Мы больше не проснемся

      Он тяжело дышал, пытаясь пережить панику, ликование, страх и страшное чувство легкости, свободы, вседозволенности. Прыгнул за черту, сделал это. Перед глазами сильно рябило: то проступали очертания раскинутой на полу малышки Миртл, то крупного мертвого мужика, то это был мокрый кафель женского туалета, то полусгнившие темные доски. Парень простонал нечто бессвязное, когда в его спину ударил язык Василиска, ушей коснулось встревоженное шипение. Празднование. Пальцы мяли обложку хоркрукса. Первого в жизни хоркрукса. Все получилось. Празднование. Дневник пульсировал холодной магией. Гарри запрокинул голову вверх, безумно и счастливо улыбаясь, сглатывая набежавшую слюну. В голове шумело. Вены кипели. Клокочущий смех в горле праздновал.       Ослепительное видение школьного туалета растворилось в полумраке. Его кто-то настойчиво звал.       Гарри стоял неподвижно, пристально разглядывая раскинувшийся на пыльном полу труп волшебника. Недвижный, похожий на манекен, на груду старых тряпок, совсем не на живого человека. Мальчик должен был ощущать сумасшедшее волнение, раскаяние, горечь, отвращение, да что угодно. Но чувствовал только странное апатичное спокойствие. Будто эти события произошли не с ним, будто Гарри лишь посторонний наблюдатель, а убийство Петтигрю казалось продолжением сюрреалистического кошмара, где все понарошку, только и ждет своего пробуждения. Очередное видение. Не его. Это сделал Реддл. Только воспоминания. Только сон. Мальчик бы не удивился, если в эту же секунду здесь появился бы тот самый монстр, сотканный из тьмы, голода и безумия. Дурной тягучий сон. «Я должен скормить труп Василиску, придется тащить тело до Тайной Комнаты, как в прошлый раз», — на этих мыслях из носа тонкой струйкой прорезалась капля крови. Гарри терялся среди чужих воспоминаний и мыслей, потому что не хотел быть в реальности, где сам стал убийцей.       Он вглядывался в постепенно бледнеющее расслабленное лицо-маску так долго, что с трудом узнавал, кто перед ним. Морщины разгладились, а ранее сумасшедшие глаза смотрели в пустоту под полуприкрытыми веками, грудная клетка не поднималась в такт дыханию. Лежащий на полу маг идеально вписывался в обстановку Визжащей Хижины: заброшенной, пыльной и мертвой, изуродованной.       Поттера в очередной раз позвали: — Гарри. Гриффиндорец вздрогнул всем телом. Посторонний голос показался громким ударом в колокол, громом, чудовищным шумом волны, обрушившейся на скалу. Поттер выпал из реальности, а разум пытался отгородиться от панической атаки, нагоняя сонливость, апатию и пытаясь затеряться в чужой памяти, спрятаться там. Мальчик повернулся к Реддлу, совершенно не понимая, почему они еще здесь, почему он еще не проснулся. Зачем они стояли посреди пыльной комнаты, зачем этот высокий жуткий мужчина с восковым смазанным лицом смотрел на него так пытливо и пристально? — Тебе необходимо вернуться в замок, как можно быстрее. Гарри нахмурился, чувствуя, как в груди все постепенно сжимается, выворачивается наизнанку и корежится. Медленно и жестоко, как отступающая от берега вода, готовая обрушится обратно гигантской волной. Волшебник не почувствовал боли или раскаяния, как должно при преступлении, это оказалось нечто еще более кошмарное. «Только что я...»       Гарри повернул голову в сторону трупа, ощущая мерзкий холодок в животе — подступающий немыслимый ужас. Страх перед грядущим наказанием. Они узнают. Об убийстве узнают.       Питер мертв. Без сомнений, он мертв, и это не сон.       ОНИ УЗНАЮТ. «Нет. Нет-нет-нет. Пожалуйста, нет.»       