***
Первого июня большая часть города собралась в Саванне отмечать День защиты детей. Мэр города организовал шикарное представление и огромное количество конкурсов, закончившихся вечером. На смену им пришёл концерт поп-звёзд первой величины, на котором сейчас и находилась большая часть города, но не Идрис. Молодого офицера вместе с не менее молодым напарником и другом Макрогом поставили в ночной патруль тропического леса. Настроение было на уровне плинтуса в общественной уборной. Большая часть департамента находилась в Саванне и фактически развлекалась, пока он со Стивом уныло колесил по пустым и тёмным улочкам тропического леса. Идрису, как, наверное, каждому новичку, хотелось взяться за серьёзную работу, ловить опасных преступников и раскрывать дела, а не просиживать задницу в машине всю ночь напролёт, патрулируя пустые улицы. Носорог, наоборот, отнёсся к работе спокойно, считая, что кто-то должен этим заниматься. В общем-то, он был прав, но Буйволсон считал его спокойствие отсутствием инициативы. Время дежурства шло, в животах обоих начало звучать неприятное бульканье. — Стив, поехали поедим, время уже полдвенадцатого, пора бы уже. — Да всё закрыто уже. — Не, Яррик сказал, что на Лианной улице есть круглосуточный магазинчик, говорил, что там пончики готовят, ну просто позеленеешь от удовольствия! — Себастьян Яррик? Он-то откуда знает? Я слышал, что он всего один раз в патруле был и с тех пор безвылазно сидит в диспетчерской. — Без понятия, откуда. Так мы едем? — Поехали. Как магазин называется, помнишь? — «У Гадеса», кажется. — Посмотрим, что там за магазин. Не теряя больше времени, напарники отправились на Лианную улицу. Заведение находилось в довольно глухом районе, в самом конце улицы. Скромная, деревянная вывеска, практически не освещавшаяся с улицы, приглашала в круглосуточный магазин «У Гадеса». Припарковавшись за углом, друзья отправились покупать пончики, посоветованные стариком Ярриком. Пока они покупали местную выпечку, на улице пошёл такой привычный в этих местах дождь, что, впрочем, не могло испортить молодым патрульным настроение. По дороге к машине они чуть не рассыпали свой обед, столкнувшись со спешащим в магазин молодым и тощим тигром, одетым в весьма потрёпанные, но старательно ухоженные и заштопанные серые вещи. Напарники свои покупки удержали, а вот из лап тигра выпала небольшая алюминиевая коробка, вся разукрашенная детскими рисунками, нарисованными, по всей видимости, обычными фломастерами двух цветов: ярко-зелёным и тёмно-серым. Пролепетав извинения и подобрав коробку, он зашёл в магазин. Себастьян не обманул, пончики были изумительны, буквально таяли во рту. Одной порции оказалось явно недостаточно, и Идрис, оставив в машине напарника, собрался снова в магазин. Едва он подошёл к дверям, как из них буквально вылетел тот самый тигр, с которым они столкнулись на углу. Не прошло и десяти секунд, как вслед за ним выбежал продавец, что стоял за прилавком. — Слава богу, Вы не уехали, нас обокрали! — Тигр? — Да! Не говоря ни слова больше, чтобы не терять драгоценные секунды, Буйволсон понёсся в погоню. Сид Майерс старался бежать как никогда раньше не бегал. Бежал на износ, стараясь как можно быстрее достичь места встречи с братом. «Отдать коробку. Бежать. Запутать. Отдать коробку. Бежать. Запутать», — гремели в такт его сердцебиению мысли в голове оголодавшего тигра. Неприметных кустов, где они должны были встретиться, он достиг очень быстро. Едва он к ним приблизился, как из тёмно-зелёной гущи травы и листвы высунулась тощая от голода, как и у него самого, полосатая мокрая от стекавших капель