Психологический предел

      На место первого в современной истории Анималии теракта неслась самая ожидаемая в ЦБЗ машина — грузовик с надписью «SWAT» на боках. Было лишь одно отличие, незаметное для обывателей, а также и для других офицеров, выделявшее его среди прочей техники полиции: служащих, перевозимых внутри и имеющих уникальное тактическое снаряжение, никто не вызывал на место происшествия. Более того, каждый волк (а внутри находились исключительно они, притом арктического подвида) знал заранее о случившемся. Восемь хищников сидели в крайне сосредоточенном состоянии, размышляя о персональных задачах, поставленных на брифинге командиром — девятым волком, ожидающим дальнейших событий со спокойствием кукловода и, в отличие от своих личных сотрудников, знающего всё наперёд.       Лидером самой обученной, естественно, неофициально, боевой гвардейской группы был сорокалетний Гай Октавий Фурин, главный куратор проекта «Атлантида» и тайная правая лапа не по годам древнего президента Марка Аврелия Антониуса. Гая не волновали потери среди гражданских, не трогала душу и аморальность совершённого, ведь, в конце концов, именно его отец разработал и вёл проект, а он его усовершенствовал. Почти сотня лет манипуляций с судьбами нескольких сотен зверей подходила к завершающим этапам, и можно было уже не волноваться за конечный результат, все оставшиеся вмешательства текущей стадии проведут младшие кураторы.       «Изъять записи видеонаблюдения за испытанием «Ярости», собрать биоматериал для изучения последствия различных штаммов, найти объекты «Хоппс» и «Уайлд». Если объекты живы — эвакуировать и, если будет возможно, полностью завершить программу «Джонатан». Как же я устал…» — раздумывал Гай, пока его трясло в кресле машины.       Программа «Ярость» была инициирована им пять лет назад для поиска и разработки средства, значительно повышающего боеспособность сотрудников в условиях окружения или изоляции от помощи со стороны других оперативников. Таким средством оказался «рапум лунатикум», превращавший даже мирное травоядное в орудие для убийства. Если выстрелить им в противников, то вполне можно было бы посеять хаос, необходимый для отступления, либо можно было бы применить на себе и рвать врагов в ближнем бою. Первую пробу препарат прошёл несколько лет назад, когда рецепт «случайно» попал к «случайному» химику, предложившему свои услуги овце, чьи амбиции насчёт хищников можно было использовать, сначала возвысив её до определённых высот, а потом разоблачив. Тогда-то и попались на глаза серому кардиналу лис с крольчихой, досрочно выполнив задуманное. Несмотря на успех первых результатов, нужно было провести более масштабные тестирования новых, улучшенных штаммов. И долго думать над этим не пришлось, учитывая, что подобная акция вписывалась в общий план по очернению репутации гибридов.       «Лис и кролик… Удивительно крепкий духовный союз у них получился. Если выжили, то, так и быть, уберу их имена из ликвидационных списков. Наверное. Столь живучие особи и правда могут дать сильное потомство, хоть и гибридное. Рабы на следующей стадии проекта будут очень нужны».       Размышляя о гибридах, он неосознанно пробудил в памяти воспоминания о разговоре отца с Марком. Точнее, то, что ему пересказал отец.

***

      — …Завершил сбор и анализ обобщающих данных о нашем обществе, а также получил результаты эксперимента «Вселенная — 25, — докладывал достаточно молодой волк другому, не менее молодому.       — И?       — Ничего не поменялось. Идеальное общество как вымирало в предыдущих проектах, так и в двадцать пятом вымерло.       — Я догадываюсь, какие результаты дало наблюдение за нашим обществом.       — И ты будешь абсолютно прав, Марк. Мы медленно идём тем же путём, и лучший тому пример — желание твоего отца построить идеальный город с климатом для всех. Он хочет воссоздать условия рая. Это убьёт нас изнутри, развратив и ослабив хватку.       — Возможно, мы не повторим результат твоих экспериментов? Ведь ты не брал в расчёт множество факторов. Например, гибридов, за которыми может стоять будущее.       — Ты можешь представить себе гибрида в седьмом поколении? — в лоб поинтересовался учёный.       — Могу. Ужасное зрелище. Сплошные мутанты, да ещё и неспособные к размножению. Однако их можно контролировать. Селекционировать, почти как растения.       — Да ладно? Сколько же это будет стоить?       — Ничуть не меньше, чем спонсировать твоё предложение.       — Но оно сделает общество нерушимым, крайне стабильным в долгосрочной перспективе и, самое главное, — жизнеспособным вне зависимости от климата.       — Или разрушит всё, чего добилась наша цивилизация, приведя к гражданской войне.       — Марк, в обществе уже появились гибриды, которых мы даже вылечить не можем, а также гомосексуалисты и «красивые» личности, характеристику которых я уже давал ранее. Их количество будет со временем расти, это в любом случае приведёт к фатальным трениям. Но это всё общественное, а ведь у нас есть и сугубо экономические причины. Что будет, когда денежный пузырь лопнет? Мы ведь оба понимаем простую истину — содержать климатические установки будет не по карману, даже если весь бюджет будет идти на них, а ещё ведь нужны деньги для исследований, для образования и медицины, для…       — Хватит, — мягко прервал своего друга будущий правитель. — Я тебя понял. Мне надо подумать.       — И над чем же, если не секрет?       — Кем мы станем, поработив гибридов и некоторые виды, сделав их практически бесправными, лишив огромное количество зверей элементарного права выбирать свою судьбу, и, наконец, сможем ли мы спать спокойно, зная, какие гекатомбы жертв, возможно, придётся принести ради обещания стабильности и развития.       — Наше общество уже заболевает. Через пару веков будет уже поздно что-либо делать. Поражённые участки плоти…       — «Подлежат удалению, посредством хирургического вмешательства, вне зависимости от их прежнего функционала». Знаю. Как и ты проходил основы медицины.       — Ну так…       — Я сказал хватит! — гораздо грубее перебил Аврелий. — Знал бы мой отец об этом разговоре, казнил бы обоих за аморальность, однако в твоих словах и, что гораздо важнее, экспериментах с наблюдениями есть жестокий смысл. Больше сегодня говорить на эту тему не будем. Повторять в третий раз не стану. Иди, отдохни и подумай, наконец, о сыне. Если соглашусь, то ему наверняка придётся доводить твои идеи до ума, ведь проект явно растянется на десятилетия, если не на столетия.       — А если ты ответишь «нет»?       — Посмотрим, мой друг, посмотрим, — неопределённо закончил Марк, всем своим видом давая понять, что разговор закончен.       Выходя из личного кабинета Антония, Юлий, именно так звали будущего отца Гая, бодрой походкой зашагал в свой кабинет, намереваясь записать разговор на бумагу для того, чтобы потом, спустя время, наиболее точно пересказать наследнику или наследнице столь важное событие.       «А ведь Марк прав, надо бы задуматься о потомстве. В конце концов, разве не могу я взять себе пару дней отдыха? Могу. Да, действительно, исследования подождут, надо заняться будущим семьи и стаи, а не общества. Но сначала записать разговор…»

***

      «Любил папаня «важные» разговоры пересказывать» — подумал Гай, собираясь вспомнить иные беседы, как со стороны водителя донеслась команда:       — Две минуты!       — Красные! — незамедлительно начал предбоевой инструктаж Октавиан. — Займитесь камерами наблюдения. Ваша задача — пробиться в наблюдательную комнату и провести манипуляции с видеозаписью произошедшего. Оригиналы удалить. Огонь на поражение. Свидетелей изъятия быть не должно. Поставленные цели ясны?       — Абсолютно, — бесцветным голосом ответил лидер красной части отряда и вслед за ним в подтверждение слов вожака кивнули два волка.       — Отлично. Синие! Пройтись по контрольным этажам и собрать образцы тканей и крови живых, а также мёртвых представителей контрольных видов зверей. Особенно гибридов. Очевидцев работы быть не должно. Исключение — Хоппс и Уайлд, если, конечно, они вам встретятся. Вопросов нет?       Трое волков с синими нашивками синхронно склонили головы, не теряя времени на произношение очевидного.       — Серые! Сопровождаете меня. Стрелять только по активным целям, отдавая приоритет наиболее ближним. Приказ понятен?       — Так точно! — хором ответили два последних волка без цветовых знаков на обмундировании.       Едва машина остановилась, бойцы по беззвучной команде надели особые тактические шлемы, полностью скрывающие морды, имеющие встроенную радиосвязь и небольшую камеру, чтобы командир мог выводить видео с неё к себе на портативный экран, имея возможность в случае необходимости контролировать ситуацию лично.       Покинув десантный отсек, Гай увидел рассчитанную ранее картину: первые полицейские машины уже были на месте, отводя последних сбежавших из больницы в сторону и создавая защитный кордон, не пропускающий никого к больнице. Впрочем, где-то в небольшом отдалении слышались одиночные выстрелы.       — Объекты проявляют активную агрессию. Уничтожать без предупреждения и раздумий, — на всякий случай дублировал приказ руководитель, после чего без промедления провёл свою группу к главному входу, а следом за ним двинулись красная и синяя команды.       Едва миновав двери холла, пришлось применить оружие. На них напала дикая львица в одежде медперсонала. Картина внутри здания царила апокалиптическая: везде была кровь и растерзанные тела животных, а иногда до его слуха доносились болезненные стоны тех, кому не повезло умереть быстро.       Отряд разделился. Ведомые своими лидерами, оперативники отправились выполнять свои задачи. Серое командное отделение пошло прямо, окунаясь в лабиринт коридоров. Раненых не добивали, равнодушно игнорируя тихие всхлипывая и редкие, произносимые из последних сил мольбы о помощи. Иногда приходилось стрелять в тела, лежавшие подозрительно тихо. Хищники могли быть везде.       Как указывала карта на дисплее шлема, его цели были впереди. Микроскопические маячки, встроенные в стандартные медицинские браслеты, указывали что лис и кролик находились во внутреннем дворе, на другой стороне медкомплекса.       Стоило взяться за ручку двери, как в шлеме раздался вопрос бойца красной команды:       — Серый один, это красный три. Требуются дополнительные инструкции.       Вывев на экранчик видео с камеры гвардейца, он сразу понял в чём было дело. Под прицелом бойца на полу под столом сидел, беззвучно плача и сжавшись в комок, выживший ребёнок в больничной рубахе «пациента».       — Родители?       — Папа дома, а мама… Она… — малыш явно видел смерть матери и не мог говорить о ней.       «Ещё одна крупица в дело проекта. Отец может стать ярым фанатиком изменений в грядущих событиях» — подумал Гай и без капли сомнений отдал приказ. — Ликвидировать. Всё должно выглядеть как гибель от когтей обезумевших. Запечатлеть на фото конечный результат.       «Отдать фото «ред три» подконтрольным корреспондентам. Значительный потенциал в дестабилизации обстановки. Хорошая импровизация».       — Принято, — раздался короткий ответ, после чего оружие в камере опустилось. Сняв тактическую перчатку, оперативник присел и жестом подозвал к себе.       — Иди сюда, дитя, я отведу тебя домой…       Ребёнок неуверенно подобрался, медленно идя в спасительные объятия «дяди полицейского». Он был до крайности испуган. Даже на видео было видно, как его всего трясло от пережитого.       — Успокойся, всё уже почти позади, — приподняв мордочку крохи, красный три вытер пальцами слёзы, а затем резким движением мгновенно выпущенных когтей разорвал шею от уха до нижней части горла, обратным движением другой лапы вспоров грудную клетку несчастного, и завершил дело третьим, разрывающим плоть ударом по лицу.       Чтобы не залить амуницию кровью, волк сильнейшим пинком ноги отправил ещё живое дёргающееся тело к куче других. Всё выглядело так, словно он погиб от лапы безумца, а не солдата, что и запечатлел спустя несколько секунд снимок встроенной камеры.       — Красный три, доложить о текущих целях.       — Обеспечение безопасности периметра для беспроблемной работы техника. Я его случайно заметил.       — Отличная внимательность, красный три, это найдёт позитивное отражение в твоём личном деле, — сухо поздравил Гай бойца, делая в уме пометку приоритетно порекомендовать его в командиры отряда.       Когда с контролем ситуации было покончено, Октавиан открыл-таки дверь во внутренний двор, а затем сразу же отпрыгнул в сторону, уклоняясь от прыжка одичавшей пумы, явно сидевшей в засаде.       «Некоторые объекты не утратили тактического мышления, значит, один из штампов «Ярости» был всё-таки успешен» — подумал он, расстреливая приземлившуюся кошку.       Оперативники поддержали командира огнём. Когда с ней было покончено, волк отдал приказ взять образцы тканей и крови, а сам бросил взгляд на карту. Сигналы крольчихи и лиса всё время оставались неподвижными. Это настораживало. Спустя полминуты манипуляций сбор образцов был завершён, и команда двинулась к цели.       Силуэт стоявшей на коленях Джуди волки увидели практически сразу.       Во дворе затрещали короткие, экономные, но от этого не менее смертельные очереди трёх винтовок, бивших на поражение. Крольчиха даже не пошевелилась, словно ей уже было плевать на смерть. Мир, по отношению к маленькому, пушистому травоядному, оказался слишком жесток. Она бы так и умерла, рыдая над Ником, который уже почти перестал дышать, разорванная бросившимся на них койотом, но Гай с оперативниками успел первым. Пристрелив хищника, не добежавшего до сломавшейся, принявшей поражение добычи всего лишь метр, волк облегчённо выдохнул. Они успели, а значит Хоппс выживет и сможет максимально эффективно завершить программу «Джонатан».       Беглый осмотр крольчихи не выявил серьёзных ранений, угрожающих жизни. Не церемонясь, Октавиан молча достал из кармана заранее подготовленный шприц-ручку и воткнул в плечо Хоппс. Она болезненно дёрнулась и буквально за секунды обмякла, погружённая в глубокий искусственный сон.       Состояние лиса было критическим.       «Огромная кровопотеря. Пока не смертельно, но близко. Множественные открытые раны, полученные в результате Клиффсайдской стадии. Заклеим. Хвост… Так, хрящи конца, судя по всему, раздроблены начисто. Одну треть придётся ампутировать. Задние лапы… Открытого перелома нет, однако возможен как внутренний, так и просто трещина. В ближайшее время не сможет ходить совсем. Решим вопрос лангетами. Множественные ушибы и гематомы. Стоит ли его оставлять? Шансы на выживание при учёте всех повреждений: примерно тридцать процентов. Ладно, попробуем, в крайнем случае, бросим. Мне хватит и крольчихи».       — Серые три и два, эвакуировать цели.       Едва оперативники взвалили на себя тела, как связь пропищала входящим вызовом.       — Серый один на связи.       — Гай, давай без формальностей, прослушивать некому, — проскрежетал динамик старческим голосом самого Марка. — Я знаю, что ты лично возглавляешь операцию в ЦБЗ, хоть я и запретил тебе это делать. Как только завершишь, поговорим о твоей компетентности. Сейчас же у меня есть одна просьба к тебе. По данным слежения, в больнице находится один гражданский арктический волк из дома Корнелиусов, стаи Ульпия, по имени Ромул. Я пока не знаю, что именно он там делает, но его необходимо эвакуировать. Арктические волки своих никогда не бросают. Ты меня понял?       — Да. Где его искать?       — Данные о персональном маячке уже передаются тебе. Не подведи меня второй раз за день, — после чего динамик замолчал.       «Идиот!» — подумал Гай. Ещё одной спасательной операции ему не хватало! Но и отказать было совершенно нельзя. Уже множество веков подвид полярных хищников частично отгородился от внешнего мира ради управления им. Основу всей популяции составляли три дома, называемых по именам своих основателей: Антониус, Фурин и Корнелиус. В каждом доме было несколько, порядка четырёх-пяти, стабильных стай, численностью около двухсот пятидесяти особей. Гай принадлежал к стае Октавия. Из-за закрытости волкам пришлось укрепить и без того сильную связь со сверстниками по виду. На деле это означало, что внутри домов и между ними могли протекать сколь угодно извращённые заговоры, большая часть которых не имела права заканчиваться фатально, но как только кто-либо из волков оказывался в смертельной опасности из-за внешних угроз, то все игры откладывались на потом. Если у кого-либо хватало сил спасти несчастного, то его спасали, не жалея на это ни средств, ни чужих жизней.       «Ромул, Ромул, Ромул… Кто же это такой? Надо бы освежить потом в памяти семейное древо Ульпия. Ладно, спасать так спасать».       — Серые два и три, новые директивы. Направляйтесь в здание вместе с Хоппс и Уайлдом, займите ближайшую комнату и ожидайте соединения с красной или синей командой. Я не смогу вас прикрыть, у меня индивидуальное задание.       — Если состояние Уайлда станет критическим, можно действовать рискованно, эвакуируя объект?       — Не рисковать. Ожидать подкрепления. Умрёт — значит умрёт. Ещё вопросы?       — Приказы после эвакуации целей?       — Объединёнными группами направиться на соединение со мной. Ориентация по командному маячку.       — Вас поняли.       Взвалив на себя сразу два тела, один оперативник медленно прошагал ко входу в здание, в то время как другой его прикрывал, Октавиан же направился к другому входу. Согласно данным устройства слежения, отпрыск «Ульпия» находился на пятом этаже, в районе кабинета главврача. Путь до цели прошёл довольно гладко. Стрелять в одичавших пришлось всего четыре раза. Гораздо больше неудобств ему доставили тела, по которым временами приходилось идти, и огромное количество крови, металлический запах которой пробивался сквозь шлем и щекотал инстинкты охотника. У самого кабинета он привычно остановился, прислушиваясь к окружающей обстановке. Тишина, властвующая в коридорах, нарушалась лишь звуками суеты снаружи здания. Это было необъяснимо странно, напрягало мускулы предчувствием проблем. Интуиция тихонько шептала: «Что-то не так. Лучше уйти. Мы слишком одиноки вне своей территории, нас можно поймать на ошибке…». Гай привык доверять чутью, без него, как и без аналитики, нельзя дожить до совершеннолетия в обществе арктических волков, поэтому начал медленно отступать назад.       Шаг. Другой. Третий.       Бинго! Из-под двери кабинета, где должен был прятаться его сородич, едва заметно глазу выглядывала миниатюрная головка камеры-шнура, которую использовали бойцы SWAT и оперативники домов для проверки самых подозрительных помещений перед зачисткой. А раз есть камера, значит…       «Меня списали!».       Едва мысль пронеслась в голове, как ноги сами бросили тело обратно в сторону лестницы. Позади его спины раскрылось сразу несколько дверей. Едва он добежал до поворота, в него начали активно стрелять. Несколько пуль попали в спину, вызвав ужасную боль. Однако он не упал, пули зашли слишком неглубоко — спас бронежилет. Останавливаться было нельзя. Официально он находился на территории стаи, персональный маячок лежал в личной квартире, для операции он использовал командирский, а это значит, что его можно устранить практически безнаказанно. Никто не заступится за него. Сам виноват. Рискуя шкурой вне территории домов, будь готов неожиданно умереть. Хоть и так небольшая популяция станет ещё меньше, однако на место погибшего обязательно планируют чьё-либо рождение. Контроль численности был самым жёстким родовым законом, нарушать который не смел никто. Даже представитель стаи Октавиана.       Не останавливаясь, он активировал общий канал:       — Я под огнём! Поддержка!       — Принято, выдвигаемся, — хором ответили лидеры команд.       «Только бы продержаться».       Пули вновь настигли его, когда он подбегал к очередному повороту. На сей раз всё вышло гораздо хуже: четыре болванки вонзились ему в бедро и голень, напрочь лишая равновесия со скоростью. Спасительным фактором оказалась близость угла, за который он с разгона рухнул, получив ещё одно попадание в бок и два в передний правый бицепс.       «Истеку кровью с такими темпами» — сухо подметил его разум, в то время как левая лапа достала из кармана одинокий цилиндр тактической светошумовой гранаты, взятой с собой, как и бронежилет, исключительно по привычке. Вырвав кольцо и швырнув гранату в коридор к нападавшим, он бросил мимолётный взгляд на экран и впервые за много лет похолодел от страха.       Ни одного сигнала не было. Весь отряд как будто испарился.       «Или коллективно умер, попав в похожую засаду».       — Смерть не оправдывает поражения, — прошептали его губы в пустоту.       Отползая по полу на спине, он держал винтовку левой рукой, благодаря отца за то, что с детства привил ему амбидекстрию. Одна очередь обещала быть точной, на поражение, а вот другая, скорее всего, выйдет фатальной, в молоко. С каждой секундой напряжение нарастало. Никто не появлялся, никто не торопился отправить шкуру серого кардинала на порог к костлявой.       «Ну и г…» — не успел Гай додумать мысль, как уже к нему в коридор влетел небольшой цилиндр. Единственное, что он успел сделать — это инстинктивно прикрыть раненой лапой визор шлема. Последовал оглушающий хлопок со вспышкой, после чего по всему телу прошлась волна прорезиненных шариков.       «Хорошо подготовились, граната с поражающими нелетальными элементами» — привычно подметил информацию Октавиан и, убрав ладонь, спасшую взор, под аккомпанемент болезненного звона в ушах встретил первого противника. Им оказался самый обыкновенный волк, которых дома изредка использовали как наёмников в своих интригах. Несмотря на оглушение, отточенные годами рефлексы, подкрепленные инстинктами, сделали своё дело. Две оболочечные пули прошли в стык между бронежилетом и шлемом на горле, не оставляя для нападающего шанса на жизнь. Правда, была одна проблема — ствол, удерживаемый одной постепенно слабеющей лапой, ушёл практически к потолку от отдачи. Снова навести на угол требовалось время, которого уже не было, ведь вслед за упавшим уже выбегал ещё один наймит.       «Всё же конец. Жаль».       Враг, выглянув из-за поворота, открыл по нему прицельный огонь. Больше всего досталось ногам, принявшим основную порцию двух выпущенных очередей. Несколько выстрелов приняла на себя нагрудная бронепластина, но было непонятно, пробили её или нет. Видимо, был задет нерв, потому что от прокатившейся боли пальцы сами разжались, отпуская винтовку, звякнувшую об пол под аккомпанемент третьей очереди, целиком пришедшуюся на грудь и таки явно пробившую броню. Новый залп, на этот раз длинный, Гай, как и предыдущие, не слышал. Тело столь горело огнём, что понять, куда пришлись попадания, он уже не мог.       «Это месть судьбы за убийство родителей и бра…» — пронеслась у него последняя оборванная мысль перед тем, как он провалился в забытье, отправляясь в свой последний путь.