Реддл скользнул ближе, положив на плечо мальчика холодную ладонь, сжимая на нем длинные цепкие пальцы. Мужчина заметил приближение истерики, и с этим нужно было что-то немедленно делать. Только магического выброса им еще не хватало, который станет сигнальным маячком для группы волшебников в Запретном Лесу, ведущих поисковые работы. Никто не должен узнать о Питере Петтигрю. О возродившемся в полной мере Лорде Волдеморте. «Во время моего первого убийства я чувствовал себя превосходно. Миртл постоянно путалась под ногами, что-то вынюхивала, лезла, куда не надо. Мерзкая девчонка просто попалась под руку, абсолютно невиновная. Простой ребенок без греха предательства. И я не испытывал страха или сожаления».       Том был немного разочарован ответной реакцией Поттера. Конечно, он не ожидал, что мальчик сразу же станет подобным ему, примет его, вкусит его, отбросит моральные дамблдоровские устои: старик все три года вешал ему лапшу на уши о всепрощении и любви, что якобы являются полноценной боевой единицей волшебника. Глупости, конечно. Волдеморт считал это полнейшей чушью. Нет, Реддл даже слегка благодарен директору, ведь это именно он поощрил Гарри Поттера к общению с заложником лабиринтов, решил сделать из ребенка точную копию самого себя — сблизить мальчика с Волдемортом.       Белые костлявые пальцы скользнули по взмокшему лбу Гарри, с лаской надавливая на слегка воспаленный шрам. «Правда, у этого сюжета будет иной финал. Поттер не сойдется в поединке с Темным Лордом, а присоединится к нему. Гриндевальд оплошал, сделав из Дамблдора соперника, я же буду гораздо осторожнее. Я сделаю так, что Гарри не захочет жить без меня. Верный союзник. Пора играть правильную роль надежного, верного друга и взрослого, готового помочь и защитить — это именно то, в чем сейчас нуждался Поттер».       Реддл прошел мимо застывшего трясущегося от ужаса и осознания мальчика, с легким презрением осмотрев тело бывшего-будущего слуги. Он легко пнул Петтигрю, тем самым переворачивая мертвеца с левого бока на спину. Гарри вздрогнул от глухого стука, с непониманием наблюдая за действиями мага. Ноги словно налились свинцом, и он не мог даже шевельнуться. В горле застыл ком удушья.       Темный Лорд присел на корточки, небрежно вытаскивая что-то из кармана Пожирателя, не стесняясь касаться трупа голыми руками — небрежно и спокойно. — Кажется, это твое, — Том протянул мальчику Карту Мародеров. На самом деле волшебник хотел как следует накричать на пустоголового гриффиндорца, умудрившегося потерять такой ценный артефакт. Сделать больно. Напугать. Заставить молить о прощении и искуплении. Не сейчас. У них будет время для наказаний и долгих нравоучительных бесед.       Гарри принял пергамент чуть дрожащими пальцами, смотря на Реддла такими глазами, что мужчина невольно придвинулся ближе, желая заполучить все эмоции без остатка. Надежда, мольба, отчаяние и неверие плескались во взгляде Поттера, который искал свое спасение в волшебнике напротив. Спасение от проступка, от этого невыносимо долгого ночного кошмара, от последствий, от собственных мыслей, что сожгут мальчика дотла, как только он останется с ними наедине. От других взрослых. — Все в порядке, — Том, не вставая с колен, притянул к себе напуганного третьекурсника, крепко сжимая в объятиях дрожащее тело. Он мягко прикоснулся к пышущему жаром лицу, надеясь, что магия сама вытолкнет из мальчика неугодные Темному Лорду эмоции. Или хотя бы станет в этом верным помощником. — Мы сделали все правильно. Так и должно было случиться. В итоге Петтигрю все равно бы умер: Блэк преследовал бы его вечно. А участь приговоренного к поцелую дементора в сто крат хуже смерти. Мы даже облегчили судьбу этой безумной крысы. Том скривился, шепча эти слащавые слова утешения. Темному волшебнику никто подобного не говорил, когда тот стоял над трупами своей семьи. Да ему подобное никогда и не требовалось. И поглядите-ка. Лорд Волдеморт утешитель. Лорд Волдеморт защитник. Лорд Волдеморт здесь и сейчас словно родитель, чтобы обнимать напуганных мальчиков.       Нелепо. Комично. Жутко.       