Creep In A T-shirt

      Солнце уже село или по крайней мере болталось где-то в опасной близости с линией горизонта. Пусть и запоздало, но я с содроганием подумал о том, что возращение домой через темные поля было не самой приятной перспективой. Передняя фара моего велосипеда как назло барахлила и вполне могла отдать концы прямо посередине обратной дороги.       Маттиас вряд ли умел читать мысли, но он словно уловил что-то в воздухе, может быть, заметил, как изменился мой взгляд. Зевнув и прислонившись щекой к краю кровати, он миролюбиво предложил:       – Оставайся сегодня у меня. Папа с Линдой смотались до вторника точно, а завтра все равно выходной. Комната Свена полностью к твоим услугам…       Я не знал, кем была Линда, но мог предположить, что именно она была матерью прекрасного и больше похожего на фотографию из модного журнала, чем на настоящего человека Свена.       – Ну что, останешься? Олли?       Маттиас все еще смотрел на меня вопросительно, даже немного заискивающе. Я не мог отрицать того, что этот его взгляд страшно льстил мне. Маттиас редко просил у меня что-то, гораздо чаще приказывал. Еще реже он давал мне понять, что я ему нужен. Сейчас же я отчетливо видел это в его глазах. Не согласиться было сложно. Собравшись с силами, я все-таки заставил себя соврать:       – Извини, не могу. Завтра куча дел…       Маттиас тут же бесцеремонно перебил меня, фыркнув будто бы презрительно:       – У тебя, что ли? Да брось, Олли.       Он медленно поднялся с пола, с наслаждением разминая затекшие от сидения мышцы. Я невольно посмотрел на него снизу вверх – с этого ракурса он казался симпатичней обычного. Его не портили даже взъерошенные волосы, висящая, как мешок, толстовка и растянутые на коленях треники. Поймав мой взгляд, Маттиас заговорщически подмигнул мне:       – Подожди секунду. Сейчас вернусь.       Он исчез за дверью, а я хмуро уставился в стену. Чем я только здесь занимался? Позволял этому смазливому популярному парню тешить свое эго и издеваться надо мной так, как ему хотелось. Думать, что Маттиас все же мог считать меня своим другом, было глупо – он уже несчетное количество раз доказывал обратное. Да и вообще, нужны ли были кому-то вроде него друзья? Разглядывая бесчисленные фотографии на стенах, показывающие улыбающегося во весь рот Маттиаса, окруженного толпой поклонников, я понимал, что нет. Определенно нет – у этого парня было настолько много желающих с ним сблизиться, что у него бы просто душевных сил не хватило на всех. Но почему тогда я был здесь – субботним вечером у него дома? Почему именно я, а не вон та безумно красивая азиатка, прилипшая к нему уже на второй фотографии? Я вспомнил – именно она была тогда в „Блю Орэндже“ вместе с остальными, когда Маттиас впервые осознал факт моего существования. Кажется, ее звали Мэй. И она была девушкой Бастиана, насколько мне подсказывала память… Я мрачно усмехнулся. Даже Басти со всей его примитивностью был наверняка лучшей компанией для субботнего вечера, чем я, но, несмотря на это, Маттиас написал именно мне. Или он просто ткнул наугад в свой мобильник и выбрал первый попавшийся номер?       Размышлять об этом было бессмысленно. В одном Маттиас был точно прав – я все-таки считал себя особенным. И был неисправим. Жалкий фрик с претензиями на что-то лучшее – будто бы то, что я читал книги и большую часть времени пребывал в своем собственном мире, ставило меня выше других.       От мысли об этом мне в очередной раз стало мерзко. К счастью, именно в этот момент дверь открылась, спасая меня от пучины презрения к самому себе, и Маттиас возник на пороге – в его руках было два высоких стакана, доверху наполненных темной пенящейся жидкостью.       – Мы ведь еще никогда не пили вместе, да, Олли?       Невинно улыбаясь, Маттиас протянул мне один из стаканов. Несколько секунд я колебался – отношения с алкоголем у меня были не самые лучшие, хуже даже, чем с мобильником. Виной всему был мой излишне нежный желудок, сводящий все к жесточайшим рвотным позывам уже тогда, когда другие только начинали веселиться.       