дождя морда младшего десятилетнего брата. — Получилось, братишка? Времени отвечать практически не осталось, поэтому Сид, не церемонясь, буквально всунул ему в лапы немного потяжелевшую коробку и оттолкнул обратно в кусты. — Не иди за мной! Я вернусь! — прокричал он в пелену дождя и сразу сорвался в спринт в сторону густого, если он не ошибался, участка тропического леса. Воспоминания его подвели. Почти оторвавшись от копа, изнурённый бегом и длительным недоеданием, тигр свернул в сторону обрыва, там должно было находиться упавшее дерево, через которое можно было перебраться на другую сторону. Тихий вздох разочарования вырвался из его глотки, когда оказалось, что дерево убрали. Это конец погони. Сил бежать больше нет. В тюрьму идти Сид не хотел, поэтому, когда за его спиной раздался звук чавкающих в грязи лап, он нервно обернулся, доставая из-за пояса купленный за бесценок у местных барыг пистолет. Он был без патронов, на них банально не хватило денег. — Не подходите ко мне! Назад! — единственная надежда Сида была в угрозах. «Если получится, то он испугается и я смогу уйти!» — думал он. Увидев дуло пистолета, Буйволсон замер на месте — Спокойно, парень, ты только не нервничай. Опусти, пожалуйста, пистолет. — Дайте мне уйти! Я не могу сесть в тюрьму! Лапы тигра начали мелко подрагивать, палец опасно гулял на спусковом крючке, заставляя Идриса волноваться за свою шкуру всё больше и больше. Преступник явно пошёл ва-банк, отступать Идрису некуда, а значит у него, как у офицера, всего два варианта: отпустить, чтобы потом поймать или обезвредить. Решать нужно быстро, здесь и сейчас. На раздумья времени почти нет. Ему не хотелось стрелять, несмотря на то, что он сам вполне мог схватить пулю. Когда Идрис уже было принял решение отпустить тигра, произошло неожиданное. В уши ворвался невероятно громкий громовой грохот. Для тигра он был неожиданным, и палец дрогнул на спусковом крючке. Ожидая выстрела, Буйволсон отпрыгнул в сторону, отточенным движением выхватывая из кобуры пистолет. Из-за грома он не слышал, был ли выстрел, но он видел, что палец нажал на курок — этого оказалось достаточно. Немного поскальзываясь в грязи, буйвол сам выстрелил в руку преступника. Вылетевший из дула снаряд разрезал холодный воздух, неумолимо летя к своей цели. Его не сбивал с курса ни ветер, ни большие капли тропического дождя. Он вошёл в плоть тигра, идеально выполняя свою работу — разрывая тёплые, бурлящие энергией жизни мышцы. Буйволсон явно попал. Пистолет выпал из лап, но раненый не схватился за плечо, как рассчитывал офицер: освободившиеся лапы потянулись к горлу, из которого начала хлестать темно-красная, тёплая кровь. От осознания цены собственной ошибки Идриса буквально парализовало на месте. Жизнь стремительным, кровавым потоком покидала тело тринадцатилетнего Сида. Не в силах больше стоять на лапах, он упал прямо в грязь, отчаянно пытаясь зажать рану, но кровь стекала неудержимым потоком сквозь его пальцы. Зрение начало затягивать тёмной пеленой. В душе умирающего тигра стояла невыносимая обида. Он хотел жить! Хотя бы ради своего брата. Помутневший взгляд упал на кусты за полицейским. Сквозь листву в них горели два янтарных огонька, принадлежащие непослушному брату. От невыносимой душевной боли тигр прикрыл свои глаза, он не мог, умирая, смотреть на Мика. Слишком уж было обидно и больно. Сид Майерс умер под взглядом своего младшего брата, лёжа в грязи, перемешанной с его собственной кровью, не дожив до своего дня рождения всего лишь один день. Офицер Буйволсон всё это время стоял и смотрел на страшную смерть молодого тигра, даже не пытаясь помочь.***
