Мы больше не проснемся

      Питер нервно мерил шагами пустой неработающий класс Хогвартса, отчаянно пытаясь понять, что ему делать. Подслушанный разговор все не давал ему покоя. «Почему Он здесь? Почему Темный Лорд в Хогвартсе?! Ведь Он четко дал мне указания… Неужели я что-то не так понял? Да нет-нет… Повелитель не мог ошибиться… Пробраться в виде крысы в кабинет Дамблдора и достать Ему Его волшебную палочку. Проще простого! Но…»       Анимаг вцепился пухлыми пальцами в остатки волос и заскулил. Это были слишком сложные задачи и обстоятельства для отупевшего за годы пребывания в теле крысы волшебника. «Зачем Он приказал выполнить этот план, если Сам явился в Хогвартс?! Чертов темный колдун! Вот бы повернуть время вспять…» — и тут же сам испугался собственных мыслей. — «Нет! О, мой Лорд, простите меня! Тогда Вы бы запытали меня до смерти и убили… А Поттеры… А что, Поттеры? Хозяин велик. Он бы все равно их нашел.»       Хвост подавил в себе иррациональный страх перед призраками прошлого. Иногда, много часов подряд, он дрожал от ужаса, представляя, что Джеймс явится с того света и отомстит ему за предательство. Мужчина нервно оглянулся на приоткрытую дверь, прислушиваясь. Пусто. Тихо. Призрак Джеймса Поттера не спешил врываться внутрь, чтобы растерзать предателя, мертвые руки Лили не стремились тянуться к горлу, а Сириус Блэк был очень далеко от Хогвартса.       Джеймс Поттер. Он всегда ему завидовал. Всегда.       Его славе, популярности у девчонок, удачливости. «Да он был самим совершенством! Как он посмел смотреть на меня свысока! Они все!» — пытался оборвать страх Питер, применяя на бывшем мертвом друге все маски злодея.       Петтигрю не чувствовал счастья. Он никогда не чувствовал радости, с тех пор, как предал Поттеров. Никакого удовлетворения от своего поступка он не получил. Лишь горечь, страх и дикое сожаление. Будто ребенок, от своей ревности и жадности, сломавший любимую мамину вещь. Ждущий расправы, желающий отмотать время вспять, собрать заново разбитые осколки прошлого.       Где-то глубоко в душе он ненавидел себя. Желал исправить то, что совершил. Но не во имя любви к друзьям или раскаяния, а из-за страха, из-за жалости к себе и своей участи. Он сам сломал свою судьбу. И ничего уже не исправить. «Я должен стать, как Джеймс. Я совершу великий поступок ради Темного Лорда. И Он меня признает. Я буду стоять выше всех. Нет! На равных с Ним! Все будут смотреть на меня, как на этого чертового Поттера. Теперь настала моя пора быть особенным!»       Питер в бессильном страхе с примесью ярости толкнул старую парту, поднимая столб пыли.       Потому что в голове вновь всплыли до боли знакомые лица. В его мыслях прочно застрял образ смеющегося Джеймса, шутливо лохматящего его волосы. Сириуса, всегда его защищавшего. Ремуса, который подтягивал вечно отстающего мальчика и защищал от нападок сверстников. Лили, всегда смотревшую с добротой в глазах. Они все были там, неизменные и молодые. Даже во сне его преследовали их лица, причиняя боль, пугая и ломая. Разрывая на куски от невыносимого желания вновь вернуться в прошлое и прожить это время заново. Но оно ушло, а тяжелая неукротимая реальность в буквальном смысле свела мужчину с ума. Он был слишком слаб для подобной тьмы, не готов заплатить за секундное удовлетворение своей зависти такую цену. За все свои поступки приходится платить. Немногие готовы отхлебнуть от чаши страданий, не скривившись, принять тьму внутри себя.       Питер не смог.       И это было его карой.       