Personal toy.

От лица Мартины. Пол часа нашего первого занятия истории проходят нормально, и Хорхе с невероятным наслаждением рассказывает мне о Кубинской революции, иногда выводя на доске особо важные даты, и я, как старательная ученица, всё записываю в свою тетрадь, которую благо додумалась положить в сумку, иначе бы у меня не было прикрытия, дабы опускать глаза, чтобы не встречаться взглядами с историком. Но потом у него звонит телефон, и мужчина принимает решение ответить прямо в кабинете, совершенно не стесняясь меня, единственное, что он делает — поворачивается ко мне спиной, предоставляя возможность на рассмотрение его широкой спины, которую, кажется, совсем недавно, я царапала своими ногтями. Краснею от собственных мыслей и стараюсь больше не обращать на него внимание, даже не вслушиваясь в разговор. Мне тяжело, правда, тяжело знать, что он такой доступный для меня, однако продолжать его упорно отталкивать и делать вид, что я не замечаю его долгих взглядов, когда он сидит за учительским столом. И я считаю, мне чертовски повезло, что он не удосужился сесть рядом, а сохраняет между нами приличную дистанцию. Поворачиваю голову по направлению ко окну, и взору предстают высокие деревья, листья которых в некоторых местах покрылись розовой краской, вижу людей, которые медленно передвигаются на другой стороне улицы, и, правда, хочу бежать от сюда. Слишком сильное напряжение, слишком сильное желание. Заключаю кончик своей фиолетовой ручки в ловушку меж накрашенных блеском губ и упорно продолжаю рассматривать людей, слушая тихий бархатный голос учителя. А через пару минут тишина настигает меня, и я озадаченно поворачиваю голову по направлению к доске, замечая, как Бланко томно смотрит на мои губы. От неожиданности роняю ручку на стол, и мужчина победно ухмыляется, он хотел добиться от меня ответной реакции, и у него это получилось. Я чувствую ком в горле и чувствую насколько сильно пересохли губы. Поднимаю ручку и возвращаю взгляд в тетрадь, старательно обводя одно и тоже слово синей пастой, пока мужчина вновь усаживается на стул, заключая руки в замок под остриём подбородка. — Знаешь, — вздрагиваю и несмело смотрю на него, — Я рассказал тебе достаточно, поэтому сейчас в учебнике найди дату начала и окончания революции, пожалуйста, — улыбается, а я согласно киваю, не в силах выдавить из себя и звука, принимаюсь активно листать учебник, слыша шорох со стороны учительского стола, но лишний раз стараюсь не поднимать взгляда, поэтому карие глаза продолжают бегать по строчкам ветхого учебника. Слышу, как отрывается ящик его стола. И всё же поднимаю взгляд, меж его алых губ зажата сигарета, и он медленно подносит к ней голубую зажигалку, дабы поджечь так ненавистный мне кусочек бумаги. Он знает, как я ненавижу табачный дым, однако ему это не мешает курить в моём присутствии, во всяком случае сейчас. Чего же он добивается? Свожу брови домиком на переносице и возвращаю взгляд в книгу, стараясь уже дышать через раз и думая о том, чтобы такого сказать ему, дабы он прекратил этот отвратительный процесс, который, кажется, приносит ему наслаждение. — Вы знаете, от курения лёгкие людей чернеют, и они умирают много быстрее, прожив относительно недолгую жизнь, — зарекаюсь, не отрывая взгляд от книжки, но, словно кожей, чувствую его тяжёлый взгляд на мне. У него получилось, он заставил меня говорить. — Тебе то какое дело, Мартина. Мои чернеющие лёгкие, моя относительно недолгая жизнь, — вновь делает столь сладостную, для него, затяжку и заполняет воздух ядовитым дымом сероватого цвета. Корчусь, с силой перелистывая очередную страницу учебника, всё же находя, что мне так необходимо, сразу же выписывая дату в тетрадь каллиграфическим почерком. Стараюсь почти не дышать, но табачный дым добирается и до меня, отчего громко вздыхаю, ненавижу так делать, но другого выбора у меня нет, иначе просто сойду с ума