Тем не менее, у Тома не возникло ни единой мысли брезгливо отмахнуться от дрожащего юного волшебника или хотя бы перестать служить ему подушкой для слез. Плечо намокло. Хотя, когда Гарри мазнул мокрыми глазами по лицу Реддла, внутри мужчины разлилось тепло, похожее на огромный глоток огневиски. Надо же. «С Поттером всегда было и будет непросто. Его путь несколько иной. И действовать я должен мягче. Если ему нужны уверенность и защита, то он получит их в полной мере. Я дам Гарри все, что он сейчас пожелает», — руки обвились вокруг хрупкого тела, Реддл прижался носом к виску гриффиндорца, потершись в утешении. Гарри пах тепленьким человеком. — «Он сломается, если закрою глаза на произошедшее. Я не позволю помойной трусливой крысе быть причиной разрушительных страданий моего Гарри. А уж тем более потери нашей связи. Нет, не бывать тому». — Мы убили человека, — голос мальчика сипел и слабо дрожал, будто Поттер боролся с подступающими рыданиями. А может, так оно и было. В любом случае, бледные щеки мальчика оставались поразительно сухими, несмотря на насквозь мокрые глаза. Поттер все еще не позволял себе разрыдаться, незаметно (как он считал) вытирая готовые сорваться слезы о плечо мужчины. — Том, мы убили его. Реддл положил обе ладони на выступающие скулы гриффиндорца, оглаживая их подушечками пальцев и вызывая прикосновениями мерное мерцание серебристого света. В широко распахнутых зеленых глазах застыли жажда и прошение, губы подрагивали, а сердце билось, как у пташки. Темный Лорд слышал это влажное сердцебиение в костной клетке даже отсюда. Бледная рука коснулась груди подростка. Какое замечательное ощущение. — А теперь послушай меня, — Том дождался нервного кивка, не отрывая взгляда от глаз Гарри. Он воззвал к магии убеждения, чем всегда прекрасно и тонко владел. — Питер Петтигрю пытался тебя убить. И убил бы, не будь меня в этом времени. Справедливость. — Из-за него твой крестный больше никогда не увидит своих друзей, никогда не сможет жить нормальной жизнью, гонимый преступлением, которого не совершал. Отмщение.       Пальцы Реддла погладили грудную клетку Гарри и вновь стекли к его шее, ощупывая биение пульса. Начал приходить в норму. Но дело уже — дрянь. Чары постепенно выветривались. Мальчишка не успеет добежать до Больничного Крыла и при лучшем исходе. — Никто не станет сопереживать этой крысе. Нет такого человека, кто любил бы Питера Петтигрю. Ты имел право на месть. К тому же, его считают мертвым вот уже двенадцать лет. Петтигрю уже не существует. Он уже мертвый. Губы Реддла неестественно-широко растянуты в нечеловеческой улыбке. Гарри судорожно втянул сладковато-холодный запах его кожи, подверженный влиянию их сверкающей магии и умелых слов. Безнаказанность. — Я спрячу тело. Будто его и не было в твоей жизни. Оно останется в темноте этой ночи, спрятанный глубоко в воспоминаниях. Как самый обыкновенный кошмар, дурной сон, морок, — пальцы мягко легли на тонкие веки, перебирая еще по-детски очаровательные длинные ресницы. Еще мокрые от слез. — Никто не найдет труп, я об этом позабочусь. Взрослый позаботится, тебе совершенно ничего не придется делать. Ни за что не нужно отвечать. И не брать на руки грех убийства. Никто даже не посмеет обвинить — третьекурсник просто стоял рядом, его волшебная палочка чиста и невинна. Я все возьму на себя. Никто и пальцем не посмеет тронуть Гарри Поттера. Защита.       Реддл пригладил спутанные волосы мальчика, наблюдая, как тот постепенно успокаивается до прежнего уравновешенного состояния и собранности. То ли словами, то ли магией, но Том добился нужного результата. Прекрасно. Мужчина склонился ниже и невесомо прижался губами к молниевидному шраму на лбу гриффиндорца, не целуя и не двигаясь. Незаметно прошелся по нему языком, выдыхая, и отстранился. Его маленький хоркрукс. Живой, окровавленный, успокоенный. Все правильно.       