихся на верную смерть, то пересмотрели бы свою точку зрения. — Ты участвовала в этом с самого начала, — сказал он, налив ещё вина. — Уверен, ты знаешь, что я невысокого мнения о политиках. Она фыркнула: — Я начинаю соглашаться с тобой. Они несколько минут сидели в тишине, лениво наблюдая за пролетающим мимо транспортом. — Когда ты улетаешь? — спросила она. — Скорее всего, в течение недели. — Береги себя, — она протянула руку через стол. Он коротко сжал её: — И ты себя.***
События сна не всегда разворачивались на поле боя. Иногда они происходили рядом с больничной койкой Энакина, а Оби-Ван мог почувствовать, как ослабевает Сила, прежде чем монитор сердечных ритмов показывал ровную линию. Иной раз ему приходилось беспомощно наблюдать с мостика флагмана, как бросающийся в глаза золотой с серебром истребитель взрывается от попавшего в него не в том месте и не под тем углом выстрела. Каждый сон заканчивался одним и тем же: Энакин был мёртв, а Оби-Ван — нет. Больная, мазохистская, извращённая часть его — та, что частенько подкрадывается к нему и напоминает, что он играет с Тёмной стороной, что спасения нет — была даже рада снам. Они были мучительными, из-за них Оби-Ван мало спал, но это был единственный шанс снова увидеть Энакина.***
Оби-Ван не знал, как Асоке удалось отыскать зайгерианский центр перевоспитания, но без агрессивных переговоров явно не обошлось. Магистр знал лишь, что когда она появилась вместе с Мастером Пло в качестве прикрытия, освободила его и тогрут Кироса, он невероятно гордился падаваном за то, что та не позволила эмоциям помешать миссии. Но Кеноби усомнился, увидев, как просияли её глаза, смотревшие на взрывающийся комплекс, пока корабль покидал атмосферу. Казалось, Асока ликовала, упиваясь уничтожением работорговцев, причинивших столько страданий её народу. Оби-Ван понимал, что стоит поговорить об этом. Нужно напомнить ей, что джедаи не упиваются чьей-либо смертью, даже если они были злыми и их не заботили чужие страдания. Но он совсем устал и был истощён, прочувствовав на себе всё бремя рабства, также Кеноби знал, что будь Энакин тут, его друг чувствовал бы то же самое, и Оби-Ван не стал пока на этом заострять внимание, ведь кто знает, когда ещё Асока будет счастлива?***
Вернувшись на Корусант, Оби-Ван вошёл в их... в свои апартаменты, снял сапоги, пояс и остановился перед спальней. Он замер, задумавшись на мгновение, затем развернулся и вошёл в комнату Энакина. Как и в прошлый раз, ощущение Энакина волной обрушилось на него, хоть и не столь сильное. Однако теперь он не растерял решительности и упал на его кровать. Провёл руками по простыням. Вдохнул запах шампуня на подушке. Это было жалкое, убогое зрелище. Но ему было всё равно. Сердце болело. Как и всё тело – прощальный подарок от зайгерианских работорговцев. Оби-Ван закрыл глаза и уткнулся в подушку. Представил голос, говорящий ему: «Учитель, вы в порядке? И не врите мне, я ведь узнаю». Вслух, в пустоту, он сказал: — Всё хорошо, Энакин. «Не нужно притворяться, учитель. Я, как никто другой, знаю, что рабство делает с людьми. Да ладно вам, просто позвольте хотя бы обработать ваши раны». — Я могу позаботиться о себе сам. «Знаю, но дело в том, что это необязательно». Этой ночью ему снилось рабство. Проснувшись утром на чужих простынях, в комнате, заваленной деталями дроидов, Кеноби почувствовал себя идиотом.***
Асока становилась всё безрассуднее и безрассуднее, а Оби-Ван не мог её остановить. Она бросалась в битву, активировав световые мечи, запрыгивала на сепаратистские танки, разрубая дроидов, тем самым подставляя себя под огонь бластеров и артиллерии, и это до смерти пугало его, но мужчина не знал, как подойти к данному вопросу. Оби-Ван пытался предложить более действенные способы совладать с эмоциями. Советовал медитировать, спокойно сидя на месте или в движении, как это обычно делал Энакин. Кеноби пытался убедить её сдерживать себя, но чем больше он старался помочь ей, тем больше Асока отдалялась. Оби-Ван просто не хочет видеть, как она теряет саму себя. Он не сможет вынести утрату ещё одного ученика.***