Мужчина вытер тяжелые капли пота со лба и бешено завращал глазами, испугавшись, что грохот от упавшей парты может привлечь внимание. Но все было тихо. Вечный страх стал спутником его жизни. «Я смогу вывести Поттера из замка. Темный Лорд смог провести Дамблдора, о, да! Темный Лорд велик! Только за ним следят… Точно-точно следят. Но не за бедной несчастной крысой этого Уизли. Поттер-младший доверится мне. И я уведу его прямо из-под носа Дамблдора. Хозяин вознаградит меня, о, да.»       Анимаг раскраснелся от чувства собственной значимости, важности для Волдеморта. Все его мысли заполонило желание выслужиться, показать себя, заставить других заметить его. Вечно стоявшее перед глазами лицо Джеймса Поттера отвернулось. Лили закрыла глаза. Ремус разочарованно покачал головой, а Сириус… «Но нельзя спешить. Нужно выгадать время. Темный Лорд вознаградит меня, а эти поганые лица наконец исчезнут из моей головы навсегда!»       Гарри проговорил с Реддлом всю ночь, умолчав лишь о словах Волдеморта в его голове и подслушанном разговоре Снейпа и Дамблдора. Том некоторое время молчал, а по-новому взрослое лицо выражало крайнюю задумчивость. Поттер ощущал странную опаску, будто бы это был уже совершенно иной человек. — Так значит, он получил доступ к твоему сознанию вне сна, — длинные пальцы слизеринца негромко постукивали по деревянной ручке кресла. — Это плохо. Ведь он чуть не убил тебя. Это не самое страшное. Том разглядывал бледное лицо подростка, понимая, что хоркрукс начал сливаться с чужой душой, и все воспоминания, прожитый опыт, знания — все это сливалось в одно целое. И совсем скоро от Гарри Поттера не останется ничего, если не вмешаться в происходящее, но тогда… — Как ты вообще там оказался так вовремя? Секунда в секунду? — Ты сам меня позвал, — Реддл хмыкнул и легко прикоснулся к своему левому предплечью, объясняя словно простые истины. — Точнее, твоя магия. Я почувствовал неладное и использовал подаренную тобой карту. — Если бы ты опоздал… Мерлин, — Гарри ощутил запоздалый страх, и раскаленные натянутые нервы заставили тело трястись. — Спасибо, Том. Ты спас меня в который раз. — Теперь я с тебя глаз не спущу, — пообещал он, нахмурившись. — Чуть не поседел, когда увидел тебя у края, безмозглое ты создание. О таком нужно рассказывать. А если бы он заставил убивать? Ты бы также промолчал? Поттер вспомнил, как Волдеморт управлял Джинни, и содрогнулся. И ведь Том был прав. Всегда прав. Что бы он сделал, если бы убил Гермиону? Рона? Кого-либо еще? Насчет Реддла мальчик не боялся: тот не даст себя в обиду. В крайнем случае пришлось бы идти к Дамблдору, но что бы тогда он подумал про них? Как бы наказал? И был бы сам Том в порядке, что бы директор сделал с ним в итоге? Нет, Гарри не чувствовал, что мог бы обратиться за помощью к профессору Дамблдору. Уже нет. — Но я не знаю, как с этим бороться. Кажется… — гриффиндорец наморщил лоб, пытаясь подобрать верные слова. — Такое чувство, что я вижу твоими глазами. Твоей памятью. Это… Неприятно, прости. — Я помогу, — властно ответил слизеринец, считывая с чужих мыслей смутные решения рассказать о проблемах профессорам, друзьям, да кому угодно. Другая жизнь, воспринимаемая, как своя собственная, — уже не шутки. — Просто слушайся меня, и все будет хорошо. Станет, если будешь принимать мою помощь. Гарри кивнул. Это была лучшая альтернатива, нежели идти к Дамблдору. Поттер боялся выглядеть в его глазах странным, плохим, совершившим неправильные поступки. Том не желал зла, и подросток не страшился вверить ему жизнь. Как же хорошо иметь злодея, рядом с которым ты кажешься совсем не плохим человеком. И как хорошо иметь рядом взрослого, что заберет проблемы и вновь сделает твою жизнь нормальной. — Я откачаю магию этого существа, мы ослабим его. Не дадим опять перехватить власть над твоим сознанием. — Том, ты из-за этого так выглядишь теперь? Реддл немного помолчал. Он умело скрыл горечь за