Пасовать не хотелось. Особенно перед Маттиасом, поэтому я все же принял стакан из его рук и будто невзначай спросил:       – Что это?       – Виски кола.       Я стиснул зубы. Кока-кола, смешанная с алкоголем, пахла еще более удушливо и сладко, чем обычно. Оставалось только надеяться на то, что пропорции виски и колы в импровизированном коктейле Маттиаса не выходили за пределы разумного – я спазматично сглотнул, глядя на зловеще покачивающуюся передо мной в стакане жидкость.       Опустившись обратно на пол, Маттиас выудил откуда-то из-под кровати пульт дистанционного управления и принялся щелкать им с ехидной улыбкой:       – Для романтического вечера не помешает немного романтической музыки… Как думаешь, Олли? Где-то у меня был плейлист специально для тебя… Онли инди.       Пульт справился со своей задачей довольно быстро, и уже через несколько секунд в комнате зазвучали до отвращения прилипчивые аккорды – я слишком хорошо знал эту песню Икс-Амбассадорз, в последнее время ее крутили по радио с перерывами только на рекламу и прогноз погоды.       – Это не инди… – это вырвалось у меня почти автоматически. Маттиас недоуменно наморщил нос:       – А что?       – Мэйнстрим.       Он что, и сам не знал таких вещей? Я уставился в свой стакан, а Маттиас все еще растерянно морщил лоб. Наконец вздохнув, он снова щелкнул пультом, и комната внезапно наполнилась ровным хорошо знакомым мне звучанием.       Я с удивлением перевел взгляд на Маттиаса – „Slowburn“ Глена Портера было последним, чего можно было от него ожидать. Сам я горячо любил этот трек за его тихие, меланхоличные, будто бы мечтательные аккорды, окутывающие все вокруг в одно мгновение. И откуда только Маттиас мог знать об этом?       Вряд ли он знал – все это было совпадением и ничем большим.       Любимая музыка превращала комнату в другое, словно незнакомое место. Снаружи стемнело настолько, что вдобавок к музыке Маттиасу пришлось включить еще и несколько ночников, заливших небольшое пространство мягким нежно-фиолетовым светом.       В нем даже фотографии, пялившиеся на нас со стен, почему-то перестали раздражать меня. Расхрабрившись, я наконец-таки решился поднести свой стакан к губам и вдохнул сладковатый запах.       – Олли… подожди.       Подозрительно ухмыльнувшись, Маттиас зачем-то отобрал у меня стакан. Я не противился, глядя на него с непониманием – выудив из кармана своих треников небольшой бутылек, напоминающий капли от аллергии, Маттиас, недолго думая, вылил его содержимое в наши стаканы с такой невозмутимостью, будто бы это было самым нормальным на свете.       Я ощутил, как теплая волна дрожи пробежала вверх по моему позвоночнику. Он с ума сошел?! Что он только делал?       Мои расширенные от изумления и испуга глаза были, думаю, лучше любых вопросов – заметив мою реакцию, Маттиас не выдержал и искренне рассмеялся:       – Без паники, ладно? Линда закидывается этой дрянью каждый день – иногда по два раза. Ничего с тобой не случится – я просто хочу, чтобы ты немного расслабился. Ты ведь сам сказал, что тебе скучно и ты тоже хочешь что-нибудь пережить. Вспомнил?       Нагло ухмыляясь, Маттиас смотрел мне прямо в лицо – будто бы знал, чем меня задеть. Да что там будто бы – он действительно знал, что делал. В этом смысле у него было что-то вроде природного чутья. Отведя глаза в сторону, я беспомощно промямлил:       – Это что… ЛСД?       Несмотря на то, что мой вопрос был абсолютно серьезным, казалось, что Маттиас больше никогда не сможет прекратить смеяться. Успокоившись только минут через пять, он прохрипел, все еще раскрасневшись от смеха:       – Ты совсем больной, да? Я же сказал, моя приемная мать закидывается этим ежедневно – обычное антидепри-дерьмо… Для поднятия настроения типа.       