Заканчивая описание смерти своего брата, Мик уже не скрывал своих слёз, так долго сдерживаемых им раньше. — Теперь ты вспомнил меня?! А?! Тебя самого надо посадить, моральный ты урод, но вместо тюрьмы ты отделался парой месяцев работы в архиве, а дело спустили на тормозах! Не напомнишь мне, по какой причине?! Ах да! Самооборона! Это были самые тяжёлые воспоминания капитана. Он всю свою жизнь жалел о содеянном. Именно из-за этой ошибки он поклялся себе стать лучшим полицейским, и он стал им. Вот только теперь, глядя на плачущего тигра, он снова стал чувствовать себя подонком, вспоминая каждую деталь той злополучной ночи. — Знаешь, тварь, что он тогда украл кроме пяти пончиков?! Заедь ко мне домой и посмотри! Коробка!.. Коробка лежит под кроватью… Больше я не скажу ни слова. В подтверждение своих слов, Мик смачно сплюнул кровавую слюну с остатком клыка прямо на стол перед шокированным капитаном. Разговаривать больше было не о чем, да и у Идриса в душе зародилась непонятная ему самому тяга к дому Майерса. Отправив его в одиночную камеру, он спешно собрался и поехал к жилищу тигра. Попасть внутрь не составило труда, ведь ключ хранился под ковриком. Хозяин явно не боялся грабителей. Капитан неуверенно вошёл в скромную семейную спальню и, не спеша, даже можно сказать, что медленно, вытащил из-под простой деревянной кровати небольшую алюминиевую коробку. Ту самую, которую он уже видел раньше. За четырнадцать лет она не очень-то сильно изменилась. Появилось пару вмятин, множество потёртостей и царапин, но детские двухцветные рисунки всё ещё украшали её поверхность. Копыта Буйволсона затряслись. Открывать детскую коробку было необычайно страшно. В душе рождалось ощущение, что, открыв её, он откроет свой ящик Пандоры. Увидит свой скелет, который он так долго прятал в шкафу от самого себя. По телу пробежала волна холодного страха. Затаив дыхание, с замиранием сердца он медленно поднял крышку. В горле встал ком чувств, а на глаза неосознанно навернулись слёзы: на дне детской коробки лежали пара долларов, выцветших от времени и влаги, которые они с напарником сами и заплатили в тот вечер за пончики. Не в силах больше сдерживаться, он заплакал. Четырнадцать лет назад он убил тринадцатилетнего подростка в День защиты детей, а ценой его жизни были пять пончиков и пара долларов мелочи. Ошибка молодости, всю жизнь терзавшая его душу, сделала своё чёрное дело. Столь ярко осознав бессмысленность смерти подростка, в которого он сам и выстрелил, воля Капитана, и так прогнувшаяся от смерти дочери и безумия жены, окончательно сломалась. Ему хотелось закрыть коробку, выкинуть её из своих копыт, из комнаты, из своей памяти, лишь бы не видеть несколько одиноко лежащих помятых купюр, вызывавших воспоминания о полных боли и обиды глазах тигра, расстающегося со своей жизнью. Хотелось упиться до потери сознания. Хотелось умереть. Захватив с собой коробку, Идрис поехал домой и плевать ему было, что рабочий день незакончен. Для него он закончился. Весь остаток дня он провёл наедине с бутылкой. Сидя на просторной семейной кухне, он смотрел свои семейные фотографии. Смотрел на счастье, которого больше не будет, пытаясь не впускать в свои воспоминания момент, когда приехали его коллеги с медиками. Инна, его любимая жена, тронулась головой, когда увидела мёртвую дочурку. Да он и сам чуть не тронулся, когда забирали тело. Под красным покрывалом, на котором они лежали, нашли идеально чистый, отполированный диск циркулярной пилы с приклеенной к нему запиской, распечатанной на принтере. «Надо было ставить подпись, капитан. Ну