Хит длиною в жизнь

- То есть, ты тогда не придал значения этому сну? - на всякий случай уточнил я. - Чувак, а вот скажи, у тебя было бы желание размышлять о снах после того, как тебя обосрали и в прямом, и в переносном смысле этого слова, а потом вывели на улицу, и ты узрел, что будешь жить на горе, со всех сторон окружённой кладбищем?! - Э... про гору и кладбище ты прикалываешься, или всё там реально так и было с самого начала?! - Реально так и было. - подтвердил, не моргнув глазом, Мёрдок. - Конечно, я ещё по машине понял, что мистер Шнобель не на пенсии одной прозябает... Но в те времена даже я к такому повороту событий не был готов. Трёхэтажная бетонная коробка высилась за спиной основательно прифигевшего парня, пока он, пытаясь подобрать готовую отвалиться челюсть, созерцал перед собою великолепную панораму кладбища. Судя по всему, заброшенного. - Вот это сра-а-а-ань... - Знал, что оценишь по достоинству! - почти с гордостью произнёс Теодор. - И, чем быстрее привыкнешь к этой срани, тем лучше, ведь она - дом, твой милый дом, по крайней мере, на ближайший годик. Разноглазый повернулся к нему. - Один вопрос... - Оу, всего один? Я ожидал, что ты будешь куда любознательнее. - Ты чё, не мог выбрать место получше? Что, блин, за замок графа Дракулы? - Это уже два вопроса. Поэтому на второй не отвечу, но на первый - так и быть. - мужчина убрал с глаз мешавшую ему чёлку. - Лучшие места заняты людьми. Причём живыми. А это место занято только мёртвыми, которые не вякают, не гадят мне на газон и не разрисовывают ворота идиотскими граффити. Ничего не требуют, не навязывают, не агитируют и не пытаются вмешиваться в мою личную жизнь, позволяя проживать её так, как мне нравится. И, честно говоря, - он проницательно взглянул на Мёрдока, - эта "срань" из твоих уст меня удивляет. Потому что, если бы ты хотел обычной жизни в обычной семье, то разве согласился бы поехать со мной? Подумав немного, парень рассудил, что его новый опекун прав: он ещё в реабилитационном центре сошёл с дорожки, по которой привычно было бы топать людям его возраста. А Теодор, закурив, невозмутимо продолжал: - За покупками будешь ездить в город. Иногда возить буду я, иногда - мои кореша. Сбежишь или потеряешься - никто здесь задницу не поднимет, чтобы тебя найти. Будешь хулиганить или плохо учиться, на глаза не показывайся - запорю. В дом без разрешения не заходить, дальше кладбища не убегать и покойников из могил не откапывать, иначе на их месте окажешься вмиг. Фауст проследит, чтобы в фургоне соблюдал чистоту и порядок. Сделаешь с моим вороном что-нибудь не то - сделаю что-нибудь не то с тобой. Пока будешь работать по дому и заниматься учёбой, поскольку неуч мне не нужен... Короче говоря, от рассвета до заката я должен видеть тебя занятым делом. - Хм... а ты не боишься, что такими темпами я тоже окажусь на кладбище? - Хех, ничуть! Ведь у тебя будет цель, ради которой стоит жить. Никкалс-старший ушёл в дом, оставив Мёрдока наедине с его размышлениями. Фауст вылетел из фургона и кружил над кладбищем, каркая так протяжно и мрачно, что парню слышалось: "Ты сдо-о-о-о-охнешь!" Он тряхнул волосами, отгоняя наваждение и некстати всколыхнувшиеся воспоминания об Адель, после чего вытер глаза кулаком. - Эй, малявка! - прозвучало у него за спиной. Когда разноглазый обернулся, его сердце вдвое ускорило ритм: Теодор стоял перед ним в свете восходящего солнца, и гитара его казалась частичкой этого раскалённого огненного диска, которая свалилась на землю. Свалилась по непонятной причине, прямо в руки смертному, позволяя сжимать себя умелыми тонкими пальцами... Мужчина настраивал её, а Мёрдоку виделись артерии и сосуды, до предела наливающиеся кровью и окрашивающие в алый весь корпус. Удар по струнам - и сердце инструмента забилось в этом переплетении... - И меня тогда не стало. Нет, не прежнего бродяги Мёрдока, а вообще меня! Определённо, это было лучше, чем я мог себе представить! Я весь растворился в музыке, позволил ей поглотить мой разум, моё тело и мою душу. Хрен с ним, со сном - у меня только что раскрылись за спиной настоящие крылья! Пока ещё они не могли поднять, однако я их уже чувствовал. Чувствовал и Теодор. Потому что во время игры он не сводил с меня глаз. Мужчина с трудом скрывал свои собственные эмоции, глядя на застывшего перед ним парня. Для любого другого человека это была бы просто бас-гитара. Не такая на самом-то деле офигенная, чтобы к ней захотелось тянуться, ведь ей было уже много лет... Так что же творилось с мальчишкой, в чьих разных глазах сейчас одинаково горел огонь невиданной силы? Кажется, он даже не мигал и не дышал, весь отдаваясь происходящему, как отдаются влюблённые друг в друга люди... Ещё даже не коснувшись гитары, он делался с нею единым целым. И Теодор окончательно уверился, что не ошибся в выборе ученика, которого сдёрнуло с небес обратно на грешную землю только окончание игры. Тело Мёрдока слегка подрагивало, словно по нему пробегали электрические импульсы. Он ничего не говорил, лишь смотрел вниз, завесив лицо длинными волосами, и мял великоватую ему футболку в районе груди, будто пытаясь успокоить всё ещё бешено колотящееся сердце. Сильная ладонь хлопнула его по плечу. - Ну, как? Достойная награда тебя ожидает, мелкий? - Отдал бы всё... если бы у меня что-то было. - только и прошептал разноглазый. - Что ж... в таком случае, обнажай себя настоящего, вот как сейчас. Каждый день, с утра и до ночи, показывай мне свои главные прелести: наглость, целеустремлённость и силу духа. И навсегда запомни, что именно в них - твоя истинная красота. - Ты поэтому так на меня смотрел? - Я смотрел на себя. Когда-то, давным-давно, я тоже был таким. До порога дома Мёрдок молчал... но лишь для того, чтобы потом остановиться и выдать мужчине свою обычную хитрожопую лыбу: - А знаешь, папаша... я ведь буду первым, кто тебя превзойдёт. И не только по части игры на гитаре! В лицо впечаталась мокрая тряпка. - Иди, фургон отмывай, сопля перламутровая!