WHITE NOISE

Дождь лил ровно и однообразно. Капли разбивались об асфальт и летели в разные стороны. Ветер дул холодный, с запахом хвои и сырой земли. Мокрые пряди волос червями свисали вниз, липли к коже. Я, преследуемая неизвестным убийцей, параноичка и в прошлом обезумевшая девчонка, долго шла к автобусной остановке через непроглядную серую стену холодной воды. Замёрзла до дрожи. Не брала трубку. Настолько плевать. Даже тошнит от мысли, что я нахожусь в этом теле, вообще являюсь самой собой. Может, трудности не для меня? Разве то, что происходит вообще можно назвать трудностью? Это созданное пекло на земле. Утверждать, что я совсем справлюсь сегодня не получается. Не справлюсь. Не хочу. Да плевать, пусть Неизвестный хоть сейчас прийдет и разделает меня на кусочки. Буду благодарна. Невольно кривлюсь, понимаю, что просто напросто начинаю плакать. Слезы мешаются с дождём и стекают к подбородку, капают на ветровку. Ненавижу себя жалеть. Быть слабой. Разбитой. Я никогда на своей осознанной памяти не находилась в таком состоянии. Что-то подсказывает мне, что я, после смерти отца, испытывала те же чувства, что и сейчас. Может, действительно больна? Если нет, тогда почему реву взахлёб? Глотаю сопли, сжимаюсь. Иду вдоль улицы с домами и чувствую себя в пустоте. Среди стены дождя. Ни души. Мутный свет в окнах чужих жилищ. Я ещё не покинула район этой чокнутой мисс Бреннер. Словно иду, но не сдвигаюсь с места. Душевная боль становятся физической и колет в груди. Цепляю губами воздух. Успокоиться не получается. Трясусь то ли от холода, то ли от нервов. Эмоционально неуравновешенна. Сама же проектирую из себя жертву. Хочу в полной мере чувствовать себя ничтожно, потому что когда ты слаб духом — от слез на ровном месте не так гадко. Автобус прибывает через двадцать минут. Водитель требует доллар пятьдесят и брезгливо кривится, когда я всучиваю ему мокрую купюру и 50 центов. Доезжаю к центральной площади, на которой так же практически никого. Все прячутся дома. Пустоту разбавляют редко проезжающие машины и люди под зонтиками, выскочившие то ли в кофейню, то ли в магазин. Город то от оживет, то ли помирает. Добираюсь до дома. У тротуара припаркован незнакомый мне синий форд. Дверь открывается, Нейт раскрывает зонтик и идёт мне навстречу. —Ебанулась, что ли? Не отвечаю. Смотрю на дом Дилана, у которого не стоит машина. Он должен был меня забрать. Это он звонил, наверное. Веду себя, как конченная. Сама же отталкиваю людей, к которым цепляюсь. Ай, да ну его нахер, поебать мне! Толкает внутрь грубо, злясь. Замечаю в гостиной девушку невысокого роста с каштановыми волосами по плечи. У неё миндалевидные глаза, большие губы и худое тело. Она поднимается с дивана, увидев нас. Подо мной сразу же образовалась лужа воды. Не двигаюсь с места, туплю взгляд в пол. Слышу приближающуюся маму, которая взволновано хлопочет о моем внешнем виде. Не хватало, чтобы ещё какие-то незнакомки торчали здесь и наблюдали за моим овощеподобным альтер-эго. Нейт стягивает с меня ветровку, треплет волосы, ругает, словно он тут старшый, а я в очередной раз глупая школьница. Передаёт в руки маме, садится, разувает меня. Я тянусь за матерью, замечаю, как брательник берет за руку эту незнакомую девушку, которая не сводит с меня взгляда, и помогает ей одеться. Дверь хлопает. Они уходят. Не хочу даже думать. Не сейчас. Переодеваюсь. Меня заматывают в тёплый плед и засовывают под простыни. Пока мама кутает меня, словно младенца, Патрик приносят горячий чай и спрашивает: —Ты наврала про подругу и кофейню. Где ты была? Буквально кусаю его своим ненавистным взглядом и мать с умоляющим лицом просит его уйти. Он закатывает глаза, в очередной раз осведомившись, что я не считаю его членом нашей семьи, и покидает пределы моей комнаты. —Это правда? Ты наврала? —Да, —голос хриплый и измученный. Гляжу на неё ровно. Дышу глубоко. Медленно пытаюсь оклематься. Кажется, я понимаю, что становлюсь похожей на ту себя, которой я стала после смерти отца. Находясь в стрессовых ситуациях непроизвольно становлюсь странной, немного тронутой и отчужденной. Тяжело контролировать эмоции, которых вроде как не чувствуешь, но они управляют телом и разумом. —Я была в кофейне сама, —обманываю. —Хотела побыть одна. —Скажи, —хмурится, гладит одеяло, под