от этого отвратительного запаха яда. — Хорхе, пожалуйста, — он ведь всё знает, знает, но в ответ я получаю лишь долгую затяжку, и начинаю кашлять с новой порцией дыма, направленного в мою сторону. Мои здоровые лёгкие не привыкли к такому количеству едкого запаха, поэтому не могу подавить порывы сильного кашля и лишь прикрываю рот рукой, замечая, как сигарета тушится об учительской стол, а преподаватель направляется в сторону одного из массивных деревянных шкафов. Добираясь до кувшина с прозрачной водой и наливая спасительной жидкости в стакан, очень умно держать воду в кабинете, иначе ему бы пришлось каждый раз ходить в учительскую или стоять очереди с учениками к единственному школьному кулеру, где хватает запасов воды всего на день. — Выпей, — он протягивает мне стакан, и я охотно принимаю сей предложение, однако, когда тянусь за стаканом, наши руки соприкасаются на пару секунд, дрожь молниеносно разлетается по телу, и я застываю, смотря в его манящие тёмно-еловые глаза. Но дверь кабинета с пронзительным скрипом открывается, и преподаватель разворачивается, рассматривая только что вошедшую женщину, кажется, она занимает какой-то важный пост в нашей школе, едва ли не правая рука директора. — Мистер Бланко, я право вижу, что у Вас занятие, но спешу сообщить, что все Вас ожидают на собрании в учительской, Вы очень нужны нам, — улыбается, — Немедленно, — добавляет уже стальным голосом и тут же скрывается за дверью, Хорхе разворачивается ко мне, пока я пью воду, и закатывает глаза. Не могу сдержать смешок и вовремя отворачиваюсь от мужчины, но это не утаивается от его глаз. — Ишь, смешно ей, я не думаю, что эта никому ненужная херня продлиться долго, поэтому жди меня, а для закрепления материала прочитай параграф в учебнике, — наклоняется ко мне ближе так, что наши лица находятся на одном уровне, на расстоянии в считанные сантиметры, — Поняла? — киваю и сглатываю, когда он отстраняется и спокойно выходит из кабинета. Чёрт, мне так не нравится какой слабой и зависимой от него я предстаю перед ним. Проходит достаточно долгое количество времени, за которое я успеваю прочитать параграф целых два раза и от безысходности начать рассматривать настенный часы, стрелки которых двигались до ужаса медленно, наконец, дверь вновь скрипнула, и я бросила туда полный взгляд ожиданий, надеясь увидеть учителя, который вот-вот отпустит меня домой, но вместо этого я услышала тоненький женский голос и обомлела. — Господин? — в дверях застыла Лодовика, испуганным взглядом смотря на меня, кажется, мы обе не ожидали встречи здесь. Я откинулась на спинку стула, пристально рассматривая её, пока она в жалких попытках пыталась прикрыться. На девушке было до безобразие короткое чёрное платье и чулки, которые не очень-то и маняще перетягивали её бедра. Ничего, кроме отвращения, к её персоне в этот момент я не испытывала, выходит Хорхе нашёл себе новую старшеклассницу, тогда зачем же эти дешёвые представления о том, что он желает меня? Мне кажется, с Лодовикой он остаётся абсолютно удовлетворённым. — Я, пожалуй, пойду. — Нет, что ты, — всплескиваю руками, сама не понимая того, почему сейчас больше всего на свете хочу ударить её, — Пойду я, моё дополнительное занятие окончено, а твоё, видимо, только начнётся, — вскакиваю и запихиваю вещи со стола в сумку, ели закрывая её, под удивлённый взгляд девушки и направляюсь к выходу, — Когда будешь обхватывать его член своими пухлыми губами, закрой дверь на ключ, а то мало ли кто ещё захочет навестить учителя, — злобно цежу ей сквозь зубы, а затем сильно хлопаю дверью, оставляя её наедине с этим несчастным кабинетом. Захожу за первый же поворот и пытаюсь подавить порыв непрошеных слёз, зачем он так низко поступает с людьми? Спустя добрых десять минут я беру себя в руки и покидаю здание школы, замечая сидящего на лавочке Диего, который улыбается, завидя меня ещё издали. Подхожу