Один английский путешественник рассказывает о том, как он дружил с тигром; он вырастил его, ласкал его, но всегда держал у себя на столе заряженный пистолет. Стендаль
Рин взволнованно меряет шагами свою комнату. Ритуальные одежды на специальной подставке режут взгляд. Женщина чувствует сегодня её дочь становиться полноправной Наследницей клана, вступает в силу, а Рин… Женщина судорожно вздыхает, позволяя себе сейчас проявить недопустимую для женщины её положения слабость. Сейчас можно. Сейчас никому нет дела до её поведения и соблюдения строгих правил и традиций. Все, кто может причислять себя к тому самому клану в эту ночь с замиранием сердца ждут, когда услышат зов будущей главы и встанут за её спиной в качестве свиты, станут опорой будущей госпожи Асука. Ночь, когда она наконец сможет стать опорой Тамаэ. Уже миновала полночь, а Рин так и не слышит Зова. Шум ветра, шелест листвы и свет звёзд и тонкого едва различимого на небе серпа луны будто смеющегося над ней и всеми её мечтами. Почти пятнадцать лет назад, сжимая в руках слезу зачарованного тем странным магом берилла и идя добиваться встречи с главой клана Асука она знала, что ничего не будет просто и шанс изменить своё положение в этой жизни придётся вырывать зубами. Оказавшись после родов фактически в плену у собственного мужа Рин даже не смогла по-настоящему разозлиться на него, потому что прекрасно усвоила урок, что за всё в этой жизни нужно платить, а за собственную глупость, тем более. Дочь… Рин сделала всё чтобы подготовить её к превратностям судьбы, но это отдалило их друг от друга окончательно. Любовь Рин к своему ребёнку отличалась от любви Хэйвануши и если глава клана не мог заставить себя сделать Тамаэ больно, то Рин не смогла бы спокойно спать, зная, что, пожалев дочь сделала её слабее и тем самым уменьшила шансы на выживание в этом мире. В глубине сердца Рин всегда знала, что её дочь ожидает не лёгкая судьба и стремилась дать ей всё что только возможно, чтобы путь её дитя по этой дороге был легче. А тот глупый маг отнял у них целых семь лет… Рин прислушивается к ночной тишине и не может различить ничего кроме шелеста ветра в кронах деревьев. В голове женщина прокручивает варианты разговора с дочерью. Вопросы с каждой прошедшей минутой всё более резкие, а ответы невнятней и сомнительней. Только выбор Рин однозначен — она расскажет дочери правду такой какая она есть, а последствия… Женщина готова ко всему, даже к тому, что Тамаэ не примет её. Судорожный вздох обрывает вязкую тишину комнаты. До рассвета несколько часов. — Тама…- одними губами шепчет Рин судорожно сжимая ткань кимоно напротив сердца. Треск. Удар. Взрывы. Крики людей. Стоны раненых. Запах дыма, крови и ужаса наполняет воздух. На обломках, в которые превратилось главное здание поместья Асука появляется высокий блондин с короткими со слегка вьющимися волосами. Тёмный мундир, высокие сапоги, белые перчатки. Мужчина чей возраст не определить на глаз презрительно кривит губы осматриваясь по сторонам. В отблесках пламени его глаза кажутся тёмными провалами, а лицо натянутой каким-то чудовищем маской. — Это было слишком просто… — задумчиво говорит он. На рассвете от поместья Асука осталась только покрытая пеплом проплешина. *** Ямато-но-Орочи… Ёма. Восьмиглавое, восьмихвостое морское чудовище, приносящее только беды и несчастья, мечтающее хоть чуть-чуть стать ближе к таким хрупким и таким вечным созданиям как люди. Он знал, что однажды этот день настанет. Он не раз предупреждал надменные звёзды об этом, но они предпочитали не слышать его и вот час расплаты настал. — Уйди в сторону и не мешай, старик! — рычит совсем молодой по сравнению со змеем ёма. Последний из тех, кого приняли наивные потомки монаха дав призрачную надежду на исполнение мечты. Змей смотрит на глупцов, стремящихся попасть в святилище его семьи и улыбается. Он не позволит предателям помещать завершению ритуала. — В сторону, — приказывает появившийся из неоткуда блондин, и толпа из ёма