Вернувшись на Корусант, Оби-Ван решил увидеться с Падме. Его смущала необходимость обращаться к кому-то за помощью вне Ордена, но она дружила с Асокой и, возможно, могла бы что-нибудь ему посоветовать. — Вряд ли я смогу помочь тебе, — сказала Падме, когда они сидели у неё на веранде. — Она всё время избегает меня. Единственный раз я видела её на твоих фальшивых похоронах. Что, кстати, было довольно жестоко с твоей стороны, — резко добавила она. — Прости, — сказал Оби-Ван. — Знаю, это было не самое подходящее время, но только так мы могли предотвратить заговор против Канцлера. Я предупредил Асоку заранее, но... — падаван тоже не была в восторге от его липовой смерти. Она не хотела притворяться, что потеряла обоих учителей. — Она продолжает отталкивать меня. Это не должно меня так волновать. Знаю, я должен дать Асоке больше свободы. Но ей нужна помощь. Ты не думаешь, что могла бы... — Она винит меня в произошедшем, Оби-Ван. С тех пор, как умер Эни, я вижу укор в её глазах. — Падме вздохнула. Сенатор выглядела несколько апатично и ужасно опустошённой. Тёмные круги под её глазами сказали ему, что она спит ещё меньше, чем он сам. — Думаю, у нас всех свои проблемы. — Как ты тогда думаешь, я должен поступить? Она становится всё опрометчивее, постоянно рискует жизнью и не хочет со мной об этом говорить. Падме окинула его взглядом: — Оби-Ван, — устало сказала она. — Мне кажется, что тебе одиноко. — Что? — Мне кажется, что ты пытаешься проводить больше времени с Асокой, чтобы не чувствовать себя таким одиноким, — мягко сказала она. — Я думаю, тебе нужно сделать перерыв и сначала позаботиться о себе самом. — О себе я уже позаботился, — упрямо сказал он. — Это не мне нужна помощь. — Подумай ещё. Ты ведь помнишь, каким был Энакин, когда он потерял руку и мать? Оби-Ван приложил ладонь к бороде: — Кажется, я понимаю, о чём ты. — Он прекрасно помнил. Энакин потерял голову и замкнулся в себе, постоянно кричал Оби-Вану, что тот сдерживает его, когда учитель всего лишь хотел помочь ему во время реабилитации. Заставить Энакина чувствовать себя лучше стало чуть ли не единственной задачей. И только когда Оби-Ван отступил, Энакин действительно начал открываться ему. Он вздохнул. — Это всё равно не одно и то же. Тогда Энакин был в безопасности на Корусанте. Сейчас же Асока бросается в бой в поисках славы и мести. — Значит, поговори с Советом, — предложила Падме. — Отзови её с фронта. Тогда ты сможешь помочь ей со всем разобраться. — Она нахмурилась. — Пятнадцатилетней нечего делать в зоне боевых действий. Оби-Ван потёр лоб: — Я уже пытался уговорить их. Им нужны все джедаи. Но я попытаюсь ещё раз. — Магистр знал, что Асока хотела бы остаться на фронте, но он должен был признать: лучше уж злящаяся на него Асока, чем мёртвая.***
В конце концов, Совет не отстранил её от боевых действий. Не сейчас, во всяком случае. Пока они не смогут сказать, что её действия обернулись в худшую сторону. Как учителя, его это пугало. Как член Совета, он понимал. И всё же, ему стало более, чем просто плохо от того, что они были готовы рискнуть её безопасностью, потому что Асока ещё не доказала, что слишком безрассудна. Где же они подведут черту? «Если Совет не собирается ничего предпринять, — решил Оби-Ван, — тогда придётся самому». Он нажал на звонок небольшой комнаты Асоки, и та впустила его. Падаван не слишком обрадовалась визиту. — Когда мы возвращаемся на фронт? — спросила она. Мужчина нахмурился; не прошло и недели с их возвращения, а она уже была нервной и рвалась в бой. — Не уверен, — сказал Оби-Ван. Он сел напротив неё. — Мне бы хотелось поговорить с тобой. Я знаю, что ты избегаешь