***

      Её лис умирал у неё на лапах. Джуди сидела на асфальте, рыдая над Ником и проклиная всё и всех на свете. Ей хотелось помочь, но на сей раз Уайлда спасло бы только чудо, в которое она уже не верила. Отчаяние задушило веру и разум. Единственное, что травоядная теперь могла, — это умереть рядом со зверем, ставшим таким близким за последнее время. Ставшим родным. Однако признать гибель своей «рыжей судьбы» всё же было выше моральных сил.       — Ник, пожалуйста, не покидай меня, — с огромным трудом она выдавливала слова из сжатого эмоциями горла, поглаживая его по морде, — ты не можешь … Только не так … Пожалуйста …       Спустя несколько минут рыданий слух автоматически уловил шум где-то сбоку. Они ускользнули от одного хищника только для того, чтобы быть разорванными другим. Хоппс бы сама любому порвала глотку зубами, защищая Ника, но он уже почти перестал дышать. Спасения нет. Надежды нет. Путь только один — прекратить своё существование.       Оборвать тяжкую нить будущего.       — Потерпи, будет немного больно, а потом мы встретимся на небе, — прошептала крольчиха, вытирая трясущимися пальцами свои слёзы с игравшей алым светом шерсти на лице.       «Несколько минут, и страданья уйдут» — подумала она, всей душой принимая неизбежное.       Секунда, вторая, третья. Звук приближающихся шагов. Последний взгляд на недвижную морду. Слитные очереди штурмовых винтовок.       «И это всё? Даже без боли? Просто треск в ушах? Неужели уходить так легко?»       Она даже не поняла, что происходит. Едва ли не сразу вслед за выстрелами в плече пропульсировал всполох огня, мгновенно угасший. Мир стал очень быстро расплываться, словно все краски и чувства провалились в мягкий ватный океан.

***

      «А ты хоть пыталась измениться?»       Голос, очень знакомый, но в то же время совершенно неопределяемый, донёсшийся откуда-то издалека, разбудил её резко, словно хлопушку над ухом взорвали. Только вместо хлопка был слепой ужас, от которого сбежать можно было лишь проснувшись. С первых же секунд она удивилась, не понимая, каким образом могла игнорировать во сне жуткую, ноющую боль во всём организме, заставившую сразу выдавить беззвучный стон, словно он был способен принести облегчение.       «Как же ты любишь себя обманывать».       «Опять он… Что происходит?!»       Прислушавшись к своим чувствам, крольчиха неожиданно поняла, что весь организм предельно расслаблен. Силы переполняли её настолько, что ломило кости от энергии, однако было нечто, останавливающее от активных действий, но непонятно было, что именно.       — Джуди, я знаю, что ты не спишь, хватит притворяться, вставай уже.       Она неуверенно открыла глаза, боясь даже предположить, что узрит перед собой. Какова же была растерянность, когда прямо перед ней материализовался улыбающийся отец. Это казалось невероятным. Фантастическим. Слишком волшебным.       Оглядевшись, Хоппс поняла, что находилась дома, в своей комнате, хоть это и было невозможно. Она заглянула под одеяло и не увидела на почему-то голом теле ни единой царапины. Правда, почти вся шерсть была седая. Трясущимися лапками, также белыми, погладила уши, которые оказались целыми. Просто взять и поверить в окружающее показалось безумием чистой воды. Она лежала, прикрывшись одеялом и, хлопая по-глупому глазками, старалась понять, что же происходит, при этом пыталась не смотреть на Стью, опасаясь узнать нечто, что не смогла бы объяснить.       — Выспалась, супердочь?       — Э-э-э, да? — неуверенно выдавила из себя ответ крольчиха не своим уверенным и звонким, а тихим и бесцветным голосом.       — Тогда вставай, одевайся, поедем в Зверополис.       — Что? Зачем?       — Так надо дорогая, по дороге я объясню немного.       — Хорошо пап, съездим, а сейчас выйди, пожалуйста, мне… одеться надо.       «И подумать».       Когда за главой семейства закрылась дверь, Джуди даже вздохнула с облегчением. Можно было, наконец, присесть на кровати, свесив лапы и порассуждать обо всём.       «Кафе, Клиффсайд, больница… Я ведь всё это помню, значит, это происходило, тогда почему нет шрамов на ногах, а уши целые? Почему седая? Какое сегодня число?!»       Бросив взгляд на радужный детский настенный календарь, она поёжилась от холода. Восьмое августа две тысячи двадцатого года. Взрыв в ЦБЗ был в две тысячи семнадцатом.       «Твою же… Где воспоминания последних трёх лет? Что произошло, и с каких это пор я голая сплю?»       Окончательно потерявшись в реалиях, она кое-как оделась, натянула первые попавшиеся серые шорты с мятой серой же мешковатой футболкой и, едва взявшись за ручку, остановилась как вкопанная. Подёргивая носиком, она улавливала знакомый, но практически незаметный запах. Он обволакивал её, укутывал в свои приторные объятия, не давал выйти, душа при одной лишь мысли оставить его позади. Действуя как в тумане, Хоппс стала переворачивать комнату вверх дном, бесцеремонно обнюхивая все вещи, даже неизвестно чьё нижнее бельё, ведя поиск на грани помешательства, но результата не было. Аромат щекотал ноздри, издеваясь и нервируя своей неопределённостью. Когда искать стало негде, рука сама нырнула в карман шорт. Внутри было что-то мягкое. Это был красный платок.       Его любимый, полученный ещё в детстве и бережно хранимый лисом.       «Ты с ним не расставался когда-то… Что с нами стало?» — думала крольчиха, держа перед собой обеими руками прямоугольник ткани.       На первый взгляд, он был просто старым, затёртым временем платком, однако его расплывчатый узор непостижимым образом гипнотизировал. Красные линии плыли, закручиваясь в округлый рисунок, повторяющийся и двигающийся, двигающийся и повторяющийся… Это продолжалось до тех пор, пока линия не прервалась, теряясь под сплошным тёмно-алым пятном. Склонив голову набок, Хоппс подумала несколько секунд, а затем неуверенно поднесла отметину к носу.       Кровь Уайлда.       Едва пронеслось осознание, как красная клякса стала влажной и растекающейся, словно под ней находилась открытая рана. Всё тело стало трясти от жуткой картины, но отпустить и уйти было нельзя — кисти рук и стопы ног связало хваткой Деймоса. Заполнив всю небольшую площадь ткани, кровь не полилась и не закапала через края, как подумалось Джуди.       Произошло гораздо худшее. После того, как крольчиха моргнула в очередной раз, в лапах вместо платка оказалась липкая, тёплая, словно недавно вырезанная, шкура с морды Ника.       Вынести подобное было уже невозможно. Закричав не своим голосом, она панически отбросила скальп в сторону и, бормоча под нос: «Это не он… Это не он…», забилась в истерике под кровать, в самый дальний угол, закрыв глаза и боясь посмотреть на свои руки. Вдруг они в его крови?       Постоянно нашёптывая одно и то же, она сама себя гипнотически, подобно трансу, убаюкала, лишившись сознания от потрясения. Когда в комнату вошёл Стью, платок так и лежал на полу, красноречиво говоря о случившемся уже не в первый и даже не в сотый раз инциденте. Вздохнув, он сразу полез под кровать. Достав дочь, он отнёс её в машину и, сев за руль, повёз в сторону города.