которым находятся мои ноги, —ты плохо себя чувствуешь после того, как я рассказала тебе про отца? —снова прибегает к шёпоту, когда тема заходит о нем, чтобы не дай Бог ван де Бруно не услышал. Качаю головой, говоря, мол, нет. —Произошла авария. Помню, как машина наполовину повисла над рекой. Кто был виновен? Его нашли? Не отвечает, потому что не ожидала этого вопроса и не особо желает развивать эту тему. —Водитель другой машины был пьян. Выехал на встречную полосу, подрезал, вас резко занесло в строну, капот проломил бортик моста и машина загорелась, —бормочет быстро. —Может достаточно копаться в прошлом? Что —то я слышу это очень часто. —Не достаточно, если от тебя его скрывали. — Виновник сейчас в тюрьме, он наказан, —она говорит так, словно…словно действительно его отпустила, будто эта тема больше не делает ей так больно, как мне.—Зачем ты все это время находилась под дождём и не шла домой? —резко переводит тему. —Захотелось, —отвечаю с укором. —Что там с Доланом? Очередной вздох. Я поднимаю как раз те вопросы, которые она не хочет со мной обсуждать. —Уже ходит, его навещают сын и жена. Идёт на поправку, не волнуйся. —Ничего так и не вспомнил? —Пытается, но, к сожалению, нет. Патрик рассказывал, что ты прогуливала уроки… У тебя проблемы с успеваемостью, так сказал директор Грайс… —Да, признаюсь, —она тоже поднимает темы, которые я не могу обсуждать, —я погуляла один урок. Из-за того что мы с Крисом не общаемся и теперь как бы враждуем, —мама вскидывает брови, —отец его лучшего друга, мистер Уилсон, учитель химии, занижает мне оценки. —Какое ему дело к вашим разборкам? Но я, правда, давно не видела, как ты делаешь уроки или… —А я, правда, давно не видела тебя дома. Ты не видишь, что делает этот козел Патрик? Стравливает нас. —Но он же говорит правду! —Постоянно преувеличивал, и про то, что я курю, наврал. Внезапно она глядит сквозь меня, пытается учуять ложь, подметить её на моем бледном лице. Сжимаю посиневшие губы в полоску. —Ты сильно волнуешься в последнее время в связи с происходящими событиями. Ты, как тогда, становишься непонятной для себя и отчужденной, я чувствую, —она права, но я буду это отрицать, ведь ни за что на свете не прийду к миссис Буш. Ни за что. Неприязнь, сравнимая с чистой ненавистью, бурила внутри дыру при одной даже мысли о ней. Я не сумасшедшая. Это депрессия. Оставьте меня все в покое! Хочу ужраться до онемения конечностей и заснуть где-нибудь на улице, где не безопасно, холодно и страшно. С мыслью о маньяке, о том, какая я идиотка. Думаю так, словно уже под градусом, но хочу этого до зуда под кожей. Если мне плохо — тогда я хочу ощутить это в полной мере. —Можно…—прочищаю горло.—Можно я прийду к дяде Долану? Она недовольно выдыхает носом. —Как только оклемаешься… —Я в порядке, правда, хотела сегодня заночевать у Эшли… —Нет, детка, посмотри на себя, —гладит мою щеку. Раньше её руки всегда пахли кремом и кожа была нежной, а сейчас они сухие и смердят лекарствами. —Я что, страшная, хочешь сказать? Закатывает глаза. —Нет. Ты простыла, тебе лучше остаться в постели для профилактики, чтобы не заболеть… —Но завтра и так в школу, —святые глазки даются с трудом, но я делаю их. —Я буду у Эшли лежать под одеялом и делать уроки. Честно. —Мэйсон, лучше остаться дома, сейчас не безопасно выходить на улицу, там убийца, —дождь, следуя за ветром, громко забренчал по стеклу, —и, вон, погода какая. —Меня заберут на машине её парня. —А где же Элис? —она говорит про мать Мангомери. —Дома. —Может быть лучше пригласишь Эшли к нам? —Мааам… —Ну если тебя заберут на машине…—колеблется. —Да, заберут возле автобусной остановки в конце улицы, Тайлер не будет поворачивать. Снова проходится по мне сканирующим взглядом. Озадаченно хмурится, смотря в никуда. Ее лоб прорезает мучительная складка. —Я буду звонить, писать, а если не ответишь, наберу Эшли или Элис, понятно? Если ты лжёшь -это сразу раскроется, я предупреждаю тебя. Грозит пальцем. Киваю. Я не пойду к Эшли. Я пойду в бар и напьюсь там до тошноты. Буду пить всю ночь. Прийду домой тогда, когда все свалят, и лягу спать. *** Сейчас я совершаю поступки по воле своего нестабильного настроения. Я хожу по тонкому лезвию. Это опьяняет. Хочется выпотрошить из себя все скопившееся дерьмо. Хоть совсем на чуть-чуть