Есть в близости людей заветная черта, Её не перейти влюблённости и страсти, — Пусть в жуткой тишине сливаются уста, И сердце рвется от любви на части. И дружба здесь бессильна, и года Высокого и огненного счастья, Когда душа свободна и чужда Медлительной истоме сладострастья. Стремящиеся к ней безумны, а её Достигшие — поражены тоскою… Теперь ты понял, отчего моё Не бьётся сердце под твоей рукою. Анна Ахматова
В один прекрасный день Мира снова засверкала улыбкой, весьма удивив при этом Хайвелла. Они, как обычно, отирались в штабе легиона, уже довольно долгое время лишь вдвоём представляя Крусейдов на арене битв. Остальные соратники и товарищи как исчезли один за другим в неизвестном направлении, так и не появлялись. Все даэвы время от времени пропадали: кто путешествуя, кто — выполняя задачи командования. А те, кто уставал от войны, выбирал для себя мирную жизнь. Конечно, военное общество, живущее в постоянных сражениях, не одобряло последнего. И пусть командующая верхушка не следила за путем каждого крылатого, тот даэв, который хотел отойти от дел, вынужден был скрываться от любопытных глаз. Дабы не быть призванным на арену битвы легионом. Дабы не увидеть осуждения в глазах товарищей. Дабы усыпить собственную совесть и еще тысячу причин… Несмотря на статус легенды, Крусейды ничем не отличались от остальных. Разве что, они всегда могли сделать для себя свободный выбор, не опасаясь довериться легату. Скольких он отпустил — на волю, по собственному пути, мирному или тайному... Иногда они возвращались на время, уверенные в том, что в легионе не подвергнутся ни осуждению, ни принуждению. Только возрождать былую славу Крусейдов не стремились. Даже легенды со временем тускнеют, оставляя в памяти лёгкое дуновение печали. Чарми и Валлиец были последними птицами, вещающими долгую зиму легиона. И пусть Хайвелл примерно знал, куда и зачем отправился каждый легионер, пусть сам всех благословил, но даже при этом опустевший зал собраний его не очень-то радовал. Как и всё остальное. Горько ухмыльнувшись краешком губ, волшебник подумал, что в последнее время потерял слишком много. И многих. Ему как никогда захотелось тоже уйти, раствориться в неведомых далях, путешествиях, тайных заданиях, может быть даже мирном существовании где-то на отшибе мира. Преследуя свои цели или исполняя волю командования, просто встречая и провожая день за днем — всё равно. Только бы снова смаковать жизнь, гореть желаниями, смеяться и радоваться… Как давно он не чувствовал себя счастливым и беззаботным! Как давно яркие эмоции не могли развеять невидимый плащ грусти, окутывающий мага крепче, чем самые мощные в мире доспехи... По крайней мере, с мысленным вздохом заключил Хайвелл, ярость и ненависть к белокрылым врагам еще не погасла окончательно. И в этом суть его скитаний по кругу: война — осада — сражение — задание — война. Выдержит ли он ещё немного, не сорвётся ли в дорогу? Ведь эта неопытная девочка, Мира, совсем пропадёт одна против всего мира. Хотя какое ему до этого дело? Именно в сей момент, когда внутреннее замешательства мага достигло критической точки, целительница задорно, солнечно улыбнулась. — Хайвелл! Ты не представляешь, что случилось! — воскликнула она, потрясая развернутыми свитками писем. — Получила наследство? — попытался истолковать её восторг волшебник, невольно улыбаясь вслед за девушкой. Целительница по обыкновению вскочила, не в силах удержаться на месте, и закружилась по залу собраний, радуясь, словно ребенок. Легат только хмыкнул: ну что за ребячество? — и строго взглянул на пепельноволосую лекарку, нахмурив брови. Мол, рассказывай быстрее. Мира остановилась и лукаво взглянула на него из-под пушистых ресниц: — Чарми и Вал возвращаются! Говорят, что привезут много новостей, которые перевернут нашу жизнь. Интригуют жутко, но я подозреваю, что в итоге их тайной миссии мир снова изменится! — Мда, — мрачно прокомментировал волшебник. — Значит, наши исследователи снова что-то наисследовали, а открыватели — наоткрывали. — Ты не рад? — искренне огорчилась целительница. — Но это же так чудесно! Помнишь, как мы захватили земли балауров? А когда