***

      Понимаешь, как же всё-таки прекрасно находиться в забытье только тогда, когда выходишь из него навстречу жестокому и беспощадному миру. Ник очнулся уже как минут тридцать, но глаза открывать упорно не желал. Темнота стала для него лучшим другом, она забирала себе часть боли, которая плескалась по каждому сосуду тела. В темноте можно было забыть о проблемах бытия, оставшись наедине с самым умным зверем, всё понимающим без каких-либо слов — с самим собой. Не то чтобы ему хотелось умереть, прервав навсегда чёрную полосу, однако поваляться без сознания ещё чуть-чуть не отказался бы. В голову упрямо лезли воспоминания-образы из больницы, они словно слайд-шоу навязчиво шептали: «Ники, друг, а давай вспомним как это было? Смотри, вон скунса давят…». Однако он старательно отгонял их, не желая вспоминать тот невообразимый другим ад, через который пришлось проносить свою крольчиху. Её мысленный образ, неожиданно молчаливый и спокойный, с лёгкой улыбкой на морде и целыми ушками, давал мыслям какое-то успокоение, направляя их по мирному руслу в течении счастливых призрачных отражений прошлого.       «Мы с Джуди в парке отдыхаем от тяжёлого рабочего дня. Ей нравится это место, как и мне. Это необычный, хвойный парк, в котором господствуют игольчатые, вечнозелёные деревья. Недалеко находится пиццерия, надо было туда её сводить. Жаль не успел. И вообще, надо было проявлять чувства тогда, может, сейчас бы жили там недалеко, купили бы себе домик, я бы по выходным выхватывал пиво с Фином, а потом люлей от моей зайки, и все были бы счастливы. Даже Фин. Прости глупца. Я правда не хотел. Рыжий дурак. Да ещё и алкаш» — перешёл с весёлых на грустные воспоминания Ник.       «Алкоголь… Слабак! Я должен был быть сильным ради нас обоих, а не распускаться. До белочки чуть не допился. Интересно, что за бред я там нёс? Хм… Клетка, красная волна, тяжёлый психоз, безумие с зелёным, безумие с белым, так близко и так далеко, ненависть и любовь… Что, чёрт возьми? Это же воспоминания, а не мысли! Неужели это обрывки сна? Джуди ведёт меня куда-то по моей же просьбе. Зачем? Ладно, допустим… Минералка, лавочка, подворотня, мусорный бак…» — события сами начали складываться в нескончаемый поток картинок, в которых перемешивались недавние перипетии и те, что он не помнил, порождённые фантазиями.       «Трамвай. Кондукторша меня выгоняет. Холодно. Уже ночь. Куда и зачем? Пригород… Нет, чуть дальше. Я всё-таки добрался. Почтовый ящик. Он выглядит глупо в этой тишине и одиночестве. Имя на нём размыто, словно стёртый ластиком карандаш. Цветы. Их много. Запахи повсюду. Хотя нет. Ничего. Пустота. Клумбы источают холод и запустение. Звонок в дверь. Безумие с зелёным, безумие с белым. Родное. Чужое. «Спасибо…». Будущее. Паника. Боль в голове. Опять больница. Черепно-мозговая. Твою мать, что это за хрень? Где я шарился? Придурок. Надо было меньше пить».       Мысленный монолог прекратил тихий скрип открывшейся двери.

***

      — Я хочу знать всё!!!       Очнувшись, Джуди не помнила ничего, с того момента, как уловила носом неопознанный запах. За окном проносились всё более редеющие леса, машина уже, судя по всему, подъезжала к пригороду, и было совершенно непонятно для чего. Первые же вопросы о себе столкнулись с неуверенностью отца. Он не очень-то хотел говорить, стараясь извернуться, переводя все разговоры на откровенно ненужные ей темы. Это взбесило крольчиху, доведя почти до паники. Она не могла никак понять причину крайне странного поведения главы семьи. Даже на пару секунд возникла мысль: «Не доверять никому! Особенно ему!». Но пришлось подавить её, ведь речь шла о самом близком звере — об отце. Что, впрочем, не помешало закатить истерику.       — Ладно, ладно, успокойся, пожалуйста. Несколько лет назад начались какие-то странные события в метрополии. Ты перестала домой звонить, и мама сама тебе позвонила, ты сказала, что всё хорошо, просто на работе устаёшь, а потом, спустя несколько месяцев, мы узнали о происшествии в центральной больнице. Ты была там, в запертой палате. Тебя нашли рядом со связанным по лапам телом твоего напарника. Ты одичала, Джу. После того случая ты исчезла, сбежав от врачей, а спустя всего неделю ты объявилась в участке. Поседевшая и молчаливая, но при этом вела под лапу того, кто был виновен во всех бедах. Это если вкратце.       Рассказ вышел на грани фантастики, однако она понимала внутренним чутьём, что это правда. Всё так, как и говорил отец. От мгновенно накатившей жалости к лису и ненависти к себе она, отстегнув ремень безопасности, свернулась на кресле эмбрионом, тихонько заплакав.       — Тише, дорогая, тише, всё будет хорошо…       Так и доехали до города, в молчании и тишине, под всхлипывания крольчихи, всё-таки немного успокоившейся под конец пути. Стью сразу повёз дочь к кафетерию, других дел просто не было.       — Узнаёшь?       Взглянув на здание, возле которого притормозил семейный пикап, в голове сразу возникла череда картинок: обломки, много крови и раненых, горящий джип полиции, Ник, катающийся по земле и сбивающий пламя, и она, помогающая раненым. Хотя были и другие воспоминания, где она спасала только лиса. Возникающий когнитивный диссонанс сбивал с толку, сея недоверие к самой себе и страх иллюзорности.       — Зачем ты меня сюда привёз?       — Прости меня, солнышко, но нужно, чтобы ты вспомнила всё.       — Не хочу я ничего вспоминать.       — Поздно. Так что, узнала место?       Кивнув утвердительно головой, Джуди задумалась, можно ли спрашивать о своём прошлом, но так как выбора особо не было, а любопытство и желание определённости давило, она всё же озвучила свои сомнения:       — Кого я спасала?       — Пострадавших, доча. Тогда не умер ни один зверь.       — Даже Ник?       — Да, даже он, насколько мне известно.       — Но ведь Джон обещал пристрелить его!       — Ты никогда не упоминала таких подробностей.       «Спасла. Не Ника, а пострадавших. Но что тогда другие воспоминания? Нужно вспомнить всё» — фанатичные мысли одна за одной вползали в голову Хоппс, неизменно сводясь к всё растущему желанию побывать в местах своих потрясений.       — Поехали к Бенджамину Когтяузеру. Он, кстати, жив?       — Нет. Ты его…       — Уже догадываюсь, — перебила Джуди отца. — Тогда сразу в Клиффсайд.       — Хорошо, как скажешь.       До заброшенной лечебницы добирались сравнительно долго, словно Стью специально не торопился, давая время дочери на обдумывание всего. Внутри него теплилась слабая надежда, что хоть на сей раз всё будет по-иному, не как в прошлые попытки. Впереди всё-таки показался ломкий контур заброшенного медицинского заведения, навевающего весьма печальные мысли одним своим видом. Едва машина притормозила у моста, как крольчиха торопливо выпрыгнула из кабины.       — Подожди меня тут.       — Уверена?       До ответа она не снизошла, хлопнув дверью куда сильнее обычного. Каждый шаг к висящим гнилым дверям на одной петле давался с небольшой болью во всех лапах, но, несмотря на отвращение, её тянуло вперёд со страшной силой. Почему именно ноги ломило, непонятно. Шаг вперёд, картинка прошлого, где они вместе с покалеченным, перевязанным Ником вместе идут к дверям. Второй, она словно выходит из дверей, но уже одна. Третий, взгляд на свои трясущиеся руки, залитые чужой кровью. Четвёртый, значок полицейского, раньше гордо сиявший на груди валяется в пыли дороги, измазанный алыми пятнами и грязью. Наконец-то двери. Проходя внутрь, крольчиха почувствовала знакомый запах запустения, он въедался в каждую пору тела, наполняя организм воспоминаниями.       — Джуди-и-и!!! — раздался в ушах столь оглушительный и отчаянный вопль отчаяния Ника, что она упала на пол, закрыв уши и глаза.       «Это не он. Рядом никого нет. Только я и… я».       Наконец решившись, Джуди осмотрелась. Лиса нигде, естественно, не было. Повинуясь внутреннему порыву, крольчиха встала и просто пошла вперёд. Каждые несколько шагов приходилось останавливаться и вслушиваться. Вроде бы стояла тишина, но всё же нет, эхо гуляло по коридорам, слышимое лишь ей.       «Джуди, пожалуйста, хватит. Отпусти. Умоляю. Джуди. Джу-у-уди…»       Голос лиса постоянно возникал тихим шёпотом в её голове, мешая думать и даже вспоминать. Он был полон отчаяния и мук, словно соткан из страдания обречённого. Наконец, ноги принесли её в пустую комнату, по виду пустую, однако она знала, так было не всегда. Сколько-то назад здесь стояло оборудование, а они его использовали.       — Размениваешь своё здоровье на его?       — Полицейские должны жертвовать собой ради других.       — Тогда почему же ты не пожертвуешь собой?       — Потому что я тебя должна искать, а не валяться в больнице.       — Разумно, Хоппс, только сможешь ли?       — Смогу, но сначала отпусти детей.       — А ты целеустремлённая, я не ожидал такого. Честно. Думал, что крошка-лис сам себя предложит, лишь бы тебя не трогать.       — Мы договорились?       Крики о помощи, мольбы прекратить боль. Именно это запомнили стены Клиффсайда. Она практически всё вспомнила, но принять себя не могла. Слишком уж это было жестоко. Да, правильно в какой-то мере, но всё же не то. Её главная обязанность как копа была поимка преступника, а не сохранение шкуры. Этим она и занималась.       «Нет, нет, нет… Я не могла так поступить с ним. Не могла!»       «Могла…»       Опять этот тихий, неопознанный голосок, идущий непонятно откуда и куда. С его приходом в голове воцарился сущий хаос, мысли перемешивались с воспоминаниями и рождались иные образы, где она снимала с себя повязку и увидела Ника, лежащего на полу в жёлто-алой луже и без когтей на лапах. Они казались настоящими и фантомными одновременно. Словно призрак, который мог и не существовать в реальности и в который хотелось верить ещё меньше.       «Сомнения в своих действиях?»       «Да кто ты, чёрт возьми?! Вон из моей головы!»       «Закон есть сила и власть, а не правосудие и справедливость».       — Похоже, что я сумасшедшая.       После этих слов всё прекратилось. Голос ушёл, оставив вместо себя тяжесть совершённого, причём было не важно какого именно варианта совершённого. Захотелось сбежать из здания, и она побежала. Крольчиха летела, не разбирая дороги, и с каждым шагом паника нарастала. Сердце всё сильнее билось в груди, а лёгким не хватало воздуха. Было чувство, что если она остановится, то просто упадёт в пыль и умрёт от разрыва сердца и чувств, готовых чёрным фонтаном вырваться наружу. Она пролетела мост так быстро, как только могла и, влетев в машину, со всей силы захлопнула за собой дверь.       — Поехали!       — Домой?       — Отсюда!!!       На дочери буквально лица не было. Что она там увидела и вспомнила, Стью даже знать не хотел. Сначала он повернул в сторону дома, но буквально спустя несколько минут поездки Джуди тихонько сказала: «Кладбище», и он понял всё.       Крольчиха не помнила дорогу, сражаясь в своём разуме с самой собой. Часть её кричала что всё вокруг неправда, что она не могла пытать Ника, другая часть не менее громко парировала тем, что она полицейская, это был её долг, спасти как можно больше жизней ценой всего одной. Справедливость с одной стороны и законность с другой.       Неожиданно машина затормозила. Повернув голову, она увидела кованый высокий забор и длинные ряды могил за ним. Приехали.       — Жди, я сама.       Как только она выскочила на улицу, лапы вновь сами понесли её, куда надо. Прямо перед ней выскочили три могильные плиты… Или одна? Разобрать оказалось сложно. Они выглядели совершенно чётко, реально и тем же временем словно переливающийся в закрытом сосуде дым.       «Бенджамин Бёрт Когтяузер» — мысленно первую прочитала табличку.       Возникло ощущение, словно на плечи легли чьи-то тяжёлые лапы. Медленно обернувшись, боясь увидеть за спиной призрак друга, она выдохнула с долей облегчения. Никого. Зато вдыхала уже пропитанный виной и сожалением мёртвый воздух. Хотя вокруг никого не было, она точно знала, что на плечах лежит груз прошлого. Невидимый, но от этого не менее материальный и весомый, способный сломать не только разум, но и кости.       «Николас Пиберий Уайлд» — гласила вторая, переливающаяся дымом табличка.       «А почему тут Ник? Или он не тут?»       Вытянув вперёд лапу, пересиливая страх и дрожь, она коснулась пальцами дымчатой поверхности. Ничего не произошло. Рука просто прошла насквозь. Не понимая, зачем, она вытащила руку и попыталась погладить поверхность плиты. От ощущений по телу пошли мурашки.       «Её секунду назад не было!»       Под пальцами ощущалась шершавая поверхность камня. Убрав трясущуюся лапу, она взглянула на неё. Шерстинки были в странной смеси чёрной пыли, отблескивая в скудных лучах тёмным алым цветом. Поднеся к носу, она ничего не почувствовала, но, попробовав на язык, подтвердила свою догадку о составе, отчего захотелось немедленно уйти обратно.       Прах, смешанный с засохшей кровью. Оставалось прочитать последнюю табличку.       «Джудит… Нет, Элизабет… Чёрт, тоже не то. Хватит уже буквы менять!»       Слова сами собой менялись местами в хаотичном порядке, из ниоткуда появлялись буквы, исчезая в никуда, изредка складываясь то в одно имя, то в другое, то в оба сразу.       В душе царила жуткая тоска и неопределённость, создававшая вихри тревоги среди мыслей. Как погиб Бен, она помнила прекрасно, причём однозначно, а вот как лис умер — нет. Да и Элизабет, странно именующая себя Джоном, тоже казалась живой, хоть образа зверя и не сохранилось в памяти. Присев на голую землю, она вгляделась в надгробия, силясь вспомнить произошедшее, и, на свою беду, добилась успеха.       Центральная Больница Зверополиса. Оба находятся в палате. Обнимаются. Наслаждаются друг другом, пока могут. Знают, что ненадолго вместе. Уже звонил Джон. Предупредил о взрыве. Бежать было слишком поздно, у них есть всего минута, если не меньше. Лис в последний раз потёрся своей мордой о мордочку Джуди.       — Пора.       — Но я не хочу.       — Тогда я загрызу тебя.       В коридоре уже был слышен топот множества лап. Паника разрасталась. Началось.       — Может, сюда не доберётся?       — Не говори ерунды, Морковка. Газ идёт по палатам сверху вниз. Мы окажемся в числе первых.       — Может, связать меня простынёй?       — Не успеем, — отрезал Ник, доставая из прикроватной тумбочки заботливо оставленные наручники.       — Ник, я не смогу тебя потерять окончательно.       — Сможешь. Найди Джона, — после чего, отпихнув от себя напарницу, он в один прыжок, отнявший все силы, оказался у оконной батареи.       — Прости, Джуди, так надо, сама знаешь, — обхватив батарею лапами, словно обнимая, он защёлкнул наручники на запястьях, оказавшись в фактической ловушке.       Сопротивляться и даже нормально развернуться он не мог. Это была однозначная смерть, но лис встречал её с радостью. Его мучения закончатся, и Морковка останется жива. Много ли надо для счастливой кончины? Ответ уже был. Позади раздался щелчок двери, значит, она всё-таки её закрыла. Никто не проберётся внутрь, и выйти не удастся.       — Прощай, Ник, — прошептала крольчиха, ожидая, когда газ по системе вентиляции доберётся до их палаты.       Спустя всего лишь две минуты она осталась одна. Навсегда.       «Одна навсегда» — мысленно повторила слова Хоппс, сидя у могил, боясь даже вздохнуть.       «Ты так рано прощаешься со всеми» — вновь возник в голове голос.       «А что ещё мне делать?»       «Как что? Страдать, конечно же. Выбор никогда не бывает лёгким, но он бывает правильным».       От голоса хотелось уйти подальше, спрятаться, забившись в угол и обхватив себя лапками, заткнуть уши и закрыть глаза, дабы не видеть мир. Жаль, нельзя было, ведь голос обитал в голове.       «От себя не убежишь, дорогая. Это был твой выбор — быть максимально законной. Ты поступала, в первую очередь, как коп».       «Не было у меня никакого выбора!»       «Да что ты?»       В её память начали вползать несколько иные картины произошедшего. Вот она спасает Ника, а не пострадавших, даёт свободу рыдающему от счастья Когтяузеру, жертвует собой в Клиффсайде и, наконец, побег вместе с лисом из ЦБЗ.       «Это что?» — потеряв доверие даже к себе, прошептала она.       «Почти настоящее».       «А вокруг?»       «Почти настоящее.»       «Я тебе не верю».       «Ты себе не веришь. Но ладно, в который раз показываю».       Мир вокруг рассыпался цветным песком, создав настоящие радужные барханы, только три могилы остались стоять перед ней. От удивления крольчиха открыла рот, не в силах поверить своим глазам, явно обманывавшим её. Реальность же постепенно начала собираться в контуры. Крупица за крупицей вокруг создавалась иная реальность.       «Обернись».       Позади шокированной и испуганной метаморфозами травоядной находилось известное ей кафе в самый решающий момент истории.       «Нет, пожалуйста, я не хочу туда».       «И не надо. Просто подойди и посмотри».       Сил сопротивляться голосу не оказалось, она послушно, словно марионетка, спотыкаясь поплелась вперёд к застывшему во времени событию. Путь в десяток метров оказался неимоверно долог, как и созерцание происходящего. Лишь когда Джуди подметила каждую деталь, каждую застывшую эмоцию на мордах умирающих, голос вернулся, правда, весьма неожиданным на тот момент способом.       — Тётя полицейская, а Вы нас спасёте?       Тело малыша, почти закрытое телами родителей, даже не потрудилось выползти, донося речь напрямую в уши.       «Так что, Джуди, как ты поступишь? Как коп или как самый обычный влюблённый кролик?»       Вновь она стоит перед выбором, который, казалось бы, остался в прошлом. Стало так тихо, что она услышала собственное дикое сердцебиение.       Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.       Оно завораживало, мешая сосредоточиться, разжигало панику, убивая здравый смысл.       Тук-тук. Тук-тук… Тишина.       Даже сердце замерло в ожидании решения.       — Я выбрала Ника, и всегда выберу его, — выдавила в пустоту Хоппс.       «Да? Даже сейчас?»       Стоило моргнуть, как Джуди оказалась в доме Бена, на злопамятной кухне, чьи очертания сильно расплывались, подёрнутые разводами праха прошлого. Перед ней возвышались два стула: на одном сидел Ник, на другом Бен. На обоих были знакомые наручники.       «Задача усложнилась, не так ли?»       «Этого ведь не было! Всё ложь!»       «Конечно, ложь, но для измученного разума нет различий».       «Я не буду ничего решать».       «Тогда они оба будут умирать на твоих глазах чуть дольше вечности».       После безжизненных слов оба зверя взорвались изнутри, окатив крольчиху кровью и ошмётками внутренностей. Её сразу же стошнило. Мысли ушли, оставив голову совершенно пустой. Что делать, она не знала. Поднять глаза было невыносимо. Подсознательно она понимала, что всё вокруг — чёртова иллюзия, однако не могла понять, почему тогда так больно. Яркость эмоций зашкаливала, словно всё происходило в первый раз. Слёзы были столь солёными, что каждая сбежавшая из глаз по-настоящему опаляла шерсть. Когда страдания выжали её досуха, даже не оставив сил принять элементарное вертикальное положение, реальность зашевелилась. Каждая капля крови, каждая клетка плоти поползла к своему телу, постепенно восстанавливая хозяина, собирая организм словно титанический биоконструктор. Мимо лежавшей на полу крольчихи проехал шевелящийся глаз, и в сознании продолжился диалог с неизвестным       «Как же мы устали».       «Мы?»       «Ага».       «Объясни?».       «Не могу. Таких слов ещё не придумали».       «Прекрати это всё. Пожалуйста» — взмолилась Джуди.       «Кого ты выберешь, Джуди?»       «Ника, чёрт тебя дери! НИКА! Только оставь уже меня и его в покое!»       Наступила абсолютная тишина. С трудом заставив себя поднять взгляд на стулья, она их не увидела. Везде, сколько хватало взгляда, струился багрово-чёрный туман, в котором угадывались сотни различных силуэтов. До ушей доносился шёпот тысяч голосов: «А ты хоть пыталась что-то поменять?». Он сводил с ума. От него нельзя было скрыться. Нельзя было убежать или проигнорировать. Оставалось только одно.       «Что я, чёрт подери, должна поменять?»       «Для начала попробуй принять свой выбор» — прокричал хор голосов уже умерших и тех, кому только предстоит умереть.       А затем всё исчезло. Она снова сидит на холодной кладбищенской земле перед одинокой могилой Бенджамина Бёрта Когтяузера. Никаких туманных надгробий и голосов в голове. Тишина и спокойствие мёртвых царили вокруг. На душе было холодно и пусто. После произошедших событий мир казался серым и ненастоящим. Выдуманным.       «Может, так оно и есть? Может, я просто сплю?» — подумалось ей.       — Это можно проверить только одним способом, Морковка.       Обернувшись, Хоппс увидела его, единственного, кто сохранил свои цвета в безжизненном мире. Он был в помятой полицейской форме, а из его груди торчал металлический обломок. Очередной морок.       — Обнимемся? — ласково улыбнувшись, лис раскинул лапы, приглашая в свои объятия.       — Встань на колени, а то я не достану.       Не говоря ни слов, Ник встал на колени так низко, как мог, всё ещё приглашая к себе.       — Это…       — Умирать не больно, Джу, особенно во снах, — мягко перебил её лис.       Подойдя вплотную к нему так, что обломок стал упираться ей в шею, она на секунду остановилась заглянуть в зелёные глаза. Они смотрели всё так же по-доброму и с хитринкой, как когда-то. В последний раз насладившись взглядом, она обняла лиса так крепко, как могла, разорвав обломком шею. Внезапно в мозгу возникли воспоминания. Она уже сотни раз просыпалась у себя дома, отбрасывала платок в сторону, ездила с отцом и переживала смерть в объятиях.       Всё происходящее было неостановимым кошмаром, начало и конец которого зациклены.       «Нет! Я не хочу повторять это снова!»       «Так же ты думала и тысячу смертей назад. Хочу задать философский вопрос: а ты хоть попыталась измениться? Может, тогда бы мы и не умирали?»       Мир стал быстро гаснуть и, когда вокруг было уже ничего не видно и непонятно, тело ощутило тепло объятий. Затем наступило очищающее память небытие, пока не возник голос.       — Джуди, я знаю, что ты не спишь, хватит притворяться, вставай уже.       Она неуверенно открыла глаза, боясь даже предположить, что узрит перед собой. Какова же была растерянность, когда прямо перед ней материализовался улыбающийся отец. Это казалось невероятным. Фантастическим. Слишком волшебным…