Однако медлить нельзя: Гарри должен успеть хотя бы добежать до школы, чтобы его смогли обнаружить взрослые, когда действие сложного заклинания завершится. — Возвращайся в Хогвартс. Помни, что я сказал тебе. Откат уже подступает к твоему телу. Гарри открыл глаза, внимательно посмотрев в лицо Волдеморта, невольно любуясь, невольно ощущая отвращение. Нечеловеческое. Смазанное. Красивое. Уродливое одновременно. — А как же ты? — У меня еще осталось незаконченное дело, — Том кивнул на Питера, намекая, а затем мягко подтолкнул мальчика в сторону выхода. Гарри отступил на несколько шагов назад, решаясь. Возвращаться — страшно. Впереди ждут многочасовые разговоры с Дамблдором, судьба лучшего друга, крестного и преподавателя. Мысли о Петтигрю отошли на второй план.       Просто мертвый предатель.       Еще один труп на пути к намеченной цели его будущего правления.       Мальчик резковато дернул головой, сгоняя очередное помутнение, и бросился бежать по туннелю, спотыкаясь о камни и корни, пока не притормозил у выхода. Дерево все еще стояло неподвижным, беспрепятственно позволяя гриффиндорцу на корячках из-под него выползти. Немного постояв на месте, обдумав свои действия, он взмахнул палочкой, направив ее на использованный ранее сучок. — Вингардиум Левиоса. Быстро увернувшись от полетевшей в него «ветки» размером в дубину тролля, Гарри со всех ног припустил в Хогвартс. Уже подходя к главному входу, он почувствовал сильное жжение в легких. Схватившись за грудную клетку, Поттер тихо и сквозь зубы застонал от боли: чары стремительно выветривались. И с каждой секундой к нему возвращались ощущения от всех повреждений разом. К ним подключились сильные боли в ногах и одышка; легкие разрывало, резало, они пылали огнем от непрерывного бега. Казалось, что все тело постепенно окунали в кипящее масло. Прислонившись к холодной каменной стене, Гарри пытался выровнять рваное дыхание, чтобы хоть немного унять адское пламя под ребрами: в грудную клетку будто впивались тысячи огненных иголок.       Начинался откат.       Голова сильно кружилась, свет свечей превратился в огненный фейерверк, так похожий на вспышки боли, что ежесекундно прошивали измученное тело. Гарри покачнулся и полетел вниз, совершенно не слыша и не идентифицируя встречу с каменным полом, лишь странный хруст, почувствовавшийся в ребрах. Боль от удара накрыла лишь спустя пару секунд, когда во рту начала скапливаться вязкая кровь — то ли от кипящей смолы в легких, то ли от прокушенной губы, гриффиндорец уже не мог разобрать. Уже угасающим сознанием мальчик услышал, как кто-то выкрикивает его имя.       Самая длинная ночь в жизни Гарри Поттера подошла к концу.       Просыпаться было больно.       Веки не открывались, пошевелиться оказалось невозможно, как и что-либо сказать. Вначале мальчика охватила паника: Гарри не знал, где он и почему не может двигаться. Боялся, что ослеп, что его навсегда заколдовали. Мальчик лежал, снедаемый страхами, без возможности позвать на помощь. Ребро жечь перестало, но левое легкое все еще покалывало при каждом вздохе; мышцы не болели, как и ушибы в целом. Однако внутри него происходило нечто невообразимое. Гарри казалось, что под кожу впрыснули жидкий огонь, а живот набит пылающими углями. Черная Метка чувствовалась содранным куском плоти, а пальцы правой руки точно так же жгло жалами тысячи пчел.       Прошло часа два, прежде чем мальчик начал ощущать странный навязчивый запах, тогда как до этого воздух казался раскаленным, тяжелым и затхлым. Будто его на самом деле заживо варили в котле. «Зелья», — слово вспыхнуло в сознании, с невероятным трудом раскрывая для гриффиндорца свое значение.       Гарри хотел бы вздохнуть этот восхитительный запах безопасного Больничного Крыла полной грудью, но легкие будто не поддавались ему, работая на автомате. Даже при приступе паники, грудная клетка продолжала равномерно подниматься и опускаться, насыщая тело кислородом. Он не контролировал процесс дыхания.       