Часть I: Тринадцать дней
Как только дверь в его новую (или старую) спальню закрылась за ним, Энакин рухнул на стену и сполз на пол. Кеноби — эм, Оби-Ван — оставил свет включённым, и юноша решил оглядеться. В комнате стоял верстак с разбросанными на нём инструментами да деталями; пыльное круглое кресло, вероятно, использовавшееся для медитаций, что, по словам Сидиуса, обычное для джедаев дело; на стене висит плакат, а перед ним стоит нечто вроде небольшой жёлтой модели корабля; в углу сгрудились потускневшие металлические контейнеры; кровать с красными простынями, расправленными и педантично опрятными. Сквозь раздвинутые шторы в окне виднелся тёмный городской пейзаж планеты (Корусант, кажется?) из тысячи огней. В обстановке не было ровным счётом ничего такого, что делало бы комнату его. Наверное, в этом есть смысл. По дороге Оби-Ван сказал, что джедаи отказываются от всех материальных ценностей, за исключением всего, что могли носить с собой. Более того, Энакин совсем не ожидал увидеть просторную комнату с окнами от пола до потолка и с виду удобной кроватью. Не то чтобы юноша вообще чего-то ожидал... это куда больше, чем он мог вспомнить (то есть ничего) и гораздо больше, чем надеялся когда-либо получить. Скайуокер не знал, что со всем этим делать, поэтому так и остался сидеть у стены, пока не услышал дверной звонок, и сказал: — Ага. Дверь открылась и за ней снова показался Оби-Ван. Он заметил юношу у стены, прочистил горло и присел. — Я... э... принёс тебе супа, если хочешь. Знаю, ты сказал, что сидел на жидкой диете, так что я подумал, что к твёрдой пище лучше возвращаться постепенно. Энакин молча кивнул. — Спасибо. Казалось, джедай хотел ещё что-то сказать, однако лишь поставил тарелку на пол и произнёс: — Я просто оставлю его здесь. И, как я уже говорил, просто... дай знать, если тебе ещё что-нибудь понадобится. Дверь снова закрылась. Юноша посмотрел вниз. Суп оказался всего лишь лёгким бульоном, но пах приятно, а пробный глоток принёс с собой вкус зелени и овощей, он в действительности оказался очень вкусным... Ладно, пожалуй, что угодно будет вкусным после той каши, месяцев пайков, капельниц и самого худшего: трубок для кормления... А ещё Энакин уверен, что если бы мог есть одно и то же всю жизнь, то не возражал бы против супа. Когда это он вообще наслаждался едой? Когда желудок был полон (фактически настолько полон, что его могло вывернуть, но опять же Скайуокер постоянно чувствовал слабую тошноту, поэтому кто скажет, что дело в бульоне?), юноша поднялся и лёг на кровать. Две минуты спустя Энакин снова встал, потому что никогда бы не смог заснуть на ней: словно лежишь на облаке, слишком роскошном и мягком для того, кто натворил столько всего, так что Скайуокер переместился на твёрдый пол, и через несколько минут ему нестерпимо захотелось спать...***
На второй день Энакин проснулся и сощурился от солнечного света, не совсем зная, что с собой делать, и, наконец, поднявшись с пола, начал изучать комнату. В ней были головы, руки, тела и ноги дроидов, провода, винты, пластины, механизмы и инструменты, чтобы всё это собрать. В контейнерах он нашёл ещё больше материалов, аэрографов и силовых преобразователей, запутанных кабелей и мотиваторов, сломанных комлинков и запасных глаз для протокольных дроидов. Один контейнер был целиком набит деталями для астромеханика, но в поле зрения дроида не было, так что Скайуокер решил отложить это на потом и осмотреться где-нибудь ещё. Под кроватью находки оказались ещё интереснее. Груда пачек флимси со схемами дроидов, кораблей и металлической руки. Юноша взглянул на протез с вновь обретённым удивлением: возможно, он всё время не так помнил, но всегда считал, что ситхи наделили его рукой, чтобы, кхм, от него было больше пользы. Энакин отложил чертежи в сторону, чтобы пересмотреть ситуацию с рукой позднее. Ещё он нашёл записи, отчёты, информационные чипы с крошечными ярлыками. В небольшой коробке Скайуокер отыскал диски с голозаписями: некоторые из голонет-трансляций, передач и выступлений женщины с миловидным лицом и изысканными нарядами. Также юноша обнаружил рисунки, сделанные его собственной рукой: ещё больше кораблей, в одном из них Энакин угадал жёлтую модель истребителя, на которую до этого лишь мельком бросил взгляд; изображения различных инопланетных рас, животных, спидеров и каров, некоторые двенадцатилетней давности; и людей: страницы и страницы зарисовок женщины в различных платьях и причёсках. Интересно, та же ли это женщина, что и на записях? Надо полагать, единственный, кто мог бы ответить на этот вопрос, был он сам. В середине дня Оби-Ван напомнил ему поесть; Энакин отобедал, а затем джедай сказал: — Не знаю, видел ли ты, но в ванной стоит шкаф со всей твоей старой одеждой. Знаю, носить джедайское одеяние может показаться странным, но... Так что Скайуокер посмотрел и нашёл тёмно-коричневые туники, чёрные табарды, такие же чёрные ботинки и неодинаковые перчатки: правая, с металлическими застёжками, была сделана из материала, используемого для покрытия дроидов. Пока он не принял душ и не надел новый наряд, Энакин не осознавал, насколько душной была ситская экипировка. Юноша бросил оную в угол шкафа и последний раз взглянул на неё, когда достал голубой кристалл из кармана и спрятал под подушкой на кровати. Так странно. Нереально. Вот он. Тот, кем был... когда-то. Кем-то, кто планировал корабли, строил дроидов, смотрел голонет ради выступлений той женщины, в свободное время собирал модели истребителей, разработал собственную механическую руку и у кого на стене висит плакат с гоночным подом. Всё казалось чужим. Чувствовалось неправильным, совсем. Казалось украденным. Эти вещи не ощущались его. Какими они в действительности и не являются. Потому что того человека больше нет и, скорее всего, больше никогда не будет. Энакин — если у него вообще есть право так себя называть (что бы подумал прежний Скайуокер, если бы знал, что его ждёт?) — потёр глаза. Кто же он на самом деле такой?***
На третий день Энакин вышел и спросил Оби-Вана, не повторит ли тот историю о том, как он оказался в руках ситхов (потому что в первый раз, если честно, всё, о чём юноша мог думать, был тот факт, что он больше никогда-никогда не сможет увидеть маму...). Джедай неуверенно рассказал ему об обмене пленными, от которого некто по имени Падме отказалась, о показанной по голонету фальшивой смерти Скайуокера, и том, что... «О, точно, Падме — моя жена, та человеческая женщина с холодной планеты, которую ситхи пытались стереть из моей памяти». — Я не помню тот день, — сказал он, теребя перчатку. — Всё нормально, — заверил его мужчина. — Немногое произошло, если честно. Но я говорил с Падме вчера, и мы подумали, что ты, может, захочешь как-нибудь с ней снова увидеться. Озадаченный, Энакин спросил: — Но разве ты только что не сказал, что она... Оби-Ван нахмурился. — Что она не согласилась на обмен пленными? Да, но... ты должен понять: Падме — политик, и к тому же замечательный, генерал Гривус был ответственен за миллионы смертей по всей галактике. Она не хотела принимать такое решение, но считала его верным. И поверь мне, она из-за этого сильно страдала. Юноша опустил взгляд на стол и ничего не сказал. Джедай наклонился и произнёс теперь с мягкостью: — Я лишь хочу, чтобы ты с ней встретился. Думаю, ты сможешь увидеть, насколько она о тебе беспокоится, и что она вообще никогда не хотела тебя терять. Просто подумай об этом, пожалуйста. Энакин неуверенно кивнул.***