асмодиане заключили союз с Каруном и мы вышли в Тиамаранту? Асмодея развивается, балауры постепенно теряют свое могущество, и я думаю, что это великолепно. Маг скептически вздернул бровь: — Ага, скольких бы результатов асмодиане ни добивались, элийцы всегда наступали нам на пятки и не отставали ни на шаг. По-моему, эти странные открывательские игры похожи на шутки богов. Или же нашу войну делают шпионы. — Неважно, — отмахнулась Мира, полная ликования. — Зато у нас есть сильный враг и желание его обойти хоть в малости. Много ли было бы смысла в бессмертном существовании без войны и её реальностей? — Какие глубокие мысли у блондинок! — не сдержал смешка Хайвелл. Всё-таки веселье и непосредственность лекарки были заразительными. Он мало-помалу оттаивал, забывал про свою грусть. Или она просто отодвигалась на время? Целительница нарочито укоризненно посмотрела на него и кивнула с долей самоиронии: — А как же, блондинки — самые глубокомысленные в мире существа. Ты не знал? Мира так обрадовалась скорому приезду друзей, что напрочь забыла о внутренних терзаниях. Жизнь не стоит на месте, позволяя нам постепенно забывать всё, что было, и с надеждой смотреть в будущее. Девушка проводила взглядом легата, ушедшего в другой угол зала, и позволила себе прикоснуться к поджившей сердечной ране. Письмо Торая, недвусмысленное и прямое, привело целительницу если не в отчаяние, то в состояние временного коллапса. Наверное, она слишком многое поставила на карту в их, так и не начавшихся, отношениях. Да какие там отношения? Нужно называть вещи своими именами — пепельноволосая лекарка просто влюбилась, как кошка. И сама это прекрасно осознавала. Только зачем она понадеялась на взаимность, если заклинатель никогда ни словом, ни намеком не показал, что готов к большему, чем дружба? «Глупая, глупая керука», — нелестно, но честно дала себе характеристику Мира. Хорошо, что она осознала это сейчас, а не спустя много лет. Впрочем, не в привычках целительницы было долго страдать по несбыточному, поэтому долгая душещипательная и трогательная неразделенная любовь ей не грозила. Девушка никогда не задумывалась, почему происходит именно так, почему она так легко и просто забывает свои увлечения. Она просто радовалась, когда страдания сменялись жаждой жить и любить. Начинать каждый раз заново. Если бы Мира хоть раз задала этот правильный вопрос «почему», неизвестно, что случилось бы с её тёплым и добрым сердцем, с верой в лучшее и искренними попытками снова и снова поверить в чудо. Ведь в памяти, несмотря на пласты времени, всё же жил тот, самый первый, поцелуй на берегу ещё не расколотого мира. Сплетение рук в вечном обещании. Объятия даже не тел — душ, согревающие в самый лютый холод суровой реальности. Только это было глубоким и настоящим. Хорошо, что такой вопрос она себе не задавала. — Думаю, раз к тебе возвращаются друзья, ты будешь занята с ними, а мне пора собираться в дорогу, — ворвался в задумчивость целительницы слегка прохладный, рассудительный голос Хайвелла. Встрепенувшись, лекарка недоуменно посмотрела на него. Волшебник, как ни в чем не бывало, занимался своими рутинными легатскими делами. Черкал что-то в бумажных архивах легиона, пополнял склад и все такое. Восторг лекарки вдруг пропал, словно задули свечу. Она подумала немного, после чего сказала: — Как так? Ведь… ведь у тебя нет необходимости уезжать. Напротив, я думала, ты обрадуешься, что ряды крусейдов пополнятся. Хел… Помимо воли назвав легата уменьшительным именем, почти прозвищем, которое использовали в беседе только лучшие друзья, целительница почувствовала жуткую робость. А ну как рявкнет: «не твое дело?» Она умоляюще посмотрела на него своими прозрачными глазами. Очень умоляюще. В ответ волшебник одарил девушку долгим взглядом. Мира только сейчас заметила, какие серые у него глаза. Как сумрачное небо! Она похлопала ресницами, продолжая просительно смотреть на легата. Только руки не сложила в молитвенном жесте. Спустя минуту, на протяжении которой проходил безмолвный поединок взглядов, Хайвелл вздохнул, отвернулся и сдался: — Ладно, погодим пока с уходом. — Ура! Сияние улыбки на лице пепельноволосой лекарки достигло абсолюта. — Но чтобы не забывала о тренировках. — Да, шеф. — И не сметь извиняться за каждую проигранную битву! Я тебе тысячу раз говорил, что твоей вины в половине поражений не было. — Да, шеф. — Хм, — волшебник подумал ещё и добавил напоследок, загадочно улыбаясь: — Кстати, насчет пополнения рядов Крусейд — есть идея.***