***

      — Отличная попытка, Марк, хорошо всё подставил, я даже чуть не умер от радости, что ты про меня не забываешь, — спокойно глядя в глаза старому президенту, произнёс Гай, ёрзая в инвалидном кресле.       Он и правда чуть не умер от пулевых ранений, как ему сказал медик: «Вы на этом свете только потому, что Ваши ребята быстро работают». Красная и синяя команды были живы, просто проявили инициативу, отключив свои маячки, но отслеживая командирский сигнал. Его в прямом смысле слова вытащили с того света, с боем эвакуировав вместе с лисом и крольчихой. Правда, за спасение пришлось заплатить очень дорогой ценой: одна из пуль попала в нерв, парализовав нижнюю часть тела. Он на всю жизнь стал инвалидом, однако это его не сломило, а, наоборот, укрепило. Прошла всего пара дней, а волк уже рвался на работу, несмотря на раны.       — Я никогда про тебя не забываю, ты не та фигура, которую можно упускать из вида, тем более сейчас.       — Ты президент, вполне можешь изгнать меня из дома, повод есть, так к чему такие сложности?       — Не провоцируй, не получится.       — Пока мы наедине, вполне может.       — Оставь индивидуальные выводы об операции в ЦБЗ при себе, лучше дай мне общий отчёт об итогах.       — Сначала открыто пытаешься убить, а затем, как ни в чём не бывало, требуешь у меня отчёт. Отец гордился бы тобой.       — Твой тоже. Итак?       — Оригинальные видеозаписи случившегося изъяты, — начал сухой доклад серый кардинал, — специалисты уже трудятся над ними, извлекая максимум пользы. В ближайшие несколько дней всплывут несколько горячих минут записи. Пресса гудит как потревоженный улей, уникальные фото с места происшествия уже в подконтрольных крупнейших издательствах. Общество строит самые разные предложения, однако слухи о причастности гибридов уже пущены, активно гуляют по звериным массам и находят практически максимальную поддержку. Полиция выпустила официальное заявление, честно признавшись, что почти ничего не знает. Из десяти испытанных штаммов «Ярости» один оказался наиболее эффективным, сохранив подопытным все тактические навыки. В заключение хотелось бы добавить одно замечание: подготовка наёмников, используемых в операциях, недостаточно хороша. Необходимо увеличить количество часов тактической подготовки, а также изменить императив, требуя вместо беспрекословного подчинения проявление инициативы и личной смекалки.       — Они практически идеально выполнили своё задание, не вижу смысла в твоих советах, тем более что свои умозаключения я сказал оставить при себе.       — Они провалили всё, что только можно. Их переиграли как щенков. Девять моих средних гвардейцев уложили двенадцать твоих лучших наёмников. Точнее, одиннадцать, ещё одного я левой рукой пристрелил.       — Мы, конечно, наедине, но, знаешь, я ведь могу и подыграть тебе, и тогда кто знает, вдруг ты по какой-либо причине разволнуешься и у тебя сердце не выдержит? — парировал Аврелий. — Так что заканчивай бахвалиться, а то я начинаю за тебя беспокоиться.       — Я могу ехать? — усвоил угрозу инвалид.       — Нет. «Джонатан»?       — Полностью завершим в самое ближайшее время.       — Хорошо, раз так, то завтра жду детальный отчёт по программе в письменной форме, а сейчас ты можешь идти.       Выехав на коляске из личного кабинета Марка, он сильно, словно пытался откусить кусок стали, сжал зубы.       «Решил выступить неприкрыто. Это плохо. Не время. Придётся форсировать события. Мне не нужно лишнее любопытство сверх того, что есть сейчас. Надо бы ещё один внутримышечный поставить. Необходимо начать убирать наследников его дома. Плевать на последствия. Посмотрим, кто из нас уйдёт раньше» — раздумывал Гай, направляясь к выходу из здания.       У дверей его встретил подрастающий шестнадцатилетний сын, Тиберий Октавиан Фурин, которого он воспитывал так же, как когда-то его самого воспитывал отец.       — Всё плохо?       — Не критично, однако у нас прибавилось проблем.       — Игра открыта?       — Да, прямо отрицать свои намерения он не стал. Помоги в машину сесть.       Уже находясь внутри семейного модернизированного белого «Aston Martin Rapide S», Гай продолжил:       — У меня есть для тебя задание. Проследи за завершением проекта «Джонатан». Теперь он полностью в твоих лапах, единолично контролировать у меня уже нет физической возможности.       — Думаешь, справлюсь?       — Ты самый обученный зверь Анималии, на равных с тобой может тягаться лишь преемник Марка — Коммод Аврелий Антониус. Всё это при том, что у вас разница семь лет. Ты обязан справиться. Юный возраст не является оправданием неудачи. К тому же, ты и так брал на себя некоторые контрольные функции, так что увеличение ответственности не повредит.       — Хорошо, как скажешь, пап.       Запустив лапу в карман, безногий глава стаи достал миниатюрный прозрачный пакетик с едва заметной щепоткой белого порошка, после чего протянул его сыну.       — Рицин. Белковый токсин растительного происхождения. Хорошо растворяется в воде, но, что более важно, не имеет запаха и вкуса. Без защиты не прикасаться. Крайне смертелен. Чаще всего используется стаей Юлия, дом Корнелиус.       — Ты почувствовал? — полюбопытствовал отпрыск.       — Естественно, — улыбнулся Гай. — Не используй для отравлений ничего, что можно обнаружить носом или по вкусу. И перчатки. Я унюхал твой запах на кружке. Плохо. Слишком непрофессионально. Как только завершишь работу с «Джоном», преподам тебе пару уроков, как скрытно и максимально эффективно убирать неугодных зверей, притом чужими лапами.       — Хорошо, исправлюсь, учитывая твой опыт.       — Посмотрим. Больше не позорь меня столь прямыми и примитивными покушениями, в противном случае, обучение ядам пройдёт на твоём личном опыте.       — Я уяснил урок, больше такого не повторится, — виновато опустил морду наследник.       — Чрезмерная спешка недопустима. Надеюсь, ты это поймёшь быстрее, чем понял я, отразив результаты на моём здоровье так же, как когда-то я отразил их на своём отце. Продолжим разговор на своей территории. Сейчас мне надо подумать.