отогнать этот непрекращающийся поток мыслей. Где —то там, где находится серое вещество, что-то скребет мою черепную коробку изнутри. Схожу со своего гребанного ума. Я оставила все свои тетради в школе, потому что знала, что не буду делать уроки. В неком роде я забила на учебу, хоть и пытаюсь что-то делать с домашкой. Проблемы с оценками становятся такими ничтожными в сравнении со смертью человека. Вот умер вроде бы не близкий тебе индивид. Он жил, у него была семья, друзья, и вот, его жизненная нить оборвалась, причём не сама собой, а кем-то. Кем-то, кто возомнил из себя Бога. Ветхим Заветом воплоти. Чужая смерть не напрямую касается меня, но от осознания, что мы виделись чуть ли не каждый день, проходили мимо друг друга в школе, имели общих знакомых, но часто не общались, не мешает мне чувствовать эту чёртову паршивость, которая засела в горле противным осадком. Я была в чёрной ветровке, чёрных кроссовках, синих джинсах и в розовом реглане. Чтобы не спалиться дома, я всего лишь приняла душ, оделась, взяла поддельные документы. В сумку я бросила зубную щётку, на всякий случай, чтобы у мамы не возникло вопросов, деньги из своей заначки, уголь, аспирин, перцовый баллончик, которым я обзавелась от недавнего времени, павер-бэнк, зарядное, телефон, косметичку, белую футболку на всякий случай. Так же внутри валялась расческа, старые буклеты, пинал. На поддельной карточке паспорта мне двадцать лет и зовут меня Лорен Ридус. Я родом из Калифорнии, Лос -Анджелес, где, кстати, мне его и сделали. Везде он канал, значит в «У Мо» тоже. К вечеру дождь прекратился, туман застелил горы, висел в воздухе непроглядной дымкой. На улице не было бы так холодно, если бы не повышенная влажность. Листья и лужи повсюду. Дует ветер. Гринвуд купается в бледно -фиолетовых сумерках, которые ели просачиваются сквозь серые тучи. Сейчас семь часов вечера, ещё рано идти в бар, потому решаю прогуляться, так как на улице на удивление много народу. Я давно не видела столько людей на центральной площади. Молодые пары, семьи, компании подростков, пожилые люди. Иду вдоль центральной аллеи и встречаю нескольких знакомых. К удивлению, мне удаётся сиять и делать вид, что все прекрасно. Не говорю ни с кем долго. Боюсь встретить своих друзей, упаси Господь они увяжутся за мной. Телефон звонит. Беру трубку. —Привет, —отвечаю повседневным, любезным тоном. Пожалуйста, пусть Эшли только не увидела меня в толпе, пора уходить отсюда… —Привет, —говорит грустно, —мне так плохо, Мэйс, мы с Тайлером… Я отодвигаю динамик от уха и жму телефон к груди. Нет. Только не ещё одна проблема. Я не могу сейчас слушать о чужих проблемах, ведь у меня своих полно. Да столько, столько внутри их скопилось, до самой настоящей боли в висках! Я не могу никому сказать. Мучаюсь в одиночку. Только не сейчас. Я не могу помочь ей ничем сейчас. Завтра. Господи, какой же я была отвратительной подругой, когда сказала ей, что не могу говорить, слушать её, и сбросила. Мне до ужаса жаль, но я чувствую, как рушусь внутри. Это ненормально. Моё поведение ненормальное. Я только что отвергла свою лучшую подругу потому что я эгоистка и думаю только о себе. Перезваниваю. Она сбрасывает. Делаю это ещё раз. То же самое. Пишу смс с извинениями и говорю, что мы поговорим завтра. Она моя единственная лучшая подруга. Я не могу её потерять. Главное сегодня не наделать ещё большее количество проблем, чтобы потом их разгребать и буквально не выходить из этого пиздецкого состояния. Коротаю время на обычных улицах. При всём своём глубоком, засевшем под рёбрами и затмевающимся депрессией желанием пойти в закусочную к мисс Салливан, я обхожу это место, ведь там постоянно зависают мои друзья и, конечно же, недруги в лице Криса. Захожу в небольшой магазин одежды за пятнадцать минут до закрытия. Иду вдоль вешалок с одеждой, подмечая явных запах овечьей шерсти в воздухе. Конечно, это винтажный магазин. Кассир и консультант посылают мне натянутые улыбки, ведь планировали закрыться раньше. В примерочной я крашусь, чтобы соответствовать возрасту на поддельном паспорте. Мне нравится, как я выгляжу, хотя данный макияж повседневным не назовёшь. Забавно, что я так выряжаюсь в эту круглосуточную дыру, чтобы просто пить там. Я могла, конечно, купить себе водки и пойти гулять всю