***
Пи-пи-пи-пик, пи-пи-пи-пик, пи-пи-пи-пик… Семь часов утра. Звон будильника трелью ворвался в чуткие уши сладко спящей Джуди, лишая первого за последнее время доброго сна. Вставать ужас как не хотелось, выползать из тёплых объятий Морфея в прохладу внешнего мира было неприятно. Настроение у проснувшейся крольчихи было прескверным. Сон её был счастливым, но он был о Бене. Во сне он смеялся над её шутками, блаженно жевал свои любимые пончики, вилял своим толстым хвостом в такт любимой музыке в исполнении Газелле и, самое главное, он был жив. Предательский ком подступил к её горлу, невольно оживляя ещё больше воспоминаний о добром друге. Надо было себя отвлечь, не позволить ужасным воспоминаниям, словно топкое болото, засосать себя, и она не придумала ничего лучше холодного, бодрящего, утреннего душа. Он и вправду помог ей отвлечься, хотя окончательно её мысли увело полотенце, которым она обтирала шёрстку после душа. Оно пахло Ником. У неё было своё полотенце, но лапка инстинктивно потянулось к его. Джуди вновь обрела спокойствие в мыслях о нём. Заваривая себе на кухне принесённый из дому чай, она думала, что же сказать ему и в какой форме. Нельзя ведь просто прийти и сказать, что она переехала к нему жить, потому что поняла, как он ей дорог. «А вдруг он мне скажет выметаться с его квартирки?» — возникший вопрос немного кольнул её самолюбие, и она решила отбросить его на время. Пока она пила чай, наметился план действий на день. Первым делом глупая крольчиха навестит не менее глупого лиса, потом надо заехать к мистеру Бигу, а на десерт поход к Буйволсону. Главное, не забыть пирог, когда пойдёт к Нику. Допив чай и надев свою пурпурную рубашку, которую, кстати, он ей и подарил на день рождения, она отправилась в больницу, не забыв прихватить с собой любимое лакомство лиса.***
Утро у Мика выдалось прекрасное. Работы и так было немного, а после доброго совета капитану попытаться отследить Джона, тот вообще дал ему отгул, начинающийся с обеда. — Интересно, с чего он такой добрый? — думал он, сидя в своём кабинете, и, с удовольствием потягивая кофе, смотрел стрим по любимой компьютерной игре. Многие, конечно, не одобряли его увлечённость компьютерными играми, говоря, что это развлечение для детей, но ему было как-то безразлично чужое мнение по этому поводу. «У каждого свои необычные привычки, поэтому не спешите меня судить», — повторял он слова своей давней знакомой. Мик не боялся, что Идрис застукает его за бездельем, ведь он только несколько минут назад как уехал куда-то с Гиппенсом. Всей душой он надеялся, что Джон приготовил Буйволсону приятный сюрприз. Да, несмотря на дружелюбие и тёплую улыбку, у него были к капитану серьёзные счёты, о которых тот не помнил, и глубоко в душе Майерс надеялся когда-нибудь не просто отомстить ему, но и занять его место. Если всё будет прекрасно, конечно же. Но прекрасно не будет, Мик это знал, поэтому абсолютно не удивился, увидев на экране телефона такой знакомый ему номер. — Ну привет, Джон. Ты по делу, или просто скучно стало? — И тебе привет, дружище. Я бы с радостью поговорил с тобой за бутылочкой чего-нибудь холодненького, — усмехнулся он, — но холодненького поблизости нет, да и ты на работе, так что я скорее по делу, — несколько извиняющимся тоном закончил он. — Я после обеда буду свободен, — улыбнулся Мик. — В этом-то вся проблема, и в этом суть дела, что я хочу тебе предложить. — Почему проблема? — Ты ведь хотел мести капитану Буйволсону? — А то ты не знаешь. — Так вот, я хочу тебя поздравить, твоя бесценная информация относительно Джуди дала мне повод вернуть ему семью так же, как он уволил её, то есть лишь частично. — Неужели у тебя поднялась лапа на его семью? — Ага. На его дочь. — Знаешь, иногда я думаю, правильно ли я поступаю, покрывая тебя? — немного подумав, протянул он. — Но тебя ведь что-то постоянно останавливает, не так ли? Только не говори, что боишься меня. Ты единственный, кого я не