Проклятие розы

Из малого зала доносился звук скрежешущей друг о друга стали. Бальдр шагнул внутрь и замер у двери, дожидаясь. Хель, одетая в черный тренировочный костюм вместо обыкновенного платья, с азартом сражалась против невысокого мужчины — кого-то из мертвых мидгардцев. Ее соперник был ниже нее почти на голову, но несомненно ловчее и умелее — раз за разом отчаянные выпады женщины вспарывали пустоту. Видно было, что Хель устала, ибо все ее движения были дергаными и беспорядочными. Еще несколько секунд, и закругленный конец тонкого меча уперся ей в грудь. — Ладно, — вздохнула королева мертвых, нервным жестом поправляя вуаль. — Хватит на сегодня. — Вы не следите за дыханием, мадам, — почтительно сказал ее соперник. — Поэтому так быстро утомляетесь. — Я поняла, поняла. Оставь нас. Поклонившись, мужчина вышел. Неловко улыбаясь, Хель повернулась к Бальдру. — Пожалуй, это единственная наука, которая мне никак не дается. Бог весны смолчал, не зная, что на это сказать. — Ну и черт с ним, — вдруг выпалила Хель в сердцах, но тут же взяла себя в руки. — Что у тебя сегодня? — Отчет по восстановлению фабрики. — Шикарно, давай его сюда. Пока Хель внимательно изучала поданные бумаги, Бальдр рассматривал ее меч. Оружие владычицы Хельхейма было не похоже на то, которое он привык видеть в Асгарде — тонкое длинное лезвие, необычной формы рукоять, защищенная металлическим диском. Заметив интерес Бальдра, женщина сухо пояснила. — Это рапира. В Асгарде таких не увидишь. Непрактично, говорят. С последним Бальдр был полностью согласен. Для него странный меч был слишком легким и тонким: казалось, от одного удара лезвие переломится надвое. — А, говорят, ты был хорошим воином, — как бы между прочим сказала Хель. Бог весны смутился. — Я давно не практиковался... — Так попрактикуйся. В моей коллекции есть оружие, которое будет тебе привычно. Может, потом научишь меня паре приемов? — Но у... у тебя уже есть учитель, — непривычное обращение на "ты", негласно вошедшее в обыкновение после того памятного вечера, застряло в горле. — От него никакой пользы, — махнула рукой Хель. — Я не умею драться на этих... рапирах. — Шикарно, у меня будет разностороннее обучение. Если Хель чего-то хотела, проще было согласиться. Бальдр невнятно пробормотал что-то утвердительное. — Вот и хорошо, — сказала Хель в ответ на его мычание. — Я распоряжусь, чтобы тебя проводили в хранилище. Она вновь стала прежней — спокойной, напористой, уверенной в себе. И Бальдр с удивлением заметил, что его этот факт лишь радует. Форсети забыл о пророчестве норн, едва вернувшись во дворец, и, как оказалось, зря. Решив перед ужином проветриться в дворцовых садах, у самых ворот он наткнулся на Локи. — Привет, — мрачно бросил подросток, оглядывая дядю. Они никогда особенно не общались, и Форсети искренне полагал, что на обмене приветствиями разговор окончится. — Ты что тут делаешь? — подозрительно спросил бог обмана, и в его тоне на секунду скользнуло выражение испуга, какое обычно бывает у людей, застигнутых за чем-то, что они предпочли бы скрыть от посторонних глаз. — Гуляю, — отрывисто бросил Форсети в ответ. — А что? — Ничего, — торопливо сказал Локи. — Шел бы ты на ужин. — Не указывай мне, — лениво огрызнулся мальчишка, пытаясь понять, что здесь не так. И спустя секунду понял. Нельзя сказать, чтобы вечер был особенно жарким или душным, но Форсети великолепно ощущал себя в тонкой рубашке и наброшенном сверху жилете. А на Локи был обитый мехом шерстяной плащ, на ворсинках которого таяли мелкие льдинки. — Э... — подросток растерялся. — Прохладно сегодня, а? — Ага. Очень, — подтвердил дядюшка и поспешил удалиться. Проводив его недоумевающим взглядом, Форсети двинулся вглубь сада, погруженный в размышления. Все это окончательно переставало ему нравиться. Ощущение какого-то заговора только усилилось, когда на дальней аллее, у самого забора, мальчишка по мелкому дрожанию воздуха безошибочно обнаружил след недавно закрытого портала. Росший рядом куст остролиста был покрыт тонким слоем изморози. Ничего не понимая, Форсети коснулся инеистого листа и отшатнулся, словно обжегшись. Кольнувший его руку ледяной, мертвящий холод мог иметь только одну природу. — Вот хрень, — выдохнул