всё никак не решающаяся напасть на Ямато-но-Орочи расступается перед ним словно ёма внезапно превратились в цирковых животных, которым стоит отдать приказ, чтобы они его выполнили. — Ямато-но-Орочи один из старейших ёма на этой планете, моё почтение. Я Джедайт генерал Тёмного Королевства, преданейший слуга королевы Берилл…- змей не удерживается от лёгкого смешка. Забавный ёма, он действительно верит в собственные слова. Глупый, доверчивый и слишком молодой, чтобы иметь опыт достаточный чтобы отделить навеянные воспоминания от настоящих. — Я не привыкс говорить сссо ссслугами…, но думаю, что для ссслуги «Берилл» сссделаю исссключение, — глядя сквозь блондина размышляет в слух змей. — Нассследница оценит. — В отличие от манер Ваша преданность вызывает во мне уважение, — недовольно дернув уголком губ произнёс в ответ слуга. — Ссстаростссть не радоссть… — словно бы сокрушаясь произнёс змей, чей человеческий облик по виду соответствовал человеку от рождения прожившему не более пяти лет. — Вы… — … А молодоссть гадосссть, — закончил свою мысль змей перебив слугу. — Если бы моей королеве по какой-то непонятной мне причине не нужна была бы Ваша преданность… — Угрозссы…- умилился Ямато-но-Орочи. — Как давно я не ссслышал их. — Я обязан предложить тебе присоединиться к Тёмному Королевству. Таков приказ. Ты знаешь, что королева способна исполнить твою мечту. Несмотря на то, что присланный ей дар ты…- старый ёма снова не посчитал нужным удержатся от смешка. — Удивлён, что ссс такими «дарами» другие поссследовали зсса «Берилл», — всё так же будто говоря с самим собой сказал ёма. — Впрочем, умение отличить фальшивку от чего-то ссстоящего приходит сссо временем… или не приходит. Глупосссть неиссстребима есссли её не иссстреблять. — Что ты этим хочешь сказать? — зло, словно выплёвывая каждое слово спросил слуга. — Надменные, вечные звёзды… Свет каждой из них не повторим для меня и отличить одну от другой так просто, что чужая слепота не устаёт меня удивлять. В дар, та что называет сссебя чужим именем Берилл приссслала правду в обрамлении лжи. Звезду помнящую чужое прошлое. И ссейчассс для разговора прислала всссего лишь ссслугу. Доверчивого сслугу который путает холодный рассчет ссс преданносстью. — Ты окончательно заврался змей! — Может быть… Вот только там, в пещере сссейчасс входит в сссилу та, которую убили произнесссённые сстоящим передо мной сслугой тысссячелетия назад ссслова. Сслуга, которого маленькая госспожа называла ледяным великаном. Опечалят или обрадуют Нассдедницу вессти что я принессу ей? — Довольно! Я больше не позволю какому-то старикашке меня оскорблять! — крикнул блондин прежде чем атаковать змея, но атак развеялась так и не достигнув умильно улыбающегося Ямато-но-Орочи. В сражения вступают другие ёма, но улыбка не сходит с лица закрывающего проход в святилище своей семьи ёма. Он прекрасно понимает, что это сражение ему не выиграть, но змею подобные глупости и не нужны. Ямато-но-Орочи достаточно будет только не проигрывать определённое время и вовремя уползти из-под удара. …Девочка натыкается в саду на змею, замирает, щурит карие глаза. — Кто ты ёма? Почему ты тут? — Я ёмасс, но можсссешсссь обращссатьссся ко мнесс Ами-но-Аме. Ссстерегусс тебяссс. — Ясно… — говорит девочка, мгновенно успокоившись и сцеживая зевок в кулак. Устраивается рядом на траве подставляя солнечным лучам бледное лицо. — Глупоссс доверятьсс сссловам ёмасс, которогоссс свидисссшь вссспервссые. — Глупо злить ёма способного пройти незаметно в самое сердце поместья и притворяющегося змеёй. Я не успею позвать на помощь даже если попытаюсь, защититься или причинить вред так же не в состоянии. Так что предпочту греться на солнце и следить за тем, чтобы случайно не наступить на чужой хвост. — Расскажисс мнесс чссто нибудьссс, — требует змей обвивая кольцами девочку. В усталых карих глазах девочки загорелся лукавый огонёк, в них на миг проступила не человеческая мудрость, губ коснулась нежная улыбка и маленькие, хрупкие