Хит длиною в жизнь

Разноглазый неспешно поднялся с пола и засунул руки в карманы брюк. - Кто пустил? Тоже мразь, надо полагать, только в белом халате. Вашего сынульку лечит. - Всё сказали, молодой человек? - холодно осведомилась Мириам. - А теперь на выход - нам надо поговорить со Стюартом. - Гы, да пожалуйста! - усмехнулся Никкалс, покидая палату и не бросив больше ни одного взгляда в сторону синеволосого. Но в коридоре, увидев, что поблизости никого нет, прильнул к двери, решив подслушать разговор семейства. Ну, а что? Быть может, они поговорят об его участи. Всё-таки, Стю не показался Мёрдоку ушлёпком. Простачком - да, но не ушлёпком. Как знать, вдруг в богатых семьях не все так плохи? Хотя, он ведь здорово покалечился... Когда поправится и память к нему вернётся, может оказаться ещё хлеще папочки с мамочкой! И всё же, Медс не мог не отметить, что в голосе синеволосого он слышал искреннее сочувствие по отношению к себе. Что Тасспот-младший действительно понимал - не один Никкалс виноват в случившемся. Сказать по правде, разноглазый ещё и специально занял агрессивную позицию, потому как ожидал от богатенького мальчика истерики в духе: "Ты исковеркал мне жизнь!" Однако Стюарт ничего подобного ему не закатил - это уже заслуживало внимания. Поэтому сейчас Мёрдоку было даже интересно, какой он на самом деле. А к будущему вокалисту и клавишнику "Гориллаз" при виде родителей начала возвращаться память. Постепенно, шаг за шагом, Стю восстанавливал картину происшедшего у себя в голове. Вот только поначалу в этой мозаике не хватало некоторых деталей... - Мам, пап... а где мой синтезатор? От этого вопроса родители выпали в осадок. - Эм... сынок... - Мириам замялась, - а ты разве не помнишь? Парень неуверенно потеребил складки одеяла. - Я помню музыку. Очень много красивой музыки... Мне кажется, это я её играл. Потом всё оборвалось, долго было темно и больно... А потом появился Мёрдок. Он сказал, вы вчера приходили, и доктор со мной говорил, но вот этого я почему-то вспомнить не могу. Зато его имя кажется мне знакомым... - Что он ещё сказал? - спросил Джордж. - Что мы оба виноваты в случившемся... Что прошло трое суток... Что у него есть семья, что-то там про нары, идиотину, шикарную тачку и память золотой рыбки... Супруги переглянулись. - Забудь всё это. - отрезал глава семьи. - Он изувечил тебя, а теперь просто пытается спасти свою шкуру, пользуясь тем, что ты плохо помнишь происшедшее. Тебя правда сбила машина. Но это произошло на пешеходном переходе, и этот ублюдок от тюрьмы не отвертится! - А я слушал музыку в наушниках! - вспомнил Стю слова Никкалса. - Замечтался и не заметил вовремя автомобиля. Вот почему виноваты мы оба! И... я хочу знать, где мой синтезатор. Как я оказался на улице, да ещё без него? Тасспоты были в замешательстве. Они не могли принять факт, что самой яркой деталью из прошлого их сына стал музыкальный инструмент. Даже не фортепиано, а тот, что подарила ему эта девка, Иннельда! На Стюарта им и без того было больно смотреть, но сейчас боль вкупе с негодованием росла в геометрической прогрессии. - Знаешь... ничего бы не случилось, если бы не твой синтезатор. Да, родители не стали вводить парня в заблуждение и объяснили, что предшествовало его попаданию под колёса машины Мёрдока. Конечно, им было бы предпочтительнее, чтобы он обо всём забыл, но врач ещё три дня назад предупредил их, что замалчивать или искажать события жизни пострадавшего может кто угодно, кроме его близких. От них он должен узнавать правду, пусть самую горькую, ведь это поможет правильно восстановить память. Или же организм восстановит её сам, как раз в тот момент, когда никто не будет ожидать подобного. И, если события прошлого родственниками были искажены, больной либо заработает себе серьёзные проблемы с психикой из-за внутреннего диссонанса, либо соберёт картинку воспоминаний самостоятельно и потеряет всякое доверие к семье, которая, получается, им манипулировала. Как то, так и другое абсолютно не устраивало родителей синеволосого. "Уж лучше пусть он сейчас поплачет, а после смирится со своим положением". - решили они. А из глаз Стюарта действительно потекли слёзы. Очень быстро пропитавшие ткань подушки возле его лица. - За... чем? - кое-как выдавил он. - За... чем вы отняли у меня музыку, а потом отобрали ещё и Иннельду?! - Дорогой, успокойся. - Мириам вытерла его щёки платком. - Может, сейчас ты пока не понимаешь, но потом скажешь за это спасибо. Так будет лучше для нас всех. Думаю, когда Томас завтра придёт, он скажет тебе то же самое. - Нет, неправда! Так лучше для всех вас, но не для меня! - Эй, а ну, угомонись! - прикрикнул Джордж. - Если бы ты с самого начала слушался, как твой брат, сейчас был бы в порядке. Можешь считать это наказанием свыше за то, что врал родителям. - Это было не наказанием! - уже расплакавшись не на шутку, ответил юноша. - Мой голос, моя игра были спасением! Я вспоминаю с каждой минутой, КАК мне было тогда хорошо!.. То был настоящий я, не врущий самому себе... Может, вы и приучили врать Томаса... - он собрался с духом и посмотрел на родителей, - но меня вы этому не научите. Ровно как и быть нотариусом, потому что я никогда не оставлю того, что у меня действительно получается! Мириам молчала, с каким-то странным выражением лица слушая тираду сына. Зато не успела удержать мужа, который склонился над кроватью и слегка приподнял Стю, вцепившись в больничную рубашку на его груди. - Всё, высказался? А теперь будь уверен - когда вернёшься домой, я собственноручно выбью из тебя остатки этой дури, ты, неблагодарный... - Руки убрал, папаша! - послышалось со стороны. - Что? - Глухой? - усмехнувшийся Мёрдок пинком распахнул дверь в палату. - Руки, говорю, убери и кыш от него! Мириам с испугом смотрела то на Никкалса, то на стремительно багровевшего мужа. - Тебя не хватало! - прошипел Джордж, всё же отпуская Стюарта и подходя к Медсу вплотную. - Чего вмешиваешься, щенок?! Ты хоть соображаешь, с кем говоришь?!