Хит длиною в жизнь

- Да. Можно по пальцам пересчитать те случаи, когда я плакал в своей жизни. И то мои слёзы, по большей части, никто не видел. А сейчас рядом был отец и целая камера чужих мне зеков. Правда, они уже спали, но в любой момент могли проснуться. И это меня не смущало... - А как ты думаешь? - Мёрдок поднял на Джейкоба влажные и покрасневшие уже глаза. - Как ты думаешь?!!! От этого крика Кортез вылетел в окно с пронзительным карканьем. Кое-кто из соседей по камере проснулся, недовольно заворчав что-то на мексиканском, но Никкалсу было плевать. Он не отрывал от папаши вопрошающего взгляда. Тот видел ярость в алом и бесконечную боль в чёрном глазу. Можно было предположить, что реакция будет именно такая, однако сын Хаука был уже не в том возрасте, когда взрослые нагло врут детям и живут себе дальше. А басист ощущал внутри действительно жгучую боль, которая вытесняла дыхание из лёгких и все мысли из головы. И эти грёбаные слёзы... Получив свободу, они не собирались останавливаться! Мёрдок даже не думал, что их у него столько. Он не кричал и не всхлипывал - солёные струйки молча текли по щекам. Конечно, Никкалс и раньше знал, что на пороге приюта его оставили не от большой любви. Что беременность его матери была случайной... Но сейчас слова Себастьяна обмотали его душу колючей проволокой, и всё глубже, глубже запускали свои шипы... Ненужный, никчёмный, лишний! Джейкоб уже сообразил, что, дойдя до этого места рассказа, он должен был, по крайней мере, сменить тон, или сказать сыну что-нибудь ободряющее, а не резать правдой так безжалостно. Впрочем, это лишь подтверждало, что он не умел думать о человеческих чувствах. - Медси... - Не трогай меня! - от взгляда басиста покоробило. - Можешь не объяснять, я угадаю, что было дальше... Я родился, и почти сразу же Роксана оставила меня на крыльце приюта в Лондоне. Видимо, не в Сток-он-Тренте потому, что вы боялись очередной волны осуждения. А потом и вовсе разошлись, и никогда более не загружали себя мыслями обо мне, или друг о друге. Ты продал пивную, переехал в Мексику, подался в воровство, в торговлю наркотиками, работая на Хуана, потом тебя подставили свои же, как подставили меня с фальшивым баблом (тоже из-за тебя, между прочим!), и ты два года уже сидишь в этой дурацкой тюрьме. - Мёрдок издал нервный смешок, вытирая глаза. - А Хуану респект - он метко отомстил нам обоим, заперев в одной клетке. Может, и в одной камере мы не случайно? Ну, так знай, что я тебя ненавижу! С этими словами разноглазый покинул кровать и переместился в угол, ближе к решётке. Его слёзы высыхали, уступив место злости. Она принимала для Себастьяна вполне видимую форму - крылья сына растопырили пылающие перья, предупреждая, что трогать его сейчас рискованно. Педро и Карлос, наблюдавшие эту сцену, встали и подошли к Джейкобу, участливо говоря ему что-то на мексиканском. Но мужчина не слушал их, тоскливо глядя на Мёрдока. Внезапно с другой стороны решётки раздался смешок. И почти в ухо Никкалсу прозвучали слова: - Надо же! Какой красивый у тебя огонь.