Камар был великолепен: ухоженные улочки, пальмы и фонтаны, резные колонны и плавные изгибы зданий, венчавшиеся золочеными куполами. Но на подходах к городу картина неуловимо менялась, напоминая о том, что идет война. Балауры не оставляли попыток стереть с лица земли наглых захватчиков. У юнов, разумеется, мнение было совершенно противоположное. Выйдя из города, Рей увидел дозорных из легиона Копья Сиэли и шураков-ремонтников, копошащихся возле защитных орудий. Уродливые, ребристые механизмы, разбросанные повсюду обломки деталей и камни, использующиеся для снарядов, заставили заклинателя поморщиться. Контраст между очарованием города и его унылыми окрестностями был разительным. Что ж, маг — не элийская барышня, чтобы придавать этому такое уж значение. Щелкнув пальцами, заклинатель призвал Ветерка и направился вниз, к подножию холма, на котором раскинулся Камар. Заклинателю пришлось вернуться сюда, чтобы потолковать с Раффаэле, что оказалось весьма полезным. Как сообщил старейшина, ньюты оккупировали подземную тюрьму, чем доставили немало неудобств командирам юнов. Впрочем, лихоимцы и злодеи, являющиеся постоянными гостями сего заведения, тоже не пребывали в восторге от опасных тварей, находившихся по соседству. На данный момент заключённых перевели в иное место, и Рей мог с уверенностью предположить, что любой встреченный в подземелье даэв будет либо виновным в происходящем, либо подозреваемым номер один. Что ж, ему осталось только наведаться в пещеру. Ветерок, трусивший рядом, вытягивал голову, посматривая по сторонам. Пустыня казалась умиротворённо-спокойной: твари и монстры, обитающие среди песков, не отличались чрезмерной активностью, а отдельные посты стражи несли службу добросовестно — на посту никто не спал. Разве что в отдалённом оазисе Рей заметил среди изумрудно-яркой зелени непонятные шевеления. Сделав зарубку в памяти, он последовал дальше. Сейчас не время обследовать окрестности, ведь перед тем, как отправиться в логово тварей, Рей должен был ещё кое с кем встретиться. Скрепя сердце, он все-таки уступил слёзным просьбам Фрейи и разрешил ей пойти на разведку в логове ньютов вместе с ним. Миссия не казалась сколь-нибудь сложной, а опыт активного участия в заданиях с политической подоплекой девочке не повредит. Заклинатель мрачно радовался тому, что чародейка в последнее время значительно усовершенствовала свои боевые навыки. Без всех этих «помоги» и «спаси» ему, и правда, было гораздо проще жить, заниматься своими делами, тренировать магическое зрение, попутно строя планы на будущее. Магу казалось, что, став великолепным воином, Фрейя обретёт самостоятельность и окончательно оставит его в покое. Впрочем, где-то в глубине души Рей понимал — эта надежда напрасна. — Грей, я здесь! Ньюты нас заждались! — восклицание настигло ушей мага, когда он уже сворачивал к восточной стене Камара. Здесь был разбит палаточный лагерь стражи: для наблюдения и охраны тайного входа в подземную тюрьму. Задумавшись, кто прорыл этот лаз — юны или ньюты? — заклинатель не сразу сообразил, откуда его окликнули. Подняв голову и узрев рыжую чародейку на заставе, среди дозорных, он сердито осведомился: — Фрейя, сколько раз я тебе говорил насчет длинного языка и короткого ума? Чародейка, которая томилась ожиданием уже час с лишним, нахмурила бровки: — А что я такого сказала? Заклинатель только вздохнул: — Ничего. Чародейка ослепила его улыбкой и отмахнулась: — Брось брюзжать. Я полна желания немедленно выполнить наше секретное задание! Ты же рад, что мы пойдем вместе? Рей посмотрел на неё с неописуемой смесью ужаса и брезгливости на красивом лице: — Бесконечно! — Как мило, — язвительно парировала Фрейя. — Мне кажется, что я могла бы создать массу шума на входе, чтобы ты спокойно проник дальше и добыл