этого, но мы должны, Асока. Она скрестила руки на груди: — Если вы снова собираетесь заставить меня медитировать... — Нет. Просто хочу узнать, как ты себя чувствуешь. Асока выглядела удивлённой: — Что? — Ты недавно подверглась стрессу, понимаю. И если желаешь об этом поговорить, я слушаю. Без осуждения и критики, если хочешь. Падаван задумалась на минуту: — Я злюсь, — коротко сказала она. — На что? — На всё! — Выговорись. Обещаю, что не буду перебивать. Асока смерила его долгим взглядом, словно ожидая подвоха. Наконец она выпалила: — Я зла, понятно? Я очень, очень зла. Я злюсь на Дуку, потому что он убил моего учителя и злюсь на Падме, потому что она убила учителя. На вас — за отсутствие чувств, а ещё на джедаев, потому что их никогда ничего не волнует, а ещё они отправили меня на войну, когда мне было четырнадцать, — она прервалась, сделав несколько глубоких, яростных вдохов, а затем добавила: — И на Энакина за то, что он оставил нас! Асока внезапно поднялась на ноги и обошла небольшую комнату. — Все говорят мне: «предай чувства Силе», но я даже не понимаю, что это значит, не говоря уже о том, как это сделать! Я не могу поговорить с друзьями, потому что они все на фронте или просто не понимают, да и никто не поймёт в любом случае, потому что у них никогда не было учителя-Избранного. Все ожидали, что он будет идеален и потому ждали от меня того же, но я не идеальна. А теперь он мёртв, и я не знаю, что делать. И сейчас я застряла с учителем, у которого вообще нет чувств! Всё время только и говорите, что не проявлять безрассудство в бою, но вам-то ни за что не понять каково мне, потому что вы никогда не были на моём месте! Вдруг она рухнула на пол, выглядя несчастной и опустошённой. — Не то чтобы я никогда не сталкивалась со смертью. Я убивала. Видела, как умирают тысячи клонов и мирных жителей. Но это не клон или гражданский, или сепаратист. Это Энакин. И я чувствую, что не смогу справиться без него. Она вытерла глаза рукавом. Оби-Ван наклонился вперёд. — Это нормально, Асока. — Я джедай, — проворчала она. — Предполагается, что чувствовать что-то — ненормально. Вы хороший тому пример. — У меня есть чувства, Асока, — мягко сказал Оби-Ван. — Просто я потратил много лет, тренируясь справляться с ними. Со временем ты научишься отпускать их. — Вы вообще слышали хоть что-нибудь из того, что я говорила? — практически прокричала она. — Все только и говорят мне отпустить эмоции, но не рассказывают как или хотя бы что это значит! Он пытался сдержать вздох. Давно ему не приходилось иметь дело с подростками. — Прежде чем отпустить, с чувствами нужно для начала разобраться. Пожалуйста, выслушай меня... — быстро добавил Оби-Ван до того, как она начала бы кричать. — Есть и другие способы совладания с эмоциями. Безопасные способы. Тот же спарринг, тренировка или обучение чему-то новому. Знаю, тебе кажется, что битва — единственный выход, но это не обязательно так. Асока молча смотрела на него широко раскрытыми глазами. Оби-Ван понял, что ему пора. Он поднялся. — Просто обдумай другие пути, это всё, что я хочу сказать. И я рядом, если тебе нужно ещё поговорить. Выйдя, он обессиленно вздохнул. «Сила, как же мне не хватает Энакина».***
Ему по-прежнему снились кошмары, но теперь не так часто. Его всё ещё преследовал во снах умирающий Энакин, мёртвый Энакин и Энакин, подвергающийся пыткам. В памяти Оби-Вана всё ещё был жив образ бывшего падавана, падающего на платформу с дымящимся ранением в спине, но теперь ему всё легче удавалось отогнать его. Избавиться от него. Освободиться. В итоге Оби-Вану начала сниться умирающая Асока, вместо или вместе с Энакином, и ничего приятного в этом не было. Жизнь магистра походила на вращающуюся чёрную дыру, засасывающую в себя страдание, вовсе не выпуская их, и он задался вопросом: сможет ли когда-нибудь спастись. Ведь сейчас, казалось, выхода нет.