Я поморщился – оправдания Маттиаса казались не слишком правдоподобными. Он же, словно почувствовав мои сомнения, раздраженно покачал головой и, пробурчав что-то вроде „долбанутый фрик“, отхлебнул из своего стакана. Повторить за ним было, наверное, самым безрассудным поступком за всю мою жизнь, но я сделал это – просто поднес холодящее пальцы стекло к губам и втянул в себя сладкую жидкость. Перед первым глотком внутри меня все сжалось, второй же дался уже намного легче. И правда – чего я только боялся?       Ничего не случилось – мир не взорвался всеми цветами радуги, а из стен не начали расти грибы. Я не чувствовал даже привычного опьянения, возможно, количество виски в моей коле было минимальным.       Некоторое время мы просто сидели молча, периодически делая небольшие глотки из наших стаканов. Разговор не клеился – вместо того, чтобы болтать без остановки, как обычно, Маттиас притих и казался задумчивым. Минут через десять он по какой-то ускользнувшей от меня причине включил свой икс-бокс и уткнулся в него так, будто бы меня не было в комнате.       Впрочем, не то, чтобы я был против – роль наблюдателя всегда была для меня намного приятней. Слушая музыку, я пил свой виски колу и лениво следил за передвижениями Маттиаса на широком экране телевизора, занимавшем больше четверти одной из стен его комнаты. Маттиас играл в какой-то известный симулятор скейтбординга, словно ему этого добра в жизни не хватало. Я молчаливо, но с невольным неодобрением наблюдал за тем, как его игрок периодически шлепался на задницу, и даже вздрагивал всем телом, когда тот особенно сильно расшибался об асфальт. Стремление Маттиаса калечить самого себя даже в виртуальном мире было за пределами моего понимания, поэтому когда он поинтересовался, хочу ли я сыграть с ним, я только отрицательно мотнул головой.       – Можно было и не спрашивать, – Маттиас разочарованно закатил глаза и вернулся к своему скейтбордисту, застывшему посередине виртуального скейтпарка с невероятно глупым видом. – С тобой со скуки можно сдохнуть, Олли…       – Ты сам попросил меня остаться.       Это вырвалось у меня непроизвольно, и я замер в ожидании ответной реакции, но Маттиас, увлеченно вцепившийся в свой контроллер, только беззаботно отозвался:       – Без тебя еще хуже.       В этот момент виртуальный скейтбордист на экране проделал какой-то умопомрачительный трюк, подпрыгнув так высоко в воздух, что Маттиас восторженно выдохнул, сам подскочив на месте. Я кисло усмехнулся:       – Мог бы позвать кого-нибудь другого.       – Чего? – Маттиас был настолько увлечен, что даже не понял сначала, что я сказал. Остановив игру, он удивленно повернулся ко мне и, когда я смущенно повторил свое предложение, пожал плечами:       – Кого, например?       – Я не знаю… Басти… или Уве. Или…       Я запнулся – взгляд Маттиаса был слишком пристальным. Таким, что мои вполне четкие до этого мысли начали путаться и разбегаться. Я чувствовал себя немного странно – мое тело словно стало на несколько килограммов легче, а движения до такой степени раскоординированными, что мне пришлось поставить почти пустой стакан на пол. Пальцы дрожали, и мне казалось, что я вот-вот выроню его.       При упоминании об Уве Маттиас демонстративно скривился и напрягся так, будто бы тот задолжал ему несколько тысяч евро.       – Уве? – переспросил он с явным презрением. – Ты серьезно, что ли? Вот что ты думаешь о нем, а, Олли?       Вопрос Маттиаса был непредвиденным и ошарашил меня настолько, что я вместо ответа снова нервно схватил свой стакан:       – Ну… э-э…       – Что „э-э“? – безжалостно передразнил меня Маттиас.       – Я не знаю… он ничего вроде.       Я хотел сказать, что Уве показался дружелюбным и открытым, но чувство стыда сдавило меня тисками. Маттиас определенно не разделял моего мнения – он насупился, отложив в сторону контроллер, и, облокотившись на край кровати, протянул:       – „Ничего“… да? Ты считаешь, что он „ничего“?       