пальчики в ласковом прикосновении прошлись по грубой чешуе словно по шерсти домашней кошки. В глубине сада зазвучал тихий исполненный таинственной силы голос ребёнка:Никто не назовет в каких краях, В реальности или в объятьях сна, В тумане, что родится на морях, Была гора. А на горе -сосна. Янтарь смолы там отливает льдом, И на ветру как знамя реет крона, А средь корней была пещера-дом Последнего великого дракона. И был он стар, он повидал века, Хранил он время, как хранят богатство, И времени бескрайняя река С ним заключила благостное братство. Он никогда алмазы не берег, И в сундуки он не ссыпал монеты, Он знание — сокровищем нарек, И лишь его он собирал по свету. Чтил солнца свет как будто талисман, И в небе танцевал со звездой пылью, А то, что кровь его — людей спасет от ран, Не верю я — что это было былью. Он жизнь ценил — как нам не оценить, Умел любить — как ныне не умеют, И верил мир — великого убить — Ни люди и ни звери не посмеют. Но грубые, с оружием в руках Пришли к горе. Сосны поникла крона..... Они мир сказки обратили в прах, Убив того последнего дракона. Искали жемчуга — но не нашли, Испили крови — но сильней не стали, И поняли, что зря сюда пришли. Надеясь на жестокость мертвой стали. А в мире стало чуточку темней..... Порядка стало меньше и закона, И той любви — что средь унылых дней, Жила в крови последнего дракона.*
Девочка и змей греются под ласковыми лучами звезды по имени Солнце… *** Девочка мечется на алтарном камне святилища принимая собираемые на протяжении многих поколений клана Асука знания. Хэйвануши может только наблюдать. Ритуал почти завершен, теперь дело за Наследницей, Тамаэ должна совладать с обрушившимися на сознание видениями и принять из его рук контроль над сложной вязью, деактивированной на время внешней защиты клана. Болезненно морщится чувствуя мощнейший удар по внутренней защите, отдающей во внутренностях ноющей болью, чтобы в следующее мгновение уйти в сторону от пули, сминающейся о защитный барьер точно напротив лба его дочери. Барьер ненадолго тускнеет, а затем яростно вспыхивает поддерживаемый эмоциями Хэйвануши. Он смотрит на пришедших на Зов ритуала людей, которые сумели преодолеть посланные им ритуалом испытания и осознание непоправимой ошибки обрушивается на мужчину — кто-то вмешался в ритуал и изменил его. — Почему? — спрашивает мужчина, но в ответ раздаются выстрелы. Грузно оседает на пол истекающая кровью ёма в форме пятихвостой рыжей словно огонь лисы. Издав рык, от которого находящиеся в святилище люди замирают лиса врывается в толпу начиная рвать людей на куски, когда бойня заканчивается лисица, скуля и подволакивая задние ноги шатаясь подходит к Хэйвануши тыкается окровавленной мордой под руки, виновато заглядывает в глаза. — Шан… — шепчет мужчина, осторожно касаясь потемневшей от крови шерсти. — Асука-сама, спасайте Наследницу. Клан пал. Многие из нас переметнулись на сторону врага, несмотря на принесённые клятвы. Но пока жив хоть один из Асука есть надежда на возрождение. Боюсь у Вас мало времени, они уже начали взламывать защиту, а без неё Орочи-сама не долго продержится против стольких противников разом. Он стар, но не всемогущ. — Кто кроме вас двоих остался верен? — Те уже наверняка мертвы, Асука-сама. Враг точно знал, как наносить удар. — Ты рано списала нас со счетов, но да нас явно не хватит чтобы дать отпор пришедшей по наши шкуры сворой, — скалится залитый своей и чужой кровью волк за загривок которого цеплялось несколько воронят, а к ногам жался молодой, еще по подростковому угловатый волк. — Твоя стая? — настороженно спрашивает лисица. — Какая-то тварь сдала тайные ходы, так что почти все остались для защиты. Отступать некуда. Видимо именно в этом зале нам суждено закончить наш путь. — До рассвета больше двух часов…- тоскливо вздыхает лиса, но всё голосе всё равно слышится надежда. — Кто-то вмешался и смог изменить ритуал, — не имея права скрывать от них правду говорит Хэйвануши. — Асука-сама, болезненная