На четвёртый день Энакин принял предложенную Оби-Ваном и Асокой экскурсию по джедайскому Храму. Он не рассмотрел его в первую ночь — та паническая атака в прихожей зала Совета выжала из него все соки — но место было очень впечатляющим. Огромные потолки в каждом коридоре, каждой комнате; массивные окна, с открывающимся видом на пейзаж из неровного пермакрита и хрома простирающегося на многие мили города. Одинаково одетые люди различных рас бродили по проходам, кто-то стар, кто-то молод, кто-то шумноват, но большинство молчаливы. Одни не бросали на них и мимолётного взгляда, другие же кратко кивали в знак приветствия, на что Оби-Ван так же кивал, а некоторые открыто пялились. Отчасти на них, но в основном на Скайуокера, и большинство из них были молодёжью: подростки или того младше. Он прикусил губу, подавил внезапный рвотный позыв, вспомнив тлеющие юные тела, лежащие на полу, и перевёл взгляд на окно, словно это самая интересная вещь во всей вселенной. — В насколько юном возрасте люди присоединяются к джедаям? — спросил Энакин. Оби-Ван с Асокой обменялись взглядом, который юноша не пытался прочесть. Магистр произнёс: — Когда в Республике рождаются дети, они проходят тест на мидихлорианы, и если они подходят, родители могут решить, отдавать ли своих детей в джедаи или же нет. Так что, отвечая на твой вопрос, не старше трёх лет. — Кроме тебя, — сказала тогрута. — Тебе было девять. Скайуокер чувствовал, что за этими словами скрывалось нечто большее, но решил не выпытывать всё прямо здесь и сейчас. Вместо этого Энакин спросил: — Сколько здесь джедаев? «Десять тысяч», — сказали они, а это значило, что юноша убил пятнадцать из десяти тысяч. Пожалуй, в действительности всё звучало не так уж плохо, как он думал... «Нет. Какого криффа? До чего глупая мысль. Я убил целых пятнадцать... агх». Скайуокер не хотел сейчас об этом думать. И конечно, попытки выкинуть мысли из головы заставили его думать об этом лишь сильнее... Они показали ему, что к чему. Столовые, наружное пространство, тренировочные залы, архивы, там лазарет, а тут зал с фонтанами, ещё несколько тренировочных залов. Научные лаборатории, комнаты для занятий, слишком много для запоминания и недостаточно для всего этого места в голове (предполагается, что все эти воспоминания уже лежат в памяти, так что если подумать, возможно, это и неправда) и везде, везде, куда бы они ни пошли, не просто казалось, что на него смотрят, а Энакин был уверен, что-то на него действительно смотрят. Выглядывая из дверных проёмов, из-за углов, на них искоса бросали взгляды нетерпеливые дети и умудрённые опытом старики, Скайуокер чувствовал себя неуютно, задыхаясь под всеми этими взглядами и интересом, ему хотелось провалиться сквозь землю, перестать быть в центре всеобщего внимания, и... Оби-Ван заметил. — Ты в порядке, Энакин? Юноша сглотнул. Он не знал, что ответить. — На нас смотрят. Асока огляделась, словно ничего не заметила, но мужчина печально вздохнул. — Да, знаю. Прости, но Совет был несколько... — Встревоженным и чересчур подозрительным, — предложила тогрута, а затем бросила взгляд на магистра. — Без обид. Взгляд Кеноби похолодел, но мгновение спустя смягчился, и джедай обратился к Скайуокеру: — Можем вернуться, если хочешь, мы определённо посмотрели достаточно... Энакин кивнул, стараясь не чувствовать на себе тысячи чужих взглядов, однако Асока внезапно сказала: — Подождите! — и они перевели взгляд на неё. Она указала на громадную металлическую дверь в нескольких шагах от них. — Мы совсем рядом с ангаром, где ты постоянно болтался, и я хотела показать тебе кое-что. Пожалуйста. Затем вы сможете пойти обратно. Я быстро. Юноша скрипя сердцем согласился. За дверью оказался невероятно огромный, похожий на пещеру ангар, где находилось больше дюжины истребителей, канонерок и мельтешащих людей. Лязг металла, жужжание дрелей, невнятная болтовня существ, Скайуокер увидел клонов, ещё больше джедаев и людей, не относившихся ни к тем, ни другим. Здесь он проводил всё своё время, по словам Асоки, и можно понять почему: по какой-то причине это место напоминало дом куда сильнее слишком удобной кровати, одежды незнакомца и... Энакин услышал нечто похожее на чей-то свистящий крик на двоичном. Спустя пять секунд белый с голубым астромеханик нёсся к нему так быстро, что не смог вовремя затормозить и врезался в его колени, заставив отступить на шаг. Он отъехал назад и посмотрел на него, гудя снова, снова и снова: ТЫ ВЕРНУЛСЯ, ТЫ ВЕРНУЛСЯ, ТЫ ВЕРНУЛСЯ... Асока рассмеялась. Скайуокер изумлённо посмотрел на неё. Она сказала: — Этот малый— R2-D2. Он всегда сопровождал тебя на миссиях, и я пользовалась им с тех пор, как ты... но я подумала, что ты, может, захочешь вернуть его. — Ухмыльнувшись, тогрута добавила: — И я знала, что он захочет вернуть тебя. Ещё гудок: ТЫ МЕНЯ НЕ ПОМНИШЬ? Энакин ответил: — Я ничего не помню. Оби-Ван вскинул брови. — Ты всё ещё понимаешь, что он говорит? R2-D2 негодующе просвистел в ответ, а юноша нахмурился. — Я же не забыл как говорить, так? Джедай покраснел и отвёл взгляд. — Прости. Бросив взгляд с одного на другого, Асока наклонилась и похлопала Ардва по напоминавшему бочонок телу. — Ну, ты можешь забрать его, если хочешь. Его, может, и нужно чуток подкалибровать, но мы многим обязаны этому приятелю. Так ведь, Ардва? Дроид просвистел: ТЕБЕ БЫ ЛУЧШЕ В ЭТО ПОВЕРИТЬ, и, присаживаясь, юноше пришлось прикрыть внезапную улыбку рукой. Конечно, он заберёт его, в конце концов у него в комнате полно различных деталей для астромеханика, и теперь понятно почему, а раскачивание дроида взад и вперёд на двух ногах, напоминало ему о взволнованном домашнем питомце, который хочет погулять. Затем... Уголком глаза Энакин увидел, как кто-то посмотрел в их сторону, и вспомнил взгляды, прожигающие его, словно лучи лазера... Скайуокер поднялся, сделав вид, что всё в порядке, и сказал Ардва: — Пойдём, приятель. Хочешь со мной домой?***