к нему и тянусь к его сладостным губам, и это правда помогает откинуть ненужные мысли об учителе, мне правда хорошо с этим парнем, не уверена, что позволь я прикасаться к себе преподавателю, мне было бы лучше. Он берёт мою сумку, пока я сплетаю наши руки в замок, и прогулочным шагом мы направляемся в парк, который помогает сократить дорогу к моему дому. Я рассказываю ему о занятие с историком, но предпочитаю умолчать о появлении там Лодовики, всё же это её дело. Она сама решает, что ей делать и как ей быть, тем более пред таким мужчиной, как Хорхе, и правда трудно устоять. Я же понятия не имею какими способами он совращал её, хотя, думаю, у него одна схема на всех, как же мне стыдно, что она сработала и со мной. Крепче сжимаю руку возлюбленного и рассматриваю до необыкновения высокие деревья, смотришь на них и видишь, словно они тянутся к небу, и им остаётся совсем чуть-чуть. Путь наверх тяжёлый, зато какой вид. Отвлекаюсь от видов природы, когда мы выходим из парка и выслушиваю рассказ Диего о его сегодняшней тренировке, парень профессионально занимается плаванием, и я частенько хожу с ним в бассейн, только вот кажется из-за этих никому не нужных дополнительных, у меня будет получаться это реже. Брюнет доводит меня до порога моего дома и впивается в губы нежным прощальным, на сегодня, поцелуем, сильнее притягивая меня к себе за талию, улыбаюсь, отстраняясь, пока он протягивает мне сумку. — Люблю тебя, — внутри что-то тает, и я обнимаю его, тихо шепча на ушко о взаимности чувств, тогда парень со счастливой улыбкой уходит, а я захожу в дом, скидывая обувь в прихожей. — Это ведь был Диего? — интересуется мама, которая сидит в мягком кресле в гостиной, согласно киваю, бросая сумку на диван, — Почему же он не зашёл к нам на ужин? Ты ведь знаешь, мы всегда рады ему, — да, моим родителям нравится Диего, они считают его наилучшим вариантом для меня, тем более важным фактором является то, что у него богатая семья, а значит парень сможет обеспечить мне достойную жизнь. И, конечно же, моя матушка таяла от его воспитания и вежливости, и таких же, как у неё консервативных взглядах на жизнь. Единственный недостаток моей матери в том, что она никогда не умела отличать сладкую лесть от правды. Тем временем я устало тру шею, рассматривая её волосы, которые как всегда аккуратно убраны назад, лишь пару передних прядок, слишком коротких, спадали на её лоб. — У него есть дела, кажется, их вечером собирает тренер, — искусно вру, просто не хочу звать его сюда, парню итак пришлось смириться с тем, что ему следует подождать до моего совершеннолетия прежде, чем заняться со мной любовью, просто понял после одного такого семейного ужина, что ему оторвут то самое место, прикоснись он ко мне раньше. — Как жаль, — вздыхает мама, — Но передай, что в любой день мы ждём его на ужин. И, пожалуйста, не переодевайся в домашнюю одежду, через десять минут ужин, а за столом следует выглядит как подобает. — Конечно, мама, а папа сегодня будет ужинать с нами? — она сдержанно кивает, — Отлично, у меня для вас новость, вот и сообщу её за столом, — улыбаюсь, разворачиваясь на пятках и спеша к лестнице. — Ох, Мартина, собери свои волосы, — закатываю глаза, мама всегда терпеть не могла, что я распускаю волосы, однако, когда мне исполнилось пятнадцать, данные притчи прекратились, хоть мне и частенько напоминают об этом, даже, когда мои волосы едва достают до лопаток. В собственной комнате успеваю лишь собрать волосы в небрежный колосок и стереть с губ блеск, как раздаётся звук колокольчика, который оповещает о том, что следовало бы спуститься в столовую, честное слово, была бы моя воля, а не культурное воспитание, засунула бы его в задницу нашей горничной, особенно с утра. Никогда не смирюсь с этим отвратительным звуком, но всё же это — лучшая девушка, которая когда-либо работала у нас, поэтому я стараюсь принимать её с этой маленькой