подросток, отступая. На миг ему показалось, что вовсе не ветки протягивает к нему остролист, а когтистые черные лапы. Тут где-то на ветке соседнего дуба громко ухнул филин, и Форсети охватил ужас. Круто развернувшись, мальчишка припустил обратно, будто за ним гналась стая демонов. На ужин Форсети, разумеется, даже не сунулся. Грубо говоря, он и в королевский дворец не пошел, а, свернув на полпути, направился в давным-давно заброшенный Брейдаблик. Замок, когда-то принадлежавший его родителям, выглядел жалко. Стены, некогда радовавшие взор своей белоснежностью, покрылись мелкими пятнами плесени и паутиной грязных разводов, в мутных от пыли окнах, казавшихся подслеповатыми, не горело ни мельчайшего огонька. Но, несмотря на жутковатый вид покинутого дворца, Форсети неожиданно ощутил прилив теплого, домашнего спокойствия. Уверенно он поднялся по широкой лестнице и толкнул дверь. Разумеется, она была заперта. Пришлось лезть через балкон второго этажа, поднявшись по узорчатым барельефам и ветвям плюща, обвившим декоративную колонну. Но спустя двадцать минут пыхтения и сожаления обо всех прогуленных тренировках Форсети оказался внутри спальни, где когда-то проводили ночи Бальдр и Нанна. Меч бывшего хозяина замка, посверкиваюший под косым лунным светом, мирно покоился под стеклом возле боковой стены. Подойдя ближе, Форсети замер на секунду. Его не оставляло чувство, что он вляпался в какую-то темную и грязную историю. "Ну хорошо же", — подумал он, протягивая руку к стеклу, — "Если три маразматички были правы, то я все делаю правильно. А если нет... я лично найду их и уши отрежу этой самой штукой". — Послушай, это невозможно. Амора насмешливо глядела, как Локи в крайней задумчивости меряет шагами комнату. На всякий случай она решила уточнить: — Почему? — Я не смогу забрать меч Бальдра, даже если захочу, — процедил Локи сквозь зубы, останавливаясь и бросая тоскливый взгляд за окно. — Даже отец не сможет. Защита отринет каждого, кроме их сына. Форсети. — Форсети? — переспросила чаровница. — Он мал? — Куда уж там, — хмыкнул Локи. — Наглый и дурной мальчишка без малейшего понятия об авторитетах. — Ты так говоришь, будто это что-то плохое. — Неважно, хорошо это или плохо. Не могу же я попросить Форсети пойти и достать мне меч. Он и так сегодня видел меня, когда я возвращался из Йотунхейма... Амора прищурилась. — Он тебя видел? — Ну да, — подтвердил Локи. — Он ничего не понял, но, по-моему, что-то заподозрил. Девушка прикрыла лицо ладонью. — Я потратила столько нервов и сил, чтобы устроить тебе переговоры с Лафеем, и тут... — Я что, виноват? — спросил бог обмана, раздражаясь. — Откуда я знал, что этому малолетнему идиоту приспичит прогуляться именно в это время. — Если теперь все пойдет прахом... — Ничего прахом не пойдет, — припечатал Локи. — Он ничего не скажет. А если и скажет, никто ему не поверит. Во дворце его не любят. Все считают, что он позорит память своего отца. Амора лишь усмехнулась в ответ. Нервозность постепенно покидала ее. — А он похож на Бальдра? Локи метнул на нее обжигающий взгляд. — Только внешне. И то не очень. — Но тебя это все равно бесит. Правда? — Какая разница? — беспокойно вопросил Локи, едва заметно бледнея. — Дело не в этом. Амора посмотрела ему в глаза, где сверкнули едва заметные льдинки, и решила не продолжать скользкую тему. — Ладно, — наконец проговорил Локи после недолгой напряженной паузы, — все равно отступать некуда. — Это ты верно сказал. — Ты придешь на коронацию? — Ну конечно, — по лицу чаровницы скользнула ядовитая и острая, как нож, ухмылка. — Хочу посмотреть, как эти визжащие курицы будут носиться из угла в угол. Почувствовать вкус анархии хотя бы на секундочку. На ее остроносом лице появилось мечтательное блаженное выражение. Бог обмана чуть заметно скривился и пожал плечами. — Мне тебя не понять. Амора усмехнулась. — Я на это даже не надеюсь. Нанна закусила губу, чтобы не закричать, и прижала пропитанную обжигающей жидкостью тряпку к рассеченной коже. После взрыва на фабрике всех рабочих отправили на восстановительные работы, и в конце смены упавший на девушку острый кусок арматуры распорол ей плечо. Сидящий рядом Хёд сочувственно вздохнул. Он не мог видеть, что происходит с