В пятую ночь, в двенадцать часов, Энакин сидел снаружи на небольшом, прилегающем к их апартаментам балконе, на который выходила дверь из транспаристила, глядя в даль, но не совсем видя тысячи крошечных огоньков города, горящих против горизонта. Звёзд на этой планете видно не было. Шум также едва слышен: центр города находится слишком далеко. Почему-то казалось, что он совсем один, изолированный и от тысячей джедаев, и от триллионов горожан планеты. оковы, он кричит, хватаясь за ремни, и чувствуя боль-боль, а затем темнота, пробуждение, он не может ничего понять, люди снуют вокруг, вкус рвоты и крови Снаружи было прохладно, возможно, не так уж холодно, но он всё равно мёрз. Неважно. В Храме ему не место. Он слишком роскошный и удобный. Энакин хотел бы полюбить его, но не мог себя заставить. гипошприц прижимается к коже, неприятное щекочущее ощущение скользящих по нему пальцев, механик ковыряется в его металлической руке, касания-касания-касания, во рту ужасный привкус, голова болит, но никто не должен знать, нельзя показывать боль, дискомфорт Юноша услышал, как открывается дверь, и не мог сказать, взаправду это или лишь одно из воспоминаний, но через секунду послышался голос, зовущий его по имени, и Скайуокер обернулся. Это был Оби-Ван, одетый в кремовое ночное одеяние, смотрящий на него с выражением, которое Энакин описал бы как «ласковое». — Не нужна компания? — Он не знал, что ответить, и, казалось, джедай тоже это почувствовал, поэтому сказал: — Могу я присесть? Юноша кивнул. Мужчина сел,прислонившись к стене. Скайуокер перевёл взгляд обратно на город. Глазам было тяжело сфокусироваться на чём-то столь далёком, поэтому он их закрыл. ониксовые стены и пол тронного зала Тирануса вспыхнул, когда его световой меч скрестился с посохом магнастража, ярких всполохов света на периферии зрения было достаточно, чтобы отвлечь его, потому что он не мог сосредоточиться ни на чём, посох дроида ударил его в спину, и он упал, чувствуя неодобрение Сидиуса так же явно, как электричество, проходящее сквозь тело Энакин раскрыл глаза и искоса посмотрел на Оби-Вана, мельком посмотревшего на него и улыбнувшегося. жар двух солнц, нежное ощущение тепла и тоски, когда мама проводит рукой по его волосам и целует в лоб, говоря, что всё будет хорошо Это, скорее всего, не было настоящим воспоминанием. Юноша уверен, что некоторые из них выдумал. И всё же почувствовал, как слёзы наворачиваются на глаза, и крепко прикусил губу, отвернувшись от джедая, чтобы тот не смог увидеть. Казалось, на сердце опустилась сокрушительная тяжесть, и её вес давил на него всё сильнее, сильнее и сильнее. Скайуокер не знал, как долго они просидели в тишине. Магистр не произнёс ни слова, но неуютно от этого не было. В конце концов, примерно через полчаса, Оби-Ван повернулся и сказал: — Пожалуй, пойду спать. Не хочешь зайти внутрь? — Энакин покачал головой. — Ладно. Здесь холодно, так что не засиживайся. Постарайся поспать. — Кивнул. совсем один в комнате, таков его удел: сплошное одиночество-одиночество-одиночество, даже в окружении людей он один... Юноша открыл глаза, не заметив, когда их закрыл. Небо окрасилось в глубокий оттенок синего. Его снова трясло. Должно быть, задремал. Энакин поднялся, вернулся в комнату, закутался в одеяло и свернулся на кровати. Она по-прежнему слишком мягкая для сна, но это ничего. Он и не хотел засыпать. Ничего не хотел.***
Проснувшись в обед шестого дня, Энакин знал: что-то случится. Сначала он не был уверен, исходило ли дурное предчувствие от Силы, или же это лишь плод воображения, но попытался вести себя обычно, съев завтрак, приняв душ и надеясь, что это лишь его паранойя. Однако два часа спустя заметил, как нечто мешает видеть: пятно и странные волнистые линии. Ещё полчаса, и Скайуокер вернулся в кровать, пока крохотное мнимое существо рылось в мозгу и молотом било правую сторону черепа снова и снова, и снова, и снова, и снова, и снова-снова-снова-снова... «Почему так ужасно болит? Я даже не сражаюсь с дроидами или убиваю джедаев, или пилотирую корабли, просто лежу на кровати, почему голова так болит? Кто-нибудь выключите солнце и ради Силы прекратите это...»***
Позднее, на седьмой день, боль утихла, и Энакин не мог перестать радоваться своей удаче. «Быстро, — думал юноша, — хоть и так быстро, как хотелось бы, но по крайней мере всё закончилось и можно снова двигаться, не боясь ледяных игл, впивающихся в мозг». Когда Скайуокер вышел из комнаты попить воды, Оби-Ван оторвался от чтения и посмотрел на него, явно облегчённый. — Вот ты где, я беспокоился. Ты хорошо себя чувствуешь? — Да, — будничным тоном ответил тот, набирая воду. — Просто голова болела. Мужчина нахмурился. — Хочешь сказать, как на Шарлиссии? Тебе стоило мне рассказать, я чувствовал, насколько ужасной та была, через Силу, и если бы я знал, что тебе снова плохо, то привёл бы врача. Внезапно Энакин ощутил, как в горле встаёт ком, а руки начинают трястись. — Ну, сейчас со мной всё в порядке, так что... — Пожалуй, мне всё же нужно отвести тебя в лазарет, — как ни в чём ни бывало сказал джедай, словно всё так просто. — Если у тебя всё ещё случаются мигрени и приступы, значит за этим очевидно стоит медицинская проблема. Юноша опустил стакан на столешницу, отвернувшись. — Всё нормально, правда, — сказал он внезапно охрипшим и дрожащим голосом. — Меня... э... уже осмотрели на Серенно, и всё нормально. Магистр прижал ладонь к бороде. — Есть множество лекарств, которые могут помочь, если ты хотя бы подумаешь об осмотре... — Я в порядке! — снова ответил Энакин через чур поспешно. Мужчина вскинул брови. Казалось, на груди юноши лежал груз, мешавший дышать. — Я просто... не нужен мне врач, понятно? Мои приступы не так уж плохи, и... и это была не мигрень, а простая головная боль, такое случается, честно, со мной всё нормально, понятно? Я в порядке. Он знал, что джедай не купился. Знал, что тот мог видеть прямо сквозь ложь. И всё же Оби-Ван сдержанно произнёс: — Ну, дай знать, если передумаешь.***
На восьмой день Энакин набрался мужества согласиться на предложение Оби-Вана снова покинуть апартаменты. Он уверен, что за ними по-прежнему будут следить со всех сторон, но что-то в безвылазном пребывании в их жилище начало заставлять его нервничать и беспокоиться. Они отправились в архивы Храма, на которые лишь мельком взглянули в первую прогулку, и, надо признать, было что-то впечатляющее в этом месте. Стеллажи от пола до потолка полнились информацией, которая, как заметил магистр, была самым дорогим во всей галактике собранием живых знаний, накопленных за тысячи лет. Скайуокер никогда не видел ничего подобного. Ну, технически видел, но... Они устроились за компьютерным терминалом вдали ото всех. Кеноби рассказывал ему о джедаях, их истории, положении в войне и терпеливо, понимающе повторял всякий раз, когда юноша об этом его просил. И это само по себе было самым настоящим подарком... Когда это ещё кто-нибудь проявлял к нему хоть что-нибудь близкое к терпению и пониманию? Пока Оби-Ван копался в информации на компьютерном терминале, чтобы найти нечто, что могло помочь существовать в этой громадной и запутанной галактике, Энакин заговорил: — Я тут вспомнил кое-что, о чём хотел бы у тебя спросить... на прошлой неделе кто-то из Совета сказал что-то про «Избранного»? Что это такое? При этом у мужчины на лице появилось странное выражение лица: что-то между тревогой и раздражением. — О, ну... есть, э, пророчество и... дай-ка я его покажу. — Он завозился с терминалом, пока на экране не появились несколько строчек. Юноша