ничего, я сегодня добрый, поэтому, так и быть, верну вторую половинку твоей дочери. Ноги ищите под пилой». Нижнюю половину его дочери действительно нашли. Она была неглубоко закопана в землю, обёрнутая целлофаном. После такого он сам попросил медиков вколоть ему успокоительного. Как бы Идрис не старался, но с каждым прекрасным воспоминанием приходило воспоминание плохое. Выпивка должна была принести облегчение, хотя бы кратковременное забвение, но стало только хуже. После первой бутылки в голову стали лезть ещё и детали убийства Сида Майерса: простреленное горло, мука в гаснущих глазах. Как он потом узнал, тигр был истощён от продолжительного голода. Шерсть под его одеждой частично выпала от недоедания. Знал бы он тогда, что пистолет незаряжен, ни за что на свете бы не выстрелил. Отпустил бы и даже денег ещё дал на пропитание. Вот только прошлое уже не вернуть. После второй бутылки в голову стали лезть суицидальные мысли: «А может, к чёрту всё? Пулю в рот и страданиям конец. Смерть, это так просто. Раз, и нету больше ни Майерса с его братом, ни убитой дочери, ни сошедшей с ума жены». Допив вторую бутылку, он всё-таки решился. Пройдя в спальню, где располагался ещё и его рабочий стол, он снял с полки парадный «Кольт Анаконда», подаренный ему прошлым капитаном, Кайафасом Кайном. Красивый, разукрашенный позолотой револьвер был больше похож на произведение искусства, чем на настоящее, боевое оружие. Однако это в первую очередь был револьвер, причём не заряженный. Пройдя к столу и открыв самый нижний ящик, он достал маленькую коробочку с патронами. Они тоже были необычные. Кайн сам, вручную, изготовил ему каждую пулю, сделав их экспансивными, несмотря на запрет этих страшных боеприпасов. Идрис зарядил всего один патрон, ведь больше ему не понадобится. Взяв третью бутылку и альбом с фотографиями, он пошёл в гостиную. Переворачивая страницу за страницей, он снова начал плакать. Кольт он положил рядом с собой. Перед самоубийством он хотел посмотреть на любимых в последний раз в своей жизни. Хотел снова прикоснуться к упущенным моментам счастья. — А ведь если бы Джуди не попала в поле зрения Джона, то ничего этого бы не случилось, — мелькнула в его голове гневная мысль, которую он отогнал куда подальше. После того, как он пролистал почти весь альбом и налил себе выпить, случилось нечто неожиданное для него: извиняющийся голос Хоппс, раздавшийся из-за спины. — Шеф? У вас было открыто, и я подумала, что… — Подумала? Невинное оправдание взбесило пьяного Буйволсона, поднимая в его душе целый шторм слепой ярости. Парадный «магнум», мирно лежавший всё то время, пока он пил, и так и не использованный для самоубийства, влетел в лапы Идриса, словно он был живым и жаждал убийства. Подскочив с дивана, он прицелился буквально за доли секунды, несмотря на то, что его сильно шатало от количества выпитого. Перекрестие прицела сошлось на чуть приоткрытом ротике крольчихи. Палец дёрнулся на курке. Оружие громыхнуло словно раскат грома. Он никогда не стрелял из него раньше и не думал, что будет так громко, поэтому инстинктивно прикрыл глаза. Головка пули вошла в рот кролика, разрывая верхнюю губу, дробя передние резцы и дёсны в кровавое месиво. Раскрошив зубы и достигнув глотки, снаряд начал раскрываться, разрывая мягкие ткани горла и вызывая страшнейшее кровотечение. Вырвав кусок плоти из шеи, раскрывшийся снаряд улетел в коридор. Крик потонул в потоке крови, вливающегося в глотку, наполнявшего её лёгкие и желудок тёмно-алой жидкостью. Страшный поток, хлеставший из её рта лишь чуть менее неспешно, чем внутрь, нёс с собой осколки зубов