ночь по лесу, как и хотела, но решила поберечь здоровье, ведь я просто обязана ходить в школу. Абстрагируюсь от общества. Я это умею. Если же не получится-уйду. К черту. Так тому и быть, заболею и насрать вообще. Мама звонила пару раз. Я её убедила недовольным тоном, что нахожусь у Эшли и она, извиняясь, сказала что будет писать мне. Да. Контингент в этом баре самый разнообразный: пятидесятилетние бородатые типы с пыхтящей сигаретой между зубов и полным стаканом пива в руках, травят между собой старые байки; мужчины, курящие, пьющие бурбон или текилу; парни, которым чуть больше восемнадцати, поглощающие шоты, разные коктейли и самбуку, в бешеном пьяном угаре. Все оказалось приличней, чем я думала: никакой грязи, драк, криков. Свет слабый, с красным отливом для создания расслабляющей атмосферы. Много дерева. Длинная банная стойка. Барные стулья орбиты зелёным бархатом, как и сидения за столами у стены. Здесь два зала и в каждом есть бар. На стенах дизайнерские картины в деревянных рамках, с идентичным вырезанным узором, как на стульях, столах и ободках сидений. Замечаю здесь компанию девушек, которым слегка за двадцать. К ним клеятся мужчины и приносят выпивку, подсаживаясь за столик под их смех. Вижу и взрослых тёток, выпивающих у стойки. Буду пить так же. Я хочу тишины, но мне нравится мучатся. Разговоры не затихают. Гул. На заднем плане джазовая музыка. Не ожидала, что это место настолько популярно, ведь не была здесь. Один старый знакомый с вечеринки в доме братства узнает меня среди толпы и салютует ладонью. Отвечаю тем же в ответ и понимаю, что вынуждена с ним заговорить. Не снимать с себя маску доброй феи. Хотя бы до тех пор, пока не нажрусь и не успокоюсь. Кто-то курит сигарету с вишнёвым табаком, так что чую этот запах, в перемешку с пивом и чьим-то сильным ароматом одеколона. Здесь пахнет протоптанным полом, хмелем и потом. —Мэйсон? —спрашивает он, будто не уверен, так ли меня зовут. Работает кондиционер. К счастью, здесь все же есть чем дышать. —Привет, —а вот его имя я, к сожалению, не помню, но он учится на одном курсе с Кэмероном, это точно. —Ты сама? Взглядом я нахожу его компанию. Они сидят в первом зале, почти в дробода, судя по глазам, походке и количеству выпитых рюмок на столе. Можно лгать. Скоро свалят. —Нет, сейчас должны прийти мои друзья, —улыбаюсь, звучу непринуждённо, хотя он слабо принимает то, что я ему говорю. На ровном месте его рот расплывается в пьяной улыбке и парень пошатывается, но я придерживаю его за предплечье.—Передай привет Кэмерону. Вряд ли он вообще меня вспомнит. Так что просто толкаюсь дальше и захожу во второй зал. Нахожу свободное место у стойки возле какой-то женщины с выпаленными белыми пушистыми волосами. На ней кожаная куртка, синий свитер, джинсы и каблуки. Аромат её резких духов выдаёт то, что они дешёвые. Об небольшом материальном положении так же говорят часы на её запястье, потертые, уже не ходят, но она использует их как аксессуар. Не замужем. На шее и в ушах дешёвая бижутерия. Глаза почти прозрачные, голубые, с красным белком вокруг зрачков. На ногтях сбитый красный лак. Она сжимает между пальцев сигарету и затягивается, к счастью разделяя своё общество со стаканом дешёвого виски. По другую сторону от меня мужчина, он одет в светло голубую рубашку, коротко подстрижен и повернут ко мне спиной, говоря с другим человеком. Радует, что хоть расстояниям между сидениями достаточно приемлимые, чтобы не соприкасаться ним кем в лишний раз. Махаю рукой симпатичному бармену. Ему не вид немного больше двадцати. Квадратная челюсть, большие голубые глаза, прямой нос, тонкие губы и блондинистые волосы, собранные в хвостик. Я вижу, что он оценивает меня. В его глазах мелькает удовлетворённость от моего миловодного лица и недоверие, ведь я выгляжу довольно-таки молодо. Выгибаю бровь. Так же показательно оцениваю его в ответ. —Рюмочку текилы, пожалуйста, —улыбаюсь. Он облизывает губы и ухмыляется в ответ, будто не может поверить своим глазам. —Могу я взглянуть на твой паспорт? Изображаю легкое недоумение. Раньше я не видела его в городе. Или не замечала. Достаю из сумки, брошенной у ног, карточку, и потягиваю ему. Он смотрит на неё пристально, бросает короткий взгляд на меня, потом опять на нее. Черт, пусть все не накроется. Я