Узник - это состояние души.

Очнулся Павел Владимирович в странной комнате. Ослепительно белый свет был причудливо перемешан с черным и серым цветами. Цвета сплетались в узоры и змеились вокруг него, словно лианы. И небывалое ощущение тепла, ласки и заботы. Оно обволакивало его, тянуло куда-то. Время словно замерло…. С той стороны, куда рвалось глупое сердце, выходила знакомая до самых последних черточек фигура: длинные некогда седые волосы вернули свой прежний цвет, серые глаза со смешинками и небольшими морщинками. Тонкая, можно сказать миниатюрная фигура матери сейчас казалась ему ангелом во плоти. Едва он об этом подумал, как за ее спиной раскрылись два белоснежных крыла и по необычному залу разнесся заливистый смех. Из ниоткуда словно соткались три фигуры – ослепительно белая, серебристая и черная. Мгновение и перед опешившим мужчиной стоят трое странно одетых женщин. Обручи на их головах казалось светились каким-то странным неземным светом, длинные в пол одеяния искрили. - Здравствуй, душа. – Властный, с нотками упрека голос завораживал. – Ты так упорно искал встречи со мной. Глядя на окутанную черным туманом фигуру, он впервые испытал чувство немого благоговения. Кем бы она ни была, хоть самой смертью, он был благодарен ей. Видеть на расстоянии вытянутой руки такую похожую и не похожую на себя мать. Видеть в ее глазах тепло и толику укора. Словно в подтверждение его наблюдений прозвучало: - Сынок…. Ты рано, но я рада, что ты пришел. Живи, сын живи, где бы ты ни был, живи. Я люблю тебя, сын. Этого хватило для того, чтобы и так надломленный человек, окончательно сдался. Он словно в забытьи опустился на колени, из глаз текли не прекращающимся потоком прозрачные слезы, оседая на том, что с трудом можно было назвать полом. Он не видел, что с каждой слезинкой его фигура становилась плотнее, подсвечиваясь изнутри серебристым светом, а три стоящие в стороне фигуры с интересом смотрят то на него, то на фигуру женщины. Мгновение и все трое оказались около него. Еще мгновение и силуэт женщины истончается, растворяясь в пространстве. Тишину разрывали лишь слова благодарности тем, кто позволил ему увидеть мать. Было уже неважно, что он умер, что плачет рядом с теми, кто обычно не терпит слабости. Три тонких ладошки легли на его плечи, сознание поглотила темнота, едва прозвучали слова: «Ты рано ко мне пришел, дитя, живи», «Я заберу твою боль, дам шанс прожить еще раз» и «Живи, ты слишком рано сдался, отныне у тебя иная судьба, иная жизнь». *** Очнулся он от сильного сквозняка, заставившего его еще сильнее укутаться в тонкое одеяло. Замотавшись в видавшую виды ткань, он с опаской оглядывал каменное помещение с небольшим окошком. Холод, казалось, пронизывал небольшую комнатку. Огороженный ширмой угол, как подсказывала память, оказался санузлом. Перед глазами замелькали картинки страшной жизни от рождения до того момента, как он очнулся. Не было больше Остапенко Павла Владимировича, был только Бартемиус «Барти» Крауч, чистокровный волшебник, сын «железного» Крауча. Все знания из его прошлой жизни причудливо переплетались с тем, что хранилось в сознании узника. К его удивлению это не вызвало шока, сознание было кристально ясным. Магия во всех проявления не вызывала отторжения, а наоборот была едва ли не самым родным и близким, что было у него. Уже устроившись спать он понял почему – судьба некогда любимого книжного персонажа была практически настолько похожа на его, что будь у него прежнего чуть пожестче, было бы невозможно отличить. Он прекрасно понимал, что рано или поздно он выйдет отсюда, если судить по книгам, которые, как он ни старался, не мог вспомнить полностью. Лишь ключевые события, касающиеся его самого, и был твердо намерен изменить их. Ему было плевать на всех: избранного, «отца», директора, Темного Лорда. Единственным желанием было только одно – выжить, стать достойным. Старательно вспоминая все, что было в голове, прислушиваясь к, ставшей уютной, тишине, он ждал момента, когда окажется на воле. К его удивлению дементоры не вызывали ощущения тоски и одиночества. Что на этом сказалось, было непонятно: медитации ли, к которым приучила его сухонькая старушка в пансионате, кратковременная смерть, врожденная способность «тела» или же что-то еще – он не знал. По его оценкам прошло около месяца с момента «попадания», когда в камеру вошел «отец». На фоне произошедших событий переезд в