«Так знай же, смертный, вот — итог: Покуда миром правит бог, Навечно тьме и свету быть. Ни пыток вечных не избыть, Ни вечных не избыть услад... Навечно — рай. Навечно — ад.» автор неизвестен
А тем временем отряд воинов прибыл к конечной цели своего путешествия. Башня Вечности… Создана по милости Айона в те смутные времена, когда драканы подняли стяги властолюбия и ступили на землю Атреи с оружием, выжигая все живое на своем пути. Оплот всего — величественное сооружение, подпирающее небеса, наполнено было могуществом и божественной силой. Эфирный щит, который укрывал не только башню, но и мирные земли вокруг нее, искрил разрядами молний: безопасных для людей, но смертельных для извечных врагов их — балауров. Где-то внутри завершали приготовления к визиту мира Служители — первые даэвы, бессмертие которым даровал сам Айон, сейчас равные по могуществу богам: Израфель, Асфель, Сиэль, Ариэль и другие, всего двенадцать. Забыв о заветах творца, они уступили захватчикам, доверились такой сладкой мысли, что наконец-то можно — просто жить: не воевать, не страдать, умирая и возрождаясь вновь, растить детей, дышать полной грудью — просто жить. Благо или проклятье было рождено вместе с этим искренним желанием? Только Айон знает… Рей так засмотрелся на прекрасное сооружение, словно вытканное из серебристых нитей, переплетенных между собой всевозможными узорами, что не заметил, как отряд по команде остановился возле большого приземистого здания в трехстах метрах от Башни — казармы. Юноша продолжал завороженно шагать к кружевным, сделанным словно не из камня, а из тончайшей паутины лепесткам входа, пока громкий смех спутников не заставил его остановиться. Совершенно пунцовый от стыда, Рей поспешно вернулся в строй под строгим взглядом капитана и насмешливыми — воинов. Количество последних значительно выросло, если вспомнить, что из деревни Маннигел вышло пятеро, включая командира. Посетив по пути еще несколько поселений, воины присоединили в каждом по несколько желающих. А в часе пути до Башни какие-то усталые даэвы в чине лейтенантов передали капитану в командование еще дюжину человек. Так что на площади сейчас стоял, готовый к свершениям, полный боевой альянс людей. — Ирау, бойцы! — торжественно произнес акан-капитан по имени Риалбист*, глядя на восторженно-смущенных мальчишек, стоящих перед ним. Четыре стройные (несмотря на отсутствие боевого опыта) шеренги добровольцев, собравшихся из разных уголков Атреи, отобранных по единственному принципу: кто умеет держать в руках оружие — будь то меч, лук или посох. Хотя, по замыслу Служителя, придумавшего сей фарс, молодым воинам не придется воевать, а наградой за то послужит посвящение в даэвы — у капитана, старого и опытного служаки, была иная, не такая пафосная, в чем-то опасная, но единственно правильная, и, конечно же, тайная, миссия… Только сейчас он должен с достоинством сыграть свою роль, напутствуя молодых бойцов на мирные действия, чтобы никто не усомнился в том, что он верен приказам: — Сегодня вы увидели светоч Атреи — Башню Вечности! Служители создали её по завету Айона ради людей, чтобы ни один враг не смог ступить на земли, укрытые эфирным щитом. Все знают, что много веков даэвами велась война против могущественных драканов, именуемых балаурами. Завтра этому придет конец — и воцарится мир в результате договора с любезно согласившимися посетить нас Властителями балауров. Эфирный щит будет снят, но никто не посмеет войти в Башню с оружием в руках: только доброе имя и честь вознесем мы туда, наблюдая, как меняется история. Вы! — Обвел он глазами задумчивые, вдохновленные лица. — Будете свидетелями и расскажете всем и каждому — войны больше нет! Увидите, как вчерашние враги становятся