маской спокойствия. Внешние изменения были не единственным результатом помощи гриффиндорцу. Гарри смотрел открыто, доверчиво, как можно было обвинять его в случившимся? Как можно винить ребенка в застрявшем в его душе хоркруксе темного волшебника? И разве не Том виноват в той трагедии у озера? Разве не он не смог защитить? Не он должен отвечать за последствия? Однако, несмотря на все это понимание, в груди зрели тяжелые обвинения. Впрочем, вслух их Том высказывать не станет. — Да. Но это не страшно, изменения заметны не настолько, чтобы о них беспокоиться. Я ношу иллюзию, говоря доступным тебе языком, — он провел ладонью в сантиметре от своего лица, заставив Гарри охнуть от изумления. Такой простой. Совсем не понимает, ничего не понимает. Словно внешность — единственная трагедия. Реддл больше не ощущал себя простым подростком. Было в этом нечто горькое, несмотря на облегчение вернувшихся воспоминаний. Будто бы нечто потерянное навсегда. Нечто смутно ощутимое, поэтому и горькое. Том постарался отмахнуться от этих ненужных чувств. Поттер выглядел изумленным. Перед ним сидел ухмыляющийся пятнадцатилетний Реддл. Лишь при пристальном внимании можно было уловить некоторые изменения. Во взгляде. Было там нечто жуткое, незнакомое, совершенно чужое, словно улыбающийся и краснеющий подросток много дней назад был просто иллюзией, обманом, мороком. Словно бы сейчас рядом сидел совершенно другой человек.       С другими воспоминаниями. — Как ты это делаешь? — Невербальные чары возраста. Но кому я это объясняю? Это явно не твой уровень. Том едва заметно щелкнул пальцами, и перед мальчиком вновь появился двадцатипятилетний парень.       Поттер не был глупым. Не только внешние изменения поразили Реддла, не во взгляде и другой памяти дело — он стал другим и внутри, Гарри чувствовал это. Более сдержанным, более молчаливым, не торопящимся показывать открыто свои эмоции, и мальчик больше не мог предвидеть дальнейшую реакцию. Весь вид юного Волдеморта выражал холодную отстраненность и титаническое спокойствие. И правда, совсем как взрослый. Поттер не знал пока, как на подобное реагировать. Это был не просто немного более старший по возрасту мальчик, но уже мужчина. — Разве люди могут так измениться из-за магии? Как такое возможно? — осторожно поинтересовался Гарри, пытаясь понять произошедшее. Действительно, как можно повзрослеть от одних лишь воспоминаний? — А ты много видел путешественников во времени? — Том иронически усмехнулся, словно бы ожидал этого вопроса. — Понятное дело, подобная практика проводится не каждый день, чтобы быть записанной в научных трактатах. Но, не сомневаюсь, когда вернусь обратно, то вновь стану пятнадцатилетним. Очевидно. Гриффиндорец понурил голову, вспомнив, что с другом однажды придется расстаться. И в этом времени останется лишь его озлобленная старшая версия, забывшая его, ненавидящая его. Пытающаяся его убить. Том оставит его одного. — Гарри, о чем ты сейчас думаешь? — мягко спросил его Реддл, наклонив голову в бок. Все он видел и понимал. Но хотел услышать признание вслух. — Не хочу, чтобы ты возвращался обратно, — тихо ответил Поттер, теребя край рукава. Это были глупые бессмысленные слова. Реддл физически не мог остаться здесь навсегда, это было невозможно. Даже его появление в будущем — невозможно. — Не хочу терять тебя. Ты забудешь меня, а я тебя — нет. — А ты бы хотел? Гарри помедлил с ответом. Первым порывом было сказать «нет», но этот вопрос заставил его крепко задуматься. «Действительно, чего бы я хотел? Много раз мечтал забыть обо всем. Чтобы всего этого никогда не случалось, чтобы Реддл никогда здесь не появлялся. Это из-за него я чувствую боль. Из-за него вижу галлюцинации и кошмары. Из-за него