Судорожно кивнув, я опустошил свой стакан одним глотком.       – Мне… мне показалось, что вы с ним хорошие друзья.       Со мной действительно творилось что-то неладное – к ощущению легкости в теле прибавилась потеря чувства равновесия, и я инстинктивно вцепился в край кровати. Наверное, мне все-таки удалось опьянеть. Маттиас недобро усмехнулся и, неопределенно качнув головой, процедил:       – Ну да… он, наверное, до сих пор так думает.       Сделав глубокий вдох, я ощутил, как противное чувство головокружения отступает, но все равно продолжил держаться за край кровати уже в профилактических целях.       Маттиас вздохнул – к моей великой радости, он не замечал моего странного состояния и вообще казался еще более задумчивым, чем до этого. Он снова потянулся к своему контроллеру, но, взяв его, не продолжил играть, а принялся бездумно вертеть его в руках, будто пытаясь подавить внутреннюю нервозность.       – Уве… старый добрый Уве, – наконец тихо пробормотал он и прислонился щекой к краю кровати, – я тоже был раньше таким, как ты, Олли. Таким наивным. Он всегда казался мне классным… Лучший друг Свена… профи…       – Профи?       Не знаю, зачем я перебил Маттиаса – тот факт, что Уве был профессиональным скейтбордистом, волновал меня, если быть честным, меньше всего на свете. Но я должен был сказать что-то – лицо Маттиаса потемнело так, словно вот-вот могла грянуть гроза. Я в первый раз в жизни видел его таким – подавленным и в то же время разозленным, будто бы кипящим внутри от старой, не утихающей обиды.       Они поссорились? Нет, твердо решил про себя я, на обычную ссору это не походило. Маттиас был хоть и вспыльчивым, но отходчивым и не слишком злопамятным человеком. Сейчас же выражение его лица пугало, как и то, что он с упрямой настойчивостью сжимал в руках контроллер, будто собирался раздавить его.       – Прости, это все, наверное, не мое дело…       – Конечно, не твое, – с очевидной агрессией огрызнулся Маттиас. Раздраженно отшвырнув контроллер в сторону, он придвинулся ближе, почти вплотную, и выдохнул мне в лицо, – но тебе ведь все равно интересно, да, Олли?       Длинные ресницы Маттиаса дрожали, а в его взгляде был вызов. Съежившись, я слабо попытался возразить:       – Нет, я… Ты прав, это не мое дело.       Видимо, моя жалкая попытка была не очень убедительной – Маттиас все еще не сводил с меня глаз. Он был не только слишком близко, заставляя меня содрогаться внутри от чувства страшной неловкости и стеснения, но и положил руку мне на плечо, будто бы собирался доверить мне что-то. Отодвигаться было некуда, за моей спиной кровать заканчивалась и начиналась пустота, поэтому я терпел, стараясь казаться как можно более спокойным.       Ладонь Маттиаса была теплой. Я ощущал ее теплоту и тяжесть сквозь жесткую ткань моей застиранной старой футболки и без остановки думал об этом даже тогда, когда Маттиас продолжил – так тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать, что он говорил:       – Уве уже с четырнадцати лет профи… У него все выглядит так, как будто ему даже напрягаться не надо. Любой трюк… Это он научил меня всему – они со Свеном, хотя Свен больше по серфингу…       Я молча кивнул – и Маттиас, словно удовлетворенный моей реакцией, отодвинулся в сторону, позволяя мне снова вздохнуть свободно. Уставившись куда-то в стену, он немного вяло, почти устало продолжил – казалось бы, ему нужно было вытягивать каждое слово из себя клещами, так, будто бы он в очередной раз рассказывал старую, давно приевшуюся ему историю:       – Он всегда болтался у нас со Свеном, и я думал, что мы хорошо понимали друг друга. Мы были похожи, Олли… Я и Уве. Я хотел быть профи, а он им был. Уже всегда. Но неважно, это все… Просто Уве не тот, кем кажется. Не тот, за кого ты его принимаешь.       Голос Маттиаса звучал спокойно и безразлично, а его взгляд блуждал по покрывающим стену фотографиям – я попытался проследить за ним, правда, без особого успеха и уже через несколько минут бросил эту затею.       