новыми союзниками, а им покажете, что раса людей все еще сильна — молодыми, крепкими мужчинами. И получите за это — крылья даэва вместе с вечной жизнью на благо Атреи. Да славится Айон, создавший её! — Да славится! — неровным, но громогласным хором повторили за ним новобранцы и, получив команду «вольно», принялись с упоением обсуждать долгожданные разъяснения: — Балауры, представляешь?!.. — Кто бы мог подумать, что эфирного щита больше не будет… — Ничего себе! Властители, говорят, выглядят страшнее некуда… — А женщины-балауры, интересно, бывают?.. Рей проталкивался сквозь толпу оживленно беседующих между собой воинов, чтобы поймать капитана, уже почти вошедшего в Башню. Ему многое было непонятно из короткой речи, произнесенной только что, а более всего смущал запрет на ношение оружия. Не то, чтобы Рей всерьез полагал, что ему придется воевать на мирной встрече, но… дракан забери, все может случиться и повернуться против задуманного. Чувствовать себя обнаженным без привычного лука за спиной юноша не желал. Тревожно стало вдруг при мысли, что здесь что-то не так. Или птица на ветке красивого цветущего дерева запела по-особенному печально? Капитан уже подошел к Башне, совершил какое-то движение левой рукой, блеснув кольцом с символом целителя, и скрылся за лепестками входа. «Ну конечно — пару шагов не добежал, хоть бы окликнул его!» — Отругал себя мысленно Рей. — «Придется возвращаться в казармы. Вон даэв с двуручным мечом созывает всех, наверное, он нас разместит…» — и следопыт присоединился к товарищам, окружившим того самого даэва — нового командира, который действительно уведомил их о размещении и приказал разоружиться на входе. «Точно быть беде!» — мрачно подумал Рей, снимая перевязь с широкой груди и отстегивая колчан со стрелами. Если бы его спросили, почему он так решил, — юноша не смог бы внятно ответить. Почувствовал.***
Вечер неспешно вползал в открытое окно комнаты: густели тени по углам, смазывались очертания предметов. Еще не сумерки — но уже не день, гаснущий вместе с заходящим за горизонт солнцем. Несмотря на то, что было достаточно светло, в центре стола горела свеча, перевязанная лентой. До значимой отметки, этой самой лентой обозначенной, оставалось еще немало времени. И правильно, нельзя спешить, ведь даже один неверный шаг обойдется слишком дорого — дороже, быть может, и самой вечности. Риалбист задумчиво потер рукой гладко выбритый подбородок. Сидя за столом перед одинокой свечой, глядя на пляшущий от вездесущих сквозняков огонек, ему не хотелось ни о чем думать. И все равно, как бывает, думалось… Капитан упорно не хотел понимать убеждение Израфеля, внезапно решившего, что получится заключить союз с бывшими врагами. Как будто реки крови, пролегшие между двумя расами, можно осушить одним росчерком пера! Неужели забыл Служитель, сколько бед принесли потомки драканов на солнечные земли Атреи? Сколько потерь и невзгод пришлось пережить по вине этих монстров? Если бы не эфирный щит, то один Айон знает, существовала бы еще раса людей, или сгинула, вырезанная под корень кривыми когтями захватчиков. Будучи бывалым даэвом-целителем, прошедшим множество схваток, капитан помнил еще те времена, когда Слуги Вечности бились рядом с простыми бессмертными, и не представлял, как можно примириться с кровожадными, властолюбивыми балаурами. Риалбист всегда будет помнить ребят, таких же молодых, как и те, что стояли перед ним сегодня. Такие же просветлённые, жадные до подвигов и славы, лица. Сколько готовности поддержать даэвов было показано века назад, в ответ на просьбу о помощи, оглашенную в Бертроне! Тогда балауры почти прорвали эфирный щит над Белусланом, грозя сровнять город с землей. Служители из последних сил