трону в этом городе, даже если ты меня арестуешь. — Конечно же, не страх. Просто я вспоминаю нашу молодость. — Какой же момент молодости ты вспоминаешь? Когда мы умирали от голода, и приходилось есть траву, чтобы не загнуться? — в голосе Джона чувствовалась сильная грусть, навеянная воспоминаниями о тяжелейшем детстве. — Да. Ещё я вспоминаю твою помощь, — Немного помолчав, он продолжил. — Я ведь спиваться начал, когда наши пути разошлись. Когда у тебя получилось пробиться в звери. Я тогда думал, что ты выкинешь меня из памяти. — Бросить тебя гнить на дне общества было для меня непозволительно, ты ведь мне как брат, — говорить ему было тяжело, воспоминания молодости накрывали сознание волной грусти, и с этим надо было что-то делать. — Знаешь, давай поговорим о деле, а то я сейчас расплачусь? — Хорошо, давай о деле, — согласился с ним изрядно погрустневший тигр. — Ты ведь единственный, кто знал о подвохе с подписью? — Да. — Тогда тебе надо бежать, ориентировочно минут через сорок тебя объявят в розыск, хотя, может, и не через сорок, но обязательно объявят, как только к Буйволсону вернётся разум. — Это ведь не всё да? — спросил он, после недолгого раздумья. — Не уверен. У меня есть предложение к тебе, но ты можешь отказаться. Ты сможешь уехать и начать новую жизнь, а денег я тебе подкину на эту самую жизнь в любом случае. — И далеко ли я уеду с забеременевшей женой? — Стоп, неужели Лиза беременна? — Сами только вчера узнали, — с глупой улыбкой произнёс он. — Знал бы я, что у тебя жена беременна… — Джон был явно шокирован. — То что? Не втягивал бы меня? — Да… — Что сделано, то сделано, так что выкладывай, что за предложение там у тебя. — После него ты гарантированно сядешь, и, скорее всего, надолго. — Не тяни меня за хвост. — Ладно. Предложение такое: я оставляю твоей жене и ребёнку свою квартиру и всё имущество вместе с накопленными деньгами, а взамен… — Погоди, погоди, — перебил его Мик, — накопленные деньги — это те четыре миллиона, что откладывались на учёбу твоей дочери? — Да, они самые. — Продолжай. — Взамен я хочу попросить тебя ещё раз нарушить закон. Прямо в полицейском участке. Мне нужно, чтобы ты зашёл к экспертам и уничтожил собранные улики и, по возможности, записи. — Согласен, — немного подумав, он добавил. — Ты мог просто попросить, зачем предлагать мне имущество с деньгами? — Хочу, чтобы у твоей семьи всё было хорошо, чтобы они ни в чём не нуждались из-за меня. Чтобы твоя дочь не голодала, пока сидишь за решёткой, а Лиза не надрывалась на трёх работах, пытаясь обеспечить семью. — Спасибо тебе за заботу. — По-другому нельзя, Мик. — Это ведь наш последний разговор, верно? — грустно протянул тигр после недолгой паузы. — Возможно. Я попробую связаться с тобой ещё один раз, но не знаю, смогу ли, так что считаем, что последний. — Тогда удовлетвори моё любопытство напоследок. — Конечно. Спрашивай. — Почему ты ввязал во всё это Хоппс? — Тебе её жалко? — Да. А тебе нет? — Мне тоже жалко. Я выбрал её, потому что она наиболее достойна своего значка, чем любой другой полицейский в департаменте. Она доказала это, сделав самый сложный, но при этом самый правильный выбор, убив Бенджамина. — Но ведь не только поэтому? Я прав? — Ещё из-за Ника. Вообще, всё это происходит именно из-за него, хоть он этого и не понимает. Ничего, всё у моего огненного лиса впереди. — Я так и не услышал от тебя, чем же он тебе так насолил? — Долгая история. Расскажу как-нибудь вечером. — Ты уже неделю так говоришь. — Так ты всю неделю в гости не заходишь. — И то верно. А когда ты наконец закончишь игры с именами? — Не знаю. Тебе не нравится имя Джон? — Мог бы выбрать что-нибудь менее избитое. Джонов пруд пруди. — Знаю, что пруд пруди. Я не просто так взял его. Так звали моего отца, для меня это некий символ. — Ясно. В комнате воцарилась тишина. Оба зверя понимали, что это и вправду их последний разговор, и прощаться друзьям не хотелось. Первым тишину не вынес Джон: — Пора прощаться, Мик. — Ты, как всегда, прав. — Береги себя, старый друг. Не смей там сгинуть в тюрьме. — Не сгину. Удачи тебе в твоём деле, как бы ужасно оно ни было. — Спасибо тебе, Мик. Спасибо за всё. Прощай. Джон положил трубку, оставив погрустневшего Майерса наедине с собой.***