и оторванные частицы языка, разорванного раскрывшимся боеприпасом. Лапы инстинктивно потянулись к горлу, пытаясь нащупать повреждения, но перемолотые в фарш мышцы находились под оставшейся целой шкуркой. Переминаясь с лапы на лапу, она поскользнулась в небольшой луже крови и упала покалеченной мордой на пол, вбивая осколки зубов в остатки дёсен, чем вызвала новый, неописуемый приступ боли. Кровь очень быстро наполнила желудок упавшей крольчихи, и он начал инстинктивно сокращаться, выталкивая своё рвотно-кровавое содержимое в повреждённый пищевод, откуда-то устремлялось в уже порядком наполненные лёгкие. Джуди Хоппс умерла в страшных муках, захлебнувшись собственной рвотой, щедро перемешанной с кровью. Картина, нарисованная воображением Идриса всего за долю секунды после выстрела, ужаснула его. От страха алкоголь мгновенно выветрился из организма, а ярость полностью потухла. Буйвол открыл глаза. Он снова промазал. Не попал туда, куда целился. Пуля, предназначавшаяся рту крольчихи, пролетела чуть ниже и левее, прямо в опущенное ушко Хоппс, разрывая его в клочья и принося невероятную боль Джуди. Она прыгала на месте от боли и кричала, держась за остатки своего чувствительного, покалеченного уха. В душе буйвола загорелся маленький огонёк радостной надежды, потому что он не повторил ошибку молодости. Теперь предстояло самое сложное: нужно было оказать крольчихе первую медицинскую помощь, а также вызвать своих подчинённых. Капитан не собирался прятаться и изворачиваться от закона, он будет отвечать по всей строгости за своё преступление, а именно: покушение на жизнь офицера полиции, будучи в состоянии алкогольного опьянения. Откинув с сторону револьвер, Идрис побежал на кухню за аптечкой. Первыми приехали полицейские. Подъехали тихо и без шума, будучи предупреждёнными о том, кто звонил и кто преступник. Среди прибывших оперативников был и Стивен Макрог, заставший довольно странную картину: Хоппс с перевязанным остатком уха сидела на диване, держа в трясущихся лапках открытую металлическую коробку, а рядом с ней сидел Буйволсон и, пуская слёзы, что-то тихо говорил ей, регулярно прикладываясь к наполовину пустой бутылке. — Чёрт, Ид, что тут у тебя происходит? — немного потрясённо спросил носорог прямо из коридора, аккуратно обходя валяющийся на полу маленький кусочек ушка Джуди. Судя по всему, друг его не услышал, и он повторил вопрос более громко: — Капитан! Какого, хвостом Вас забей, тут происходит?! Наконец-то услышав вопрос, Идрис прервал свой грустный рассказ о Сиде и дочери. Отдав бутылку Хоппс, которая едва взяв её в лапки, сразу же осушила её, он повернулся к своему давнему другу и, вытирая с морды слёзы, сказал: — Я теперь не капитан, а преступник, Стив. Оформляй меня и поехали уже в департамент. Мне надо проспаться. — Да что ты сделал-то?! За Буйволсона ответила повернувшаяся к нему крольчиха: — Всего лишь чуть не превратил моё лицо в фарш, выстрелив в меня экспансивным боеприпасом, — она говорила надломленным голосом, словно вот-вот готовая расплакаться. — Зачем, Идрис?.. — потрясённо спросил носорог. — Потому что я тупой и потому что мне надо было меньше пить, — сказал он, как отрезал. Джуди тяжело вздохнула. Меньше всего ей хотелось сейчас давать показания, но на сей раз она не сбежит домой. Теперь она стойко будет рассказывать о случившемся, а ещё ждать медиков, ведь порванное ушко, несмотря на бинты, кровоточит. Надо его зашить. «Домой я приду определённо нескоро…» — грустно подумала она. Где-то вдалеке на улице послышалась сирена подъезжающей машины скорой помощи. Вечер определённо обещал быть долгим.