***

      — Обнимемся, — ласково улыбнувшись, лис в который уже раз раскинул лапы, приглашая в свои объятия.       — Встань на колени, а то…       Договорить она не успела. Окружающий мир почти мгновенно потемнел, а мысли спутались в клубок. Стало ломить суставы, в ушах появилась непроходящая ни на секунду слабая боль. Виски запульсировали, появилось ощущение качки. Она смутно почувствовала, как из локтя что-то вытащили, приложили к месту сгиба мягкое и сырое нечто, опалившее сгиб локтя холодом. Кто-то вышел из помещения. Щёлкнул автоматический механический замок-защёлка. Наступила тишина.       «Где я? Была ведь на кладбище?»       С трудом разлепив веки, она увидела самую обычную комнату, какие бывают во многих квартирах, однако помимо этой обычной мебели также было медицинское оборудование, которое, в отличие от стоявшего в ЦБЗ, выглядело далеко не новым, хотя и древними развалинами его назвать было нельзя.       «Так это укол».       Полумрак и одиночество благотворно влияли на память, собирая мир в единую картину, в которой особенное место занимал кошмар. Она помнила всё. Как тысячи раз просыпалась дома, ехала с отцом в город, проживала психоделические события и умирала. Раз за разом, сон за сном. И слова: «А ты хоть пыталась измениться?».       Джуди спокойно лежала и раздумывала над ними.       «А ведь действительно, я даже не пыталась. Эгоистка. Думаю только о себе и о нём. Могла бы пожертвовать частичкой себя в Клиффсайде, а вместо этого позволила Нику страдать за меня. Могла спасти два десятка жизней в кафе, но побежала только к одному. А ведь он тоже был пострадавший, значит, Джон не стал бы стрелять. Дура. Дура. Дура. Я и он. Неужели весь мир настолько сузился? Даже родителям не звоню… Когда я им звонила?! Да и вообще, когда я интересовалась хоть кем-то или чем-то? А ведь у Бена есть родня, о которой я даже не вспомнила, у погибших в кафе есть родня, даже к Оттертонам не зашла в больницу, всё это делал кто-то ещё за меня, пока меня носило по помойкам в поисках помощников Джона. А они вообще живы?! Господи. Да я сама едва ли лучше этой чёртовой Элизабет. Помешанная на преступнике крольчиха, в упор не замечающая никого и ничего. Я полицейская? Нет, уже нет. Полицейские не поступают так, как я. Но и преступником пока не стала. Законность не есть справедливость. Что же я сделаю, когда встречу её?»       Размышления текли своим чередом. Она всё больше и больше убеждалась в собственном эгоизме, отчего настроение становилось всё пасмурней и темнее. За окном тем временем наступило утро, наполненное беспокойством и движением: машины постоянно приезжали и уезжали, кто-то перекрикивался за окном, а в соседней комнате шаги слышались чаще, чем должны были, словно гости постоянно приходили и уходили.       «Видимо, я на окраине города, в какой-нибудь местной квартирке. Надо убираться отсюда. Но сначала нужно узнать, что с Ником».       Стараясь действовать как можно аккуратнее, она сняла с себя пару каких-то проводков, отчего оборудование немедленно запищало, вытащила из другой лапы иглу капельницы и попыталась встать на ноги. Равновесие было держать сложно, всё плавало, как будто она выпила, а также присутствовала общая слабость организма, однако Хоппс была полна решимости узнать судьбу лиса и уже твёрдо решила для себя использовать любые методы для достижения цели. Никакого оружия, естественно, не было, а без него крольчиха стала чувствовать себя совершенно беспомощной, поэтому пришлось импровизировать. В качестве орудия самозащиты в случае чего была выбрана игла. Оборудование продолжало пищать, а значит кто-нибудь да придёт.       «Я должна была умереть, шансов уже не было, но меня спасли, а значит, что верить можно только себе и Нику».       Встав за дверью, она стала ждать, и через несколько минут замок щёлкнул и в комнату прошёл дикобраз-врач. Она была готова прыгнуть на кого угодно, но только не на дикобраза. Не увидев больной в кровати, он обернулся, да так и застыл, глядя то в блестящие пурпурные глаза, то на лапу, сжимающую иглу.       — Мисс Хоппс, спокойно, я не причиню вам вреда.       — Даже не думайте звать на помощь.       — Не стану, — достаточно громко сглотнув, согласился медик, — давайте поговорим?       — Где я нахожусь? Мне нужна конкретика.       — Тундратаун, Замёрзший переулок, дом четыре, квартира двадцать. Довольно тихое место.       — Сколько я была без сознания?       — Двое суток с небольшим.       — Почему так долго?       — Не было приказа выводить Вас из искусственного сна.       — Какого, мать вашу, приказа? Кто вообще Вами командует?!       — Может быть, пройдём в гостиную? Уверяю, я не причиню Вам вреда. Там мы сможем присесть и нормально поговорить. Отвечу на всё, на что смогу.       — Кто ещё есть в квартире?       — Только мы вдвоём, — продолжал оставаться на месте доктор, прекрасно понимая, что лишнее движение может стоить очень дорого.       — Ложь, — отчеканила крольчиха, — я слышала шаги за дверью несколько минут назад.       — Приходил мой работодатель, оставлял инструкции и Ваши вещи. Если бы Вы выглянули в окно пару минут назад, то увидели бы отъезжающую от подъезда машину. Так что никакой лжи, — закончил лекарь, приглашающе указывая на дверь.       Она не верила ни на йоту, ни единому слову, однако терять было, в общем-то, нечего, поэтому, немного подумав, Хоппс утвердительно кивнула головой:       — После Вас.       Дикобраз неспешно, демонстративно держа руки на виду, прошёл в соседнюю комнату, оказавшейся кухней и гостиной одновременно. Обставлено всё было вполне себе скромно, но со вкусом. Зелёный диван, прикрытый узорчатым пледом, стоял почти посередине, напротив него же расположился комбинированный шкаф для вещей, в котором торчал экран встроенного телевизора. Между ними располагался дешёвый столик, какой можно было увидеть в каждой третьей небогатой семье. Справа от него находилась пара кухонных столов, на которых всё и готовилось, а также два холодильника. Рядом с кухней была дверь в ванную и санузел.       — Мне можно не опасаться получить иглу куда-либо?       — Нет.       — Присаживайтесь пока на диван, я же Вам сейчас кофе сварю, хорошо?       — С чего такая доброта? Совесть появилась? — съязвила Джуди.       — Нет, сейчас всё расскажу.       «Как-то всё слишком странно. Обхаживают, как птицу на убой. Откуда у сраного Джона такие связи? Нужно быть очень влиятельной фигурой, чтобы заставить спецназ, а это наверняка были они, вытаскивать нас из того кошмара. Кого не заметили? Кто имеет власть давить на мэра и полицию? Без них ведь явно не обошлось. Может…»       Из кухни донёсся тихий хлопок отламываемого от ампулы стеклянного горлышка. Рефлекторно повернув голову посмотреть, что происходит, медик со спокойствием профессионала набирал небольшой шприц. На столе, рядом с дымящейся кружкой кофе, стояла ещё пара ампул и лежал пистолет. По коже прошли мурашки.       «Предатель! Надо было просто убить подонка!»       Дикобраз, закончив с первым шприцем, взял второй и посмотрел на свою пациентку.       — Волнуетесь? Ничего плохого тут нет. Оружие не моё. Вам сколько сахара?       — Без разницы.       Несмотря на успокаивающий тон, она уже начала лихорадочно соображать, как выбраться и что предпринять, когда врач подойдёт к ней. Металл царапнул о металл, что не скрылось от слуха наполовину ушастой. Доктор поставил на простой алюминиевый поднос всё, что заранее приготовил: кружку с кофе, пару шприцев с тампонами и антисептиком, да примеченное оружие.       Поставив всё на столик, игольчатый неспешно протянул руку:       — Давайте познакомимся чуточку ближе, моё имя Дэниэл Доллис.       — Настоящее? — проигнорировав рукопожатие, спросила в лоб Джуди.       — Нет. Извините, но я не могу назвать вам реальное. Сами понимаете, мне ещё жить охота.       — Что ставить собрались?       — Стимуляторы, способствующие более быстрому восстановлению повреждённых тканей, и антибиотик. Держите, — неожиданно взял и протянул пистолет Дэниэл, — он Ваш, мне же такие вещи ни к чему.       — А если пристрелю?       — Значит, мои дети останутся без отца.       Вынув магазин, она с удивлением обнаружила в нём всего один патрон, выглядевший весьма странно. Приглядевшись, она поняла, что вся его поверхность исцарапана, образуя множество накладывающихся друг на друга слов «месть», «правосудие» и «законность». Вернув магазин на место, она загнала боеприпас в ствол, после чего взяла свой кофе.       — Безопасен?       — Абсолютно. У Вас наверняка есть вопросы, задавайте, после чего введём Вам лекарства.       — Как я к Вам попала и кто Вы?       — Я, как Вы могли заметить, врач. Честно. У меня огромный опыт лечения самого широкого круга болезней, а также углубленные познания в фармацевтике.       — Тогда что здесь делаете? — перебила крольчиха.       — Работаю. Проблемы с законом не позволяют устроиться по специальности. Не хочу рассказывать о таких личных подробностях. Однако мои навыки весьма ценны и не пропадают даром. В основном, приходится заниматься лечением особых клиентов, за выздоровление которых платят внушительные суммы. Вы попали ко мне два дня назад, доставлены моими работодателями. Не спрашивайте о них, не то что имён, даже голосов не знаю. Мне обычно доставляют письменные инструкции о том, что можно, а что нельзя. Деньги переводят на поддельную карту. Вас надо было мониторить, поддерживая стабильное состояние, но не выводя из сна. Недавно дали новые указания — поставить Вас на ноги в самый короткий срок. Если быть более точным, то уже через час не должно быть никаких признаков долгого наркоза и болей в ранах.       — Ладно, а лиса не привозили?       — Нет, только Вас.       — А если бы сказали убить меня?       — Простите, но боюсь, что тогда Вы бы никогда не проснулись.       — А как же клятва врача?       — Своя жизнь дороже, — улыбнулся Доллис. — Если не стану делать, что велено, то, естественно, стану бесполезным для нанимателей. Думаю, Вам прекрасно понятно, как именно я тогда закончу.       За коротким разговором Хоппс даже не заметила, как выпила весь кофе. Поставив кружку обратно на поднос, она на пару секунд задумалась, прежде чем спрашивать что-либо.       — Вот я взбодрилась, что дальше, Дэниэл?       — Не знаю, Вам решать. Вытяните лапу. Один ставится внутривенно, другой внутримышечно, поэтому оголите затем ягодицу.       — Так, стоп, а если откажусь?       — С меня шкуру спустят, — на полном серьёзе ответил доктор, — было сказано, что с Вами можно общаться лично и проблем не будет, поэтому я решил ставить все уколы с Вашего согласия. Мы поняли друг друга?       — Да, думаю да, — протянула-таки руку крольчиха.       Доверия к врачу особо не было, но его честность обезоруживала. Найти зацепку, чтобы нагрубить или засомневаться в его действиях, было невозможно. Он и правда всего лишь честно выполнял свою работу, оставаясь максимально откровенным. Доброты не было, были деньги. Сопротивляться Джуди не стала. Когда всё было окончено, Доллис выкинул использованные шприцы, отнёс кружку в мойку, а затем, открыв шкаф, достал из него её рабочую полицейскую форму.       — Это Вам. Не ходить же в одежде пациента. Переоденьтесь в ванной. Можете принять душ, Ваше чистое нижнее бельё лежит в пакете, на стиральной машинке.       И тут не обманул её доктор. Все её интимные вещи лежали постиранные и аккуратно сложенные в маленькую стопочку. От такой заботы хотелось натуральным образом рычать. Стараясь заглушить негодование, она залезла под бодрящий, холодный душ, не забыв снять бинты с рук и ушей. Вода стекала по шерсти очищающими ручьями, смывая не только засохшую кровь с заживающих ран, но и налёт грязи с разума, оголяя сознание. Ей было невероятно приятно ни о чём не думать, стоять под душем, и смотреть на стекающую влагу, однако было необходимо начинать действовать. Заставив себя вылезти из-под потоков воды, она насухо вытерлась белым полотенцем, оставив на нём алеющие разводы от начавших кровоточить лап.       «Плевать. Раз мои трусики постирали, значит и хреново полотенце отстирают, не надорвутся».       С трудом переодевшись в форму, Джуди вышла обратно в гостиную, в которой её уже ждал Дэниэл.       — Это тоже вам, — протянул простой бумажный пакет медик. — Вас никто не удерживает. Я не знаю, что внутри, и, ради Бога, не открывайте его при мне. Мне не нужно знать, что там. Позовёте, когда будете готовы, я вас перевяжу.       После чего дикобраз ушёл в соседнюю комнату-палату. Открыв пакет, крольчиха обнаружила в нём телефон, совсем маленький флакончик с неизвестной прозрачной жидкостью и пару сотенных купюр. Открыв миниатюрный сосуд, она принюхалась к запаху. Почти неощутимый аромат соли, чего-то приторного и…       Флакон со всего размаху полетел в стену, запущенный мгновенно вспыхнувшей Хоппс.       «ТВАРЬ!»       Хотелось рвать и метать, но вместо этого она, взяв сотовый и открыв адресную книгу, бубня под нос угрозы, набрала единственный записанный номер. Волнения не было, лишь горячее, целеустремлённое желание добраться до источника всех проблем. Слёз Ника она никогда не простит. Трубку взяли после первого же гудка.       — Проснись и пой солнышко. Как спалось? — жизнерадостно поинтересовался ненавистный голос из динамиков.       — Элизабет, кончай спектакль. Где мой Ник?       — Уже знаешь моё имя, да? А как я выгляжу?       — Где, дери тебя за ногу, Ник?!       — Ладно, задушевного разговора, судя по всему, не получится. Крошка-лис у меня гостит, и, знаешь, я была бы не против, чтобы ты составила нам компанию.       — Как ты это сделала? Как заставила нас вытащить из больницы? — мгновенно перекинулась на другую тему крольчиха.       — Магия, золотко. Я заклинательница в шестом поколении.       — Знаешь, куда засунь себе свою магию?!       — Представляю. Извини, что приходится говорить мужским голосом, я не знаю, как его переключить на нормальный, раз уж ты знаешь, кто я. У нас не так много времени, а сделать необходимо многое. Конкретно сейчас я не у себя дома, но нам надо лично встретиться, поэтому тащи свои ушки к себе домой, в пустую квартиру, забери там пару вещей, ты сразу поймёшь о чём речь, и подъезжай ко мне. Я думаю, ты сообразишь, куда именно. Действуй, таймер работает независимо от меня.       Она хотела спросить, какой таймер, но Элизабет уже положила трубку. Повторная попытка звонка успеха не принесла. Поддавшись мгновенно захлестнувшему её гневу, она с размаху ударила телефон о пол, бесповоротно его сломав.       «Успокойся, дыши глубже. Нужно добраться домой. Не так уж это и далеко».       — Дэниэл!       — Да? — высунулась голова дикобраза из-за двери палаты.       — Я ухожу. Прямо сейчас. Перевяжи меня.       Не задавая лишних вопросов, Доллис покрыл раны лекарственным порошком, а затем перемотал медленно заживающие уши и кисти рук бинтами. Когда с перевязкой было покончено, Джуди без промедлений направилась к двери и уже хотела выйти, как её окликнул врач.       — Хоппс! Вы кое-что забыли.       Подойдя к ней, дикобраз бесцеремонно засунул что-то хрустнувшее ей в карман штанов.       — Прощайте. Надеюсь, мы больше никогда не встретимся, но если так получится и Вы узнаете меня на улице, то, прошу, пройдите мимо.       Развернувшись, она молча вышла сначала из квартиры, а затем из здания. Прохожие на улице выглядели довольно напряжённо, и их было как-то меньше, чем обычно. Хотя, возможно, как предположила крольчиха, это было потому, что улица была не самая оживлённая. В воздухе прямо-таки витал неуловимый носом страх. Журналистов в округе не было, и никто её не узнавал, это несколько радовало. Внимание сейчас было лишним. У обочины виднелась машина, с шашкой такси. Пошарив по карманам, Джуди вытащила из штанов пару сотенных купюр, которые ранее получила от медика. Спустя десять минут быстрой езды, она уже переступала порог своей холодной квартиры, медленно погружающейся в саван пыли, на которой угадывались лисьи следы. Они-то и привели её к личному рабочему столу, который она оставила пустым, когда перевозила самые необходимые вещи к лису, но теперь он сиял чистотой и на нём лежало красное одеяло, в которое она куталась, пока ночевала у Уайлда. Лапы начало мелко потряхивать. На нём покоился сотовый, по виду такой же, какой был у неё, а рядом с ним лежала фотография её родителей. Нажав кнопку блокировки, руки затряслись ещё сильнее. Экранная заставка копировала её телефон, но самым ужасным было иное.       Тридцать семь пропущенных вызовов от матери.       Это точно был её смартфон. Пальцы сами собой набрали необходимый номер. Последовал короткий промежуток тишины.       «Абонент временно недоступен, пожалуйста, перезвоните позднее».       — Нет, нет, нет. Она не может быть занята, — растеряно пробубнила она про себя. — Отец, он точно должен взять трубку.       Набрав уже другой номер, она стала ждать ответа. Секунда, другая…       «Абонент временно недоступен, пожалуйста, перезвоните позднее».       — Братья, пожалуйста, ну хоть вы, — губами, совершенно беззвучно проговорила полуушастая, по памяти набирая номер сестры.       Гудок дозвона. Второй. Третий. Кроличье сердечко бешено бьётся в ожидании. Четвёртый.       — Джуди, привет!       — Марта, слава богу ты приняла вызов, — сразу же узнала голос собеседницы Хоппс. — Где родители?       — У тебя. Ты же сама их в гости позвала. Забыла?       — Я «лично» звонила?       — Нет, ты смс отправила, написала, что хочешь их познакомить с кем-то и что тебе нужна их помощь. Это была не ты?       — Когда они уехали?!       — Позавчера, за ними ещё такси вроде приехало. Так они у тебя?       — Они были вдвоём?!       — Джу, что с родителями? — Требовательным тоном спросила сестра. — Объяснись немедленно, сестрёнка!       — Некогда мне объяснять, — прорычала в трубку она, — позже позвоню.       Закончив разговор, она осела на пол, глядя на экран телефона, где в качестве заставки висели её Бонни и Стью. Дыхание участилось и стало глубже. Паники она не чувствовала, однако было так страшно, что шерсть вставала дыбом, будто холодный сквозняк гулял по дому.       «Они в игре. Они. В. Чёртовой. Игре. Убью гадину. Плевать на закон. Пришибу» — Несколько минут думала она, мысленно повторяя одно и то же.       Из раздумий её вырвал завибрировавший аппарат. Пришла СМС от матери.       «Хоппс, давай уже быстрее. Мне скучно одной. Куда ехать ты знаешь».       Едва дочитав, она буквально сорвалась на улицу и, поймав первое же такси, направилась к дому Ника. Только оттуда Джон мог взять красное одеяло. Уже через десяток минут Джуди стояла возле двери квартиры лиса, которая неожиданно открылась перед самым носом крольчихи, встретившейся морда к морде с виновницей всего произошедшего.       — Элизабет, приятно познакомиться, моё золотко, — бархатным голосом произнесла гостья в белом обтягивающем платье, как ни в чём не бывало, протягивая лапу для рукопожатия.       «Твою морковку, да ведь это же она лечила Ника от депрессии! Только её зовут Джилл, какого хрена Элизабет?»       Больше она раздумывать не стала, набросившись на лисицу, которая и не пыталась сопротивляться. Хоппс, сбив белошёрстную на пол, остервенело лупила кулаками по лицу, не обращая внимания на боль в повреждённой ладони. Ей хотелось одного — убить противницу. Достав пистолет, она приставила дуло ей к кровоточащей голове и без колебаний нажала на спусковой крючок.       Ничего не произошло. Предохранитель сработал безотказно.       Закричав от разочарования, она продолжила избиение рукоятью оружия и не останавливалась до тех пор, пока тело под ней не обмякло, лишившееся контроля сознания. Песчиха просто-напросто отключилась. Первая, самая разрушительная волна гнева начала проходить.       — Чёрт! Чёрт! Чёрт! — в порыве чувств она ещё три раза ударила рукоятью по зубам, вырвав один клык и сломав второй, а затем рывком вогнала оружие обратно в кобуру.       «Спокойно, Джуд, спокойно. Нужно узнать, где родители и Ник».       Оттащив гибридиху в ванную комнату, она не придумала ничего умнее, чем начать поливать Элизабет ледяной водой. Окатив бесчувственную лисицу с окровавленной разбитой мордой до серого кончика хвоста, Джуди подумала: «В аптечке же есть нашатырь, на кой-корень я её обливаю?». Оперативно закончив с водными процедурами, крольчиха сходила за нашатырным спиртом, после чего привела в чувство Элизабет.       — Могла бы и не унижать, я до такого не опускалась, — первым же делом прошептала арктическая обитательница.       — В смысле?       — Холод, зайка. Он унижает. Если хочешь сломать кого-нибудь — кинь объект в холод или обливай водой. Дай, пожалуйста, полотенце.       Лишь приглядевшись повнимательнее к лисице, Джуди поняла, что и правда унизила её. Белый костюм, плотно прилегающий к белому же телу, полностью промок и покраснел от смытой с морды крови. Да и вообще всё тело вместе с лицом выглядело жалко, не вызывая никаких опасений. Несколько месяцев назад она непременно бы возненавидела себя за такой поступок, посчитав его низким, но только не теперь. Сочувствия после произошедшего в ней не осталось даже на то, чтобы подать полотенце.       — Перебьёшься. У меня к тебе несколько вопросов.       — Да ты что? А если откажусь отвечать? Убьёшь меня? Вот так вот запросто застрелишь униженное, избитое существо?       — Возможно.       — Но это преступление.       — Тебе не привыкать их совершать, так что это будет справедливость.       — Тут ты не права. С твоей стороны, я преступник, меня надо наказать, а с моей я вольная птица. Делаю, что хочу, и получаю удовольствие, хоть и расплачиваюсь потом бурчанием совести. Моя смерть будет не справедливостью, а местью, причём непродуманной.       — Ты говоришь о совести, но продолжаешь играть со зверьми, — проигнорировала слова о мести Хоппс. — Что-то не сходится в твоей логике.       — Наоборот, всё по полочкам, хотя они иногда и перемешиваются. Я не могу без острых ощущений. Это как наркотик. К ним привыкаешь и хочешь ещё. Потом может быть плохо, но про это забываешь, главное, что хорошо сейчас.       — Я смотрю, ты прямо кайф ловишь. Ещё водички?       — Нет, прошу, не надо.       — У нас кончается время, — вспомнила о таймере крольчиха, — ответишь на вопросы, и я оставлю тебя в живых.       — Тогда пристрели меня сразу, потому что всё будет происходить по моим правилам. Давай так: ты мне вопрос — я тебе честный ответ, но взамен ты, пушистик, выполняешь одну просьбу. Отказаться ты не сможешь. Не забывай, чьи жизни стоят на кону.       — Не забываю, — ответила Джуди, после чего включила на максимум холодную воду в душе.