Просыпаться было неприятно. Вся спина, от копчика до загривка, болела омерзительной, непроходящей, нудной болью. Каждый вздох отзывался огнём в его грудной клетке. Несмотря на это, он открыл свои зелёные глаза, стараясь прогнать остатки сна. С тех пор как он очнулся в первый раз прошла уже неделя или что-то около того. Когда единственными твоими занятиями являются сон да лицезрение потолка в палате, весьма нетрудно сбиться с календаря. Вставать ему было нельзя, но он вставал, несмотря на запрет врача. Своим ходом он добирался до перевязочного кабинета, сам ходил в туалет, превозмогая жуткую боль, что пронзала его спину и грудь при ходьбе. Позволить себе преспокойно лежать и ходить по нужде в утку он не мог. Это был бы удар по гордости, и плевать ему было на здоровье. У Ника было дикое желание сбежать, но каждый раз, когда возникала такая мысль, он загонял её поглубже другой мыслью. Джуди бы не одобрила этого. Каждый день он думал о ней, о Джоне и о разговоре с самим собой. Вопросы без ответов мучали его разум, даже когда он засыпал. Такие сны часто заканчивались кошмаром, поэтому сон не приносил душе отдых. Ожидание новостей или, что ещё лучше, дня, когда его можно будет навещать, не давали ему покоя. Время текло отвратительно медленно, терзая его разум, словно опытный палач, от умелой работы которого невозможно сбежать. Вновь наступивший день не обещал стать особенным. Угрюмое утро, укол антибиотика, и всё. До завтрака ещё полтора часа, а перевязка только в обед. Закончив с антибиотиком, он прикрыл глаза, но не чтобы уснуть, а чтобы не видеть так надоевшую ему палату. Во тьме время не так заметно. Уйдя в свои мысли, он пролежал, наверное, час. Поток мыслей прервался, когда его слуха коснулся звук поворачиваемой ручки. Скрип открывающейся двери. Пара тихих шагов и вздох сострадания, который он не перепутает ни с чем. — Ник… Он открыл глаза и впервые за неделю широко улыбнулся — Морковка, как же мне тебя не хватало. Она стояла возле его кровати и улыбалась своей тёплой улыбкой, которая способна согреть даже холод безграничного космоса, что уж говорить о сердце лиса, на которое словно пролили лечебный бальзам, затягивающий раны одиночества. — Мне тебя тоже не хватало, мой глупый лис, — тепло сказала она, и, вытерев лапкой одинокую слезинку, поставила на прикроватную тумбочку небольшую коробку. От неё шёл запах голубики и теста. «Так, стоп. Она сказала: „МОЙ лис“?» — пронеслось у него в голове. Все имеющиеся мысли мгновенно разбежались, вгоняя его в ступор. Он абсолютно не знал, что сказать. Не так он представлял себе начало разговора. Не найдя слов, он выпалил первое, что пришло в голову: — Твой лис? Джуди немного помялась, прежде чем ответить: — Ник… давай поговорим о нас? Такого поворота событий он не ожидал. Он сам хотел начать разговор, но крольчиха опять его удивила. Не дожидаясь его ответа, она продолжила: — Я… я устала быть одна. Устала приходить в пустую квартиру, устала работать для себя. Ник, мне не хватает тебя… Ты мне нравишься и… я хочу сказать, что… я хочу прожить свою жизнь с тобой, а не с каким-нибудь другим кроликом. Мы разных видов, но мне всё равно. Если я тебе не нравлюсь, и у тебя есть лиса, то скажи мне сразу, я пойму тебя… я… я… — от наплыва чувств из её глаз опять полились слёзы, а в горле встал мешавший говорить ком. Ник не мог спокойно смотреть, как она плачет. Пожалуй, что они были самой страшной пыткой для него, и не важно, что их вызвало. Крольчиху надо было успокоить, чего бы то ему не стоило. — Иди ко мне, мой хитрый кролик, — сказал он, двигаясь на кровати. Утирая лапкой слёзы, она залезла к нему и легла рядом с ним. Несмотря