пристально посмотрел на слова, желая, чтобы его раздражающий мозг сконцентрировался. Энакин упустил немного, но главное уловил: уничтожит ситхов принесёт баланс в Силу Скайуокер спросил с недоумением: — Они думают, что оно про меня? — Он прищурился. — Почему? Джедай, взвешивая слова, ответил: — Найдя тебя на Татуине, мой учитель Квай-Гон посчитал, что Сила привела его к тебе, потому что ты избран ею принести мир в галактику. — Он выдохнул, выглядя утомлённым. — Никто точно не знает, действительно ли оно имеет соответствующий смысл, и о тебе ли пророчество вообще. Юноша так и не понял. — Но почему я? Оби-Ван тихо вздохнул. Энакин логикой понимал, что раздражение не относится к нему, но всё равно казалось иначе. — Ну, у тебя самый высокий уровень мидихлориан из когда-либо зафиксированных у живых существ. Ты рождён без отца и, казалось бы, появился из ниоткуда в начале галактического конфликта, похожего которому мы не видели. — Магистр прижал ладонь ко рту, выглядя задумчиво и несколько меланхолично. — Во всяком случае, так они это объясняют. Скайуокер перевёл взгляд на текст, затем снова на джедая. И внезапно его поразила мысль, жар хлынул к лицу. — Только поэтому ты меня и вернул? — Нет! — Мужчина побледнел. — Уверяю, это не так. Всё, что я тебе сказал, — правда, я действительно хочу помочь. — Что ж... поэтому ли они разрешили мне вернуться? — требовательно спросил он, и магистр опустил взгляд. — Только честно. Оби-Ван медленно произнёс: — Да. Скорее всего. Я присутствовал не на всех собраниях. — Магистр выглядел удручённо, а Энакин уставился на стену, рассерженный, мрачный и чувствовавший себя немного (или же наоборот) обманутым. И Кеноби это заметил. — Послушай, я не хочу, чтобы ты об этом сейчас беспокоился. У тебя и без того достаточно забот, поэтому я и не говорил об этом раньше. К тому же нет подтверждения, что пророчество о тебе. Скайуокер вяло кивнул и попытался вернуть Оби-Вану утешающую улыбку. Не вышло.***
На девятый день Энакин занялся R2-D2. Астромех был на удивление как живой, по крайней мере, живее любого дроида из когда-либо им встреченных, и юноша довольно быстро осознал, что чувствует себя уютнее в компании этого забавного гудящего механического существа, нежели живого. — Это всё равно что, — объяснял он в своей комнате, — если бы все твои блоки данных стёрли подчистую, но другие вещи, вроде технических сведений и инструкций, остались на месте. Я не забыл, как говорить или как работают механизмы и всякое такое, но не могу ничего вспомнить о том, кто я или что делал в прошлом. Ну, кроме мамы. — Скайуокер вздохнул и прислонился к кровати. — А её нет. Ардва скорбно, понимающе загудел и просвистел: ТВОИ ДРУЗЬЯ РЯДОМ. Юноша к своему удивлению рассмеялся. «Сила,как же приятно. И немного странно, что дроид смог выдавить из меня первую настоящую улыбку за... пожалуй, эм... не хочется думать, насколько давно не улыбался». Он похлопал астромеханика по куполу. — Спасибо, приятель. Это много для меня значит. — Сигнальная лампочка R2-D2 весело мигнула. Больше людей должны заводить друзей среди дроидов. Они будут приятно удивлены.***
На десятый день Энакин обнаружил себя на заднем сидении спидера рядом с Асокой, пока Оби-Ван вёз их в апартаменты той женщины, его жены, Падме. Остановившись у пентхауса, они припарковались на стоянке и, поднявшись на турболифте, вошли в комнату с транспаристильными потолками и жёлтыми диванами. Золотой протокольный дроид шаркал им на встречу. — Добрый день, мастер Кеноби, госпожа Тано и... о мой... — Подожди, Трипио! — послышался женский голос, и вбежала миловидная девушка с вьющимися каштановыми волосами и карими глазами. Она резко остановилась у дроида. — Подожди, Трипио... — Создатель! — воскликнул дроид, вкинув руки так высоко, насколько мог. — Хозяин Энакин, как же приятно вас вновь видеть, прошло немало времени, и с того самого момента, как я узнал, что вы живы, я надеялся, что вы вернётесь... Энакину потребовалось мгновение, чтобы осознать сказанное дроидом и отвести взгляд от девушки (которая, как он внезапно осознал, была той же женщиной, что и на голозаписях в его комнате) и перевести на него. Женщина — Падме — прервала: — Трипио, помнишь, что я только что сказала тебе? Дроид посмотрел на неё, а затем на Энакина. — О, точно. Прошу прощения. Меня зовут C-3PO, я осуществляю связь между людьми и киборгами. Я владею более чем шестью миллионами форм общения и невероятно рад сообщить, что вы, хозяин Энакин, мой создатель. Юноша слегка приоткрыл рот, не зная, что сказать. Асока сбоку от него ухмылялась, а Оби-Ван выглядел раздражённым. Падме, лучезарно улыбаясь, произнесла: — Трипио был первым когда-либо собранным тобой дроидом, и я надеялась познакомить вас поделикатнее, но... не важно. — Она прочистила горло и разгладила складки на платье. Затем расплылась в улыбке. — Проходите, пожалуйста. Они прошли через гостиную и вниз по лестнице, входя в прелестную столовую с пурпурными стенами и столом, накрытым белой скатертью. Из окна, как заметил Скайуокер, открывался вид проглядывающийся вдали джедайский Храм. Однако, прежде чем он смог сесть рядом с Оби-Ваном, Падме сказала заметно ослабевшим голосом: — Энакин? Ты, эм... не против поговорить минутку наедине? Мельком посмотрев на джедаев, юноша кивнул, и они вышли в другую комнату, позволив двери закрыться за ними. Девушка заламывала руки. Она послала ему короткую слабую улыбку, но та тут же пропала. — Итак, эм, Эни... Энакин, — заговорила Падме, теребя концы волос. — Ладно, знаю, для тебя это может показать неловким и неудобным, потому что я в курсе, что Оби-Ван рассказал о произошедшем год назад... — Девушка нервно прочистила горло. Создавалось ощущение, что она не могла смотреть ему в глаза. — Ну, я, эм... я подумала, что будет лучше, если всё напишу, так что... Падме достала что-то из складок платья. Это оказался сложенный листок флимси, и девушка протягивала его с такой осторожностью, словно тот был бомбой, что вот-вот взорвётся. — Можешь прочитать, когда захочешь. Или, ну, если не хочешь, то я пойму. Я просто... не думаю, что смогу когда-нибудь выразить, насколько сожалею о случившемся с тобой. Это моя вина, я... если бы я только знала, что ситхи собираются с тобой сделать, то ни за что бы так не поступила. Ни за что. — Она шмыгнула носом. — Мне так жаль. Энакин был так далёк от всего этого. Казалось, что Падме извинялась за произошедшее с кем-то другим. Он взял флимси механической рукой, и тихо произнёс, неуверенный в своей искренности: — Спасибо. Девушка попыталась улыбнуться, но едва ли могла смотреть ему в глаза. — Если я могу что-нибудь для тебя сделать, только скажи. Я перед тобой в таком долгу, и... если тебе что-то нужно, я... я рядом. Скайуокер кивнул. — Спасибо. Они постояли мгновение, не встречаясь взглядами, стоя, возможно, в метре друг от друга. Затем Падме прочистила горло и сказала: — Хочешь, эм... — Да, — ответил он, и они вместе вернулись в комнату, где сидели Асока с