Нанной, но, несомненно, чувствовал ее боль. — Могу я чем-то помочь? — в третий раз за вечер спросил он. — Просто помолчи, — прошептала девушка, переводя дыхание, и отняла тряпку от плеча. Боль почти утихла, и рана покрылась тонкой коркой. — Скоро заживет. Черт, и угораздило же... вот бы все раны так быстро затягивались. — Согласен, — вздохнул слепец, отворачиваясь. Нанна знала, о чем он думает. — Скучаешь по нему? — А ты нет? — глухо откликнулся Хёд. Девушка склонила голову. В груди вновь заворочался глухо ноющий ком. — Конечно, да... пусть он не любил меня, но всегда был добр ко мне. И я его ни в чем не виню. Это Локи во всем виноват, а не он. — Бальдр был моим лучшим другом с самого детства, — неожиданно проговорил слепец. — С тех пор, как он спас мне жизнь. — Спас жизнь? Хёда прорвало, будто все, копившееся в его душе долгие годы, наконец нашло выход наружу. — Когда я был совсем маленьким, мои родители умерли. Меня взял на попечение дядя, родственник Фригг. Я, конечно, тогда не понимал, что он лишь претендовал на наследство, которое оставили родители... — Он плохо к тебе относился? — напряженно спросила Нанна. Хёд болезненно поморщился, будто его что-то кольнуло в сердце. — Да как тебе сказать... Нанна ощутила, что бледнеет. Слепец мог ничего больше не говорить, но девушка поняла его без слов. Давя поднявшуюся в горле тошноту, она прикрыла рот ладонью. — Так он... — Ну да, — сказал Хёд таким тоном, будто речь шла о погоде на завтра. — Он делал это со мной регулярно. Иногда его приятели. Я не видел, кто именно, понимаешь... Нанна, не знающая, куда деться от охватившего ее омерзения, только кивнула. Она забыла, что ее собеседник не может увидеть этого жеста. — Впрочем, когда он наезжал с визитом к Фригг, он вел себя пристойно, — продолжил Хёд, правильно расценив ее молчание. — Только однажды, он напился сильнее обычного и прижал меня в углу в коридоре. И тогда... Он крепко зажмурился, будто воспоминания ослепили его своей вспышкой. Хёд не пытается вырваться — знает, что бесполезно. Только отворачивает лицо, чтобы не чувствовать исходящий от дяди запах спиртного, и мелко дрожит под беспорядочными и жадными прикосновениями. Голова кружится, и перед глазами плывут красные пятна, но они не могут разогнать окружающую мальчика темноту. Рубашка рвется с тошнотворным звуком и скользит с плеч, и Хёд из последних сил хватается за край расползающейся ткани, будто это может как-то ему помочь. Он уже знает, что сейчас произойдет, но всякий раз старается не думать об этом. Только сжимает зубы, чтобы не проронить ни звука, но из груди все равно прорывается сдавленный вскрик, когда острые зубы прикусывают нежную кожу на шее. — Эй, что это тут происходит? Голос незнакомый, мальчишеский, звонкий. Хёду хочется исчезнуть, провалиться сквозь землю — сама мысль о том, что кто-то увидел его таким жалким, беспомощным, вывалянным в грязи по уши, кажется невыносимой. — Ты что делаешь? — в голосе слышится неподдельное возмущение. — Немедленно отпусти его! Руки на плечах Хёда разжимаются, и мальчик медленно сползает по стене, давясь беззвучным плачем. — Выше высочество... — бормочет дядя, и в интонациях его паника. — Я... — Катись отсюда, — приказывает голос. — Я все расскажу отцу. — Мы можем все уладить... — в голосе дяди появляются елейные интонации, от которых Хёда вновь начинает тошнить. — Немедленно проваливай отсюда! И случается чудо — до слуха Хёда доносятся сдавленные ругательства и звук удаляющихся шагов. — Эй, — незнакомец осторожно касается плеча мальчишки, и тот инстинктивно шарахается от прикосновения, — ты что? Я тебя не обижу. Как тебя зовут, м? — Хёд... — из пересохшего горла вырывается совсем тихое бормотание. — Ага. А я Бальдр. Мы, вроде как, родственники, верно? Не сиди на полу. Поднимайся. Мальчик чувствует, что ему протянули руку, и интуиция его не подводит. Теплые, уверенные пальцы нового знакомого сжимают запястье Хёда, и тому кажется, что окружающую его тьму прорезал ослепительный луч света. — Я обязан ему всем, — прошептал Хёд, низко склоняя голову. — А сам никогда не приносил ему ничего, кроме неприятностей. — Не говори так, — запротестовала Нанна, с трудом не давая воли выступившим на глаза слезам. — Он всегда тебя очень