держали защиту, посылая крылатых воинов, следопытов и магов уничтожать бесчисленные мелкие отряды врагов, просочившиеся сквозь лазейки в разрывающемся щите. Но сил отчаянно не хватало, и тогда Асфель приказал капитану отправиться в поселения людей, собрать добровольцев, чтобы посвятить их в бессмертие, и с новыми силами отбросить проклятых балауров в принадлежащие им миры. Оказалось, юнцов не нужно уговаривать — они сами рвались покинуть сонный мир, теплые дома, родных и близких, променять привычную жизнь на то, чтобы окунуться в горячку войны. Стать даэвом мечтал каждый: это почетно, это прекрасно, просто восхитительно, какие могут быть сомнения? Риалбист стыдился того, что не имеет права рассказать, открыть глаза на истину — стать даэвом означало забыть обо всем, кроме бесконечных сражений, принадлежать не себе, а только приказам командиров. Даже ради благой цели, даже в попытках обрести мир для всех — он жалел их, утративших с таким решением часть жизни. Но у бессмертного нет дома, кроме кибелиска, и нет родни, кроме боевых товарищей — таков был неписаный закон даэва. Капитан редко вспоминал о своей жизни: он был одержим войной, как и все крылатые, и даже в редкие минуты отдыха его мысли редко возвращались к личному. Так и не повидавшись с сыном, состарились и умерли мать с отцом, сгинула сестренка — а он все воевал, забыв о бренности и времени, а когда спохватился — уж поздно было. Жертва ради воинской чести, ради жизней других. Печаль накатывала волной, иногда принося с собой мысли о вечном: спокойствии и беззаботности, лукошке со свежими ягодами и мамином поцелуе, ободряющем похлопывании по плечу отца — «ты молодец, малыш, у тебя всё получится». Вот и получилось. А есть ли другая жизнь, без крови и смерти, без оглушающей стремительности боя? Может, для других. А они не имели такого права, перед Айоном и людьми — настанет новый день, отдадутся новые приказы, и печаль отступит, должна отступить перед великой целью. Потеря родных подкосила капитана сильнее, чем он сам перед собой признавал — Риалбист не позволял себе ни любви, ни иной привязанности, кроме боевой дружбы — пока война идет, нет места сантиментам. Не ради себя, а ради других, тех, кто ждут и не дождутся. Или кого не дождешься сам — разбросанные приказами командиров даэвы порой были друг от друга так далеки, как сами они — от людей в их мирном существовании. «Не понимают они ничего», — грустно думал целитель, глядя на неистовое рвение молодых парней обрести крылья. Но, как бы то ни было, новые даэвы — это новые силы, брошенные на защиту от врагов. Отобрав самых сильных и крепких из множества желающих, капитан скомандовал выступать: в Альтгарде, на ледяных озерах, ждала Сиэль, чтобы как можно быстрее произвести церемонию посвящения. Вместе с целителем миссию сопроводить людей возложили на лучника и стража — бо֜льшего Асфель, из последних сил прикрывающий Белуслан, предложить не мог. Хотя гонцы сообщали, что путь от Бертрона до Альтгарда чист, а эфирный щит укрепили новыми заклинаниями, Риалбисту отчего-то было тревожно. Он гнал выдыхающихся мальчишек что есть мочи, не разрешая ни на минутку расслабиться, но даже это не помогло. Когда относительно спокойно, не считая мелкой стычки с краллами, прошли путь почти до конца, увидав вдали селение оборотней Черного когтя, на отряд, состоящий из двенадцати людей и трех даэвов, упала зловещая черная тень: Дерадикон! Не зря беспокоился капитан, это чувство заставило выкрикнуть: «К бою!» даже раньше, чем заныло, запульсировало в висках чувство опасности и присутствия врага — особое умение всех бессмертных. В мгновение ока с трюма боевого корабля балауров высыпало два десятка чудищ — большего и не требовалось: вдвое выше