А Маттиас продолжал – все еще неохотно, холодно и настолько равнодушно, словно то, что он рассказывал, касалось не его, а кого-то малознакомого и ничего не значащего для нас обоих:       – Это была прощальная вечеринка Свена… Мы пили всю ночь без остановки, абсолютно безбашенно… Потом все куда-то исчезли, не знаю даже куда, я был таким пьяным, что еле двигался… Я вообще ничего не соображал. Мы были вдвоем в комнате Свена, и тогда это началось. Я сначала не врубился, что происходит… Понял только тогда, когда мой член оказался у него во рту.       Сглотнув, я ощутил, как мои пальцы, конвульсивно вцепившиеся в край одеяла Маттиаса, становятся мокрыми от пота.       – Он…       Я действительно собирался спросить у него это?       – Он отсосал у меня. Ты ожидал чего-то другого, Олли?       Маттиас нервно хихикнул, пытаясь свести на нет повисшее в воздухе напряжение, но сделал только еще хуже – его привычное хихиканье показалось мне страшно ненатуральным. Если подумать, в его рассказе не было ничего смешного.       Я непроизвольно представил это – Маттиаса, пьяного до беспамятства и не способного не то что сопротивляться, но даже двигаться, и Уве, склонившегося над ним. Картина была такой яркой, что склизкое чувство отвращения вползло куда-то мне в желудок – я в очередной раз проглотил сухую слюну и мотнул головой, стараясь сфокусировать взгляд.       Мне определенно стоило что-то сказать, но что? Я не знал, как мне относиться к рассказу Маттиаса – должен ли я был осудить действия Уве? Должен ли быть шокирован произошедшим? Я чувствовал себя настолько потерянным, что единственным, что я смог выдавить, было малоразборчивое:       – Э-э… нет. То есть, я ничего не ожидал.       Маттиас нахмурился:       – В смысле?       Глупо улыбаясь, я пожал плечами и ляпнул совершенно невпопад:       – Что произошло потом?       Я правда так хотел знать это? Задавать себе этот вопрос было поздно. Взгляд голубых глаз Маттиаса стал колючим. Повернувшись ко мне всем телом и прислонившись щекой к кровати так, что наши лица снова оказались рядом и мы невольно смотрели друг на друга в упор, он неприятно усмехнулся:       – Да ничего. Вообще… Он свалил почти сразу после этого, а я был таким пьяным, что просто вырубился. А на следующий день он сделал вид, что ничего не случилось и хотел продолжать общаться со мной, как раньше... Это нормально вообще? Этот тип асоциальней даже тебя, Олли.       Я растерянно моргнул, не зная, как реагировать на этот весьма болезненный выпад в мою сторону, и Маттиас, словно осознав, что задел меня, внезапно слабо улыбнулся. Его до этого холодный пустой взгляд потеплел.       – Эй, я шучу.       Поспешно кивнув, я попытался изобразить ответную улыбку. Перед глазами, как назло, всплыло уродливое лицо Уве. Не обращай внимания, у Матце всегда подлые шутки. Я действительно изо всех сил старался не обращать внимания. Если бы это только не было так чертовски сложно.       – Я пошутил про тебя, хорошо? – тихо, с некоторым нажимом повторил Маттиас. Он все еще пытался оправдаться, и это было странно. Обычно ему было более чем наплевать на мои чувства. – Ты в порядке, Олли. Лучше многих.       Тронув меня за плечо, Маттиас порывисто встал с пола и, словно смутившись, резко сгреб в охапку наши пустые стаканы. Будто парализованный, я неподвижно наблюдал за его действиями до тех пор, пока он не скрылся за дверью. Наверное, он собирался наполнить наши стаканы по новой.       Плечо все еще хранило прикосновение его ладони, а в голове была опасная каша. Любое движение, любое слово сейчас казалось глупым – я был не настолько шокирован рассказом Маттиаса, сколько тем, что он доверился мне, так, будто между нами на какое-то мгновенье возникло что-то вроде душевной связи, той, которая бывает только между близкими друзьями.       