Оби-Ваном. Хозяйка поправила платье и, извинившись, ушла за напитками и закуской. Когда она вернулась, то выглядела так, словно ничего и не произошло. На её лице снова играла улыбка, даже несмотря на то, что щёки и лоб были красными, Энакин не смог удержаться от мысли, что румянец делал её ещё красивее... Падме села напротив него и улыбнулась, словно и не теряла самообладания всего две минуты назад. Как оказалось, юноша действительно считал, что день прошёл довольно... что ж, славно... по большей части. Еда была потрясающей (хотя, честно говоря, он по-прежнему уверен, что любая еда, отличающаяся от той серой каши и безвкусной жидкости, вкусная), а желудок трепетал всякий раз, когда Падме смотрела на него с улыбкой на губах. Закончив с едой, они переместились на просторную веранду с серебристыми занавесками, небольшим фонтанчиком и бронзовыми статуями, видимо, танцующих богов. Открывался вид на город, раскинувшегося бесконечным скоплением голубоватых небоскрёбов. C-3PO последовал за ними к изогнутому кругу кушеток и спросил настолько скромно, насколько мог дроид: — Хозяин Энакин, не думаю, что вы заинтересованы в том, чтобы настроить меня? Некоторые механизмы неправильно работают, не знаю, сколь долго. В наиболее удобное для вас время, конечно. Падме сурово взглянула на дроида, но Энакин сказал, что может и сейчас, если никто не возражает, и через пять минут трое его (друзей, пожалуй?) устроились на кушетках рядом с ним, болтая и смеясь между собой, пока он слушал их лишь в пол-уха, открывая обшивку Трипио для осмотра. «Что ж, эти провода нужно заменить, те сервоприводы каким-то образом сплавились вместе, что-то забилось в шею Трипио, а его фоторецепторы настолько устарели, что чудо, что он всё ещё может улавливать спектр визуальных электромагнитных волн...» Время шло, и внезапно Скайуокер осознал, что стало тихо, поэтому он оглянулся и увидел, как Падме, Оби-Ван и Асока уставились на него. Энакин, вдруг занервничав, произнёс: — Вы что-то спросили? Первой среагировала хозяйка апартаментов, она выглядела довольно растерянной, и юноша тут же понял, что никто его ни о чём не спрашивал. — Да! — сказала девушка, прочистив горло. — Я только что поинтересовалась, нет ли у тебя каких-нибудь вопросов, которые ты хотел бы задать. О прошлом или, знаешь, о чём угодно. На самом деле, нет, потому что какие тут вопросы, когда он не помнил ничего, с чего можно начать? И всё же терпеливый взгляд прекрасных карих глаз Падме заставил его захотеть ответить, поэтому Скайуокер огляделся, пытаясь найти что-нибудь и... «О, точно». — Вообще, да... что случилось с ней? — он поднял правую руку. Оби-Ван откинулся в кресле и укутался поплотнее в робу. — А. Это сделал Дуку во время первой битвы Войны клонов. Ты тогда ещё был падаваном. Если бы чувство отвращения не было столь сильным, а воспоминания о порезах от светового меча на руках и ногах, сделанных Тиранусом, свежими, то Энакин бы рассмеялся. «Дуку? То есть "Твоя-рука-дроида-отвратительна-как-и-ты-сам" Дуку?» Вейдер знал, что тот его ненавидит, но это же целый новый уровень... «Не Вейдер. Не Вейдер. Энакин, помнишь? Не думай об этом, подумай о чём-нибудь другом, спроси что-н...» — Как мы познакомились? Падме рассмеялась. — А вот это уже история. Хочешь её рассказать? — спросила она Оби-Вана. — О, нет, уступаю тебе. Так они рассказали ему, и обычно юноше было тяжело полностью внимать столь тягучим разъяснениям, но сейчас, заняв руки работой над Трипио, он действительно смог уследить за большей частью разговора. Падме была королевой своей планеты Набу, как ему сказали, а Оби-Ван сопровождал её на Татуин — родину Скайуокера. В истории был гоночный кар и космический корабль, который девятилетний Энакин взорвал (что?!), неймодианцы, захватившие Набу, Кеноби убил ситха (это хорошо), а ему разрешили стать джедаем в самом позднем возрасте. Когда те закончили, Асока начала свой рассказ о том, как они с ним стали падаваном и мастером (пожалуйста, пусть никто и никогда больше не будет называть его «мастер»), как сопроводили похищенного больного ребёнка Джаббы Хатта обратно на Татуин. В памяти юноши промелькнуло изображение: два солнца, обжигающий песок, рабы, склизкие космические слизняки и любящая женщина... затем он понял, что Тано по-прежнему говорила о других приключениях, клонах, различных расах и сражениях. Падме с Оби-Ваном дополняли деталями, своими историями, и остаток вечера они только этим и занимались. Троица смеялась, вспоминала события с улыбками на лицах и нежностью в голосе, пока Энакин сидел, слушая их, словно чужой. Внезапно, словно электрический разряд, Скайуокеру показалось, что пробел в памяти в три раза заметнее прежнего, и он захотел, не выдавая этого лицом, оказаться дома, в кровати, вдали от всего этого веселья, любви и этих глупых воспоминаний других людей о нём, про него, перед ним. Затем, когда Падме позвала его по имени, привлекая внимание, юноша осознал, что это действительно отразилось у него на лице. — О, прости, Энакин, — искренне произнесла та. — Мы, видимо, увлеклись. Должно быть, слишком много всего и сразу, прости. «Не обращайся со мной, словно я тупой», — подумал Энакин, спонтанно раздражённый, но не зная чем. Юноша изобразил равнодушие, когда сказал: — Всё нормально. Он избегал смотреть на них, пока те неловко переглянулись, и наконец Оби-Ван заговорил: — Уже довольно темно, не так ли?.. «Да, у нас всех есть глаза». — ... Нам уже, наверное, пора возвращаться. Скайуокер включил Трипио и вместе с остальными встал. Они направлялись к выходу, когда... — О, чуть не забыла! Энакин, — произнесла Падме, — возможно, будет лучше, если ты никому не скажешь о нашем браке. Не знаю, знаешь ли ты, но джедаям не совсем... ну, разрешены романтические отношения, а если пойдут слухи, то я могу потерять карьеру, и... Юноша уверен, что явно выглядел смущённым, потому что магистр неуверенно сказал: — Понимаешь, Кодекс джедаев не одобряет привязанности между людьми, а твои отношения с Падме должны были оставаться в тайне, иначе Совет бы исключил тебя из Ордена и... пожалуй, буду рад объяснить всё это подробнее позже... — Всё в порядке, — сказал он. Хотя на самом деле это было не так, но в каком-то смысле он лишь сильно хотел вернуться домой и подумать об этом как-нибудь в другой раз. — Я ничего не скажу. «Как будто мне есть кому». Он так устал. Это слишком. Чересчур слишком. Вдруг показалось, что на плечах у него тяжёлый груз. Всё настолько запутанно. Откуда он должен был начать понимать всё это? Энакину хотелось лишь спать. Сон лучше попыток понять. Сон – единственное спасение.***
Одиннадцатый день прошёл без событий. Он проснулся, размялся, поел достаточно, чтобы избавиться от чувства тошноты, лёг в кровати и уставился на потолок. Несколько раз Энакин подумывал о том, чтобы развернуть листок флимси, что дала ему Падме, и который, по её словам, был извинением, но... что-то в этой идее заставляло его сильно нервничать, и в конечном счете юноша запихнул его под кровать к остальному хламу и провёл остаток дня свернувшись под одеялами и чувствуя себя невероятно одиноким.***