многим пожертвовала ради этого вечера. Складываю руки на стойке, слегка наклоняясь вперёд и беспечно улыбаюсь: —Что-то не так, Стив? —читаю его бейджике, веду себя томно, будто флиртую. Он снова усмехается. Отдаёт мне паспорт обратно. Кажется понимает, что он не настоящий, но ничего не говорит. Поворачивается ко мне спиной к длинным стеклянным рядам из бутылок. Берет текилу. Не дешевую, но и не дорогую. Мне будет по карману. Наливает. Даёт дольку лимона на блюдце. Я обхватываю рюмку пальцами и проглатываю все залпом, после чего закусываю и морщусь, почувствовав слезы в уголках глаз. Алкоголь кипятит стенки горла и я буквально чувствую, как он скатывается вдоль трахеи к желудку. —Повтори, —прошу бармена. Достаю телефон. Листаю ленту Инстаграма. Ничего интересного. Я давно не обновляла свой, но и желания делать это сейчас особо нет. Мне приходит сообщение в фейсбуке от Кэмерона: «Сейчас только девять, а я уже в дерьмо, не хооооочешь приехать¿¿» Уголки губ поднимаются непроизвольно. Я бы могла и хотела, Монахэн был бы отличным человеком, рядом с которым можно было бы забыться. Не сегодня. Я пью. Одна. «Занята, прости…» «приезжай, как сможешь» «Окей» Глотаю текилу. Закусываю. Мне становится жарко. Смотрю по сторонам. Знакомых лиц нет. Выпитое ударяет в голову. Говорю, что мне нужно ещё. Думаю о том, как поступила с Эшли, её что-то волновало, она хотела поговорить со мной как с лучшей подругой, а я её послала. Да, у меня есть свои проблемы, но они не должны отражаться на моих близких. Вот, почему Стив не сказал ничего на счёт паспорта: пытается меня склеить, говорит со мной, что-то спрашивает, а я отвечаю незамысловато, вынуждена отвлекаться на телефон, чтобы он не трогал меня. Парень называет меня Лорен. Отзываюсь на это имя через раз. Стив говорит, что у него смена до десяти и приглашает меня к себе. Вот так просто. Через пол часа и после моих скупых ответов на элементарные вопросы. Я немного в грубой, обиженной форме, отказываюсь. Парень отстаёт, молча наливает, к нему цепляется моя староватая «соседка», пахнущая дешевыми духами. Я думаю, как буду извиняться перед Эшли и в голове прорезается что-то давно забытое. Вечеринка у Сары Фишер. Завтра я улетаю в Лос Анджелес. На улице тепло, жарко. Звёзд в небе катастрофически много. Не могу отвести глаз. Дышу глубоко. Момент прекрасный. До чего же у меня прекрасная жизнь! Облокачиваюсь правым плечом на дерево на заднем дворе Сары. Музыка совершенно не отвлекает, крики тоже. Листья шуршат над головой. Алкоголь не мешает мне думать глобально: о космосе, о звёздах, о необъятной вселенной и обо мне, крошечном сгустке атомов, стоящей на земле и мечтая. —Я буду скучать, —рука Криса ложится мне на талию, он целует меня в висок. —И я, очень сильно, — улыбаюсь тоскливо. —Давай все-таки уйдем и проведём этот вечер вместе, как и планировали, —океан в его глазах кажется таким бездонным. Я выдыхаю носом и тянусь вверх, целуя его. Он углубляет поцелуй, выражает им то, что чувствует. Отстраняется. Целует уголок губ. Губы. Щеки. Глаза. Лоб. Кончик носа. Смеюсь. Прижимаюсь к его груди. Вдыхаю родной запах. —Люблю. Сильно. —Я ещё больше. Мы держимся за руки, говорим, обходим дом и держим путь к озеру Вест Честер. —Мэйсон! Мэйсон! Мэйсон! —Да, меня зовут Мэйсон, и что дальше? Почему мы не можем просто уйти? Брит подбегает ко мне. Быстро дышит. Красные глаза на мокром месте. В них беспокойство, растерянность, страх и злость. —Зачем? —кричит, срывает на меня голос, взмахивает руками. —Что такое? —Не понимаю. Испытываю раздражение. Люди оборачиваются на нас, но им мало интересно это, музыка внутри дома влечёт больше. —Ты рассказала Адаму, что он мне нравится. Он…—всхлипывает.