Мне так нравилось это чувство. Я незаметно для самого себя наслаждался им, прокручивая в голове то, как Маттиас смотрел на меня и то, как он коснулся моего плеча перед тем, как встать. Может быть, я значил для него не меньше улыбающихся лиц, смотрящих на меня со стен. Может быть, даже больше.       Маттиас вернулся через пару минут с полными стаканами – опустившись на пол рядом со мной, он дружелюбно протянул мне один из них, и я послушно охватил холодное стекло дрожащими пальцами.       В первый раз в жизни алкоголь показался мне чем-то приятным. Почти освежающим – в комнате было кошмарно душно, а в горле пересохло. Опустошив практически половину стакана, я уже было собрался с силами, чтобы продолжить наш разговор, как Маттиас опередил меня, легонько коснувшись моего плеча:       – Все нормально. Ты не должен ничего говорить.       Я непонимающе смотрел на него, а он только усмехнулся:       – Я просто хотел выговориться и все. Мне неинтересно, что ты думаешь на этот счет, Олли. Просто забудь про Уве, окей?       Я неуклюже кивнул, и Маттиас, удовлетворенный этим, вернулся к своему икс-боксу – его игрок на экране, все еще застывший посреди скейтпарка, выглядел довольно нетерпеливо.       Маттиас продолжил играть так невозмутимо, словно его странный откровенный рассказ был не больше глупой шутки. Скейтер на экране снова отважно путешествовал через какое-то сомнительное бетонное гетто, время от времени переругиваясь с его обитателями и выполняя параллельно профессиональные трюки. Я молча наблюдал за игрой Маттиаса до тех пор, пока улица за окнами не погрузилась окончательно в непроглядную темень, а по телу не разлилось тяжелое чувство усталости и опьянения.       Чтобы только стряхнуть его, я потянулся за вторым контроллером, на что Маттиас, казавшийся до этого увлеченным своей игрой, мгновенно отреагировал, изумленно подняв брови:       – Все-таки присоединишься?       – Не знаю, – сконфуженно признался я, – могу… попробовать.       – Давай, я верю в тебя, Олли! – так восхищенно отозвался Маттиас, словно он всегда только и мечтал о том, чтобы сыграть со мной вместе.       Его воодушевление только сильнее смутило меня – я еще никогда в жизни не играл в икс-бокс, контроллер никак не хотел мне поддаваться, и мой игрок шатался, словно в страшно нетрезвом состоянии, врезаясь во всевозможные стены и столбы, попадавшиеся на моем пути. О шикарных трюках, которые выполнял игрок Маттиаса, не могло быть и речи. Да вообще о любых трюках – я был счастлив, если мне удавалось спасти своего игрока от фатальной встречи с асфальтом.       Моя беспомощность в игре настолько развеселила Маттиаса, что он даже бросил своего скейтера и принялся с воодушевлением следить за моими мучениями, с трудом сдерживаясь от хохота, а иногда и неожиданно разражаясь ругательствами, когда я совершал что-то особенно глупое.       Это было унизительно. Унизительно и одновременно весело. Смех Маттиаса был заразителен, и, через какое-то время все-таки совладав с управлением, я продолжал вытворять непроходимые глупости и дальше, чтобы только развеселить его.       Предыдущие откровения Маттиаса про Уве уже практически выветрились у меня из головы, как и стеснение и напряжение, каждый раз охватывавшие меня, когда кто-то другой был слишком близко – вцепившись потными пальцами в контроллер, я больше не думал об этом. Маттиас, пребывавший в абсолютном ажиотаже, время от времени судорожно хватался за мое плечо, но эти прикосновения больше не раздражали меня – я чувствовал себя раскрепощенным и ужасно пьяным.       Хотя, по правде говоря, я совсем не имел представления о том, что это значило „быть пьяным“ – просто чувствовал себя на удивление хорошо. Усталость спала, а легкое ощущение тошноты, разливавшееся до этого в желудке, испарилось, подтолкнув меня к тому, чтобы влить в свое тело еще больше алкоголя, услужливо подсовываемого мне Маттиасом.       