я проведу остаток своих дней с мыслями о существе внутри. О Волдеморте. И я не вижу хорошего конца у этой дружбы. У таких, как я и Реддл, не может быть хорошего будущего. Мы же одинаковые, совсем одинаковые, и существо внутри меня… Я… «Злодей». Точно злодей, потому что мой друг — Лорд Волдеморт. Я п-плохой человек. Ну и что?» — Нет, — все-таки ответил Гарри, твердо для себя решив: что бы ни случилось, он будет держаться за Тома до самого конца. Каким бы злодеем ни был темный колдун, одно Поттер знал наверняка: узы дружбы были крепче сторон света или тьмы. — Ни за что не променяю эти дни, даже если они опять обернутся какой-нибудь мордредовой чертовщиной. И был за это награжден широкой улыбкой-оскалом.       Реддл подумал: «Именно поэтому я выбрал мальчишку: он все еще со мной. «Мы» все еще существуем. Он простил меня, несмотря на мое будущее, на свое искалеченное прошлое, а ведь Гарри всего лишь ребенок, привыкший делить мир на добро и зло. Привыкший следовать словам Дамблдора, моего врага. Конечно же, я являюсь для него злом. Простил, несмотря на страдания, что я причинил. Испорченную жизнь. Поттер выбрал меня вместо счастья. Теперь я его счастье.» — мысли колдуна были полны ликования, торжества и странной, почти безумной нежности, от которой хотелось сжать мальчика в объятиях до переломанных костей. Может, в таком случае тот точно сорваться с Астрономической башни не сможет. Сидит рядом, как взъерошенный воробей, постоянно поправляя очки на носу, совершенно посредственный, мелкий, Том смотрел на него и не понимал, почему испытывает такие странные эмоции. И был ли смысл разбираться в этом.       Хоркрукс, сидящий в чужом теле, определенно нашептывал: нет, не посредственный. Возраст не имел смысла, потому что Поттеру осталось несколько ничтожных лет до взросления. Характер, личность можно направить, изменить, сделать тем, что хочется видеть рядом с собой. Гарри уже был зависим от своего странного друга. Был зависим от их встреч, от разговоров, от магии и эмоций, словно подсел на редкий наркотик, не зная его влияния на себя. Долгая разлука только раскрыла этот прекрасный букет зависимости. Совсем, как Абраксас в свое время.       Вот только этот наркотик действовал в обе стороны на этот раз. Однако Реддл был уже взрослым человеком со сформировавшейся личностью, видел последствия каждого своего решения, знал их итог, в отличие от Поттера. Это означало полную победу в игре, где не было победителей. К черту игру, если привязанность была с обеих сторон. Том однозначно помнил те дни, проведенные в теле невинного подростка, лишенного памяти, наполненного первыми романтическими чувствами, однозначно помнил дни, когда в том же возрасте убивал Миртл, никогда и никого не любя. Будто бы две стороны зеркала, но обе правильны, реальны. Реддл хотел бы стереть новую, искаженную жизнь из воспоминаний, жизнь, где он сумел привязаться к мальчишке, скучному и неинтересному, помимо осколка души внутри, помимо его странных эмоций и чувств. И, нет, Том отыщет способ сохранить воспоминания этого времени. И забрать этого дурного подростка с собой. — А теперь к делу, — слизеринец отмахнулся от странных навязчивых чувств, подошел к кровати и сел рядом с Гарри, взяв того за руку. Чистые голубые глаза резанули мрачной решимостью, заставив каждую клетку тела напрячься. — Приготовься. Тот сначала не понял, в чем дело, недоуменно и смущенно посмотрев на сосредоточенного парня. Это… Был довольно странный и личный жест — никого, помимо Рона и Гермионы Гарри так долго не держал за руку. Не подпускал. Практически как поцелуй. Понимал ли это Реддл? Что он вообще думал о прикосновениях? Были ли они для него так же значимы?       