Еще через несколько часов Гарри начал слышать. Как и с обонянием, до этого момента он и не замечал, что окружающее пространство состояло из давящей тишины. Теперь был звон флакончиков, шорох ветра, тихие звуки ходьбы. И вновь мальчик решил, что нет ничего прекраснее возможности слышать. Такой огромный, наполненный звуками, мир.       Мысли текли лениво, возникая сами по себе. Гарри не ощущал себя живым человеком, страх в начале пробуждения был вызван первой вспышкой воспоминаний, которая быстро угасла. Он был никем.       Следующим вернулось осязание. Нежный ветерок из приоткрытого окна, приятная прохлада легкой простыни поверх пылающего тела, мягкость больничной койки. Вместе с этим добавилась и боль. Как оказалось, многочисленные ушибы никуда не делись, а раздробленное ранее ребро продолжало болеть, медленно заживая.       Гарри приоткрыл глаза, смотря в черноту перед собой. — Мадам Помфри, он очнулся! — послышался знакомый голос откуда-то с боку. Его лица тут же коснулись теплые пальцы, нежно погладив щеку. — Мистер Поттер, как вы себя чувствуете? Гарри ничего не ответил. Он не понимал, что от него хотят, что эти странные звуки могли бы значить. Подросток не знал, как реагировать. — Он что, ослеп?! Гарри! Гарри, ты нас слышишь? — Успокойтесь, мисс Грейнджер. Он еще не до конца восстановился. Уверена, мистер Поттер даже не знает, где находится. Зрение вернулось очень быстро, наполняя пустынный и черный ранее мир яркими пятнами. Было так светло, что глаза моментально заболели с непривычки.       Сознание уже начало понемногу проясняться, а мысли не разбредались кто-куда. Память возвращалась к мальчику болезненными рывками, отзываясь ноющей болью в голове и сердце.       И последнее было гораздо хуже физической боли.       Гарри не помнил, как проснулся окончательно. Он лишь всем нутром желал вернуть ту ускользающую из памяти темноту забвения. — Мадам Помфри? — с трудом прохрипел Поттер, снова открывая глаза уже по осознанной воли и желанию. Был уже вечер. Колдомедик тут же оказалась у постели больного. — Как вы, мистер Поттер? Гарри немного помолчал, даже не зная с чего начать. Решил с самого болезненного. — Внутри все горит. Женщина удрученно вздохнула, помрачнев. А затем позвала домового эльфа. — Приведи сюда директора. «О, нет! Только не он!!»       Мальчик не желал с ним видеться, только не сейчас, не обдумав произошедшее, не поговорив с Реддлом, нет-нет, но одновременно хотел рассказать профессору Дамблдору абсолютно все. Гарри всем нутром верил, что старый волшебник его поймет, что у него еще есть шанс искупить свою вину. Исправить ошибки, вернуть все назад.       Спустя пару минут в Больничном Крыле материализовались Дамблдор и домовой эльф, который тут же откланялся и с тихим хлопком исчез. Альбус попросил мадам Помфри оставить их наедине. Дождавшись, пока женщина выйдет, профессор Дамблдор присел на краешек кровати, где лежал Гарри, и с печальной задумчивостью обратил взор своих глаз на замершего мальчика. — Как твое самочувствие? — Внутренности пылают, сэр. Что со мной? Разве я уже здесь не... Не давно? Директор несколько минут помолчал. — Томас вернулся, верно? — Откуда вы... — Твои ожоги, — мягко перебил мальчика Дамблдор. — Нанесены магией Реддла. Я знаю о нападении дементоров и знаю, что юноша помог тебе спастись. Значит ли это, что его воспоминания еще не вернулись? — Верно, профессор, — Гарри прикрыл глаза, боясь, что в них может отразиться ложь. Раздался длинный усталый вздох. Занавески палаты с легким шуршанием развивались от теплого вечернего ветра. Откуда-то сверху доносились шаги. — Я рад, что Томас все еще с нами. Почему он не вернулся в замок с тобой? — Погнался за Блэком. — Вот оно что. Думаю, ты мог бы с ним связаться. Томасу давно пора вернуться в Хогвартс. Правда, совы в глубь Запретного Леса не суются, воспользуйся обычным способом. Гарри побелел, распахивая веки. В горле тугим комком сгустилась паника. — Вы знаете, — поврежденные пальцы сжали простыни. — Это долгая история, но она не связана с возвращением памяти Тома. Я... Я