честность по отношению к членам своего клана не раз приводила Ваших предков к гибели, — недовольно ворчит лиса. — Это тебя в Асука и привлекло когда-то ведь так, Шан? — добродушно скалится волк. — Мы все умрём? — с искренним любопытством спрашивает один из воронят по-тихому забравшийся на массивный лоб волка. — Кенширо, ну ты как спросишь что-нибудь, так сразу выть тянет, — фыркает волк. — Но нужно же знать к чему готовиться! — тут же заступается за брата другой птенец. — Кеншин, прав, — важно кивает головой Кенширо. — И от кого они этого набрались? Хоши вроде никогда себя так не вела? — притворно начала сокрушаться лиса. — Ты снова упорно игнорируешь существование Казуо. — А он существует? — изумляется Шан. — Еще как, я его сегодня даже пару раз мельком видел, — прижав правую лапу к груди говорит Риота и по святилищу разносится смех ёма и человека. *** Я смотрю не отрываясь на пару, что прогуливается по саду Золотого дворца. Любуюсь. Я не могу не любоваться ими не смотря на то, что сердце разрывается на куски от боли. Длинные светлые волосы девушки собранные в простейшую прическу сияют золотом на свету и это золото слепит, заставляя мои глаза слезиться. Они прекрасная пара — словно созданы для того чтобы любить друг друга. Я закусываю изнутри щёку, до крови. Но этого кажется ничтожно мало потому что такой пустяшной болью другую не заглушить. Темноволосый принц любуется своей принцессой будто нет ничего важнее неё и мне хочется выть, глядя на это, но я не могу даже громко вздохнуть. Ведь если он заметит меня, то его прекрасное, полное любви и радости лицо обратиться в бездушную маску, а в глубине глаз обращенных ко мне поселиться ненависть. Но… — Эндимион, пожалуйста, не стоит мучить ни себя ни меня напрасными надеждами. Твой отец не отменит свадьбы с Берилл. — Я не женюсь на ней даже если это будет мне стоит жизни и трона. Я не откажусь от нашей любви, Сиринити. Буду бороться даже если ты перестанешь верить в нас! — Эндимион… — не имея в себе сил возразить возлюбленному нежно с толикой грусти говорит принцесса. — Сиринити… — с жаром произносит имя принцессы Эндимион. Миг и возлюбленные сливаются в отчаянном и нежном поцелуе, цепляются друг за друга словно утопающие. Я не могу смотреть на это. Не могу отвернуться. От слепящего сияния золотых волос слезятся глаза. Внезпно меня пробивает на ха-ха. Неудержимый смех, разбивает трагичную картину происходящего. Смех (а может даже ржач лошади Пржевальского) наполняет меня удивительной лёгкостью. Логично, если в драме переборщить с трагизмом, то она обращается в фарс, если не сразу в комедию. Берилл — прошлое. Тамаэ — настоящие. Эндимион — писец. Но пока я с ним не встречалась, так что не хрен розовые сопли на кулак наматывать! Грудь (ну или что там у меня вместо неё?) вперёд, нос к верху, движение начинать от бедра и пошла! — Тебе не избежать своей судьбы, — произносит кто-то за спиной моим же голосом. Без подготовки и долгих препираний взяв самую верхнюю соль из существующих я отпрыгиваю в сторону и растерянно хлопаю глазами рассматривая свою явно пиратскую копию. У меня никогда не было таких длинных и острых лопухов вместо ушей! — Здрасти, — выдавила я из себя забыв все правила хорошего тона. — Мне решать могу я что-то или не могу. Может при первой же встрече я реинкарнацию принца в сортире замочу? У меня тяжелый характер и, если что я не побоюсь его применить. — В это слабо вериться. — Ну, значит прикажу замочить. Какая разница? — отмахиваюсь я. — Моя судьба будет иной. — Берилл любит Эндимиона, тоже самое, что… — Я Тамаэ наследница клана Асука, дочь Хэйвануши действующего главы клана Асука. Берилл, так меня звали даже не в прошлой жизни, а можно сказать что и никогда. Так что твои слова не имеют силы. Берилл не любит Эндимиона. — Твоя реакция говорит об обратном. — Я не собираюсь спорить с собой, но и ведь ты не я и понять меня не можешь. Кто ты? — Королева Берилл. — Не верный ответ, — говорю я прежде чем пройти сквозь