Магический отклик разгонял по телу кровь, даря неслабое облегчение, принося больше удовольствия, чем сон или насыщение пищей. Каждая клетка тела начала остро покалывать. — Ох! — Гарри удивленно воскликнул, почувствовав, как магическое давление усилилось, а серебристый свет засиял ярче, чище, светлее. Ощущения стали одновременно болезненнее и приятнее, вогнав мальчика в краску. Внизу живота появилось неясное напряжение, затылок укололо болью, перед глазами все поплыло. Язык отчего-то заплетался, а руки сильно подрагивали: — Ч-что это? Что ты д-делаешь? Реддл не ответил, лишь крепче сомкнул пальцы на ладонях мальчика, вытягивая знакомую родную магию, впитывая ее, забирая. Почему-то она оказывала неслабое сопротивление, будто не хотела покидать тело этого юнца, и волшебник находил это довольно странным. С чего бы? Что происходит с этим чертовым хоркруксом?       Гарри пригляделся внимательнее: Том менялся прямо на глазах, с каждой секундой этих странных ощущений. Волосы отросли сильнее, уже доходя ниже лопаток, теряя свою мягкость и волнистость, тяжелея. Кожа бледнела, натягиваясь на костях, утончаясь, скулы заострялись, кончик носа немного удлинился, придавая сосредоточенному лицу более мужественный, взрослый вид. У уголков глаз появились едва заметные морщинки, а загустевшие брови нахмурились сильнее, придавая внешности некую суровость и мрачность. Тело казалось более угловатым, длинным и худым — вытягиваясь в рост. Но самое большее изменение было в глазах.       Гарри не был легилиментом, но догадался, что происходило с Томом.       Он взрослел.       И по мере взросления возвращалась память. — Остановись, — прошептал мальчик, и его начало неукротимо трясти от паники и понимания. — Хватит, нет, стой! Гарри резко выдернул свои пальцы из рук Реддла, с шоком и страхом разглядывая застывшее нечитаемое выражение лица Тома. И Тома ли? — Все в порядке. Не стоит паниковать. Я все еще не знаю о тебе, — тихо ответил мужчина, подняв темно-бордовые глаза на напуганного гриффиндорца. Разумеется, он знал причину страха. Гарри с трудом подавил в себе желание перекатиться на другой конец кровати и дать стрекача из этого места, от этого нового, совершенно иного человека. Незнакомца. Он уже привык к Реддлу, к своему Реддлу, но перед ним сейчас сидел взрослый мужчина, с непривычной серьезностью во взгляде. Другой. С другими воспоминаниями. Незнакомец. Лорд Волдеморт. Не подросток, принимающий трепетные поцелуи, не подросток, ищущий объятия к утру, не подросток, раскидывающий еду в Большом Зале.       Внезапно мужчина хмыкнул, а складка между бровей разгладилась, заставляя гриффиндорца навострить уши в большем желании побега. — И все-таки Снейп был моим слугой. Я оказался прав, — с мрачным торжеством произнес Том, скривив рот в усмешке. Гарри испытал жуткий ужас от этого нового выражения лица. Чужой. Этот человек был совершенно чужим ему. Уйти прочь хотелось с новой силой.       Реддл, наконец, обратил все свое внимание на замершего мальчика, будто по-новому его разглядев. Все чувства подростка были видны, как на ладони, очевидны, и они были нормальными в этой ситуации. Разумеется, гриффиндорец испытывал страх перед незнакомым лицом, перед взрослым мужчиной. Дети всегда намного лучше привязываются к другим детям. И прямо сейчас Том ощущал необходимость правильно направить эмоции напряженного мальчика, чтобы избежать непредвиденных ситуаций в дальнейшем. Хоркрукс внутри него был слишком силен, и забранной магии было недостаточно. Сойдет на первое время. От страха необходимо избавиться. — Ты вновь меня боишься, — тихо, но уверенно произнес Реддл низким голосом. Его темные глаза внимательно разглядывали бледное лицо напротив. В этом возрасте мужчина уже не имел дел с