Инифинт

Как же раздражал Фарли этот дознаватель!.. Он был не по душе многим из придворных, но открыто насмехаться над ним осмеливался только Фарли. Недаром он был сыном королевского шута! Дознаватель всегда ходил в тёмном сюртуке и никогда не снимал с рук чёрных перчаток. Глаза у него были ледяными. Он не улыбался. Карьера его при дворе была стремительна. Некоторые утверждали, что с той поры, как он поступил на службу в Секретный Департамент, раскрываемость заговоров в королевстве повысилась. Еще бы! Фарли не знал, какие методы дознания применял господин Умари, но подозревал, что самые отвратительные: уж больно подходящий был у него имидж. Чего стоил один его взгляд, когда, погружённый в размышления, он проходил через анфиладу залов, — как полагал Фарли, направляясь в своё мрачное ведомство на допрос очередного несчастного. Фарли находил, что таким взглядом можно заморозить молодые побеги. Дознаватель не принимал участия во дворцовых праздниках, — он всё время работал! Фарли бесила его постоянная занятость, служившая немым укором вольготной праздности молодого человека. Решая на ходу очередную глобальную задачу: как обнаружить и обезвредить бесчисленные когорты интриганов, плетущих вокруг престола свои грязные сети, — дознаватель стремительно проходил мимо Фарли, здороваясь сквозь зубы, в то время, когда тот, беспечно раскачиваясь на качелях, гладил пушистую дворцовую кошку, или расслабленно сидел в креслах приемной Её Величества, болтая по душам с секретарем… Однажды Фарли сочинил эпиграмму на господина Умари, с точки зрения автора — злую и хлёсткую. Смысл её был таков: «Цветы вянут, а бродячие собаки жалобно скулят, когда мимо них, в своём чёрном мундире и чёрных перчатках, проходит господин дознаватель. Я ломаю голову: почему он всегда в перчатках? А! Кажется, я догадался: ему проще надеть перчатки, чем после каждого допроса отмывать испачканные кровью руки…» Фарли повесил листок с эпиграммой на стену в обеденном зале: так, чтобы она была у всех на виду. Выходя, молодой человек столкнулся в дверях с господином Умари. Последний сразу заметил на стене белый листок со свежеиспечённым шедевром, подошёл ближе и принялся его изучать. Фарли следил за ним сзади, замирая от нетерпения и восторга. Конечно же дознаватель сразу догадался, кто автор произведения: он обернулся и посмотрел на Фарли. Потом Умари усмехнулся. Молодой человек ждал, что же он скажет, но дознаватель не сказал ровным счётом ничего. Он отвернулся и ушёл. Пока Фарли провожал его взглядом, в зале, откуда ни возьмись, появилась Её Величество. Королева прочла произведение и посмотрела на автора неожиданно строго. Она сдвинула брови и жестом приказала ему снять листок со стены. Когда Фарли это сделал, она пальцами показала, что его следует разорвать. Молочный брат удивленно подчинился и бросил обрывки в урну. Тогда королева сказала: — Я не стану принуждать тебя, но очень рекомендую тебе извиниться. Изумлению и обиде Фарли не было предела. Извиниться?! Перед кем — перед этим нетопырем?! Лучше бы, право слово, королева порекомендовала молочному брату съесть живую лягушку. Её Величество увидела выражение лица непризнанного поэта и добавила: — И, знаешь, Фарли, я не уверена, что на литературном поприще тебя ожидает успех. Играть на рояле у тебя получалось значительно лучше. С этими словами она развернулась и ушла. Фарли стоял, совершенно обескураженный. Каждому понятно, что если рекомендация исходит от королевской особы, — она ничем не отличается от приказа. Похоже было, что новоявленный автор попал в переплет… Едва не плача, Фарли побрёл на улицу. Он вышел за дворцовые ворота и направился к Оуицу. Река красиво переливалась под лучами полуденного солнца. Молодой человек присел под дерево, на травку у берега, и стал смотреть на воду. Первый раз в жизни его выходка заканчивалась требованием извиниться. И кто этого требовал — самая справедливая в мире королева! Извиниться? За что?! Фарли написал то, что втайне думают все! Ах, господин Умари мог принять это слишком близко к сердцу? Да у него и сердца-то нет, чтобы принимать что-то слишком близко!.. Извиниться?! А когда Фарли пародировал иностранного посла, надев на голову кастрюлю и засунув подушку под рубаху?.. Чуть не произошёл международный скандал, но