Ранним утром двенадцатого дня Энакин проснулся от кошмара. Едва ли он был первым — ему снились сны практически каждую ночь, когда юноша вообще умудрялся заснуть — но из-за этого Скайуокер вспотел, задыхался, дрожал и был совсем, совсем сбит с толку. Энакин не понимал, почему лежит в удобной кровати с красными простынями, а не на металлическом столе в ярко освещённой комнате с гипошприцами, иглами, врачами и ощутимыми уколами хронической боли в семнадцати различных частях тела... хотя последнее осталось неизменным... Снаружи было по-прежнему темно — хронометр показывал, что сейчас четыре утра — но он включил с помощью Силы свет, нырнул под кровать и вытащил схемы, найденные на второй день, для руки, сделанной им с нуля. Энакин стянул потную ночную рубашку и сел у стены, изучая руку. Тиранус сломал её несколько месяцев назад своим дурацким световым мечом, а механик, работавший над заменой, на его взгляд, только позорил профессию. Протез был дешёвым, а из-за электричества... «Нет, не думай об этом, не думай, нет». ... всегда происходило короткое замыкание. У суставов не было полной подвижности, и иногда он гудел, чего Скайуокер не замечал, пока не прилетел на Корусант... Да, от этой руки нужно избавляться. — Ардва, — позвал юноша, и, активировавшись, дроид мигнул. — Эй, мне нужна твоя помощь кое в чём...***
На тринадцатый день Энакин чувствовал себя... ну, честно говоря, он чувствовал себя замечательно. Юноша даже не знал, что можно чувствовать себя настолько хорошо. Конечно, Скайуокер устал, потому что едва ли спал с тех пор как начал работу над рукой, но иметь проект, который действительно мотивировал его, стало таким облегчением, что Энакин не хотел останавливаться (потому что тогда бы ему пришлось спать, а сон приводит к кошмарам, никакого спасения, как он вообще мог думать, что для него есть хоть какое-то спасение), и ранним вечером Ардва присоединил новый протез с лишь небольшой отдачей электричества в руку. Двадцать минут спустя, согнув онемевшее плечо, юноша вышел из комнаты, чтобы показать Оби-Вану свою работу с самой настоящей улыбкой на лице. Мужчина тоже просиял. — Потрясающе, как быстро ты её сделал, я впечатлён. И я рад, что ты нашёл себе хорошее занятие. — Да, — сказал Скайуокер, рухнув на диван и любуясь протезом. — Оказывается, Ардва знал, где был ящик с запасными частями к моей старой руке, так что было не слишком сложно. Её нужно немного доработать, но тем не менее она работает лучше того куска пуду, что был у меня до этого. — На этом магистр усмехнулся, и Энакин поднял голову. — Что такое? Оби-Ван покачал головой. — Прости, ты просто... снова говоришь, как прежний ты. Выражение лица юноши потухло, ещё до того, как это понял, и знал, что джедай заметил. Скайуокер отвернулся и зажмурился. После долгой минуты тишины Энакин холодно произнёс: — Знаешь, если ты ждёшь, что прежний я появится из ниоткуда со всеми своими воспоминаниями, то этого не произойдёт. Кого бы ты ни знал больше нет. Мужчина побледнел и наклонился в своём кресле. — Прости, Энакин, я не должен был этого говорить... — Но сказал же, — парировал тот. Он поднялся. — Потому что ты в действительности так считаешь. Оби-Ван тоже встал. — Энакин, мне правда жаль. Я всё ещё пытаюсь с этим примириться. Сложно знать, что говорить, а что — нет. Мне нелегко к этому приноровиться. — А мне, думаешь, легко? — Я не это имел в виду... — Да неважно, что ты имел в виду! — сказал Скайуокер, его новая рука сжалась в кулак. Где-то внутри него кипящий котёл гнева, о котором он и не знал, опрокинулся. — Думаешь у тебя был тяжёлый год? Вы с Падме считаете, что несколько «прости» всё решат? Это у меня отобрали собственную жизнь! Я даже не знаю, где криффова правда, что уж говорить о том, кому я могу доверять! И знаешь что? Я никому не доверяю. Не джедаям, и уж точно не тебе. — Энакин... Слишком поздно. Юноша пронёсся мимо него и Силой открыл дверь в свою спальню, прежде чем Оби-Ван смог бы сказать ещё что-нибудь. Две минуты спустя он сидел на своей кровати, опустив лицо на ладони и чувствуя себя глупейшим идиотом в галактике. На что он вообще разозлился? Энакин, честно, уже и забыл. Но это не ново, потому что его мозг никак не мог решить, что стоит запоминать, а что — нет, и, видимо, это не подходило под критерии. Если бы Скайуокер был глупее, то подумал бы, что в голове у него сидит микроорганизм, решающий, что сохранить, а что стереть. Но правда в том, что не было никакого микроорганизма, никакого скрытого паразита, питающегося им. Тело и все органы просто не хотели правильно работать. Вот и всё. Он сломан. «Агх. Как же я себя ненавижу».Часть II: Полный крах
— Энакин? — послышался голос, — ты меня слышишь? Тело болит, как и голова, руки и ноги, язык и всё остальное. Он лежал на чём-то твёрдом, возможно, на полу, свернувшись калачиком. Голова покоилась на чём-то мягком. Рука гладила его по волосам, отводя их от лица. — Всё хорошо, Энакин. Ты в безопасности, всё хорошо. Юноша попытался ответить, но с губ не слетело ни звука, и он не был уверен, что слова стоили того, чтобы их произносить, так что вместо этого передвинул голову и открыл глаза. Всё плыло. Рядом с ним был человек, а комната тонула в серебре. «Серебро, значит, я... на той планете... той с... но нет, разве я не в другом месте? Где?..» — Энакин, всё в порядке. Ты дома. Всё хорошо. «Дома?» Он снова пошевелился, поднеся ладонь к глазам, та была сделана из металла... «Подождите, я могу пошевелить рукой? Обычно они прикованы к креслу, когда... Подождите, дом?» — Ты в Храме джедаев, Энакин. В наших апартаментах. У тебя только что случился приступ. «А?..» — Это Оби-Ван, помнишь? Всё в порядке, Энакин. Говорящий тёр его руку, ту что не была сделана из металла. Другой же ладонью он снова отвёл волосы с лица, а затем стёр что-то с щеки полотенцем. «Нет, не помню. Стойте, да, помню». Оби-Ван. Да, он знает, кто такой Оби-Ван. Джедай. И человек, склонявшийся сейчас над ним. Тот, кто гладил его по волосам. И юноша был удивлён, потому что до это считал, что люди прикасаются к нему либо, чтобы сделать инъекцию, либо причинить боль, но сейчас ему казалось, словно... — Всё будет хорошо, Энакин. Я рядом. Что-то в его голосе заставляло Энакина ему верить. Заставляло думать, что, может быть, нет ничего плохо в том, что он неподвижно лежит на полу, потому что Оби-Ван рядом, и... — Я буду оберегать тебя. Обещаю.***