только позже выяснил, что это метка Волдеморта, сэр. Том тоже ничего не знает! Он сказал... Это для способа связи, понимаете? Я-я не... — Я знаю, — Дамблдор осторожно потрепал Гарри по волосам. Его глаза были наполнены сожалением и сочувствием. — Я не виню тебя, мой мальчик. Томас сотворил Черную Метку еще в годы своей юности. Конечно, ты не мог знать, кому принадлежала эта татуировка. — Однако она помогла мне спастись, — тихо ответил Гарри, будто оправдываясь. — Правда, я не совсем понимаю, что вы имели в виду, говоря, что ожоги появились из-за магии Тома. Ведь он вылечил меня тогда. — Он не лечил тебя, а лишь поддержал жизненную энергию. Даже не берусь сказать, сглупил юноша или это был четко продуманный план, ведь это чуть не убило тебя. — Что? — Гарри, стихийная магия — не игрушки. Она чаще вредит и калечит, нежели помогает. Как бы совместима она между вами ни была, такое количество могло запросто тебя сжечь. Благо, что в руках оказалась волшебная палочка, что послужило проводником и выходом из твоего тела. Однако это количество... — Как вы узнали? — Твои пальцы, взгляни на них, Гарри. Мальчик поднес правую руку к лицу и удивленно приподнял брови: пальцы изуродованы. Выглядело так, будто их облили кислотой или долго жгли огнем. Отвратительно. — Они болят, — растерянно прошептал мальчик, осторожно прикоснувшись к ним пальцами левой руки. На ощупь они оказались горячими и шершавыми. Хоть ожог и выглядел зажившим, казалось, что он появился несколько минут назад. — К слову, внешне, физически тело больше не пострадало. Но вот органы... — Дамблдор вздохнул. — Некоторые пришлось отрастить заново, ждать, пока приживутся, а многие одновременно с этим спешно лечить. Это не кости, восстанавливаться будут долго. Магические раны вовсе могут никогда не зажить. И именно из-за них возникли проблемы с лечением. Костерост и заживляющие действуют на тебя крайне слабо. Гарри отвернулся от директора. Никогда? Значит эта боль будет преследовать его вечно? — Но не все так печально, — Дамблдор по-доброму усмехнулся в бороду. — Вообще-то Том вполне может облегчить твое состояние — вытянуть остатки осевшей магии обратно. Именно эти крохи задерживают ход лечения. — Не знаю, где он сейчас. А этой... Меткой я пользоваться не умею, — Гарри подавил в себе негодование и отчаяние. В который раз его злило само существование Черной Метки на своей руке. — Профессор, сэр... От нее можно избавиться? Вы бы смогли? Вспышка надежды подняла голову веры во всесилие великого волшебника, но... — Думаю, что нет. Можно было бы спросить у Пожирателя Смерти, но таковых мы под рукой не имеем. Гарри вовремя прикусил язык, даже не изменившись в лице. Гриффиндорец чувствовал, как старый волшебник пристально за ним наблюдает. «Пытается подловить на лжи». — Есть еще одна важная тема, которую следует обсудить. Гарри, я знаю о Сириусе Блэке, — старик заметил проступившее на лице мальчика волнение и тут же продолжил: — Я общался с твоим крестным. Не волнуйся, он сейчас в безопасности. Блэку ничего не грозит, разумеется, пока он не совершает намеренные и опрометчивые глупости. — Вы говорили с Сириусом? — Он директорский кабинет разнес, — печально улыбнулся Дамблдор. — Обещал скинуть меня с Астрономической башни. — Он что?! — Гарри не поверил своим ушам. — Мне пришлось рассказать ему, кто такой Марволо Костон. Удивительно, на что способен нос этого анимага. В темноте леса мужчина даже не разглядел внешность юноши. Он узнал твоего друга по запаху. — Вот так просто? И... Что он сказал вам? — Милорд, о, уверяю Вас, блэковская темпераментность еще успеет пригодиться в услужении, — весело вещал Орион, утирая щеку от брызг крови. Вальбурга смеялась рядом. Гарри мягко улыбался своим рыцарям. — Боюсь, некоторые нецензурные выражения придется опустить. Эти Блэки... Однако Сириус настойчиво пытался забрать тебя из замка, — Дамблдор внезапно посуровел, насупив кустистые брови. — Но