—Он высмеял меня! Зачем ты это сделала? Кто тебя просил? Она не испортит мне вечер. Мне сейчас настолько плевать… — Прекрати на меня кричать, —голос звучит пьяно. Харрингтон молчит, не влазит, отходит и ждёт. —Отвали, сейчас не подходящий момент. Её глаза расширяются. Хопкинс пошатнулась, губы стали белыми, она сжала их в тонкую полоску. Качает головой, словно не верит услышанному. А что она ожидала, извинений? Я даже не помню, чтобы я говорила с этим Адамом. —Ничего я ему не говорила. Ухожу. Она стоит, пялясь нам в спину, одна, посреди лужайки. Её плечи поникли, грудь дрожит от всхлипов. Не сейчас. Пусть не пытается все взвалить на меня! Сжимаю руку Криса в своей, жмусь к нему преданно и крепко. Опять смотрю на звезды. Тёплый летний ветер раздувает волосы. Пусть все подождёт, хотя бы до завтра. Когда —то, в очень схожей манере я поступила с Брит, Боже… Может быть тогда она и обозлилась? Я была в Лос Анджелесе и не могла ничего исправить. Я настоящая стерва. Какие могла такое сделать? И ради кого… Криса? Я глотнула виски и закурила тонкие сигареты, точно какая-то дама бальзаковского возраста, страдающая из-за проблем с мужем. Вот прям как та, сидящая слева от меня. Она делится со мной пепельницей. Ещё пью. Понимаю, что хочу в туалет, прошу не занимать своё место и поднимаюсь на ноги. Все перед глазами пошло ходуном. Крутится, вертится. Я шатаюсь, сумка чуть было не выскальзывает из рук, когда меня толкают в плечо. Вернувшись из туалета, я замечаю, что мужчины справа ушли и их место занял худосочный парень в костюме. Допиваю виски и прошу налить ещё пятьдесят грамм. Ещё немного, и мне станет плохо, но сейчас расслабляет должным образом. Даже если в голове и крутятся мысли, то я не успеваю их улавливать, просто смотрю в стакан и курю уже вторую сигарету. Затягиваюсь, прикрываю глаза, выпускаю дым ноздрями. Смотрю на Стива под иным углом. Он это замечает, с довольством опять начинает говорить со мной, спрашивать про Лос Анджелес. Внезапно меня посещает желание выйти на улицу. Немного подышать воздухом, отойти, чтобы пить ещё и ещё. Нужно было начать разгоняться чем-то лёгким, а не текилой и виски. Дальше только водка или самбука. Я отлично понимаю, что градус мне понижать ни в коем случае нельзя. Бармен снова, между слов, напоминает, что его смена закончится в десять и мы можем пойти к нему. Я отказываюсь и прошу его придержать мою сумку до тех пор, пока я вернусь. Толкаюсь локтями, на лбу появляется испарина от того, что продвигаться вперёд трудно. Музыка начинает надоедать. Эти красные мужские рожи вблизи кажутся ещё противнее. Кто-то обливает мой правый рукав пивом. Я недовольна, но не настолько, чтобы огрызаться. Выхожу. Становлюсь слева от входа. Вывеска «У Мо» светится зелёным и фиолетовым неонами. Какая —то парочка курит. Уподоблюсь их примеру. Тоже затягиваюсь сигаретой, блуждая пустым взглядом по улице. Повсюду лужи, влажно, дует ветер. Ещё затягиваясь и пускаю струйку дыма изо рта. Отвечаю на звонок мамы, отходя к соседнему зданию, делаю голос сонным.Это всегда помогает не спалиться. Вот чтобы кто не говорил, а изображать трезвую по телефону я могу. Усмехаюсь этой дурацкой мысли и становлюсь обратно. Смотрю на носки кроссовок, потом на здание напротив, на тёмный узкий переулок между домами. Вдруг Неизвестный выглядывает меня оттуда. Хочу его позвать, но потом решаю, что это проделки разума и возвращаюсь, испытав резкий контраст между холодной улицей, пахнущей асфальтом и дождём, и баром. Сажусь на своё место. Стив отдаёт сумку. Телефон вибрирует. Мне звонит Нейт. Удивляюсь. Прошу пятьдесят граммов виски и отвечаю. Не выхожу никуда, пусть слышит гул на заднем фоне, все равно маме не настучит. —Алло, где ты? —А что такое? —отвечаю громко, усмехаюсь самой себе. —Ты на вечеринке? Я оглядываюсь по сторонам и смеюсь в трубку снова: —Да, что-то типа этого… —Мама сказала, что ты у Эшли и ложишься спать, —он раздражён. Это странно, будто мы на день поменялись ролями. Давно его не волновала моя жизнь. Согласна, раньше, когда нашим жизням не грозила опасность, я так не контролировала его. —Ага, все? —Где ты находишься? —перекрикивает гул. —Это частная вечеринка, тебе здесь не место, —от чего-то так приятно. Пусть почувствует меня собой. —И да, —вспоминаю, делая немного грубый деловитый голос , —если не дай Бог звезды в небе станут так, что ты захочешь проболтаться, я откручу тебе голову и засуну её тебе в задницу, а потом расскажу про магазин мистера Оливера маме и буду с ннздоровым удовольствием наблюдать за твоей медленной и мучительной кончиной. —Ты че, ахуела? —Смотри сам не ахуей. Спокойной ночи. Иди в постельку, младший. —Не делай глупостей. Помни про комендантский час. Кривлюсь и сбрасываю. Забавно слышать эту фразу уже находясь в таком «глупом» положении. Стив уходит. Значит сейчас уже десять. Супер. У меня впереди целая ночь. Виски осталось на самой пинте стакана. Глотаю и снова курю. Все идет ходуном. Четко не различаю лиц. Встаю, чтобы выйти в туалет и понимаю, что нажралась в дерьмо. Действительно, это единственное, что я точно понимаю. Когда сажусь на место, вижу, что женщина слева уже ушла. Меня клеит какой-то парень. Пытается коснуться запястья правой руки, но я резко увожу его в сторону и отворачиваюсь.