Дни растворялись в ночи, и неожиданно Энакин не мог больше продолжать считать, сколько тут уже находится. Он не знал, как давно произошёл приступ, но по-прежнему чувствовал себя не совсем... правильно. Юноша вспомнил, что так происходило всегда, но ему постоянно приходилось игнорировать это, чтобы ему больше не причиняли боль. Теперь же Скайуокер отвлекался всем, чем мог. В течение нескольких дней он продолжал забавляться с механизмами, чинить дроидов, которых у него, должно быть, до этого не было возможности закончить — что угодно лишь бы занять разум и тело. Энакин почистил Ардва, восстановил его электропроводку, заменил несколько устаревших приспособлений, улучшил систему. Когда всё было закончено, он обыскал все свои ящики, а затем ещё раз и тем не менее не смог найти ни одного заинтересовавшего его проекта, поэтому, смирившись, рухнул на кровать и вовсе ничего не делал. Тусклый жёлтый свет, проникавший сквозь жалюзи на окнах, то появлялся, то исчезал за набегавшими на солнце облаками. Всё тело казалось неподъёмным и создавалось ощущение, что он врастает прямо в матрац. Юноша закутался в одеяла и свернулся калачиком, наблюдая за изменением света. «Почему мне так грустно? Так опустошённо?» — Энакин чувствовал себя хорошо несколько дней назад. Кроме того, он ощущал себя настолько лишним тут. Несколько обособленным от всего вокруг, словно если бы Скайуокер так и лежал всю оставшуюся вечность в кровати, вселенная продолжала бы вращаться, и никто вообще не заметил бы его отсутствия. Засыпая, юноша закрыл глаза и решил оставить размышления на потом.***
Лёжа на диване в гостиной, Энакин бездельничал со своим датападом. Сказанное Оби-Ваном в апартаментах Падме о том, что джедаи не имеют привязанностей, запоздало показалось ему своего рода, эм, странным... потому что, ну, привязанность означала любовь, которая связана с дружбой, так что получается, у джедаев не может быть друзей? Они не могут любить кого-то? Или же не то чтобы они физически не могут, а им не позволяется? Потому что, честно говоря, это, во-первых, наиглупейшая вещь, что Скайуокер когда-либо слышал. Во-вторых, она несколько противоречит истории «пожалуйста, пойдём домой, Энакин, мы твои друзья, мы заботимся о тебе», произошедшей с Вейдером недели тому назад. Просто в этом нет смысла. За последний год ему не довелось встретить кого-нибудь, кто бы проявил к нему хоть сколько-нибудь доброты, но это не значит, что он не мог узнать дружбу. Итак, вот он, исследующий Орден джедаев на своём датападе, словно ребёнок в школе, и первым, что он нашёл было: «Нет эмоций — есть покой. Нет неведения — есть знание. Нет страстей — есть ясность мыслей. Нет хаоса — есть гармония. Нет смерти — есть Великая Сила». Затем всё стало сложнее. Правила, правила и ещё раз правила, а также поразительно неполные их толкования, словно они очевидны. И одно, которое волновало его, возможно, больше всего: в Орден не допускают никого старше трёх лет. Другими словами, не допускались те, кто способен принимать самостоятельное решение. Детей обязывали к чему-то не спрашивая или без возможности понимать последствия. Без знания, что их будут обучать, чтобы вырасти и умереть на войне. Оби-Ван попытался объяснить ему, что это не так. Он сказал, что джедаев растили быть сострадательными, их единственная цель бытия — приносить добро и охранять галактику, а цена взросления вне своих семей стоила награды в виде помощи столь многим жизням. — Кроме того, — добавил магистр, — джедаи могут покидать Орден, если хотят. Некоторые берут длительные отпуски, но большинство из них возвращаются по собственной воле. Это ни в коем случае не рабство, и я не знаю ни одного джедая, кто так бы сказал. «Что ж, я бы сказал», — подумал Энакин и полагал, что это главная причина, по которой он никогда больше не будет джедаем.***
Он вполне уверен, что утра становились всё серее, словно, просыпаясь каждый раз, всё попросту казалось несколько бледнее. Как если бы становилось меньше причин есть или принимать душ, или вообще вставать с постели. Энакин помнил, как три — четыре? — недели назад, кровать казалась до неудобного шикарной. Теперь же она — самая божественная вещь в жизни. Юноша перевернулся и посмотрел на стоящий на ящике хронометр. Час дня. Он слишком долго спал. Скайуокер вздохнул и снова закрыл глаза. Вновь опустился на подушку. Прошло какое-то время. Энакин снова раскрыл глаза. Два часа дня. «Агх, — подумал он. — Поднимайся». Юноша начал принимать сидячее положение. Размял болящие суставы. Провёл рукой по волосам. Подумал о том, чтобы встать. Решил вместо этого лечь обратно. Скайуокер понимал, что это, возможно, нехорошо, но ему не хотелось сейчас ничем заниматься. Может, завтра. Хотя, скорее всего, нет, потому что завтрашний день будет ещё серее, как и последующий день, и день за ним...***
— Послушай, — ранее сказал Оби-Ван, — нет ничего плохого в том, чтобы быть психически нездоровым. Это всего лишь болезнь, не слабость, и после всего, через что тебе пришлось пройти, вполне понятно, что ты травмирован и в депрессии. Но он не прав. Совсем не прав. У Энакина нет депрессии. Нет. Потому что как давно Скайуокер чувствовал себя замечательно? Когда сделал руку, встретил Падме, во время обхода по Храму и когда мог есть? Юноша не помнил, возможно, не так давно. У него нет депрессии. Он просто глупый, ленивый, неблагодарный, такой неблагодарный, слабый, жалкий и тупой. Ничего общего с депрессией. Разве что, ну... имел место быть факт, что Энакин начинал плакать довольно легко. Если говорят «по любому поводу», то для него это, например, упавший гидроключ или, скажем, ложка. Или же головная боль, или вид запавших глаз в зеркале, покрытой шрамами кожи и других вещей, напоминавших ему о том, что он был чьей-то собственностью всю свою жизнь. Либо после воспоминаний о смерти, боли, убийствах и крови, изводивших его днями и ночами. Крифф, да он плакал сейчас, сидя на кровати и пытаясь убедить себя в том, что не болен на голову. Вытерев глаза и снова свернувшись на кровати, Энакин просунул руку под подушку и вцепился в кибер-кристалл, украденный им из дворца Тирануса, который в свою очередь, как юноша предположил, вначале был украден у него. Мягкий голубой свет, изучаемый им, наполнил комнату, а его приглушённый гул в Силе успокаивал, как ничто другое. — Ардва, — тихо позвал Скайуокер, и дроид повернул купол, услышав его. — Можешь проиграть ту звуковую дорожку? С океаном? — астромех согласно просвистел. Шум волн, крики морских птиц напоминали ему о матери. Может, они и родом из пустыни, но ему казалось, что, несмотря на то, что он едва ли её помнил, ей бы понравился океан. Энакин так сильно хотел, чтобы она была рядом.***
ветер такой холодной и, казалось, пронизывал всё его тело насквозь, пока он стоял на коленях, дрожа-дрожа-дрожа и находясь в трёх секундах от того, чтобы блевануть, но они этого не знают, эта троица, они знали его, но он — нет — Если пойдёшь с нами, они не смогут больше тебе навредить... руки и ноги настолько замёрзли, что, наверное, отвалятся, уши и нос горели так, словно были в огне, как может холод заставлять чувствовать себя так, словно ты горишь? В этом же нет смысла — Мы можем обеспечить тебе безопасность… теперь всё будет хорошо, Эни... мы уже здесь... голова-голова-голова, она так сильно болит, и это убивает его — Ты заслуживаешь гораздо больше этого... мы твои должники... на самом деле он надеялся, что боль убьёт его, потому что сейчас ничто не звучало так хорошо, как смерть Вейдер распахнул глаза, рывком возвращаясь в сознание. Без промедления юноша потянулся за световым мечом — его не было — но он должен убить их, потому что таково его задание, а если он этого не сделает, то Сидиус... «О. О, всё в порядке. Точно, всё нормально». Дом. Он дома. Если его так можно назвать. Юноша сидел на балконе снаружи, куда пришёл в надежде, что дневной бриз разбудит организм, чтобы он смог притворится, что действительно хоть сколько-нибудь властен над своей жизнью. «Что ж, это явно не сработало, как и всё остальное, что я делаю. Ха. Вот так сюрприз».***
