Инифинт

Один из придворных Её Величества, кудрявый юноша по имени Фарли, попал на концерт в городском театре случайно: выдался свободный вечерок. Когда расфранчённый конферансье объявил выступление Олеаны, Фарли, сидевший в боковой ложе, не поверил своим ушам. Шансонетка Грина поёт на сцене «Авэн» — самого крупного городского театра? Что за чудеса?.. Фарли был знаком с этой юной исполнительницей. Большой ценитель музыки и выдержанных славийских вин, он частенько навещал кабачок «У Грина». Ему было известно, что отец Олеаны погиб на войне, а девушка кормит семью. Сопрано этой невысокой, худенькой, скромно одетой певички было божественно. Когда она пела, — казалось, для неё не существует ни окурков, ни грязи на полу, ни запаха жареного мяса из кухни: она парила над всем этим, как небесный ангел над земной суетой. Фарли не раз говорил Грину, хозяину кабачка, что его шансонетка создана для сцены и мировой славы, а не для развлечения пьяной публики. Кабатчик полностью разделял мнение Фарли, но, не желая терять барыш, разговоров таких старался не поддерживать. Грина можно было понять: благодаря юной певице кабачок его каждый вечер был полон... Фарли понял, что дело неладно, сразу, едва увидел Олеану на сцене. Голубое платье, надетое на ней, представляло собой гротескную копию наряда королевы на парадном портрете Её Величества, висевшем в Музее Искусств. Кружевной ворот платья был непомерно велик, блестки, изображающие стразы, нашиты в избытке; белокурый парик и серебряный обруч, имитировавший корону, довершали карикатурный образ, – уже само появление на сцене в таком виде можно было расценить, как насмешку над Её Королевским Величеством. Чтобы понять, что означало выйти на сцену в платье королевы и спеть на мотив государственного гимна о том, что «подписывать законы – привилегия мужчин», стоило углубиться в историю. Вэтландией всегда управляли короли. Впервые, после смерти короля Ильдара, у которого не было ни братьев, ни сыновей, на престол взошла женщина. Несмотря на то, что Ильчиэлла получила власть самым что ни на есть законным путем, неписаное правило «мужчина у власти» было нарушено. Смута, митинги, бунты, приход к власти узурпатора, гражданская война, кровопролитие – таковы были последствия появления женщины на троне. Королева победила, волнения улеглись, но то там, то здесь нет–нет, да всплывала опасная тема «женщине не место у власти». И выступление Олеаны, казавшееся столь невинным, по сути, содержало в себе призыв к государственному перевороту. …Когда возмущенная скандалом и сорванным концертом публика начала покидать зал, Фарли в задумчивости оставался на месте. Неужели Олеана — политическая заговорщица?.. Он вышел из зала одним из последних. Вечер всё равно был испорчен, и Фарли решил, по крайней мере, рассказать о произошедшем Грину, а заодно попытаться выяснить, каким образом оказалась втянутой в эту грязную историю безобидная шансонетка. Хозяина кабачка Фарли нашёл в зале его заведения. В отличие от традиционных владельцев подобных злачных мест, выглядел Грин довольно аристократично. Он был высок ростом, худощав, носил усы, кольца на длинных пальцах жилистых рук. Впалые щёки были тщательно выбриты, от складок морщин пахло одеколоном. Он превосходно играл на гитаре и частенько аккомпанировал Олеане лично. — Господин Фарли! — приветствовал он посетителя. — Рад вас видеть! А я сегодня без своей соловушки… — Соловушка, похоже, попала в клетку, — с порога огорошил его Фарли. — Господин Фарли, это недоразумение, — категорично покачал головой Грин, выслушав его рассказ. — Олеана не может быть связана с заговорщиками. Она ни с кем, кроме матери и брата, и не общается. Мне кажется, для неё не существует ничего, кроме музыки. — Как она попала в театр? — Тут с ней беседовал какой-то господин, из наших гостей. Олеана сказала, что он пригласил её выступить. Я не стал возражать, отпустил её. — Ты разглядел этого господина? Кто это мог быть? — Меня не было в зале. Его Том обслуживал. Расспросили Тома, но тот господина не помнил. — Как она могла согласиться исполнять что-либо на мотив гимна? — До сих пор не могу в это поверить, — развёл руками Грин. Вдруг он спохватился: — Но нужно же предупредить её мать! Он оставил Фарли за столиком и пошел за госпожой Мэй, жившей на втором этаже здания. Худощавой женщине в тёмной кофте, с убранными назад волосами и узким, красивым, но рано постаревшим лицом, Фарли был представлен, как важный господин и знакомый Олеаны. Услышав о том, что случилось, госпожа Мэй разрыдалась. — Её обманули! Она думала, что её пригласил спеть владелец театра! Он ей даже названия песни не сказал. Она очень переживала, что не сможет толком подготовиться… — госпожа