детьми, практически забыв нужные точки воздействия. Но Поттер был влюблен в младшую версию Тома Реддла, это тоже очевидно. Осталось лишь связать два образа воедино в его глазах. — Ну же, скажи что-нибудь, Гарри. Мальчик сглотнул и нахмурился, пытаясь найти своего Реддла в чужом для него лице. Нет, это были те же черты: те же губы, те же скулы, те же глаза, не считая их пугающего цвета. Но все остальное принадлежало другому человеку. Взрослому Тому Реддлу, которого Гарри не знал. Чужой прищур внимательных глаз, чужая кривоватая улыбка, чужой изгиб бровей. Другие, новые воспоминания. Воспоминания, делающие его Волдемортом. Как реагировать? Как вести себя? Были ли они все еще близкими друзьями? К неожиданности, Поттеру захотелось горько заплакать. Будто близкий друг оказался навсегда утерянным. Навсегда. Хуже, чем просто мертвый.       Мальчик посмотрел на своих слегка дрожащие пальцы. — Что ты сейчас чувствуешь? — наконец смог произнести Гарри, вновь глянув на знакомого чужака. — Усталость, — честно ответил мужчина, не разрывая зрительного контакта с мальчиком. — Воспоминаний слишком много, их восполнение происходило слишком быстро. Это… Неприятные ощущения. — Кто ты сейчас? Гарри вновь отвел взгляд, устыдившись порыва. — Том, — он терпеливо пытался донести до гриффиндорца мысль, что он все еще здесь, вот он, настоящий Том Реддл, которому Поттер обязан доверять и верить. — Я помню, что моей реальной памяти пятнадцать. Но по воспоминаниям мне уже тридцать четыре. Я ощущаю их, как свое прошлое, несмотря на то, что они являются моим будущим. Мое отношение к тебе не изменилось, лишь я сам стал старше. А вот тут он соврал.       Теперь Реддл чувствовал себя гораздо взрослее. Он ощущал себя мужчиной, а не парнем-подростком, как раньше. И его опыт был опытом взрослого человека, более сильного и духом, и магией, более умного и хитрого. Сквозь призму своего опыта, новых воспоминаний, прожитых лет, Том ощущал еще большую ответственность за мальчика. И раздражение на собственные глупые игры — испить силы хоркрукса следовало раньше. Теперь разум ребенка был сильно поврежден. Это был единственный близкий человек в этом новом, незнакомом мире, и своим бегством Реддл мог попросту обратить Поттера против себя. Мужчина не мог подобного допустить.       Это был его человек. Собственническое чувство обострилось за счет созданных им хоркруксов, а Гарри, к тому же, являлся одним из них — лучшим, человеческим хоркруксом, с двумя разумами, с двумя разными оттенками магии. И, насколько он понял, незапланированным хоркруксом, но не менее важным. Более того, это вместилище его души возвышалось по своей значимости над всем, что когда-либо существовало для Реддла, ведь им был именно Гарри Поттер. И он стал для Тома дороже, ценнее собственной безопасности, учитывая происходящее. Бога ради, с чего вдруг он вообще решил оставаться в чертовой школе, на виду у Дамблдора?       Иметь опыт взрослого человека прекрасно. Иметь возможность думать, как взрослый, — прекрасно. Но появился значительный минус, которого Реддл уже не сможет заметить, — вместе с возрастом, к нему перешло и безумие. — Мерлин, мне еще долго придется к тебе привыкать, — Гарри провел ладонью по лицу, впервые за это время прикрыв глаза так надолго, не боясь нападения. — Не думаю, — Реддл хотел было вновь наложить на себя иллюзию, как Поттер резко схватил его за руку. — Вот уж нет! — Гарри подавил в себе желание отдернуться от непривычно холодной ладони Тома. — Когда мы наедине, я хотел бы видеть твой теперешний возраст. Ты же… Обращаться ко взрослому мужчине, как к другу-подростку, было чем-то из ряда вон выходящим, и юный волшебник это прекрасно понимал. — Не нужно вести себя как-либо иначе