навеянную иллюзию и продолжить путь. Через некоторое время я оказываюсь в зеркальной комнате и мельком заглянув в одно из зеркал отшатываюсь, прикрывая ладонью рот. Заглядываю в другое, потом еще в одно и еще. Заглянув в каждое, я четко осознаю, что всё что я там вижу — реально и происходит именно сейчас. Сосредотачиваюсь на желании проснуться, но меня останавливают, обнимают крепко за талию. — Митсуко, я так скучал по тебе. Не оставляй меня, прошу. Я так устал быть один, — горячий шепот опаляет ухо отправляя по телу волну мурашек размером со звёздный корабль. Кин? Я, насколько мне это позволяет сграбаставший в объятия великан, отстраняюсь и извернувшись встречаюсь взглядом со знакомыми мне бирюзово-голубыми глазами полными нежности и любви. ГОСПАДИБОЖЕШЬТЫМОЙ! Самая верхняя соль получается легко и непренуждённо, будто я всю жизнь только её брать и тренировалась. Видение вокруг рассыпается радужными осколками, и я застываю в пустоте космоса, рядом появляется сундук обвитый цепями, прикасаюсь к нему окровавленной рукой, золотая вспышка режет глаза. Сознание затапливают знания, кажется, что они раздавят меня обратив в ничто. Открываю глаза. Мир вокруг плывёт. Реагирую на знакомо-незнакомый жест отца на автомате. Многоголосый визг ввинчивается в уши. — Это столетие безжалостно по отношение к нашему клану, — шепчу я вспоминая то, что успела увидеть в отражении зеркал. *** Ямато-но-Орочи улыбается всё глубже и глубже погружаясь во тьму. Он не смог отступить. Не смог сбежать. Только стоял охраняя вход в святилище и не мог уйти. Почему? В начавшем постепенно разрушаться сознании вспыхивает яркое воспоминание: солнечный день в саду, ласковые прикосновения к чешуе словно он домашняя кошка. Ямато-но-Орочи совсем как тысячи лет назад пленённый светом надменной звезды пошел у неё на поводу. — Глупость неистребима, даже если её истреблять, — усмехается змей растворяясь во тьме, повторяя путь уготованный каждому ёма. — Ами-но-Аме! — тревожит тьму чей-то звонкий голос. — Аме! Тьма обращается ледяной водой в верху змей замечает слабый мерцающий свет, тянется к нему всем своим существом. Если бы он был в своём теле для того чтобы достигнуть поверхности достаточно было бы одного движения гибких хвостов, но сейчас он почему-то в хрупком и неуклюжем человеческом теле и выбраться к свету невероятно трудно. На миг ему кажется что он будет вечно гнаться за ним, но вот хрупкая девичья ладонь смыкается на его запястье, а мгновение спустя он судорожно кашляет выплёвывая из лёгких воду опираясь на тёмную поверхность океана. непроглядную тьму окружающего мира разгоняет только тонкая фигурка девушки. — Ты не сможешь сиять в этой тьме и погаснешь став ёма, — неодобрительно качает головой змей. — Это неизбежно. Уходи пока не поздно. — Самый тёмный час перед рассветом, Амэ, — словно выдавая страшный секрет говорит девушка в сияющих глазах появляется лукавство и она с широкой улыбкой, так похожей на его собственную кричит указывая куда-то в сторону. — Смотри! Не ожидая ничего хорошего он переводит взгляд туда куда указывала её рука. Он не верит своим глазам. Они обманывают его! Но… Он действительно прожил достаточно, чтобы легко отличить правду от лжи. Тьму рассекает тонкая алая полоска начинающегося рассвета. Свет наполняет душу старого змея, что-то внутри откликается и начинает сиять в ответ. Ямато-но-Орочи растерянно оглядывается в сторону широко улыбающейся девушки. — Рассвет… — растерянно произносит ёма не находя других слов чтобы сказать их в слух. — Рассвет… — Доброй дороги, Амэ, — говорит девушка нежно проводя рукой по его длинным белоснежным волосам. — Доброй дороги. Вместе с последними ночными тенями девушка исчезает. В прочрачной глубине океана резвятся рыбы в вышине неба перекрикиваются чайки, не вдалеке виден остров на котором змея заждались покинувшие тысячи лет назад звезды. Амэ наконец-то нашел дорогу домой. _____________________________________________ * стихотворение принадлежит Татьяне Устименко