Мэй закрыла лицо руками. — Вы хотите сказать, что Олеане подсунули текст в последний момент, и она не знала, что поёт? С её безупречным слухом не могла узнать мелодию гимна? — Она её, наверное, и не слышала ни разу… — прошептала госпожа Мэй. Фарли задумался. Грин сидел, озадаченный. Госпожа Мэй тихо плакала. — Что же теперь будет, господин Фарли? Что с ней сделают? Раздумья Фарли были мрачными. Он знал, что политическими заговорщиками занимается Секретный Департамент охраны Её Королевского Величества — жутковатое ведомство, особенно неприятное впечатление на него всегда производил мрачный имидж господина Умари и холодность его манер. В то, что Олеану ввели в заблуждение, и она действовала неосознанно, конечно же, никто не поверит. Это означает: смертный приговор, казнь. — Я пойду завтра в тюрьму! — воскликнула госпожа Мэй. — Ни в коем случае, — возразил Фарли. — С вами там никто и разговаривать не станет, впрочем как и со мной. Знаете что, госпожа Мэй? Я готов помочь вам и Олеане, хотя это и нелегко. Завтра я поговорю с королевой. Кроме неё вашу дочь не спасёт никто. Госпожа Мэй оторопела: — С королевой? Фарли улыбнулся. — С королевой, — подтвердил он. — Я с ней немного знаком. …Говоря «немного знаком», Фарли скромничал. Королеве Вэтландии Ильчиэлле он приходился, ни много ни мало, молочным братом. Его отец, Мэлвил, был в своё время странствующим актером. Странствия свои он окончил при дворе, в должности шута Его Королевского Величества. Шут при дворе короля Вэтландии не носил на голове колпака с бубенчиками, а в руках — палки с бычьим пузырем; Его Величество король Ильдар уважал Мэлвила и дорожил его мнением. Шут имел исключительное право входить в королевский кабинет без доклада, он мог давать королю советы и критиковать королевские решения… Матерью нашего героя была добрая Олетта, кормилица Ильчиэллы, первый сын которой — ровесник принцессы — умер во младенчестве. Фарли вырос при дворе, — очаровательный кудрявый малыш был живой игрушкой для юной принцессы и её подруг. Во время гражданской войны и Олетта и Мэлвил погибли. Всю войну маленького молочного брата королевы прятали добрые люди, а после победы Фарли снова оказался во дворце: Её Величество пригласила осиротевшего приятеля детства в круг своих придворных… *** Фарли проснулся, взглянул на часы и понял, что проспал. Он вскочил, ополоснулся прохладной водой, причесал густые вьющиеся волосы, надел поданный слугой утренний камзол и помчался в розовую гостиную. Солнце весело пробивалось сквозь зелёные гирлянды плюща на высоком окне. Все маленькое общество, удостоенное чести разделять с королевой утреннюю трапезу: три ближайшие придворные дамы и два советника, — уже давно было в сборе. Во главе стола притворно хмурилась Её Величество. — Ты опять опоздал, Фарли, — попеняла королева, когда он почтительно склонился к её руке. — Простите, Ваше Величество, — кратко сказал Фарли. Он воздержался от объяснений или оправданий: склонив голову, молча проследовал на свое место, сделал знак налить ему кофе и принялся за пудинг. Разговор за столом шёл о вчерашнем скандале в театре «Авэн». Фарли внимательно слушал, ожидая момента, когда ему лучше будет заговорить. — Я думаю, эта парочка возмутителей спокойствия связана с иностранными врагами, — говорила одна из придворных дам. — Может, это просто хулиганство? — предположил советник. — Им дорого встанет такое хулиганство, — холодно заметил другой, — отставной генерал Ланс, — постукивая витой ложечкой по чашке. — Не желал бы я сейчас быть на месте Гестора, — сказал первый советник, имея в виду владельца театра «Авэн». — У него алиби, — сказала придворная дама. — Он был в отъезде. — Это его не спасёт, — заявил генерал. — Его казнят вместе с заговорщиками. — Ему вполне хватит того, что его театр закроют, — сказал первый советник. Королева в задумчивости слушала мнения своих подчинённых. — Отвратительно, должно быть, это смотрелось, — предположила придворная дама по имени Рея. Фарли её терпеть не мог за неделикатность и сварливый нрав, а она его — за острый язык и дружбу с королевой. — Говорят, девица была выряжена чудовищно. — Я бы не стал так говорить, учитывая, что платье было скопировано с парадного наряда Её Величества, — неожиданно возразил Фарли. Королева удивлённо перевела взгляд на своего молочного брата. — Ты что, был вчера в театре? Фарли утвердительно кивнул головой. — Наш пострел везде поспел, — восхищенно воскликнула экзальтированная пожилая придворная дама по имени Клотильда. — Я был в театре и хотел кое-что сказать по этому поводу, — осторожно начал Фарли. — Дело в том, Ваше Величество, что я знаю эту девушку… — Насколько мне известно, вульгарная певичка