***

      Приходить в сознание было неприятно. В ушах грохотали звуки собственного сердцебиения и крови, несущейся по сосудам, словно вода по трубам. Лис чувствовал себя одним известным бароном, который вытаскивал себя за волосы из болота, разница была лишь в том, что болотом в его случае была слабость и боль. Двигаться или мыслить не хотелось совсем, наоборот, было желание вернуться в забытьё. Однако было необходимо понять, что же всё-таки на сей раз происходит и будут ли его пытать, поэтому Ник заставил себя открыть глаза.       Мрак, в котором проглядывалось что-то непонятное. Несмотря на темноту вокруг, Уайлд всё же смог понять, что мешало ему двигаться: ноги были надёжно прикованы к жёсткому металлическому стулу, грудь перетягивало нечто, похожее по ощущениям на ремни, а горло сдавливал массивный ошейник, каким-то неизвестным способом прикреплённый к спинке стула. Сердцебиение усилилось из-за возрастающего волнения, хотелось завыть, закричать, позвать на помощь, в конце концов, но это было невозможно — его морду стягивал тяжёлый, явно с наличием металлических частей, намордник. Когда он это понял, то перестал пытаться двигаться, вместо этого он беззвучно, в который уже раз, заплакал. Ему в голову, замещая все мысли и воспоминания последних месяцев, лезли картины детства. Раз за разом пролетали видения самого первого позора в жизни — не то, что его не приняли в злосчастный клуб следокопытов, а первый и, как он всей душой надеялся, последний случай надевания намордника. Психотравма была слишком яркая, чтобы лис мог взять себя в лапы. Слишком много сил отбирала, давая взамен детское желание убежать подальше, попросить, если надо, умолять о помощи, лишь бы избавиться от него.       Вот только любая попытка убежать от одних воспоминания неизменно приводила к другим. Когда он первый раз очнулся, то встретился с внезапно хорошо знакомым взглядом. Безумие с зелёными глазами, безумие с белым оттенком шерсти. Она даже не скрывала свою внешность. Не было ни слов, ни эмоций. Только классическая музыка играла, пока гибрид, а это была она, с механической точностью орудовала инструментами, работая над лапами Ника, заковывая их в тиски лангет и собирая в крохотный сосуд все стекающие слёзы. Лишь раз, когда флакон наполнился, она позволила себе остановиться и, нежно вытерев подушечкой пальца сбегающие слезинки, прошептала над самым его ухом: «Прости». Количество раскаяния в словах поражало, причём настолько, что лис не поверил в него ни на йоту.       В полупаническом, пораженческом настрое, навеянном прошлым, он провёл много времени, пока инстинкт самосохранения всё же не взял верх. Медленно, но уверенно возвращалось трезвое мышление, слух очистился от звуков его собственного организма, начав улавливать посторонние движения, а работавший с перебоями нюх быстро подтвердил первую же догадку. Рядом был кто-то ещё. Запах был смутно знакомым, но вот вспомнить, кому принадлежал, лис всё же не смог, как ни старался. Все попытки «принюхаться поточнее», гасил запах масла, которым обычно смазывают всякие механизмы, а также неповторимый аромат, какой бывает лишь в мастерских.       Спустя несколько минут после «обнаружения» посторонних, внезапно, без какого-либо предупреждения, загорелась единственная тусклая лампа, осветившая и его самого, и ещё двух животных, которых Ник внутренне всегда боялся увидеть. Это были родители его зайки, так же привязанные к стульям.       «Господи. Их не усыпляли как меня, а избивали до потери сознания» — со страхом подумал он, глядя на окровавленные, опухшие от побоев лица, зафиксированные, как и у него, необычными, массивными намордниками из стали.       Повернуть голову лис не мог, но и без оглядываний понял, где находится. Это было немаленькое помещение, в котором вполне можно было расположить два полицейских внедорожника. Около стен стояли столы с инструментами и станками, подтверждая догадку о мастерской. Сами же пленники находились внутри клетки, напоминающей шестиугольник и обитой для надёжности сеткой-рабицей. Ник не обратил никакого внимания на свою тюрьму, мечась взглядом от матери к отцу Джуди. Кролики быстро привыкли к свету и уставились на него, явно узнав Уайлда. Хоть говорить они не могли, зато взглядом выражали все мысли лучше любых слов.       Пришлось прикрыть глаза. Он просто не мог смотреть на них, шкурой ощущая их надежду, вперемешку со страхом и растерянностью. Они не знали, что происходит, за что их избивали и что тут делает напарник их дочери. Верили, что скоро их дитя появится и освободит всех. Но лис точно знал, когда придёт Хоппс, кто-то умрёт. Непонятно как, но точно умрёт. Он уже начал понимать, какой сложный выбор предстоит ей и какой-то частичкой души жалел, что не сдох раньше. Начались бесконечные часы ожидания ужасного. Тишина давила на черепную коробку, угнетая психику. Пораженческие помыслы съедали изнутри всё доброе, что могло бы хоть чуть-чуть приободрить павший дух. Надежда в сердцах животных гнила заживо, рождая необъяснимое разочарование.       Никогда прежде Уайлд не молился, считая, что Бога нет, но слишком много он испытал за последнее время. Мысленно прося неизвестного творца послать ему безболезненный конец, а Джуди хоть каплю счастья, он сам не заметил, как впал в транс, прервавшийся через пару часов щелчком замка позади него.       «Умоляю, не открывай дверь… Дай мне уже свихнуться и не мучиться. Не откр…»       Послышался тихий шорох открываемой, хорошо смазанной двери.       По морде скатилась одна одинокая слезинка отчаянной безысходности.

***

      — Пожалуйста! Хватит!       — Где мои родители, сука?! — в который раз ударив по окровавленным пальцам рукояткой пистолета, спросила она, заодно поливая лисицу ледяной водой.       — Дома! Они дома!       — Ну наконец-то результат. Продолжай, я тебя внимательно слушаю, — выключила воду Джуди, — не заставляй меня жалеть, дорогуша.       — Они у меня д-д-дома, — трясясь от холода начала она, — адрес д-дам, только когда в-в-выполнишь моё условие.       — Какая же ты упрямая. Может, мне стоит отрезать тебе что-нибудь?       — Не поможет и т-ты не успеешь.       — Хорошо, допустим, какое условие?       — В-в-во-первых, дай полотенце.       — Давай сразу во-вторых, а я подумаю, выполнять ли первое.       — Я планировала иное, но раз т-т-так всё плохо, то вот м-моё условие — поцелуй меня.       — Что?! — оторопела ушастая.       — Ты слышала.       — Зачем?!       — Ты поверишь если я с-с-скажу, что хочу п-п-попробовать тебя на вкус?       Всего несколько мгновений назад Хоппс унижала Джилл, уверенная на сто процентов. что контролирует всё, а теперь стояла в ступоре перед ней, вполне ясно осознавая полное отсутствие контроля. Да, она обливала её ледяной водой, а теперь придётся самой, добровольно, унизиться, борясь со своим желанием мести.       — Если п-поцелуй будет неискренним, то нич-чего не скажу, — добила лисица.       Она сидела в ванне, мокрая и замерзающая, баюкая лапу, которой досталось от рукояти пистолета, искренне улыбаясь разбитыми в кровь губами. Джуди несколько секунд смотрела в её безумные, зелёные, как у Ника, глаза и ничего не могла придумать. Убить нельзя, мучить можно, но не факт, что поможет, оставалось только позорно подчиниться её правилам. От накатившей злости крольчиха закричала, взявшись за голову, но злости стало только больше, и она инстинктивно метнула бесполезный пистолет прямо в ухмыляющуюся морду, ещё сильнее разбив верхнюю губу.       Находиться в одной комнате с гибридихой было просто невозможно. Выбежав из ванной, она отправилась прямиком на кухню, к немногим сохранившимся алкогольным запасам. Достав виски, она даже не стала наливать в стакан, начав пить с горла. После третьего глотка ей стало плохо и её вырвало почти всем выпитым. Однако это не остановило. С бутылкой в руках она вернулась к Элизабет, уже выбравшейся из ванны, раздевшейся и вытиравшей шерсть полотенцем. Его полотенцем.       — Положила. На. Место.       — Это его, да.       Вместо ответа Джуди издала горловой звук, похожий на рычание. В любой другой ситуации это показалось бы милым, но только не сейчас. Песчиха это прекрасно поняла, медленно повесив его обратно.       — Тебе надо было родиться хищницей, — без тени шутки произнесла белошёрстная, — ты бы многого добилась, гораздо большего, чем смогут травоядные.       — Могут, — автоматически поправила крольчиха, приложившись к бутылке.       — Храбрости не хватает?       Поставив бутылку на стиральную машинку, она подошла к Джилл, со всей силы ударила её в живот и, когда она болезненно согнулась, обхватила её морду лапами, а затем, стараясь не думать и не сомневаться, поцеловала её так искренне, как только могла. Длящийся всего несколько секунд поцелуй растянулся в целую мучительную вечность для одной и в блаженство для другой, закончившуюся сразу же, как только в голову вернулся гнев. Покончив с поцелуем, она ударила лисицу по больной кисти, а затем влепила пощёчину по морде так сильно, насколько позволяли силы, отчего лисица потеряла равновесие и неуклюже, с тихим подвыванием упала на пол.       — Где твой дом?!       — Я тебя отвезу. Больше никаких игр. Ты победила меня, — кое-как прошептала песец. — Помоги встать.       — Ты сказала, что назовёшь адрес, — не сдвинулась с места недополицейская, борясь с желанием хорошенько пнуть лежавшую.       — Тогда иди в лес. Там нет адреса. Нет улицы.       — Ты живёшь в лесу?       — Нет, в доме, построенном около леса. Не удивляйся, у меня и квартира в городе есть, только я её не люблю. Джон любил дом, там всё и закончится.       — Твой муж?       — Помоги встать, у нас время заканчивается.       — Ты голая поедешь? — подавая лапу, спросила Джуди.       — Спасибо. Нет, я ведь знала, что ты меня не обнимешь при встрече, хотя и не думала, что обольёшь водой и выбьешь пару клыков. Взяла запасное платье, оно на диване.