Все очень смазанно и непонятно. Заказываю ещё. Время тянется то слишком медленно, то слишком быстро. —Хэй, Зак, шесть бутылок Короны, —смотрю в стакан, опираясь локтями на стойку. Знакомый голос совсем рядом. Этот грубый, хриплый, словно у байкера. Сбоку. Поднимаю свой взгляд и стыкаюсь с человеком, которого совершенно не ожидала увидеть. Дилан. Чертов Дилан. Единственный из всех, кого я могла встретить. —Мэйсон? Он удивлён не на шутку. Моргает несколько раз и наклоняется чуть ближе к моему лицу, думая, что обознался. — И в правду ты, —смеётся. —Ты что, уже все, готовая? —Si (да), —глотаю остатки со дна и даже прекращаю морщиться, потому что тело немеет и все органы чувств притуплены. Закидываю волосы за спину. Не сразу вспоминаю, как кинула его сегодня и не брала трубку. Он игриво улыбается в ответ моему испанскому и спрашивает с поддельным акцентом: —Que vos ases aquei? (Что ты здесь делаешь?) —Anda (отвали), —бросаю безразлично, потому что не хочу с ним ссориться лишний раз. Да почему же судьба постоянно сталкивает нас лбами? —Porce? (Почему?)—вскидывает брови. Подзывает своих друзей. Они забирают заказы, бросая на меня заинтересованные взгляды и садятся за свой столик. Дилан делает какой-то жест рукой и остаётся на месте. —Porce yo no te queiro! (Потому что!) —Мэйсон, эй, —кладёт руку на моё плечо, ведь я шатаюсь, сидя на стуле.Он склоняет меня к стойке, чтобы я с него не свалилась. Я в дерьмо. Знаю. —Ты здесь одна? Молчу. Не отвечаю.Парень смотрит по сторонам, ещет знакомые лица, жмет проходящему мимо мужчине руку, здороваясь. —Ты одна, —произносит с досадным вздохом. Я тянусь за стаканом и делаю глоток янтарного цвета жидкости. ОʼБрайен садится рядом и не сводит с меня глаз, будто не знает, что со мной делать. Оставить в покое, конечно же. —Почему ты напиваешься? Тебе завтра в школу… —Тебе тоже, —перебиваю грубо. —Чего пристал? Ты видишь, со мно…мной все в порядке, —так, теперь у меня заплетается язык. Я не чувствую ничего, кроме тошноты в желудке чего-то щекотливого в груди из из -за темных глаз ОʼБрайена, которые он не сводит с меня. Он казался бы сексуальным для незнакомки: острые скулы, большие глаза, тёмные волосы, вздёрнутый нос и тонкие губы. Ненавязчиво пахнёт одеколоном и этой гребаной хвоей, хвойным лесом. Закусывает нижнюю губу и стучит пальцем по стойке, в то время как я начинаю курить. —Так, все, —психует. Вырывает у меня из рук сигарету и тушит её в моем ещё на половину полном стакане. Глаза расширяются, я хочу кричать на него, но внезапно голова оказывается сильно тяжёлой и при попытке встать, коленки подгибаются. Я чувствую грубые, матёрые руки Дилана, которые меня подхватывают. Упираюсь носом в его ключицу. Дышу быстро, а вот отстранится не получается, ведь он цепко держит моё предплечье и жмет меня к своей твёрдой груди, чтобы я не упала. Сейчас я должна была бы переходить к той части, в которой хотела пойти заночевать в пьяном угаре в каком-то переулке. ОʼБрайен платит за меня.Его друзья, кажется, смеются с меня.Уроды.Он прощается с ними, кто-то из них просит оставить меня, но парень отказывается.Забавно, что он жертвует тусовкой с друзьми рвди того, чтобы возиться со мной.Распихивает людей и ведёт моё ели функционирующее тело к выходу. Когда мы оказываемся на улице, парень ставит меня перед собой. Я честно пытаюсь устоять на ногах. —Посмотри на меня, —просит. Даже ветер и холодная улица не помогли мне хоть немножечко отрезветь. Я не реагирую. Сосредотачиваюсь на том, чтобы мои ноги держали меня. Его большая ладонь ложится на мою щеку, приподнимает лицо. Он вглядывается, находится очень близко, ведь я чувствую его горячее дыхание свой же собственной кожей. Сглатываю. Гляжу в ответ своими стеклянными глазами внезапно ощутив что-то внутри. Что —то непонятное. —Я не взял машину, мы пойдём пешком, ладно? —гладит скулу пальцем. В нормальным состоянии я бы не