А потом время совершило гигантский прыжок – мы валялись уже прямо на полу, покрытом мягким ковром, оживленно болтая друг с другом и пялясь в потолок. Я забыл, что было до этого и почему мы там оказались. Голова немного кружилась, так, словно кто-то швырнул меня с огромной высоты на землю, но в целом я все еще чувствовал себя отлично. Маттиас же казался сонным, у него заплетался язык, и он бесконечно путал слова, словно был иностранцем, вызывая у нас обоих припадки истерического хохота.       Он рассказывал о Бали и о Свене – я не знал, почему мы снова вернулись к этой теме, может, Маттиасу просто нравилось говорить об этом, а я не возражал. Только с каким-то ленивым восторгом наблюдал за тем, как россыпь звездочек на его запястье покинула его кожу и заструилась по стенам, поднимаясь к потолку. „Так вот зачем эта татуировка, так вот зачем она“, – вяло пронеслось у меня в голове, и я широко зевнул. Снова захотелось спать, но эта усталость больше не была тяжелой, скорее приятной – она странным образом наполнила все мое тело, заставляя меня нежиться от удовольствия.       Эта усталость напомнила мне о том, как я в особо жаркие дни отключался на холме возле скейтпарка – что-то согревало меня, погружая в уютную дремоту. Мне подумалось сначала, что это было тело Маттиаса, лежавшего рядом, но тепло исходило откуда-то сверху. Я несколько раз моргнул – россыпь разноцветных звездочек исчезла, сменившись ярко-голубым небом над нашими головами.       Мы были на Бали – солнце беспощадно слепило глаза, а песок под нашими телами был сухим и горячим. Море плескалось прямо у наших ног – оно было именно таким, как описывал его Маттиас, кристально чистым, лазурно-синим и едва уловимо пахнущим солью.       Я заставил себя принять сидячее положение – мне хотелось оглядеться, к тому же песок постепенно становился раскаленным и начал жечь голую кожу рук.       – Олли?! В чем дело… что ты… что такое? – пробормотал рядом Маттиас и беспокойно стиснул мое запястье. Я только мотнул головой:       – Отпусти… тут так красиво… Я хочу посмотреть… здесь…       У меня самого заплетался язык, и я не мог подобрать подходящих слов.       – Где? О чем ты? – Маттиас казался непонимающим, словно не замечал того, что происходило вокруг. – Ты издеваешься надо мной, да? Олли…       Я больше не обращал на него внимания – море казалось бескрайним, а солнечные отблески на водной поверхности сводили меня с ума. Набрав в ладонь горсть раскаленного песка, я зачарованно наблюдал за тем, как песчинки одна за другой сыпались сквозь мои пальцы. Ощущение какого-то глупого счастья охватило меня, и я был благодарен Маттиасу за то, что он взял меня сюда.       Откуда-то слева послышался тихий шорох – я резко обернулся в сторону звука и обомлел. В нескольких метрах от нас стоял Свен – узнать его было несложно, он был именно таким, каким он был на многочисленных фотографиях в комнате Маттиаса – высоким, загорелым и ослепительно красивым. Его блондинистые волосы были выжжены солнцем до такой степени, что казались белыми, а доска для серфинга, которую он прижимал к правому боку, была непропорционально огромной.       Свен улыбался, показывая идеально ровные, будто бы отбеленные зубы. Я не знал, что сказать, и только смущенно уставился на него во все глаза, а он подмигнул мне, совсем как это делал всегда Маттиас:       – Ты ведь Олли, да? Ну наконец-таки… Матце только и делает, что говорит о тебе. Кажется, ты правда очень нравишься ему…       – Я… В каком смысле нравишься? – я растерянно обернулся на Маттиаса, который все еще сжимал мое запястье, а тот только вопросительно уставился на меня в ответ. От смущения стало жарко, и я порывисто повернулся обратно к Свену. – Я думаю, ты что-то неправильно понял, мы просто общаемся иногда… не очень часто… Мы учимся на одной паралелли…       Я запнулся, поняв, что говорю с пустотой. Свен исчез, вокруг было безлюдно, а воздух звенел от жары. Ощущение приятной усталости сменилось на тревогу, а Маттиас, наверное, уставший ждать от меня ответа, нетерпеливо дернул меня за руку:       – Олли? Мне показалось, ты разговаривал с кем-то.       – Свен был здесь, – не глядя на Маттиаса, отозвался я, и тот фыркнул:       – Чего?       – Твой приемный брат. Свен…       Маттиас резко потянул меня за руку, от чего я не удержал равновесия и плюхнулся обратно к нему на песок, обжёгший мою щеку. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, пока Маттиас, хихикая, не пробормотал расслабленно:       – Ты такой странный, Олли… Очень своеобразный... Не знаю никого, похожего на тебя.       Голубые глаза Маттиаса имели несомненное сходство с цветом морской воды, плескавшейся где-то возле наших ступней, но я умудрился заметить это только сейчас, когда мы лежали друг напротив друга и наши лица были на одном уровне. Это сходство завораживало – так же, как и в воде, в глазах Маттиаса переливались солнечные блики, сверкали один ярче другого. Я несколько раз моргнул, пытаясь сосредоточиться и поймать нить мыслей:       – Это плохо… что я такой… э-э… своеобразный?       – Не-а, – Маттиас убежденно помотал головой и блаженно зажмурился, подставляя лицо солнечным лучам. На несколько секунд он умолк, наслаждаясь солнечным теплом, но потом снова открыл один глаз и медленно продолжил, разморенный жарой:       – Это… нормально, наверное. Тебе стоит оставаться таким, какой ты есть.       – Но… – я не совсем знал, что собирался сказать, и был рад, что Маттиас перебил меня, пояснив:       – В том смысле, что мне нравится, какой ты. Просто будь таким же и дальше.       Маттиас улыбнулся, а меня обдало очередной волной смущения. „Просто Матце нравятся фрики“, – ловко нашелся у меня голове Свен. Ухмыляясь, он развел плечами. „Исчезни“, – захотелось сказать мне, но я не успел – Свен и без того испарился, направившись по направлению к морю. Через несколько секунд я почувствовал настоящее облегчение, увидев его макушку где-то между высокими гребнями волн, разбивающихся недалеко от берега. Мы снова были одни…       Маттиас молчал, щуря свои красивые глаза на слепящее сверху солнце. Он будто бы больше не был настроен на разговоры и снова впал в какое-то расслабленное полусонное состояние. Я же, в отличие от него, никак не мог расслабиться – непонятные намеки его приемного брата, как и то, что Маттиас выдал пару минут назад, никак не хотели улетучиваться из головы, и чтобы только отделаться от этого, я пролепетал не к месту:       – Научишь меня серфингу?       Возможно, для меня этот нелепый вопрос был хоть как-то связан с происходящим, так как я все еще то и дело ловил взглядом блондинистую макушку Свена, покачивавшегося на волнах, Маттиас же был абсолютно сбит с толку и непонимающе нахмурился:       – О чем ты, Олли? Когда?       – Сейчас?       – Прям здесь, что ли? – Маттиас покачал головой, улыбаясь. – Ты и правда странный.       Маттиас так часто называл меня „странным“, что это уже почти начинало вызывать легкое раздражение. Я уже хотел было взбунтоваться и возразить ему хоть как-то, но он тихо и совершенно неожиданно добавил:       – Забудь о серфинге. Это не для тебя… Лучше я научу тебя кое-чему другому.       – Чему другому?       – Кое-чему.       Голос Маттиаса спустился до шепота, а он сам непроизвольно придвинулся ближе, быть может, для того, чтобы я мог лучше понять, что он говорил. Но я больше не понимал его слов – лицо Маттиаса было слишком близко, настолько, что я мог даже разглядеть мельчайший рельеф его кожи, рыжеватые веснушки, рассыпавшиеся на его переносице, и тонкие полоски, изрезавшие его сухие губы. Я видел все так четко только долю секунды, потом же его лицо расплылось в одно смутное пятно, и я зажмурил глаза, словно приготовившись к неизбежному.       Оно действительно не заставило себя ждать. Горячая ладонь осторожно легла на мою щеку, а шероховатые будто бы обветренные губы коснулись моих.       Маттиас поцеловал меня.