***

      — Это шутка? — разглядывая красивое белое свадебное платье недоумевала Хоппс.       — Нет, шутки кончились, моя дорогая зайка. В нём я выходила замуж, в нём и закончу путь. Ты же пристрелишь меня?       — Посмотрим. Надевай давай.       «Посмотрим? У тебя на сей раз нет никакого выбора, моя дорогая».       Одеваясь в своё свадебное платье, Джилл осторожничала, стараясь не запачкать его кровью с лапы и морды, но получилось плохо. Алые пятна были слишком заметны даже невооружённым глазом. Впрочем, они не сильно портили её вид. В конце концов, белая шерсть всегда в свете солнечных лучей отливала едва заметным рыжим оттенком, так что идеальной белизны было всё равно не добиться.       — Ну как? Красавица? — говорить было больно, но промолчать было нельзя.       — Ага, хоть сейчас вешай ленту «Мисс психбольная» этого года. Шевелись уже.       Машиной самого жестокого преступника Анималии был самый обыкновенный серый седан модели «Зи». На таких ездило множество зверей среднего достатка. Умостившись на водительское сидение, Элизабет завела мотор и, как только крольчиха плюхнулась на переднее пассажирское, тронулась с места. Кинув взгляд в боковое зеркало, она увидела, как вслед за ними увязался точно такой же неприметный седан чёрного цвета с тонированными окнами.       «Даже мои последние действия под контролем. Интересно, под чьим именно? Хотя неважно, я никого не разочарую».       Стараясь не нарушать правил движения, гибрид достаточно быстро вывела автомобиль на автобан, направляясь в сторону «Малых норок», что, естественно, заметила пассажирка.       — Куда мы направляемся?       — Домой. Не волнуйся, не к тебе, — попыталась поддержать видимость сумасшествия улыбкой Джилл, но губы слишком болели, из-за чего получился оскал.       — Я не волнуюсь.       — Хорошо, значит, сможешь поддержать беседу?       — Нет уж.       — Почему же?       — Почему?! Может потому, что одна на всю голову больная сука похитила моих родителей и моего напарника? — съязвила Хоппс.       — Могла бы назвать его своим лисиком, — передразнила в ответ песчиха.       — Твоего мнения я не спрашивала.       — Ты стала такой жестокой, крошка Джу.       — Ты сама сделала меня такой.       — Не буду спорить, — на пару секунд в салоне повисло молчание, которое надо было заполнить чем-нибудь безумным, и Элизабет быстро нашла, чем именно. — Я тут кое-что вспомнила. Одну просьбу. Тебе ведь снились кошмары, так? Расскажи мне о них.       — Что я получу взамен?       — Не поняла?       — Всё ведь ясно как день, ты ни разу не пошла на уступки, всё время торгуясь и выдвигая условия, теперь просишь рассказать свои сны, а я вот думаю, с чего бы их рассказывать просто так?       — Дай мне подумать.       — У тебя есть минута.       — Что?! — оторопела водитель. — Почему минута?!       — Потому что мне так в голову взбрело. Время.       «Она становится не менее безумной, чем Джон. Правильно ли я всё рассчитала? Вдруг она не нарушит закон или, наоборот, слишком переусердствует? Спокойно Лиз, спокойно, сейчас нельзя пустить всё под хвост…»       — Ты опоздала, — спустя примерно минуту протянула Хоппс, — у меня кое-что есть для тебя, зеленоглазка. Последние слова Мика.       Это был самый тяжёлый удар по душевному равновесию Элизабет. Мик был слишком дорог ей, и ради его последних слов она была на многое готова. Перед глазами побежали воспоминания, где он был счастлив. И она тоже. Нога сама вжала педаль тормоза в пол. Как только машина остановилась, гибридиха посмотрела в зеркало заднего вида. Чёрный седан тоже прильнул к обочине. «Несколько минут у нас есть…»       — Что ты хочешь от меня?       — У-у-у, как мы заговорили, — издевательским тоном произнесла Джуди. — Он был тебе так дорог? Может, тебе рассказать, как его убили?       Пальцы стало потряхивать на руле от страха. Она не боялась ни её, ни своего гнева, но страшилась не выдержать, слишком рано открыв всю правду и тем самым подписать смертный приговор полуухой и Нику. Однако надо было срочно что-то предпринять, что-нибудь такое, что позволит перехватить инициативу разговора. Острый разум очень быстро подобрал необходимые слова.       — Хоппс, ты обезумела?       — Ничуть.       — Тогда почему твои поступки копируют мои, а, ушастик?       — Ни слова про уши больше, ясно?!       — Ты так и не ответила на вопрос!       На несколько секунд Джуди замолчала, раздумывая над ответом. На её мордочке Джилл увидела смятение. Судя по всему, она и правда не считала себя выжившей из ума, но просто так сказать что-либо не позволяла какая-то мысль. Возможно, она боролась со своей гордостью, кричавшей не идти на уступки, но в конце всё же приняла самое «правильное» решение.       — Он сказал, что всегда любил тебя, — глядя вдаль дороги тихо шептала крольчиха, вспоминая последнюю встречу с тигром, — он не говорил тебе ничего, потому что боялся. Ты была для него гораздо больше, чем сестра.       Элизабет хотелось плакать, забиться в тёмный угол и реветь, чтобы никто не увидел и не услышал её, но такую роскошь, как честность, позволить при Джуди не могла. Слишком велики были ставки. Вместо этого она тронула машину дальше.       — Спасибо, я этого не забуду, — стараясь не слышать даже саму себя, она буквально проталкивала через горло слова, которые бы никогда не произнесла сама, но которые обязательно должен был произнести Джон, — а теперь, моя дорогая, повесели меня, опиши его смерть в деталях.       — Даже его тебе не жалко, — поражённо произнесла крольчиха, — а ведь он свою жизнь за тебя отдал.       — И это должно помешать мне получить удовольствие? — медленно, слово за словом, резала она свою душу, изо всех сил стараясь улыбнуться, но вновь получался лишь оскал, который Хоппс, к счастью, восприняла как нечто, выражавшее удовольствие.       — Когда мы остановились, я на секунду подумала, что в тебе осталась хоть капля сострадания, но нет, ты бешеное животное, заслуживающее лишь камеру в психушке.       Эти слова всё же задели душу Джилл, и она всего на короткий миг потеряла контроль.       — Заткнись.       — Что?       — Я сказала заткнись, — прорычала Элизабет, с трудом подавляя гнев и пытаясь взять себя в руки.       — А то что? — дерзко спросила Хоппс, всем своим видом провоцируя Джилл на конфликт.       «Она не понимает. Не поймёт сейчас. Молчать! Нужно молчать. Только бы не проговориться, только бы не проговориться…»       — Я не слышу ответа, — громко проговорила Джуди, почти срываясь на крик.       — Ответа не будет. Осталось недолго. Дай тишиной насладиться.       — Ну уж нет, никаких наслаждений. Я буду говори…       Лисица резко, без предупреждения, нажала по тормозам, отчего Хоппс сразу замолкла, едва не прикусив себе язык. Не успела машина остановиться, как Джилл резко вдавила педаль газа, тем самым вновь мотнув Джуди в её кресле.       — Можешь хоть до посинения языком молоть, но осторожнее, его можно случайно откусить. Доступно объяснила?       — Доступно. Далеко ещё?       — Нет, всего пару километров, и будет поворот ко мне домой.       В машине воцарилось напряжённое молчание. Песчиха собиралась с силами для последней имитации безумия, а крольчиха крутила в лапах пистолет, по всей видимости, пытаясь отогнать желание пристрелить бесноватую гибридиху. Свернув на грунтовую дорогу, ведущую в лес, песец заметила оживление в поведении Джуди. Она волновалась, это было видно в каждом движении. Джилл хотела бы как-то успокоить её, но не только не могла, но и было банально нельзя. Наоборот, согласно плану, необходимо каким-либо образом расшатать психику, дабы усугубить последствия. Вот только следовать ему гибрид не спешила. Всё равно никто не будет против небольших корректировок. Спустя короткие пять минут пришлось снова поворачивать, и машина сразу выскочила из леса на ровную поляну, на которой стоял одноэтажный дом из белого кирпича с массивным крыльцом и вальмовой красной черепичной крышей. По всему периметру участка виднелись заброшенные клумбы, всего несколько месяцев назад отцвётшие, но так и не убранные. Слева от дома стояла теплица, по всей видимости, предназначавшаяся тоже для цветов, а справа находилась постройка из красного кирпича без окон, размером с половину жилого дома. Притормозив недалеко от крыльца и заглушив машину, Элизабет молча вышла, жестом приглашая следовать за собой.