людей, скалящиеся клыкастые пасти и жуткие на вид когти, готовые рвать все живое. Слишком поздно проливал Риалбист одно за другим исцеляющие чары, пока товарищи даэвы налево и направо разили врагов. Стремительно пронеслась в сознании мысль: «Нас слишком мало! Трое против двадцати, ведь птенцы — не в счет». Оцепеневшие от ужаса, растерявшиеся и такие слабые, они гибли один за другим, не успевая даже уклониться от метких, смертельных ударов балауров. За считанные секунды полегли все. Снова жестокая боль, терзающая воскресшее у кибелиска тело, словно пронизывающая насквозь раскалёнными прутьями. Еще страшнее — муки души, которая корчится в израненной воспоминаниями плоти: память о тысячах смертей, прошлых и будущих — данное даэвам самим Айоном знание (или проклятие?), что за всё нужно платить, даже за вечность. Капитан сел, по привычке зажмурившись: после воскрешения свет особенно резал глаза. Но сейчас он не замечал страданий, дарованных кибелиском. Чтобы вытерпеть их, стоит лишь переждать несколько ударов сердца, и муки пропадут напрочь, а для двенадцати молодых, еще недавно полных жизни и восторга людей не будет даже этого. Залитый кровью луг станет их могилой. Всего несколько шагов — и встретил бы их сейчас, ободряюще похлопывая по плечам, но мерзкие твари не дали сделать эти несколько шагов — навстречу крыльям, навстречу вечности. Риалбист успел забыть, что считал участь даэва незавидной и печальной. Когда разверзается ненасытный зев войны — рядом, рукой подать — любую судьбу принимаешь с благодарностью, которая позволяет жить и дышать. А если умирать — пусть больно и страшно, пусть унизительно, до горечи в сухой глотке, но не навсегда, не так болезненно-безвозвратно, как это произошло сейчас. Из глубин души вдруг поднялась волной черная, обжигающая ненависть: «Балауры! — выплюнул капитан сдавленным шепотом. — Вы заплатите за это!». Война есть война, случалось — гибли люди, наравне с даэвами, капитан видел множество смертей и тех, и других. Но эти двенадцать юношей, загубленных по воле случая, всегда оставались особенными в его душе. В каждом бою и любой схватке он мстил за них, потерявших в одночасье надежду, так нелепо и нежданно погибших — всего в нескольких шагах от вечности. … Свеча горела ровно, без копоти, и огонек не дрожал — видно, утихли давешние сквозняки. Ночь уже вступила в свои права, укрывая синим бархатом и тишиной мирно спящий город. Риалбист, устав держать спину ровной, как стрела — не на параде, в самом деле! — уселся поудобнее, даже, можно сказать, почти улегся на стол, подперев голову рукой и наблюдая за тем, как подбирается край расплавленного воска до желанной отметки. Память услужливо скользнула в события, минувшие совсем недавно… Когда капитан стоял, склонив колено перед Азраэлем, и слушал гладкие, продуманные речи о чудесном перемирии — волосы на затылке топорщились от скрываемой, но всепожирающей ненависти. Стиснув зубы, он внешне невозмутимо выслушал приказ Служителя о почетной миссии — собрать среди людей мужчин покрепче да помоложе, «дабы показать союзникам, что все еще сильна людская раса воинами». Сиэль, смущенно улыбаясь с кресла по правую руку Израфеля, добавила мягко, что добровольцы, отважившиеся последовать за капитаном, будут включены в почетный караул Слуг Вечности наравне с даэвами. Попытку мира горячо поддерживали и Ариэль с Неджаканом. На нелепую попытку противоречить: — Это ведь так опасно! Вдруг среди балауров взыграет старая вражда, и люди погибнут, безвозвратно, — Израфель, отвлекшийся на донесение шиго-гонца, только рукой махнул: — Посвятим их потом в даэвы, если хочешь. Выполняй! А после этого — Риалбист надрался. До зеленых куресов в глазах. Забившись в угол широкого