ценил... Слепец коротко рассмеялся и судорожно сцепил руки на коленях. — Я убил его. — Ты же знаешь, это была случайность. — Но все равно я это сделал, — сказал Хёд, будто сам себе подписал смертный приговор. — Если бы меня не убили сразу, я бы исправил эту ошибку, клянусь. А теперь еще... Он запнулся и отвернулся, будто смущенный. Нанна осторожно коснулась его запястья, и ощутила, как тот вздрогнул. — Что еще? Хёд помолчал немного, а затем произнес с глубоким вздохом: — Ты все еще любишь его? Это уже было слишком. Нанна окончательно растерялась, будто осталась одна посреди бесконечного пространства, наполненного мраком, без малейшей подсказки, куда идти и что делать. — Хёд, но ты ведь... — Я худший друг на свете, — схватив ее запястье, слепец порывисто прижался к нему губами. Нанна не попыталась отдернуть руку. Ей опять хотелось заплакать, но отнюдь не от печали или горя. — Тогда я — худшая на свете жена, — сказала девушка с горькой улыбкой. — Впрочем, с ним мы друг друга достойны, а с тобой... неплохо будем смотреться рядом, а?.. В следующую секунду они уже лежали на постели, и Хёд судорожно нашаривал ее губы своими. Весь вечер Сигюн томило ощущение, что именно сегодня произойдет что-то необыкновенное и судьбоносное. Но время шло, гостей в тронном зале прибывало, а ничего особенного так и не происходило. Сигюн обменялась вежливыми приветствиями с несколькими знакомыми и, свыкаясь с чувством разочарования, отошла в дальний угол зала. Хотелось побыть одной, а лучше — наедине с Локи. — Привет, — раздался над самым ухом девушки женский голос. Манеру чуть растягивать слова, будто в насмешке, Сигюн узнала безошибочно. — А, привет, Амора. — Ну и как тебе это сборище? — чаровница, одетая в сверкающее шелком алое платье, среди толпы гостей смотрелась как бутон розы, плавающий в мыльных разводах. — Скучно, — честно сказала Сигюн и на всякий случай неловко улыбнулась, словно извиняясь. По лицу Аморы скользнула заговорщицкая улыбка. — Ничего. Все веселье еще впереди. — Ты не видела Локи? — решила Сигюн переменить тему. Ее собеседница чуть поморщилась. — Он ушел поболтать с братцем. Подумать только, этого олуха сегодня коронуют... — Не уверена, что стоит так о нем говорить, — осторожно заметила девушка. — Он же еще не король. Я могу использовать последние минуты. По залу прокатился рокот множества фанфар. — Упс, — спохватилась Амора. — Уже не могу. Хотя мало ли что случится, хм? Пойдем взглянем на это? Но Сигюн отчего-то ощутила резкое нежелание идти смотреть на триумф старшего Одинсона. Чувствовала она себя великолепно, но толкаться в первых рядах с фальшивой улыбкой на лице совершенно не хотела. — М-м-м... я сейчас приду, — поспешно сказала она. — Займи мне место. — О-кей, — отозвалась Амора и исчезла. Никем не замеченная, Сигюн выскользнула из зала и, спустившись на нижний этаж, зашла в умывальную. Хотелось выплеснуть на лицо порцию холодной воды, но девушка знала, что сделать это невозможно — потечет весь искусно наложенный макияж. Поэтому она просто оперлась на край умывальника и мрачно посмотрела на собственное отражение в гигантском, до потолка зеркале. Отчего-то вспомнилась Нанна — с ней точно не было бы так скучно... "Сентиментальная дура", — тут же взяла себя в руки Сигюн и все-таки, намочив ладони, приложила их к щекам, ощущая приятную влажную прохладу. — "Надо возвращаться. Родители убьют меня, если узнают, что я ушла с церемонии". Решив так, она поправила волосы, отрепетировала последний раз очаровательную (совсем чуть-чуть сочувствующую) улыбку, которой, уже решила, поприветствует Локи, и сделала шаг к двери... — Йотуны! Йотуны во дворце! Чей-то панический крик разлетелся по коридору и замер, и на секунду вслед за ним замер весь дворец. — Вторжение! Йотуны во дворце! Крик повторился, и за ним девятым валом обрушилась смесь из шума, скрежета, вопля и визга. Сигюн пошатнулась и едва не упала, чудом успев схватиться за край умывальника. По коридору уже топотало множество ног, но девушка не обращала на это внимания — она поймала взгляд собственного отражения в зеркале и стояла так несколько секунд, неотрывно глядя себе в глаза, а затем, сраженная внезапной догадкой, зашлась в приступе беззвучного истерического смеха.