я не позволил, разумеется. Ты знаешь, что его объявили в розыск, как опасного преступника. Мне жаль, но я ничем не могу помочь. Если назначат слушание — прибегнут к Веритасеруму. Кроме меня, Сириуса и Люпина, больше никто не знает о событиях той ночи. — Правда о Реддле может раскрыться, — вздохнул мальчик и кивнул. Он понимал, чем это грозит им всем. Это будет расцениваться, как преступление, их могут посадить в Азкабан, как и других Вальпургиевых... Гарри моргнул. Других Пожирателей Смерти. «Но Сириус... Он никогда меня не простит. Никогда. За одну единственную ночь я потерял все». — Гарри, Блэк не винит тебя, скорее, наоборот. Он считает, что ты околдован или очарован, — Альбус снова удивительно верно расшифровал выражение лица гриффиндорца. — Или же все твои действия выполнялись согласно моим приказам, что не далеко от истины. Похоже, я стал для него врагом, равным Волдеморту. Боюсь, повторного нападения мой кабинет просто не выдержит, — и с печальной усмешкой повторил: — Ох уж эти Блэки. — Мой Лорд, — склонился Орион Блэк перед Гарри. Мужчина с радостью в глазах смотрел на то, как его Повелитель аккуратно погладил большой и круглый живот слегка бледной, но вполне довольной Леди Вальбурги. — Ждем мальчика. — Поздравляю с первенцем, друзья мои, — с губ Поттера сорвался холодный бархатный голос. Внутри зияла пустота. Отлично. Новое мясо будущей армии. Юная Бурга больше не могла сражаться бок о бок с другими Рыцарями, но вместо этого рожала новых чистокровных волшебников, что тоже служило благом их общему делу. — Умница. Благословляю род Блэков на долгое процветание. И имя вашего сына?.. — Сириус, — любовно улыбнулась Вальбурга, тоже посмотрев на свой живот. — Гарри, ты слушаешь? Кажется, старик совсем тебя утомил. Дамблдор, впрочем, не выглядел особо сердитым. Нет, в голубых глазах колдуна проскальзывало светлое веселье и понимание.       Гарри же чувствовал себя обманутым. Том Реддл мог знать Сириуса. Он мог встречаться с ним раньше, мог... Держать маленького крестного на руках? Том действительно знал других Блэков очень близко. Весельчак Орион и верная малышка Вальбурга.       Поттер ощутил щемящую пустоту. Память хоркрукса работала не так. Не как чужая. Это Гарри когда-то знал других Блэков глубоко в прошлом. Глаза обожгло чем-то неприятным и болезненным, вторя горящим огнем внутренностям. Мальчик сосредоточился на том, что говорит Дамблдор. Позже, позже разберется. Почему посторонняя память приносит такой сильный дискомфорт. — Дементоров, кстати, отозвали обратно в Азкабан. Министр пробыл тут недолго, не дождавшись твоего пробуждения. — Сколько времени я был без сознания, сэр? — Четыре дня, мой мальчик, — Дамблдор вновь стал серьезным. — Прости, что в очередной раз не смог защитить своих учеников. Не смог оградить Хогвартс от беды. Это полностью моя вина. В воспоминаниях Гарри глубоким порезом появилось искореженное болью лицо лучшего друга. На извинения Поттер ничего не ответил. Как директор Хогвартса, Альбус полностью облажался. — Что с Роном? Дамблдор отвернулся к окну. Теперь взгляд выражал тяжелую горечь, и на мгновения сердце мальчика пронзил ужас небывалой силы. — Жив. Мне очень жаль, но юного Уизли невозможно излечить. Боюсь, ты не сможешь увидеть его до следующего учебного года — мальчик в больнице Святого Мунго. И ты тоже был там еще вчера. Но когда состояние стало более стабильным, колдомедики позволили завершить курс лечения в школе. — Рон... — Гарри не мог пока думать о чем-то другом. — Он уже приходил в себя? — Да, он очнулся практически сразу. — Как он? Голос мальчика дрожал. Он не знал, как посмотрит другу в глаза. — Удивительно довольный, — Дамблдор покачал головой. — Похоже, Уизли посчитал болезнь Ликантропии чем-то особенным, новым приключением. Поразительно. По сравнению с профессором Люпином, Рон воспринял результаты обследований чрезвычайно жизнерадостно. Иногда мне кажется, что в