на боль, он её приобнял и немного прижал к себе. — Никто мне не нужен, кроме тебя. Уже второй год меня не интересуют лисички. Только один милый, эмоциональный, вечно плачущий кролик, в чьём сердце целая вселенная доброты. Я боялся тебе сказать об этом раньше. Боялся, что ты отвергнешь меня… Глупый, глупый рыжий лис. Выговорившись, лис ощутил, что с сердца словно упал камень. Нику было невероятно хорошо. Даже больше, ведь он был счастлив. Джуди тоже начала сиять, вытирая мокрую шёрстку от переставших бежать слёз. Повинуясь каким-то внутренним инстинктам, он нагнул мордочку и легко поцеловал её в лобик, прижимая её к себе в своих объятьях чуть плотнее. На боль при этом было плевать. После того, как они немного полежали вместе и помолчали, ему в голову пришла мысль: — Так, может, мне тогда стоит к тебе переехать, когда меня выпишут? Крольчиха очень хитро улыбнулась, прежде чем ответить: — Не-а, я уже переехала к тебе. — Когда это?! — Вчера, а ты против? — Нет, нет, — усмехнулся он. — Я обеими лапами за. Скажи, а кролики во всех делах такие проворные? — А лисы во всех делах такие нерешительные? — подколола она его ответным вопросом. — Только с тобой, зайка моя. — Вот и я тоже только с тобой такая проворная. — А что ты там принесла мне? — Сейчас покажу, — сняв крышку с коробки, она достала капитальный кусок пирога. — Сюрприз! — Джуди, ты просто космос… Пирог оказался вкусным и ОЧЕНЬ сладким. По неопытности она немного переборщила с начинкой, но это не помешало обоим насладиться домашней выпечкой. — Слушай, а как дела в департаменте? Бен там холодильник с пончиками ещё не поставил себе? А то он хотел, — облизываясь, поинтересовался Ник. Невинный вопрос о Когтяузере ураганом смёл улыбку с её лица. Что-то явно произошло, о чём он не знает. — Джуди, что случилось? Расскажи мне всё. Она рассказала обо всём. О смерти друга, о своих кошмарах, об увольнении и о звонках Джона. Не раз ей приходилось останавливаться во время рассказа, чтобы проплакаться. Не раз сердце Ника разрывалось от жалости к ней. Обнимая свою крольчиху, которая наконец-то закончила растянувшуюся на недобрых два часа историю, он глушил в себе гнев на Буйволсона и Джона. Хотелось завыть диким лисом и порвать обоих. От злости на его передних лапах немного высунулись когти, словно напоминая ему, что они всегда готовы к кровавой работе. Тихонько поглаживая по голове Джуди, он не только успокаивал её, но ещё и успокаивался сам. — Всё будет хорошо, Морковка. Всё будет хорошо… Просидев с Ником почти до обеда, Джуди, успокоившись, отправилась не к мистеру Бигу, как хотела раньше, а в участок. Уж больно ей было интересно, что же скажет Буйволсон. Больница была не так уж далеко от департамента, так что добралась она относительно быстро и скучно. Зайдя в главный холл и поздоровавшись со знакомыми сослуживцами, Джуди отправилась прямиком к кабинету капитана, но не дошла, встретившись на лестнице с Майерсом. — Привет, Мик! Как твои дела? — она попыталась изобразить жизнерадостность, и у неё это даже получилось, хотя внутри неё сидело зерно уныния и грусти. — Привет, Джуди, — губы тигра растянулись в обворожительной улыбке. — Дела лучше некуда. Прикинь, шеф отгул послеобеденный дал. — Ого, чем это ты так его удивил? — Не знаю, — соврал он. — Ты, кстати, к нему? — Да, а что? — Да его нет просто сейчас, уехал куда-то за город. — Зачем? — Понятия не имею, — ухмыльнулся Майерс. — Ты зайди к нему ближе к вечеру, он наверняка будет у себя или, по крайней мере, в департаменте. — А откуда ты знаешь, что он будет здесь? Естественно, что делиться знаниями относительно капитана ему не хотелось, поэтому он просто перевёл всё в шутку: — Я волшебник с другой планеты. Будущее вижу. — Волшебник, — ухмыльнулась она. — А скажи мне, волшебник, что меня ждёт вечером? — Ну, я не могу видеть часто, мне надо восполнить запасы энергии. — И ты идёшь в столовую пополнять свои запасы? — подколола его Джуди. — Если бы в