***

      — Ты серьёзно?!       Джуди стояла около относительно низкого столика, на котором стоял телевизор, и вертела в лапах урну с прахом и уже всерьёз размышляя убить лисицу за откровенное затягивание времени.       — Я похожа на шута? Думаю, что нет. Знаешь, не каждый знаком с моим мужем и дочкой.       — И что? Ты сама говорила, что время кончается, а теперь пытаешься показать мне свою нору, угостить вином и познакомить с кучкой пепла! — недовольно топала лапой Хоппс, не понимая причины тотальной смены настроя Джилл.       Проверив каждую комнату в доме, Хоппс сначала бросилась на улицу в поисках своих родителей и Ника, но в теплице их, как и ожидалось, не оказалось, а двери в краснокирпичное сооружение оказались заперты. На резонную просьбу дать ключ она получила отказ. «Покажу дом и пойдём» — сказала она. Бить сумасшедшую было бесполезно, поэтому пришлось согласиться, но терпение кончалось слишком уж быстро и последней каплей стало знакомство с «семьёй».       — Просто мне известно куда больше, чем тебе. Если бы мы задержались в квартирке крошки лиса, то, вполне возможно, что из неё ты бы вышла одна, а может быть вообще никогда бы не вышла.       — Ты это к чему?       — Думаю, сама всё поймёшь со временем, а сейчас поставь, пожалуйста, Джона обратно, ему грустно без малютки Ребекки.       — Только если ты отведёшь меня к родителям. Они ведь в соседнем сарае, да?       — Не сарай, а мастерская. Как мне объяснял Джон, его дед любил мастерить всякие штуки, после его…       Вместо слов Джуди немного подбросила вверх урну с прахом, отчего лисица сразу же заткнулась, а затем красноречиво неловко поймала её у самого пола, вызвав откровенное гневное рычание гибрида.       — Поставь. На. Место.       — Ключ. Второй раз просить не буду.       Поднявшись с кресла, Элизабет вместе с крольчихой бодрой походкой прошли на кухню. Открыв холодильник, песец вытащила единственную бутылку с вином, за которой лежал самый обычный ключ.       — Сама попросила. Через десять лет будешь жалеть, что не слушала меня.       — Посмотрим.       Выхватив ключ, она выбежала из дома, в спешке не услышав сказанное вдогонку: «Не открывай дверь, назад пути не будет…».       В мгновение ока подбежав к мастерской, она одним движением открыла замок, но, взявшись за ручку, побоялась пройти внутрь. Впереди был последний трудный выбор. Вне зависимости от условий она будет жалеть о нём, это Джуди понимала прекрасно. Однако время шло, долго колебаться перед порогом было непозволительной роскошью, поэтому, преодолевая дрожь в теле, Хоппс открыла дверь, проходя внутрь.       Посреди помещения стояла клетка шестиугольной формы из толстых металлических прутьев, через которые кролику было не пролезть, однако для чего-то она была обита ещё и сеткой-рабицей. Прутья сверху уходили в потолок, а внизу прямо в бетонный пол. Внутри не было никаких перегородок. Однако ей было не до разглядывания простой, но крайне надёжной темницы. Её буквально парализовал ужас увиденного: её родители, сильно избитые, сидели прикованными рядом друг с другом, на опухших мордах висели массивные и тяжёлые железные намордники, прикрученные к спинкам стульев и фиксирующие голову. Они располагались лицами ко входу и поэтому сразу же заметили её. Из их красных глаз сразу же побежали слёзы, а под намордниками раздалось мычание. Бонни и Стью плакали от счастья, уверенные что дочь их освободит, но она стояла столбом, не в силах даже пальцем пошевелить, в оба глаза глядя то на них, то на спинку стула, стоящего вплотную к темнице. Без сомнения, там сидел Ник, только вот он не спешил напоминать о себе даже звуком.       Вернуть контроль над мышцами, разжав тиски холодного ужаса, ей удалось лишь через несколько минут. Подходя к клетке, она учуяла резкий запах мочи. Мысль о том, что их держат уже несколько дней прикованными, вновь парализовала её, правда, на сей раз ненадолго.       «Сколь низко нужно пасть, чтобы отказать зверю в элементарном, заставляя ходить под себя?» — проносилось в голове Джуди, высасывая все душевные силы.       Ответ сидел в соседнем здании, но сначала надо было освободить пленников. Видя, что дочь не спешит что-либо предпринимать, родители затихли, глядя на неё со вселенской надеждой каждый раз, когда она оказывалась в поле зрения. Медленно, будто пробиваясь через что-то плотное или вязкое, она несколько раз обошла клетку по кругу, всё время повторяя как мантру: «Я всех вас вытащу, вытащу. Только потерпите».       На Ника, как и на родителей, было больно смотреть. Его усадили в железное кресло, накинув на тело самую обыкновенную грубую мешковину. Лапы были закованы в тиски, сжимающие ноги прямо в медицинских лангетах, открывающихся явно механизмом, шестерни, поршни и провода которого опутывали стул. Он сидел с закрытыми глазами, но не спал, водя ушами и слыша каждый шорох. Его можно было понять, она бы и сама не хотела смотреть на всё происходящее.       Осмотр выявил одну странность: только стул лиса стоял вплотную к каморке и, как обнаружилось, на нём была небольшая замочная скважина, а вот её родители сидели на более простых стульях, отодвинутых от края клетки, да и прикованы были обычными налапниками.       Преодолевая душевную дрожь, Джуди подошла к замку, аккуратно торчавшему между прутьев. Поднеся ключ, которым она открыла дверь в мастерскую к скважине, серошёрстная аж дышать перестала на несколько секунд, а затем, когда до неё дошло, что нужно сделать, она резким движением засунула ключ в карман и пулей понеслась обратно в дом.       Элизабет сидела в гостиной, в кресле, аккуратно попивая вино из бокала и неотрывно смотря на урны. Когда Хоппс влетела в комнату гибрид даже не посмотрела на неё, витая где-то в облаках.       — Как попасть внутрь?!       — А? — вышла из транса Джилл.       — Как попасть в хренову клетку?!       — А, поняла. Никак.       — То есть никак? — столь простой ответ приковал к месту ушастую.       Прежде чем ответить арктическая лисица допила вино и только затем, поставив на стол бокал, ответила, мягким голосом вынося жестокий приговор:       — Я говорила, что игры кончились? Говорила. Ты не сможешь проникнуть внутрь, все инструменты, которые могли бы тебе в этом помочь я заранее закопала. Клетку вскроют только спасатели. Ты наверняка заметила замок на стуле крошки-лиса, как можно догадаться, он отпустит его.       — А мама с папой? — прошептала Джуди       — Поверни ключ и узнаешь.       — Ты не могла не оставить лазеек. Где подвох?       — Нигде, и это чистая правда. Я не могу ни на что повлиять. Игры кончились, условий не будет. Только последствия.       Не в силах поверить лисице, она на ватных ногах побежала обратно в мастерскую. Осматривая каждый стол со скоростью и упорством одержимой, искала хоть что-нибудь, способное повредить прутья, но безуспешно. От разочарования она закричала во всю силу лёгких, ударив повреждённой рукой о стол. Всё не могло закончиться простым освобождением лиса. В это было просто невозможно поверить. Отчаянно ища выход из всей этой ситуации, она подумала: «Она закопала инструменты, значит, знает где они».       Побежав обратно, Джуди застала гибридиху за тем же самым делом, что и несколькими минутами ранее — за распитием вина.       — Где ты закопала инструменты?       — Неважно. Мы обе не успеем их откопать.       — Врёшь! Давай хоть попытаемся!       — Нет, — сказала как отрезала. Хоппс была готова на что угодно, согласна на любую низость, будь то пытка или целование лап сумасшедшей в надежде на помощь, однако она знала, что это всё не возымеет эффекта. Вместо этого Хоппс подошла к урнам с прахом и, взяв самую большую, повторила свой вопрос.       — Пожалуйста, не надо! Мы правда не успеем! — взмолилась гибридиха, поперхнувшись алкоголем.       — Где. Сраные. Инструменты?       Впервые за короткое время знакомства крольчиха увидела на морде обезумевшей хищницы самый настоящий, неприкрытый страх и отчаяние.       «Не знает, что делать! Как это возможно?»       Джилл растеряно открывала и закрывала пасть, словно пытаясь продавить какой-то ответ, но в последнюю секунду передумывая. Это повторилось несколько раз, после чего песец буквально окаменела. В её взгляде растаяла растерянность и страх, уступив место холодной решительности фаталистки, принявшей самое тяжёлое решение.       — Хрен я тебе что скажу.       От вспыхнувшей злости Джуди сразу же, не раздумывая ни секунды, отпустила из лап урну с прахом её мужа. Упав на пол, она раскололась на несколько частей, а пепел высыпался на ковёр, закружив маленькими пылевыми вихрями.       Пальцы Элизабет сжались в кулаки. Бокал, удерживаемый в правой ладони, лопнул. Осколки глубоко въелись в плоть, но хозяйка дома этого даже не заметила. Кровь вперемешку с остатками вина мелкими каплями закапала на подлокотник кресла, в тишине стекая вниз. Песец неотрывно смотрела на просыпанный прах с каменной мордой и плотно сжатыми зубами.       — Повторяю своё предложение последний раз: помоги освободить родителей или, богом клянусь, разобью и эту.       Когда оппонентка подняла свой взгляд. в нём можно было прочитать лишь боль и страдания. Никакой ненависти, только душевную агонию. Джилл посмотрела на крольчиху и безмолвно заплакала. На лице не дрогнул ни один мускул, когда солёные капли побежали по шерсти. Она смотрела на неё умоляющими глазами, вот только когда с тихим чмоком открылась пасть, песчиха не стала умолять её оставить дочь в покое.       — Оскверни её…       Глядя в плачущие глаза, говорившие гораздо выразительнее любой мимической эмоции и даже произнесённых слов, Джуди поняла — что бы она ни сделала, Элизабет не пойдёт ей на встречу. Она не знала и боялась даже предположить, какую именно надо иметь мотивацию, чтобы явно против своей воли пожертвовать честью и достоинством посмертия мужа и дочери.       Разбить сосуд у неё так и не хватило сил. Поставив урну трясущимися от адреналина руками обратно на стол, Хоппс развернулась и пошла обратно к клетке, понимая, что иного варианта нет. Выходя из комнаты, она услышала самое искреннее слово, в честности и глубине которого сомневаться было невозможно.       — Спасибо…       Всего одно слово, но сколько благодарности в нём услышала крольчиха, что по телу побежали мурашки. Так могут благодарить лишь матери за спасение своих детей. Именно поэтому она впала в когнитивный диссонанс, совершенно не понимая причин происходящего. Могла заставить её делать что угодно ради родителей, но сама себе отрезала любые пути к действиям, могла согласиться с Хоппс и сохранить в целости прах мужа, но предпочла рвать свою душу, отвечая отказом. С каждым шагом к мастерской Джуди всё больше понимала одну необъяснимую фактами и даже фантазией вещь — полярная лисица, вероятно, сделала выбор не менее сложный, чем предстоит ей, и совершенно не важно, какой безумной мыслью он обоснован, потому что эмоции отчаяния были настоящими и даже осязаемыми. Она не получала никакого удовольствия от происходящего.       — Всего одно движение, и всё, — шептала про себя она, подходя к клетке.       Достав из кармана ключ и вставив его в замок, она посмотрела в глаза своих родителей, боясь сказать им, что не знает, что именно сейчас произойдёт, боясь признаться в отсутствии других решений.       Вдыхая и выдыхая она простояла целую бесконечно долгую минуту, пытаясь заставить себя повернуть замок. Лапа не хотела её слушать, словно каждая мышца кричала: «Не делай этого!», но это было необходимо. Медленно, с тихим шелестом, какой бывает у открывающегося механизма, она повернула ключ на один полуоборот. В конце прозвучал резкий механический щелчок внутри и свет в мастерской погас.

***

      Темнота — лучший друг большинства хищников и лис был обычно рад ей, но только не теперь. Когда помещение накрыло покрывалом тьмы, а в оковах прозвучали щелчки, Ник замер, боясь пошевелиться. Любое движение могло стать шагом в пропасть из которой не выбираются. Он пытался думать, отчаянно выискивая даже самые безумные способы отсрочить неизвестность, но всё было безуспешно. На втором вдохе Уайлд почувствовал как на морду стекло нечто неприятно пахнущее.       «Масло? Нет, не оно. Тогда… Нет! Я не хочу!»       Руки, не удерживаемые оковами, лихорадочно ощупывали стальной намордник в поисках защёлки. Первый и последний раз в жизни он желал унижения скованности. Только в этом было спасение.       «Я должен бороться!»       Внутри разгоралось пожирающее разум пламя голода, противостоять которому было сложно.       «Я не хочу…»       «Хочешь, Ники. От себя не скрыться.»       Слова, прозвучавшие внутри черепа, сломали все барьеры. Открыв глаза он увидел перед собой только добычу. Свежее мясо, так необходимое ему. Никакой морали. Никакого сожаления или воспоминаний о прошлом. Только неудержимый голод напополам с жаждой смерти.       «Время обеда!»

***

      «Что же ты наделала?»       Когда Хоппс вышла из комнаты Элизабет наконец позволила себе разрыдаться. Она знала, что будет очень сложно, но даже не подозревала, что настолько. Самое ценное, что только оставалось в её жизни, было разрушено зверем, которого она сама же и сделала безумной. Откинувшись в кресле, она закрыла морду мягкими от слабости лапами, рыдая и благодаря крольчиху, за то, что не тронула дочь, хотя та не просто могла сделать это, но должна была, дабы гарантированно слететь с катушек.       За своими всхлипываниями она с трудом различила щелчок, с которым погас свет на участке. Это был знак. Полиция будет извещена о произошедшем в ближайшие минуты, а может, и часы, оставалось лишь заставить себя сделать финальный штрих. Буквально вывалившись из кресла, лисица, с трудом удерживаясь на слабых, ватных ногах обошла кучку осколков с рассыпанным прахом мужа, подошла к урне дочери и, на прощание поцеловав её вместилище, прикусила себе язык. Боль всегда «бодрит» организм, а это было именно то, чего так не хватало Джилл. Предстояла последняя игра, и её надо было сыграть хоть в половину запланированного. Выходя уже несколько более бодрым шагом на крыльцо, она сильнее сжимала зубы на кончике языка, сглатывая собственную кровь и не давая сознанию ни секунды передышки. Боль заглушала любые здравые мысли, помогая сделать очередной шаг вперёд. Каждый пройденный метр, начиная с прихожей, рвал изнутри душу криками Джуди, доносившимися из мастерской. В нём не было ничего цивилизованного, лишь бесконечное отчаяние травоядного зверя, наблюдающего смерть униженных родителей.       Она ни словом не соврала, когда сказала, что играм пришёл конец. Бонни и Стью Хоппсы были намертво прикованы к своим стульям без какого-либо шанса на жизнь. Замок же в стуле Уайлда освобождал лиса, но не просто так, а лишь раздробив в своих сочлениях на наморднике ампулы, наполненные смесью, содержащей в себе горлодёры. Вот только это была не примитивная формула, применённая когда-то предприимчивой овцой, а нечто иное, использованное несколько дней назад в ЦБЗ. Джилл знала лишь то, что, как ей ранее добродушно сказал молодой арктический волк-недомерок, Ник впадёт в боевое безумие, неспособный к самоконтролю, уничтожающий всё, до чего сможет дотянуться.       Когда она заглянула внутрь, всё уже фактически было кончено. «Морковка» Ника повисла на сетке, рыдая и всё время повторяя лишь одно слово «нет», словно оно могло остановить идеальную машину убийства, закончившую работать зубами внутри клетки над её отцом, переставшим даже двигаться. Мать ещё была жива, она видела участь мужа, инстинктивно дёргаясь в своих оковах, но всё было предрешено. Никакой пощады. Никакой надежды. Безмолвно приближаясь к молодой крольчихе, Элизабет зачарованно наблюдала за Уайлдом, методично, дико, с хрустом отрывающим конечности Бонни.       Оказавшись рядом с Джуди, Джилл почувствовала, что лапы всё же отказали ей, опустошённой происходящим ужасом. Плюнув на всё, она просто упала на грязный бетон, стараясь даже не шевелиться, ожидая неминуемой кары и малой частью души радуясь концу всего.       «Прости меня. Прости. Это ради вас. Только так вы сможете выжить. Только так вас не тронут. Прости меня…»

***

      Смерть, смерть, смерть и ещё раз смерть. Вот и всё, что осознавал повреждённый кроличий разум. Не было ни чувства тела, ни голода, ни холода, ни жажды. Ничего. Только увиденная раз и бесконечно повторяющаяся в памяти картина гибели в темноте. Все краски стали серыми и размытыми, кроме тёмного, практически непроглядного алого, растекающегося по полу. Голос она сорвала, но даже если бы могла говорить, то всё равно ничего бы не услышала. Единственным звуком, который ещё воспринимался обрезанными ушами, был чавкающий звук обедающего голодного лиса, даже не пытавшегося броситься на стенки клетки. Время было безвозвратно утеряно, погребённое под обломками сознания, поэтому она не смогла бы сказать сколько прошло минут, когда, обессилев, тело отказало и она повалилась на пол, неспособная более держаться за сетку. Голова завалилась набок, и в поле зрения оказалась лежавшая Элизабет, волей злой судьбы смотревшая в её глаза. Гибридиха что-то безостановочно шептала, шевеля окровавленными губами, но что именно Джуди не слышала.       Она должна была бы чувствовать гнев, желать самого мучительного конца, какой только можно вообразить, но голова была пуста. В ней не осталось места жестокой мести. Не осталось сил даже на то, чтобы встать. Как поступить с сумасшедшей, было непонятно до момента, когда гибридиха, не переставая шептать, перенесла взгляд куда-то вниз, в область пояса.       «…пистолет…» — раздалось сухое эхо в её пустой голове.       Подвигав правой лапой, она ощутила шершавую поверхность кобуры, резанувшую нервы подобно осколкам.       Инстинктивно открыв её, она медленным движением извлекла оружие. Он был тяжёлым и неподъемным, ладонь с трудом переносила его, неспешно, по миллиметру поднося всё ближе к груди Джона. Именно его видела Хоппс. Не песца-психиатра Джилл, не странную гибридиху, зовущую себя Элизабет, а безумного зверя, взявшего себе имя Джон. Палец надавил на металл спускового крючка.       В ушах не отразилось эхо выстрела, словно ничего не произошло. Лишь дуло немного сместилось от отдачи, да белоснежная ткань свадебного платья на груди окрасилась в тёмные, почти чёрные тона алого. Когда жизнь погасла в глазах арктической лисицы, руки, повинуясь одному оставшемуся желанию, поднесли пистолет ко рту сломанной увиденным травоядной.       В темноте раздался предательский щелчок приговора.

***

      Вызов полиция получила глубокой ночью от неизвестного зверя. Доходчиво объяснив дежурному, что произошло и кого они могут поймать, аноним повесил трубку, подняв весь участок на дыбы. В самые короткие сроки стражи порядка примчались по указанному адресу, ведомые лично капитаном полиции Альфредом Мёбиусом. Участок, расположенный всего в паре тройке километров от пригородных дач, оказался обесточенным и тихим. В доме не обнаружилось ни одной живой души. Заглянув в соседнюю краснокирпичную постройку без окон, полицейские нашли три трупа, одичавшего лиса, как ни в чём не бывало ужинавшим остатками своих жертв и безумную седую крольчиху, беззвучно лежавшую на полу, смотрящую отсутствующим взглядом в темноту и пытавшуюся раз за разом застрелиться пистолетом без патронов.