поместье Краучей было лишь рядовым событием. Он старательно изображал из себя мало вменяемое тело, день за днем проводя в комнатах поместья под присмотром эльфийки, занимался самообразованием, перед «отцом» играя безопасного идиота не способного на поступки. Эльфийка обожала «молодого хозяина» покрывая его перед старшим Краучем. Знания, доставшиеся при перемещении, помогли разобраться с родословной, финансами, политической обстановкой. До следующего ключевого события оставалось полгода. Наступил 1994 год. К тому времени он окончательно осознал себя Барти Краучем-младшим, от знаний о развитии событий, именуемым «каноном», не осталось и следа. Компрометировать себя не хотелось. Привычный график занятий день-«сон» ночь – учеба сменился: ночь, и раннее утро он тратил на то, чтобы вспомнить позабытое за сроком давности умение – живопись. Откуда Винки притаскивала все необходимое, было загадкой, но мольберт, холсты, краски и кисти были всегда в наличии по первому требованию. После ухода родителя он тайком бегал в галерею, где учился у портретов всему, что они могли рассказать. Лишь с дальнего портрета смотрела с грустью на него Чарис Блэк. Когда он впервые вошел в картинную галерею, портреты предков единодушно скрестили на нем свои взгляды. Тогда-то он и рассказал свою историю. Выслушав парня, они с энтузиазмом взялись за его обучение, невзирая на то что «начинка» не «Крауч». Требовательные и строгие учителя за все его время обитания в поместье сотворили чудо – растерянный и робкий парень превратился в истинного аристократа. Это проглядывалось в выправке, походке, жестах, словах, глазах. Учеба давалась ему тяжело, и по окончании занятий он был похож на несвежий труп, зато потом в нем открылось «второе дыхание». Он буквально на лету схватывал все, что давали предки. Как же он был рад, что регулярно обновляемое Империо родителя на него не оказывает никакого влияния. Он продолжал есть, пить, учиться не смотря на приказ отца. Портреты долго пытались понять, почему так происходит, пока он не вспомнил об одном «малозначительном факте» - полной невосприимчивости к дементорам как классу. После этого спор разгорелся с новой силой. Творившееся безобразие разогнал злой как мантикора основатель рода. На вопрос «Почему ты не вспомнил об этом раньше?» он так и не смог ответить, зато, когда и так взбешенный основатель буквально пригвоздив намерившегося сбежать парня, и задал тот же вопрос, только глядя при этом в глаза, Барти понял – он попал…. Глядя в глаза портрету он вновь рассказал историю своего появления здесь, о том, как лежа в пансионате мечтал попасть в сказочный мир, как завидовал «глупому Барти», отказавшемуся от стольких возможностей, пойдя за безумным лордом. Злился на него за то, что сдавший 12 из 12 возможных дисциплин на «Превосходно», обладающий большим опытом в дуэлях, немалом запасе магии и способностям к невербальной магии человек позволил убить себя дементору на глазах у Министра Магии. Знания всплывали в голове, словно они были рядом и до них нужно было только дотянуться. На глазах у изумленных портретов он рассказывал историю героического мальчика от начала до конца. С каждым словом напряжение росло, сковывая легкие, заставляя сердце биться испуганной пичужкой, ведь он здесь чужой. Рассказывал, что с тех пор как появился здесь, искренне полюбил тайные занятия, ощущение свернувшегося в груди тепла. Что привязался к тем, кто принял чужака в теле потомка Кручей. Рассказ окончился, и в комнате повисла гнетущая тишина. Он со страхом и безумной надеждой в глазах смотрел на тех, кто не сходя с портретов способен лишить его всего, что стало дорого. Не выдержав, он опустил взгляд, бездумно уставившись в пол. Тишину разрезал голос основателя: -Властью данной мне, как Основателю Рода Крауч, я признаю тебя Наследником. Возьми его, надрежь ладонь и капни крови на раму. Отныне отец твой не будет иметь влияния на твой разум. Отныне ты Крауч по крови, по духу, по магии. На глазах и так изумленной толпы портрет открылся, явив опешившему парню небольшой провал в стене, где на красной бархатной подушечке лежал кинжал. Изящный клинок, увитый тонким литьем на ручке в форме гибкой лианы. Едва он выполнил все требуемое, его буквально прошила волна магии – горячая, обжигающая, несущая необходимые покой и тепло. Ее было настолько много, что он не выдержал и открыл полностью магическое ядро, опустошая резерв.