разрешила прикасаться к себе таким образом. Смысл сказанного доходит через секунд десять и я пьяно отзываюсь, снова чуть не падая, и он удерживает меня за талию. Его обе руки практически полностью обхватывают её и держит он меня крепко. Находится до невозможности близко. —К-куда? —Домой, —отвечает, словно глупому ребёнку. —Мне нель-зя до-мой…—пытаюсь ещё что-то требовать, опять хочу кричать, протестуя. Какого хрена он что-то за меня решает? Забрал из бара, сейчас будет вести домой и вообще может сделать со мной все, что угодно, ведь я не в силах даже стоять. Моя сумка на мокром асфальте. Я не могу идти домой. Глаза резко наполняются слезами. —Дилан, —всхлипываю, смотрю прямо на него, наши лица в нескольких сантиметрах друг от друга. —Я не могу пойти домой, ты понимаешь? Я не м-могу… —Ко мне домой, —отвечает, не растерявшись, и мой желудок повторно скручивается. —С ума сошёл? Синхронно оборачиваемся на вылетевших из бара мужиков, которые двинусь перпендикулярно улице, шатаясь и напевая какую-то песню в унисон. —Переночуешь у меня. Выбора у тебя нет. Раз домой нельзя, тогда ко мне, здесь ты не останешься, —чеканит, херов диктатор. Слабо пытаюсь оторвать его руки от себя, но он окольцовывает мои запястья и держит на месте. Ебучая беспомощность. —Мы едва знакомы! —Ты мне не доверяешь? —упрекает. —Вот в чем проблема? Утром ты говорила, что мы друзья… —Отпусти, —пищу, выкручиваюсь. —Так, успокойся. Я тебя не трону, если ты об этом, —снова удерживает моё лицо одной своей правой, давит пальцами на щёки, но я не чувствую боли. Шиплю, как кошка на собаку. —Если ты не хочешь ночевать у меня, я отведу тебя домой. Сейчас на улицах не безопасно. Ты не можешь вот так тусоваться в баре совершенно одна. —Д-д-а что ты решаешь? —корчу гримасу. Мой голос какой-то сбитый, я похожа на хомяка. —Я хочу пить. —Ты хочешь не пить, а выпить. Нажраться до потери пульса. Я не знаю почему, но говорю тебе сейчас, что ты этого не сделаешь и не сможешь сделать, —он груб со мной. Его движения резкие, я чувствую себя какой-то марионеткой, потому что поддаюсь им как неживая. Дилану не нравится эта ситуация, прямо как и мне. —Я не иду домой! Нее см-е-й! Угрожаю. Точнее пытаюсь это сделать, когда он пускает моё лицо. —Достаточно. На секунду я освобождаюсь от его тисков, но мгновением спустя оказываюсь на его плече как туша убитого животного. Он берет мою сумку и несёт меня вдоль улицы. Возникает чувство, будто я для него — пустая картонная коробка и тащить меня на себе не сложно. Закрываю глаза. Тошнит. Хочется плакать. Мне плохо. Он несёт меня домой. Мне нельзя домой. —Диилан, —хриплю, плачу. Парень игнорирует и идёт дальше. —Меня очень тошнит, пожалуйста…—это заставляет его остановиться. ОʼБрайен слегка приседает, спускает моё тело. Я снова перед ним, ревущая. Капризничаю. —Сильно тошнит? Тебя стошнит прямо сейчас? Отрицательно качаю головой. —Я не могу, —неуклюже пытаюсь показать, будто иностранцу, —я не м-могу в-в-ерх ногами… Его лицо плывёт, как и улица вокруг. Все краски снова мешаются и я не могу ни на чем сфокусироваться. —Ладно, давай по другому. Обхвати мою талию ногами. Ого, а мы играем не в детские игры. Мои ноги обвивают его торс, а руки шею. Он рывком подымает меня, практически не напрягаясь. Голова идет кругом. Я концентрируюсь на его мягком запахе, исходящем от кожи, и на тепле его тела. Правая рука Дилана крепко держит моют задницу и сумку, а другая лежит на талии. И я позволяю ему это. В один момент вырываюсь, а в другой мне хочется его касаний до бурлящей под кожей крови. Это ненормально. Зарываюсь носом в изгиб его шеи и мимолетно прикасаюсь к ней губами. Уже не хочется плакать. Хочется смеяться от этой шалости. Я, надеюсь, мне удалось смутить его так, как он меня. Парню становится щекотно и он дергает плечом, в попытке почесаться, от чего я пьяно хихикаю. Сон начинает накрывать меня, а скрещенные за мужской спиной лодыжки распадаются. Он чуть подбрасывает меня, как маленького ребенка и его хватка усиливается, чтобы я не упала. Кажется, Дилан понял, что у меня даже не осталось сил, чтобы держатся за него. Что же я творю? Что же я натворила? Все мои идеи дуратские. Я не представляю, чтобы делала, если бы он не оказывался рядом. Точно поехавшая с катушек. Я терпеть его не могу. Так же?