со мной, — Реддл тут же накрыл пальцы мальчика второй рукой, усиливая теплое магическое взаимодействие. — Просто будь самим собой, как раньше. Это несложно. Гарри сильно смутился от подобного жеста. — Не волнуйся, твердое желание как следует тебя стукнуть никуда не пропало, — буркнул он, отвернувшись и нахохлившись. Гарри Поттер был растерян. Он действительно не знал, как себя вести перед взрослым колдуном. По сути, в Реддле было столько нового, что он оказался почти незнакомцем для мальчика. Он попросту не успевал подстраиваться под такой быстрый ход развития событий. «Что мне делать? Обращаться к нему на «вы»? Держаться подальше? Может, он теперь не приемлет какую-то манеру общения? Или, наоборот, обзавелся новыми привычками, которые будут раздражать еще сильнее, чем раньше? Что он успел пережить в своих воспоминаниях? Стал ли всепоглощающей угрозой Магического Мира? Но Том молодец — держится просто на отлично, будто передо мной сидит простой невинный человек. До тех пор, пока не заглянешь к нему в глаза. Они меня пугают больше всего.» — Знаешь, у тебя глаза стали красные, — вырвалось у Гарри, отчего еще больше смутился на собственный внезапный и глупый порыв. Щеки залила краска, а сердце пустилось вскачь, с тревогой ожидая ответа Реддла. Но тот лишь мягко рассмеялся.       Гарри с удивлением обнаружил, что сей звук отдается неимоверно приятной вибрацией внутри него самого. — Я знаю, — Том покачал головой. Какая прелесть. Что за наивность. — Это последствия разрыва души. Тело постепенно теряет свое человеческое начало, становясь более сильным и неуязвимым. Внешние особенности — пустяки по сравнению с всепоглощающей мощью бессмертия и неограниченной магией. — Постой. Как это, разрыва души? Так это была не метафора?! — напугался мальчик, в полной мере осознав значение монстра в своем теле. — Тебе больно? Это такое проклятие? — Это дар, — мягко, но с убеждением отозвался мужчина. — Нынешний я, из твоего времени, не может больше умереть. Реддл вновь смотрел ему прямо в глаза, наполняя свою речь небывалой уверенностью, которая передалась и мальчику. Вот он, Волдеморт в самом расцвете своих сил. Тот, за кем безоговорочно шли сотни людей. — А… — Гарри резко замолчал и захлопнул рот. В голове яростно заработали шестеренки, складывая воедино картину. «Разрыв Души. Дающий ему бессмертие. Бессмертие. Частица его души во мне. Причина, по которой я должен буду умереть. Моя смерть убьет Реддла. Вот, что задумал Дамблдор. Как я и предполагал, он не испытывал ко мне ненависти, когда говорил те страшные вещи. Он не желает мне смерти, он просто не хочет, чтобы я оставался живым. Но если я продолжу жить — продолжит жить и Волдеморт. Вот, что он имел в виду. Вот, как называется существо внутри меня. Хоркрукс.» — Тогда почему ты так возненавидел свой будущий осколок во мне? Реддл растерялся. Он и не думал, что мальчик окажется настолько проницательным. — Сколько ты понял? — тон его голоса все более часто оставался мягким, обволакивающим, в то время как глаза выражали полнейшую серьезность и сосредоточенность. — Достаточно много, к сожалению, — честно ответил Гарри, на самом деле испытывая острое сожаление от знания правды. Он хотел бы не знать. Мальчик поспешно добавил: — Прости. — Нет, я рад, что твой мозг работает в нужном направлении, — поощрил его Том, удовлетворенно улыбнувшись. «Гарри молодец. Из него вырастет сильный и умный маг. Если еще в таком возрасте он может выстраивать подобные логические цепочки, подмечая все новое и соединяя его воедино. Это полезный навык, который я буду в нем совершенствовать. Потому что теперь Гарри Поттер по праву принадлежит мне. Я с самого начала своего появления здесь это чувствовал. Чувствовал в