Хогвартс вновь вернулась эпоха Мародеров. — Что? — Когда-то у нас уже учился оборотень. Но его психическое состояние было намного хуже. Я знаю, Сириус поведал тебе о том, кто укусил твоего друга. А что насчет него... Я применял легилименцию. Было крайне важно узнать душевное состояние мистера Уизли, ведь после подобного — психологическая травма обеспечена на долгое время, как и в случае с профессором Люпином в его молодости, — и Альбус поспешил успокоить волнение и страх Гарри: — Рональд оказался искренне доволен складывающейся ситуацией. Все мысли мальчика о том, что «это не проклятие, а исключительная особенность, дар». И мистер Уизли спрашивал о тебе. Волновался, рвался из больницы. Однако мы не можем пока выпустить мальчика из под наблюдения профессионалов: раны, полученные от магических животных, заживают долго и трудно. — А что профессор Люпин? — Ничего не помнит о событиях той ночи. Сейчас он в Лондоне. Я счел благоразумным не сообщать ни ему, ни Рональду подробностей. Это может сломать обоим жизнь. Простишь ли ты мне мою слабость? «Это не слабость. Это выгода», — внезапно пронеслись трезвые мысли в голове мальчика. — «Теперь Министерство Магии не сможет повесить на Дамблдора и Люпина вину. Но директор определенно виноват. Пригласить в школу оборотня? Но с другой стороны... Люпин прекрасный преподаватель и человек. И я не хочу, чтобы Рон испытывал к нему ненависть — уж лучше ко мне. Не хочу, чтобы профессор разрывался от вины, ведь он такой хороший, добрый...» — Гарри, я знаю, о чем ты думаешь. Ты считаешь, что произошедшее ночью — целиком и полностью твоя вина. — А разве это не так? — хрипло отозвался гриффиндорец. Взгляд директора был необычайно мягким. — Ты постоянно винишь себя, берешь на свои плечи слишком многое. В случившемся виновны лишь неблагополучно сложившиеся обстоятельства. Не выпитое Ремусом зелье, обман Питера, полнолуние, да и мы слишком задержались. Прости нас всех. Гарри повел подбородком. Слова не принесли облегчения, слишком часто мальчику говорили, что он ни в чем не виноват, постоянно извинялись. Взрослые. Сколько еще они будут врать? Нельзя вечно все списывать на случайность. — А Петтигрю? — Пропал, — Альбус нахмурился. — Возможно, вернулся к своему хозяину. «Хотя бы с этим мы не оплошали», — со злым удовлетворением подумалось Поттеру, который внезапно понял, что именно убийство Питера Петтигрю было истинно верным. И отпускать преступника было бы ошибкой, за которой могли последовать еще более страшные проблемы.       Как та, что той ночью в Запретном Лесу было два Тома Реддла. Два жутких монстра — Лорда Волдеморта.       Подобные мысли вызвали легкую дрожь. — Кто-нибудь еще знает о Черной Метке? — напряженно спросил Гарри, боясь поднять глаза на волшебника. — Нет, мой мальчик. Я взял с мадам Помфри и колдомедиков из Святого Мунго Непреложный Обет, — Альбус Дамблдор печально улыбался. — Но ты не сможешь скрывать ее вечно. Особенно перед друзьями. Они смогут понять, расскажи ты им всю правду, ведь любовь способна на многое. Любовь.       Поттер подавил злую, горькую улыбку.       Директор поднялся на ноги. — Блэк может попытаться проникнуть в замок — постарайся не гулять в одиночку. Гарри непонимающе глянул на волшебника. Зачем ему опасаться своего крестного отца? — После минувших событий, Сириус разозлен и подавлен. Зная его нрав, можно опасаться за целостность Хогвартса и твоей психики. А теперь отдыхай, пора принимать лекарства. Я зайду к тебе утром. Не смотря на переживания, Гарри чувствовал, что начинает засыпать: даже недолгий разговор порядком вымотал мальчика. Мадам Помфри вручила ему пять флакончиков с зельями, заставив проглотить все до последней капли. Лицо женщины ничего не выражало, но в конце она с отвращением, опаской и неприязнью взглянула на левую руку студента. Уже засыпая, Гарри подумал: «Я хочу увидеть своих друзей. Но больше всего мне сейчас нужен Том. Где же ты?..»