зала таверны, капитан заливал нутро дешевой рейдамовой водкой, пытаясь выжечь поселившуюся там едкую горечь. Деньги кончались, а горечь — не выжигалась: «Мир с про֜клятыми на века… наших мальчишек, смертных, как товар…» — мысли путались не столько от спиртного, сколько от жаркого гнева. Вдруг на глаза попался незнакомец, закутанный с ног до головы в черный плащ, решительно двигавшийся по залу в направлении угла, так целеустремленно оккупированного Риалбистом. Гляди, сел напротив, позволения не спросил, только покосился из-под широкого капюшона на батарею пустых, полных и недопитых кувшинов, стаканы с плавающими там крошками, нехитрую закуску из брасэ, местами покоящуюся не на тарелке, как полагается, а прямо на грязной скатерти. — Хмм… Как нынче водка, удалась? — небольшая заминка в начале, а далее — вполне уверенный тон с долей иронии. Капитан помедлил, внимательно разглядывая поблескивающие затаенной улыбкой глаза незнакомца, и ворочая в хмельных мозгах неторопливые мысли: «Ответить вежливо, или в бездну послать?», как вдруг увидел, наконец, кто сидит перед ним: — Ты с-с ума сошел! — приглушенно воскликнул Риалбист заплетающимся в равной мере и от водки, и от изумления, языком. — Что т-ты здесь д-делаешь? — Положим… — задумчиво протянул Черный плащ, наливая себе полстакана холодной водки из спешно принесенного служанкой запотевшего кувшина, — …с ума сошел далеко не я, и даже… — он поднес стакан к носу, брезгливо принюхался, и, прежде чем опрокинуть его себе в рот, закончил: — …не ты. Хотя насчет тебя полной уверенности нет, учитывая, какой мерзостью ты наливаешься! — сдавленно, но с чувством, прохрипел Асфель (а это был именно он), гневно щурясь на целителя. Тот только бровью повел, вернув былое самообладание, и вылакал за один присест почти треть кувшина, проигнорировав возможность использовать для этой цели более мелкую посуду. Поморщился, закусил, не глядя, тем, что там попалось под руку, и с грустью произнес: — Ты Служитель, мой старый боевой товарищ, и тебе позволено всё: ходить по тавернам, хотя никто бы не подумал, что ты когда-нибудь покидаешь Башню; подписывать мир с балаурами, наплевав на века войны… А мне только и остается, что налакаться до вальтазаровых светлячков перед завтрашним выполнением приказа, за ваши бесчинства — душой страдая. Асфель скрестил руки на груди, откинулся на спинку стула и задумался, внимательно глядя на товарища. Да, много воды утекло с тех пор, когда он посвящал Риалбиста. Тогда Служители, наделенные Айоном небывалым могуществом, еще воевали рядом с простыми даэвами, взяв на себя командование в битвах. Это потом выросли в рядах бессмертных боевые офицеры и генералы, предоставив Слугам Вечности пребывать в Башне, решая судьбы уже не армий, а народов. Да и трижды проклятые балауры к тому времени как-то исхитрились пробивать эфирный щит мерзкими заклятьями — на поддержку защитного покрова уходило всё больше времени и сил… Но Асфель не забыл, как храбро и отважно акан-капитан защищал его служительскую спину во время Брустхонинского прорыва. А также помнил о чести, с которой Риалбист не расставался в любой ситуации — будь то дележка добычи или подчинение приказам. Особенно очень глупым и недальновидным приказам. «Такой не предаст», — подумал Слуга Вечности перед тем, как хлопнуть рукой по столу и решительно подняться: — Не всё так просто, как кажется. — Асфель круто развернулся к выходу и позвал, полуобернувшись через плечо: — Пошли, Бист. Есть разговор не для посторонних ушей. Почувствовав властность, прозвучавшую в голосе Служителя, целитель торопливо поднялся, осенил себя мгновенным, исцеляющим от хмеля заклятьем, и последовал за развевающимся черным плащом. В отличие от убеленного