извиняться никто не требовал! А когда распевал на весь дворец частушку про кухарку и первого министра?!.. Фарли не мог понять, какая муха укусила королеву, и что ему теперь делать. Пойти к господину Умари и извиниться?! Фарли предпочел бы бросить всё и убежать из дворца на все четыре стороны! Он ходил бы по городам, и выступал на площадях, и — Фарли просил бы заметить! — не умер бы с голоду. И ему пришлось бы ночевать в придорожных гостиницах, по которым бегают тараканы, огромные, как слоны, и навсегда забыть про ананасы, карпаччо с салатом из трюфелей и любимые глазированные пирожные… Он обрёк бы себя ходить в рваном платье, стоптанных башмаках и пешком. И никогда больше не увидел бы своих обожаемых Глорию и Павилину… …Фарли долго наблюдал за течением реки, скользящими по воде лодками, за людьми, гуляющими в тенистом парке на соседнем берегу… Солнце потихоньку двигалось к закату. Наконец он собрался с духом, заставил себя подняться и направился во дворец… …По дороге в Секретный Департамент Фарли осознал, что никогда не общался с Умари тет-а-тет, а высмеивал дознавателя только за его спиной, когда вокруг были придворные… По мере приближения к мрачному строению, где располагался Департамент, душа у молочного брата королевы потихоньку спускалась все ближе и ближе к пяткам, а протест поднимался все выше и выше к горлу. «Вдруг повезёт, — думал он, — этот монстр отсутствует, — и можно будет отложить исполнение ужасной миссии?» Фарли спросил у стражника, на месте ли господин Умари. Ответ был утвердительным. «Вот беда…» Он постучался в тяжёлую дубовую дверь. — Да, — ответил резкий голос. Кабинет дознавателя выглядел каким-то пустым. Большой деревянный стол, два простых стула, несколько шкафов с бумагами — и всё. Никаких резных столиков, цветов, зеркал, картин и тому подобного — чего в кабинетах других придворных подчас было в избытке. Сам дознаватель сидел за столом, в своих чёрных перчатках, и что-то писал. Бросив на Фарли быстрый взгляд, он указал рукой в перчатке на один из стульев и продолжил свою работу. Дописав до точки, Умари вставил перо в чернильницу, посыпал лист песком и, наконец, холодно обратился к посетителю: — Я слушаю вас. Фарли было не по себе под его пристальным взглядом. Молодой человек никак не мог начать говорить. Дознаватель посмотрел на циферблат своих карманных часов и нетерпеливо сказал: — У меня в распоряжении — пять минут. Я слушаю вас внимательно. — Я пришел извиниться… — наконец, удалось выдавить молодому человеку. — За что? — спросил дознаватель. — За стихи. Её Величество… — Что — «Её Величество»..? — Она велела мне их разорвать. Тут дознаватель первый раз посмотрел на Фарли с интересом: — Так это Её Величество сказала вам извиниться?.. Молодой человек кивнул. Дознаватель задумался, глядя куда-то сквозь Фарли, потом вдруг поинтересовался: — А что ещё сказала Её Величество? — Она сказала… что стихи мне не удаются и лучше вернуться к занятиям музыкой… Тут дознаватель рассмеялся и вдруг стал похож на человека. — Это всё, что она вам сказала? — уточнил он. — Да. Он вновь стал серьёзным; сложил бумаги, на которых высохли чернила, в стопку, убрал их в папку, еще секунду подумал, а потом сказал: — Я могу объяснить, почему Её Величество посоветовала вам извиниться. Меня, откровенно говоря, ваши вирши не сильно затронули; а про собак и цветы получилось смешно. Но королева подумала, что меня может задеть эта глупость про перчатки. Если вам так любопытно, я поясню, почему стараюсь их не снимать. Во время войны, когда крепость Ашкерот была захвачена врагами, я побывал у них в плену. Руки у меня с этих пор неэстетично выглядят. Когда Фарли осмыслил то, что сказал дознаватель, ему захотелось провалиться сквозь землю. — Мне нужно уходить. Меня ждут, — заметил Умари, вставая из-за стола. Щеки у Фарли горели так, будто ему надавали пощёчин. Он просил дознавателя забыть свою злую шутку. — Пустяки, — бросил тот. — Я уже забыл. Он протянул Фарли свою руку в перчатке. Рукопожатие у него было коротким, крепким и энергичным… …Они вышли из здания Департамента вместе: дознаватель направился по своим делам, а Фарли поплёлся в музыкальный зал, где, наконец-то, за один вечер вполне сносно разучил тот полонез, до которого у него целых четыре месяца не доходили руки.