шалостью. Спускаюсь и сажусь на специально отведённое для меня место, возле матери. Они с отцом обычно сидят напротив друг друга, как подобает в культурном обществе, нам подают ужин, но никто не притрагивается к нему, мы всё ожидаем Франциско, и мой желудок начинает сводить в ожидании прекрасного. Очень долго борюсь с желанием положить локти на стол, ведь это является верхом не уважения в нашей семье, чёрт бы побрал эти нормы марали. Наконец, Франциско заявляется с лучезарной улыбкой на своей физиономии. — Простите, мои дорогие, прекрасная спутница никак не давала завершить телефонный разговор, — корчу рожу, беря в левую руку вилку, а в правую — нож, — Приятного всем аппетита. — Приятного аппетита, — монотонно отвечаем, принимаясь поглощать пищу и лишь только, когда моя тарелка совсем опустела, я позволила себе запить пищу стаканом воды, не люблю такие ужины, вечно приходится строить из себя воспитанную леди. — Как дела в школе, Мартина? — интересуется папа, накладывая себе пару ложек салата. — Спасибо, что спросил. Всё хорошо, оценки, думаю, порадует ваши глаза в конце семестра, однако у меня есть новость, — мама настораживается, и папа поднимает на меня взгляд строгих карих глаз, чуть сильнее смыкая губы, как всегда, они ждут худшего, — С сегодняшнего дня я буду посещать дополнительные занятия по истории, дабы успешно сдать тест в конце семестра, ибо я почувствовала слабость в этом предмете и попросила учителя о дополнительной нагрузке, на что преподаватель нашёл альтернативный вариант. — Всё же, Мартина, мы хорошо тебя воспитали, твой учитель истории сказал, почти тоже самое, когда сегодня я встречался с ним, — с вилки падает наколотый огурец, и я озадаченно смотрю на папу, — Он позвонил мне сегодня и попросил о разговоре, на что я ответил ему, что мне бы было удобнее встретиться лично. Он расхваливал тебя как разностороннюю девушку, не только по школьной программе, — я слегка поперхнулась, понимая на что был намёк, самое главное, что он не сказал моему отцу прямо, что я с ним спала, — Говорил, что ты подаёшь хорошие надежды и, скорее всего, в конце семестра у тебя будет высший балл, но для этого нужно усерднее поработать, — выдыхаю, — Он показался мне культурным человеком с хорошим уровнем знаний и со своими взглядами на жизнь. Обычно такие люди, которые обладают невероятной харизмой, твёрдо знают, чего хотят, сколько ему лет? — Не знаю, — пожимаю плечами, специально утаивая ответ, хотя сама в точности не уверена в своей информации, — Столь личными вещами учителю и ученице не подобает обмениваться, — на этом разговор сходит на нет, и родители начинают обсуждать семейный бизнес и предстоящий в нашем доме ремонт, Франциско летает в облаках, а я начинаю невольно задумываться в какую игру играет Хорхе, и зачем вообще сюда приплетает мою семью? На следующий день выдаётся такой денёк, когда папа лично отвозит меня в школу, и я встречаюсь с Мерседес у главного входа, принимаясь рассказывать всё — всё о вчерашнем дне, правда, пока не решила стоит ли упоминать там присутствие девушки, имеющей исконно итальянские корни, в одном лишь уверена, что теперь не смогу смотреть на неё без раздражения, сама толком не понимаю почему. Может, потому что он предпочёл её мне? Нет, нет, я не должна думать об этом совершенно. Мы поднимемся на второй этаж, и перед нами предстаёт картина, как историк врезается в молодую учительницу английской литературы, отчего бумаги бедняжки разлетаются вокруг них. Хорхе со множеством извинений и обворожительной белоснежной улыбкой помогает вернуть все листы на место, ещё раз извиняясь и потирая затылок, следом заправляя учительнице прядь волос за ухо, за что она благодарит его, а потом он уходит, оставляя её в коридоре. Девушка провожает его мечтательным взглядом, пожалуй, я понимаю её, сейчас он был похож на ангела, но я то знаю правду. Он — дьявол, в обличие мечты.