Однажды заглянула Асока, развалившись на диване рядом с ним, играя во что-то на своём датападе, пока он лениво глядел на голоэкран. Она ему нравилась. Скайуокер мог сказать, что ей по большому счёту неловко рядом с ним — Энакин уверен, что на её месте чувствовал бы себя точно так же — но тогрута всё равно приходила провести с ним время, не спрашивая ничего личного, лишь в порядке ли он, или не хочет ли воды либо ещё чего. Асока не давила на него, как иногда делал Оби-Ван; скорее, ей просто хватало делать вид, что она смотрит с ним с ним всякие глупые фильмы по голонету. Сегодня это был мультфильм о человекоподобных животных, живущих на космическом корабле, летающих и помогающих нуждающимся. Ничего запутанного, ничего сложного. И да, ладно, может, он и предназначается детям, но это не значит, что взрослые с черепно-мозговыми травмами или без не могут его смотреть. Мультфильм как раз подходил к тому месту, где муф и тука должны были предотвратить взрыв гипердвигателя своего корабля, когда Энакин заметил, как всё вокруг внезапно стало каким-то затуманенным, появилось очень странное, смутное ощущение, словно что-то должно произойти, но вот что. Он повернулся к Асоке и попытался сказать: — Ты это чувствуешь? — Она лишь озадаченно нахмурила брови, а её ответ почему-то прозвучал искажённо. Скайуокер попытался подняться, но колени не подчинялись, и создавалось ощущение, словно какая-то невидимая сила вжимала его обратно в диван... Юноша крепко зажмурился, силясь сосредоточиться на происходящем, но он знал лишь то, что его руки, казалось, дёргались сами по себе... Энакин услышал голос, говорящий нечто вроде: — Учитель?! Оби-Ван, сюда срочно... А следующее, что юноша действительно осознаёт, это то, как он свернулся где-то у подушки, девчонка, чьё имя, кажется, Ас... Аш... как-то там, пропала, а мужчина с рыжеватой бородой стоял рядом с ним на коленях, проверяя пульс и говоря, что всё будет хорошо...***
— Энакин... — Знаю я, что ты собираешься сказать, — резко ответил Оби-Вану Скайуокер, невольно сжав металлическую руку в кулак. — И я тебе уже говорил: мой ответ — нет. — Знаешь, я не пытаюсь поставить тебя в неудобное положение, — сказал джедай, умоляюще выставив руки, но Энакин проигнорировал этот момент. — Дело лишь в том, что ты столько пережил, и мне по крайней мере будет легче спать, зная, что ты не в опасности с медицинской точки зрения. — Я могу справляться со всеми своими проблемами, — произнёс юноша, не глядя на собеседника. — Я справлялся месяцами. Мне не нужна ничья помощь. — Но тебе не нужно ни с чем справляться! — возразил мужчина, выведенный из себя. — Разве тебе не хочется облегчить мигрени? Или прекратить приступы? — Я тебя вообще не просил приглядывать за мной во время их! Можешь перестать, когда захочешь, я пойму! — Ты... — начал тот, но тут же прервался. Он сделал глубокий вдох и попытался снова: — Джедайские целители и врачи не похожи на тех, что пытали тебя. Они даже не знают о том, что ты Вейдер. У них нет ни обид, ни причины и желания навредить тебе. Металлическая рука обрушилась на кухонный стол, и Скайуокер вскочил со стула. Оби-Ван даже не дрогнул. — Я просто не могу, ясно? Я тебе уже сотню раз говорил, что не могу, поэтому перестань спрашивать! Затем он обогнул стол и промчался мимо джедая, по коридору и в свою комнату. Он не понимает. Никогда не может понять. Если бы Оби-Ван пережил десять дней того, что пришлось выдержать Энакину: разряды электричества, иглы, гипошприцы, капельницы, трубки для кормления и электроды, пальцы в перчатках, проверяющие наличие переломов, опускающие машину ему на голову, сидение в металлических оковах, грубо натиравших кожу, никто с ним не говорил, не рассказывал, что или почему они собираются сделать и прикосновения-прикосновения-прикосновения. Оби-Ван не знает. Не знает паники или страха, или ощущения того, что ты вообще не человек. Чувства, что принадлежишь кому-то другому. Но Скайуокер знал. И так было всегда. Юноша кинул взгляд на плакат с гонок на карах, что висит на стене. Вспомнил в тысячный раз слова джедая: «Твоя мать... она умерла. Практически три года назад». Слёзы снова навернулись на глаза, но вместо того, чтобы поддаться им, на этот раз он пнул кровать, ударил стену, кинул ключ Харриса в окно, ещё несколько других инструментов отправились в том же направлении, а затем, когда металлическая ладонь замерла на ручке перочинного ножа, Энакин остановился. Поднял его. Подержал в ладони и посмотрел на него. Выбрал самый острый клинок из всех. Прикусил губу, затем, пошатываясь, направился в ванную комнату и сел на край ванны, ни на секунду не отводя взгляда от ножа. Всего несколько надрезов помогут, правда. Даже одного хватит. На мягкой плоти предплечья... или на боку, откуда он вырезал ситский чип... или на бедре... всего нескольких надрезов, таких, чтобы кровоточили, но не слишком глубоких... Это поможет, Скайуокер не знал как, но знал, что так и будет; физический предлог не думать о том, как сильно болит в груди сердце да и всё тело, кто же вообще знал, что чувства могут причинять столько боли... Юноша закрыл глаза и представил, как кровь стекает по запястью на пол... Снова открыл их и закатил рукав до локтя, держа нож у кожи, но не начиная резать, пока нет... Если он это сделает, то никогда не сможет держать в руке перочинный нож, не думая о том, чтобы порезать им себя до истечения кровью. Если сделает, то добавит ещё больше шрамов к тем, что оставили ему люди, укравшие себе его тело. Если сделает, то у него будет ещё одно физическое воспоминание о Сидиусе, Тиранусе, Серенно и всех, кого он убил. Если сделает, и если Оби-Ван, Асока и Падме узнают, то они так сильно расстроятся... И тут Энакин дал волю слезам, нож выскользнул из металлических пальцев, упав на пол. Юноша запустил ладонь в волосы и дёрнул, достаточно сильно, чтобы сделать больно, но не вырвать ни одного в процессе, по-прежнему думая об образе порезов на руке и крови по всему телу. Он не хотел этого делать, но и не хотел больше себя так чувствовать, также как не хотел убивать себя, но и не хотел больше жить этой жизнью... Скайуокер сделал глубокий вдох. Затем ещё и ещё. Шмыгнул носом, вытер слёзы со щёк, пнул нож, и тот проскользил по полу в другую часть комнаты, затем Энакин включил душ и понадеялся, что когда всё закончится, будет не так больно. (Однако по-прежнему больно).