нем собственный хоркрукс, сам того не замечая. Присвоил его из-за собственных эгоистических побуждений. Но, даже если бы Поттер не хранил в себе часть меня самого, он все равно остался бы моим. Единственное живое существо, человек, к которому я привязался, должен быть всегда рядом. И ничьим больше. Никогда.» — Отвечаю на твой вопрос, — Том задумался, припоминая собственную реакцию. Теперь она казалось далекой, будто и правда прошло много лет. — Сам процесс Разрыва Души по своей природе неестественен. Я чувствовал осколок, и он был слишком мал, чтобы назваться душой. Но, тем не менее, я чувствовал, кто это. Как бы ты себя повел, встреть ты себя самого, но, скажем, без легких, глаз, рук и ног? Отвращение. То же чувство испытал и я. Видеть покалеченную, но разумную и живую часть себя — сугубо неправильно. Это вызывало отторжение. Осколок души должен находиться в стазисе, заключенный в предмет. Он должен подчиняться. Гарри стало не по себе от спокойного и небрежного тона мужчины, будто он говорил о чем-то само собой разумеющимся, о погоде на завтра или о домашнем задании. Его наружное безразличие пугало. Это было даже более ненормально, чем разрыв души. — Он ненавидит тебя. — Конечно, он меня ненавидит, — развеселился Реддл, приведя мальчика в большее замешательство. — Он провел в живом существе двенадцать лет, испытывая чувства и эмоции. Имея свой примитивный из-за своего состояния разум. Конечно же, он возненавидит того, кто самолично его там заключил. Осколок не должен продолжать жить. Он обязан служить безмолвным якорем, не имеющим сознание. Лишь память и магию. — Звучит кошмарно, — признался Гарри, которого пробивало на крупную дрожь. Он впервые столкнулся с такой темной магией лицом к лицу. — Не бойся, теперь все позади, — Реддл придвинулся ближе, потрепав и без того спутанные волосы мальчика. — Я окончательно погрузил его в стазис. Он все еще имеет большую часть магии и моей жизненной энергии, но практически вся память, весь его разум теперь во мне. — И… Что теперь будет? — Поттер сглотнул, чувствуя ком в горле. — Ты и я. Что теперь с нами будет? Мужчина пожал плечами и взмахом руки попросил его посторониться, укладываясь рядом на кровать и устало вытягивая длинные ноги. — Продолжай учиться, взрослей. У тебя вся жизнь впереди, — пробормотал Том, прикрыв глаза и засыпая. Воспоминания сильно измотали его, а рядом с мальчиком он чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы позволить себе подремать. — Для волнений нет причин.       Гарри внимательно рассматривал уже спящего мужчину, сидя у изголовья постели и положив подбородок на коленки. Грудь мерно поднималась в такт дыханию, а тяжелые темные волосы разметались по подушке. Он уже не казался незнакомцем: чувство, что этот человек ему чужой, прошло. Мальчик понял, что было не так в его внешности: Реддл стал еще более красив. Но эта красота все менее напоминала человеческую, находясь на грани между совершенством и уродством. Сюрреалистическая красота черт лица, какой в природе не может быть. Это пугало и завораживало. Заставляло тянуться к нему и отталкивало с точно такой же силой. Его красота напоминала ядовитый цветок: им можно любоваться — но издалека. Теперешний Том перешагнул человеческую грань, и Гарри всем своим нутром это чувствовал. Но сердце билось ровнее, а страх ушел. «Ведь это все еще мой Том. Я чувствую это. Пока он помнит меня, пока я помню его — будет существовать «Мы».» — подумал Гарри, вспомнив, как Реддл однажды сказал, что для него есть «мы», а есть «они» — остальные люди, которые не имели для него значения.       Успокоив мысли, Гарри прилег рядом, надеясь еще урвать остатки утреннего сна: ночные разговоры и потрясение лишили мальчика сил.