необходимые сведения… — Если уж собралась заниматься стратегическим планированием, делай это потише, будь любезна, — зашипел Рей, увлекая чародейку к самому входу в пещеру, скрытому магической решёткой. Ветерок, конспиративно зыркая по сторонам, как заправский шпион, прикрывал тылы. — На случай, если кто-то в округе пока что не услышал твои душераздирающие вопли о миссии, которая еще пару минут назад имела шанс остаться секретной! Девушка последовала за ним, впрочем, не собираясь так просто спускать заклинателю грубость: — Ладно, я попала впросак. Но ты мог бы быть и повежливее! Рей щелкнул по носу явно заигравшегося в шпионов элементаля. Затем приготовил полный ехидства и недовольства ответ, с шумом вдохнул воздух, развернулся к чародейке, и… выдохнул. Фрейя смотрела на него, виновато улыбаясь. Заклинатель почувствовал, что, несмотря на дерзкий тон, она уже поняла свою ошибку. Придирчиво проверил — мантры все были на месте, это дело девушка уже довела до полного автоматизма. Конечно, ей не хватает житейского опыта, но откуда бы ему взяться, если чародейка столько времени провела в глуши, вместе с ним. Абсолютно доверившись магу во всем. — Ладно, ты молодец, — тон заклинателя потеплел. — Отличная идея насчёт отвлечения внимания. Если этими существами управляют, они непременно заинтересуются происходящим, а у меня будет больше шансов пройти в глубину логова, где, чувствую, и кроется ответ на нашу маленькую загадку. Пойдём. Рыжая молча кивнула, и они синхронно развернулись к лазу, тщательно запрятанному за искрящейся магией решёткой, активируя заклинание перемещения, позволяющее проникнуть внутрь. — Итак, — нарочито серьёзно произнес заклинатель, обращаясь к чародейке. — Что ты вынесла из сегодняшнего похода? Разумеется, кроме шишек и напоминания о том, что накладывать заклятия исцеления надо почаще. Фрейя тяжело вздохнула и в который раз прокляла собственную самоуверенность, которой девушка неизменно страдала в присутствии мага. Почти все её промахи в логове тварей оказались так или иначе связаны именно с этим. Хотя она очень старалась и во многом помогла заклинателю — пока не укрылась крыльями, оказавшись в неравном бою против набежавших из всех закоулков монстров. Тогда Рей, ругаясь на чем свет стоит, возвратился к выходу, ловко лавируя между монстрами, и воскресил горе-помощницу. После маг сердито приказал девушке держаться в двух шагах позади него, держать глаза открытыми, а заклинания — наготове. Невольно вздрогнув от не слишком приятных воспоминаний, чародейка вернулась к настоящему, собралась с мыслями и промямлила первое, что пришло в голову: — М-м-м… Ньютов насылала королева. То есть, она их плодила. И затем… затем они стали нападать на неосторожных путников… — Да, в тюрьме полно неосторожных путников и мимо проходящих зевак! Думай, что говоришь. — Ну Грей! — Ну, Фрейя?! Через пару секунд шумного сопения раскрасневшейся девушки, заклинатель, фыркнул и счел, что продолжать перепалку будет ниже его достоинства. Маг потрепал по холке элементаля ветра и скучающим тоном произнес: — Слушай и запоминай. Для себя, а не для передачи дальше, понятно? — благосклонно приняв согласие рыжей, которая часто закивала головой, он продолжил, собираясь не столько научить чародейку тонкостям шпионажа, сколько упорядочить собственные мысли и отрепетировать доклад Каруну: — Ньюты вместе с королевой появились под Камаром в результате диверсии повстанцев Ривара. Среди монстров ошиваются маги и воины из этой тайной организации, что делает факт неоспоримым. Можно сделать допущение, что королева ньютов выращена в лаборатории и затем заселена риваровцами в подземелья. Цель не определена. В окрестностях города располагается засекреченный лагерь, предположительно, разбитый повстанцами для наблюдения за экспериментальным размножением тварей. Данная проблема может оказаться весомой и требует внимания командования юнов. — Ух ты! А я ничего такого не заметила, — восхищенно воскликнула Фрейя. — Ты такой умный! Рей не удержался от порыва и щелкнул чародейку по носу: — Учись, малявка. А сейчас ты пойдёшь разыщешь Ферни, а я отправлюсь на доклад к Каруну.