сединами, хитрого и высокомерного Израфеля, Асфель выглядел молодо и решительно. Вернее будет сказать, довольно молодо и весьма решительно. Он умел не только сверкать глазами при вспышках гнева, а и творить чудовищную по мощи волшбу, при этом успевая поддерживать ручейками силы мастерство Сиэль, укрепляющей эфирный щит, а между делом — отдавать даэвам приказы, мгновенно оценивая боевую ситуацию. Он так же неистово ненавидел балауров, как и сам Риалбист. Однажды они поделились этим друг с другом в откровенной беседе, и с той поры между Служителем и целителем установилась незримая связь — уважения, товарищества и понимания. Выйдя в темень улицы, бессмертный увидел, что Асфель направляется не в сторону Башни Вечности, а к простому дому, стоящему на отшибе почти у самых ворот. Какие тайны должны будут прозвучать сейчас, если их нельзя доверить даже крепким, проверенным стенам Башни? Утро принесло бодрость и прекрасное расположение духа. Приступив к выполнению миссии, капитан Риалбист был спокоен и почти счастлив. Вчерашняя ночная встреча расставила всё по местам — он должен был не только собрать крепких юношей на потеху балаурам по приказу Азраэля, но и выбрать из них самого сильного, умелого и чистого духом — для иных, тайных и даже коварных целей. Асфель открыто выступил против идеи переговоров с балаурами, не побоявшись противостоять Израфелю, Сиэль, Ариэль и другим приверженцам мира. Он как никто понимал, что за необычной покорностью врагов скрывается не что иное, как подвох. Но Служители отвергли мнение Асфеля, решив, по крайней мере, попробовать договориться с балаурами. Уж больно долго длилась война — от этого страдали не только люди и даэвы, но и могущественные Слуги Вечности. На слова о том, что придется снять эфирный щит, что сулит, по крайней мере, угрозу, если не прямую опасность, приверженцы мира ответили, что Асфель слишком сомневается в их могуществе противостоять числом двенадцать против всего пяти Владык балауров. Великая обида и предчувствие, что обязательно произойдет беда, толкнули решительного Служителя Вечности искать иные пути противодействия заблудшим во мраке своим братьям и сестрам. Он не сомневался, что действует правильно, но вынужден был скрывать свои замыслы от других, ведь даже маленькое вмешательство в такой хрупкий и ненадежный план могло привести к большим последствиям. Асфель высказал скрытые мысли самого целителя: мирную встречу нужно использовать, чтобы уничтожить Великого Лорда, предводителя тварей, самого опасного и могущественного из них. Он был настолько уверен в своей правоте, что подтвердил Риалбисту намерения взять на себя ответственность за этот поступок перед остальными Служителями, несмотря на то, что совершать его будет другой. Но кто? Ни Слуги Вечности, ни даэвы не смогут рискнуть: именно от них ожидался подвох, именно они будут находиться под прицелом пристально наблюдающих глаз. А что может сделать простой человек, слабый в своем страхе смерти? Именно на это рассчитывал Асфель, посвящая Риалбиста в детали секретной операции: предводителя Владык уничтожит один из людей, житель отдаленного уголка Атреи, неискушенный в политике, но одаренный воинским умением. Со своей стороны, Асфель, с присущей ему честностью, поклялся приложить все силы, чтобы помочь этому человеку во всем, даже если придется драться за него с балаурами, Служителями или прочими. … Нужно сказать, что все получилось как нельзя лучше. Нашелся самородок — следопыт от Айона, мастер своего дела: мощного саликсового лука. Не пришлось даже искать: в самой первой деревушке, как её? Вроде Маннигел? И сейчас, ожидая перед догорающей свечой наступления полуночи, капитан думал, как же повернет завтрашний день историю мира?