столовую, то я бы бежал на всех четырёх лапах. К экспертам я иду. — Что-то нашли по Джону? — крольчиха мгновенно стала серьёзной. Мик несколько секунд смотрел в глубину её глаз, прежде чем ответить: — Нет. Ничего не нашли. Предчувствие подсказывало, что Мик врёт, но она была вроде как уволена, поэтому не могла себе позволить поговорить с экспертами лично. Пришлось довольствоваться словами тигра и убеждать себя, что ему нет смысла врать. Раз Идриса нет на месте, то можно отправляться к бурозубке. Попрощавшись с Майерсом, она так и поступила. Целый час она потратила только на то, чтобы охрана Бига её пропустила, ведь весь особняк был забит белыми медведями. Когда она всё-таки добилась встречи, глава мафии её не разочаровал. Он был очень занят, вёл разговор и по телефону, и с личным помощником, но, стоило ей войти в комнату, как всё беседы прекратились. Выгнав всех, он рассказал крольчихе всё, что знал и узнал, а это ровным счётом почти ничего. Как только она закончила с допросом, Биг приставил к ней своего личного помощника для разрешения любых возникших трудностей, а их возникнет немало, ведь весь остаток дня до самого заката она будет кататься по городу и общаться с самыми разными преступными элементами, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку. Не из-под земли же Джон достал специалистов, способных создать наручники со взрывчаткой. Это был абсолютно новый для неё опыт. Никогда раньше она не имела настолько тесных связей с преступностью. За день она узнала столько нового, что можно было бы завести десяток, если не два, новых дел. Обидно было только за то, что по Джону она так ничего нового и не узнала. Освободилась Джуди только поздно вечером. На улице уже было темно, но домой она не собиралась, о нет. Последним на сегодня пунктом назначения был Буйволсон. В участок она не поехала, отправилась прямо к нему домой, надеясь не только на рабочий, но и на неформальный разговор. Жил капитан в престижном и ухоженном центральном районе на самой окраине Лайонхарт-авеню в элитном на вид многоквартирном доме. Поднявшись на второй этаж, Джуди мягкой лапкой надавила на красивый розовый дверной замок, украшенный розовым же детским бантиком. Никто не отозвался в ответ на мелодичный чистый звон. Решив постучать в дверь, она обнаружила, что квартира была не заперта. В уставшей душе крольчихи родилось нехорошее предчувствие беды. Слишком уж необычно виделась ей открытая дверь, особенно в свете последних событий. Сразу же вспомнился Бенджамин, ведь его дом тоже не был заперт, когда она к нему пришла. Тихонько открыв дверь, она прошла в квартиру. В прихожей было темно, а во всей квартире тихо, только из-за поворота в гостиную лился мягкий свет. Ступая лапками как можно тише, она начала красться к гостиной. Тишину нарушил одинокий и тихий всхлип, едва слышимый её чувствительными ушами звук переворачивающейся страницы, а затем звон стекла о стекло вместе со звуком льющейся жидкости. Из-за угла выглянул дёргающийся носик, и последние сомнения развеялись. На широком семейном диване сидел, немного сгорбившись над альбомом с фотографиями, Идрис Буйволсон, пуская скупые мужские слёзы, некоторые из которых иногда капали в стакан с виски, что стоял прямо на полу под ним. Можно было не прятаться за углом в темноте прихожей, так что она вошла в комнату с облегчением на душе от того, что ничего плохого не случилось. — Шеф? У вас было открыто, и я подумала, что… — Подумала?! Звук её голоса вызвал в душе капитана шторм. Что бы ни происходило плохого в последние два года, во всём всегда так или иначе была замешана Хоппс. Ведомый гневом, что застилал ему глаза и разум, он вскочил, поднимая что-то с дивана. Через всю комнату на неё взглянул огромный ствол парадного магнума. Джуди не успела ни удивиться, ни среагировать. В тихой и тёмной квартире раздался оглушительный, словно танковый, выстрел и ужасный крик боли. Кровь оросила полдома. Боеприпас нашёл свою цель.