из затрапезного кабака, — вставила ядовитая Рея. — Вульгарной певичке едва исполнилось шестнадцать лет, — сказал Фарли. — Её зовут Олеана Мэй. У неё необыкновенно красивый голос. Я очень люблю её слушать. Вчера, после концерта, я поехал в кабачок «У Грина» и беседовал там с хозяином заведения и матерью Олеаны. Ваше Величество, эта девушка не виновата. Её обманули, пригласили выступить, даже не предупредив, что именно придётся исполнять. — С кем только наш Фарли не водит знакомство, — брезгливо заметила госпожа Рея. — Это его право, — холодно возразила ей королева. Придворная дама прикусила язык. Фарли, ободрённый поддержкой, продолжил: — Ваше Величество, ведь вы знаете, что я чуть-чуть понимаю в музыке. Поверьте, эта девушка — самородок, алмаз. Я не преувеличиваю. Я давно собирался рассказать вам о ней, да все как-то к слову не приходилось. — Как она могла петь со сцены городского театра крамолу, на мотив государственного гимна, да ещё в таком наряде? — возмущённо спросила госпожа Рея. — Она не поняла, во что её втянули. Она никогда не согласилась бы выступить против власти Вашего Величества, — Фарли, игнорируя госпожу Рею, продолжал обращаться только к королеве. — Она не понимала, что глумится над государственной святыней? — спросила королева. — К сожалению, ей ни разу в жизни не доводилось слышать гимн. — Она что, иностранка? — с иронией поинтересовалась Рея. — Она — бедная девушка, одна кормит мать и маленького брата. Отец её погиб на войне. Ей некогда принимать участие в торжествах и народных гуляниях. А где ещё можно услышать гимн? — Ну, это я даже не знаю, как назвать, — негодующе сказала Рея. — Стыд и позор для гражданина страны не знать родного гимна! — Не буду спорить, — сказал Фарли. — Но это ещё не повод, чтобы отрубить гражданину голову. — Ну, я думаю, дознаватели разберутся, — спокойно сказала королева, подводя итог разговору. — Это Умари-то — разберётся? — возмутился Фарли. — Да он же и ласточку заставит признаться в том, что она — коршун! — Фарли, я уже говорила тебе не раз, что ты несправедлив к Умари, — напомнила королева. — Ваше Величество, ведь девушке никто не поверит! Если даже вы сомневаетесь в моих словах — кто же станет слушать Олеану в Департаменте охраны? Её казнят, или она сгниёт в тюрьме! Такой чудесный голос не должен пропасть! У нас не так много талантливых исполнителей, надо их беречь! — К чему ты клонишь? — удивлённо спросила королева. — Ты хочешь, чтобы я вмешалась в расследование? Я не стану этого делать. Это выглядело бы, как недоверие к дознавателям. — Тогда она погибла, — сказал Фарли с отчаянием. Он отодвинул чашку с кофе так, что кофе выплеснулся на скатерть, и уронил руки на колени. — Что-то Фарли слишком большое участие принимает в этой девушке, — заметила неугомонная Рея. — Наверняка тут что-то амурное, — ехидно предположила она, косясь на Глорию, королевскую камеристку, которая в этот момент наливала Её Величеству сливки. Глория обернулась на слова придворной дамы, смутилась и покраснела. — Госпожа Рея напрочь отказывает мне в бескорыстии! — возмущённо сказал Фарли. — Но не сомневаюсь, что Её Величество не столь невеликодушна. Мною движет чистая любовь: к искусству. Впрочем, наслаждение волшебным пением этой девушки не уступит амурному приключению. Поверите, Ваше Величество: однажды, когда Олеана пела «Соло миа», я вдруг почувствовал, что у меня на глазах слезы? У меня — представляете? — В это сложно поверить, Фарли, — отозвалась королева. — В это невозможно поверить, — фыркнула Рея. — Если бы вы, Ваше Величество, услышали, как поёт эта девушка, вы бы поверили. — Ну хорошо. Считай, что ты меня заинтриговал. И чего ты добиваешься? — Ваше Величество, я очень прошу вас: пригласите Олеану Мэй сюда и попросите её спеть. У вас отпадут все сомнения в её невиновности. — Заговорщицу, после крамольного выступления, освободить из тюрьмы и привезти во дворец, чтобы Её Королевское Величество слушала, как она поёт? Да это переходит все границы!.. — проворчала про себя Рея. Но королева не была столь категорична. — Ты предлагаешь освободить её из-под стражи моей волей? — спросила она молочного брата. — Да, — решительно сказал Фарли. — И если Ваше Величество скажет, что я был неправ, я тоже готов отправиться в тюрьму, — твердо заявил он, на секунду, однако, подумав, что же будет делать, если Олеана вдруг окажется не в голосе… — Ну хорошо, — рассмеялась королева, — обещание твоё звучит смело, и, имей в виду, я запомнила, что ты сказал. Через час зайди ко мне в кабинет. Грант подготовит письмо, ты отвезёшь его в тюрьму. Я готова послушать твою знакомую. Заодно посмотрю на неё: откровенно говоря, мне самой интересно, кому надели мою корону…