***
— Он забрал билогический аккумулятор! — Хэнк только что волосы на себе не рвал. — Кому он мог понадобиться? Это пока единственная в своем роде разработка, и кроме мутантов с биотоками, пользоваться им никто не может. — Чарльз говорил успокаивающим тоном, но у всех присутствующих было ощущение, что они, как это говорится, на ковре у директора. Спрятать свои мысли от Чарльза — вот чего хотела Хейли. Это она отпустила Мэдрокса, помогла ему свалить вместе с детищем Хэнка. Сложно представить, что сделает с ней Зверь, если это раскроется. А так, как профессор и Джин залезают в головы без всяких смазывающих веществ, она сейчас мечтала только о шлеме Магнето. Они сидели в кабинете географии, как ученики за партами на продленке. Некоторые выглядели как родители на собрании. — Дело в том, что без начального заряда, использовать эту деталь невозможно, — сказал Хэнк, — я поставил предохранитель. — У него был начальный заряд, — тихо-тихо прошелестела Хейли, и все взгляды обратились к ней. Она виновато пожала плечами, и потерла затылок, где под волосами была небольшая гематома. Точно такая же, как у Хэнка, один-в-один. — Я очнулась в кабине со штурвалом в руках, а потом помню, только как увидела Хэнка без сознания. — Она пожала плечами. Профессор сочувственно посмотрел на Хейли. — Мне жаль, что твой друг так поступил с тобой. Девушку кольнула знакомая тоска. «Козёл ты, Мэдрокс, — подумала она искренне, — и шутки у тебя козлиные». Чарльз слегка поморщился, отвел глаза, и Хейли выдохнула: врать на словах она умела с детства. А вот лгать мысленно — высшее мастерство, к такому ее жизнь не готовила. Джин, стоящая у окна, то и дело бросала на девушку косые взгляды. Хейли тайком взяла Питера за руку под партой, и тот коротко сжал ее ладонь. Девушка всерьез собиралась не дать никому влезть в ее голову, и единственным способом защиты она видела совсем другие воспоминания.***
Он оставался с ней каждую ночь. Иногда они страдали фигнёй, играя в Морской Бой до трех утра, и через раз это заканчивалось погромом. Потому что Хейли была абсолютно уверена, что Максимофф жульничает, пользуясь своей скоростью. В Питера летели ручки, скомканные листки с утопленными кораблями, один раз — стул. Иногда они рассказывали друг другу что-то о себе, но это было редко. Чаще Питер в лицах пересказывал, как прошла тренировка в голографическом зале, отчего Хейли смеялась до икоты. Часто с ними стал зависать Вагнер, иногда заходила Джубили, а Питер притаранил откуда-то раритетную «Монополию». К летящим ручкам и стульям добавился один перевернутый стол, и хмурое лицо Хэнка, которого разбудил грохот в два часа ночи. Хэнк был затащен в комнату, усажен с чашкой кофе за стол вместе со всеми, и еще через час — закидан подушками, обвинен в страшном мошенничестве и обозван капиталистом. Потом был покер, которому всех научил, как ни странно, Курт. — Вы — жулики! — возмущалась Хейли, втихую считывая сердцебиение Джубили и Вагнера. Не смотря на договоренность не пользоваться способностями, за столом шла натуральная холодная война. И так как Питера Хейли читать не могла, больше всего азарта и подколок случалось именно между ними. Несколько раз вся компания засыпала прямо в комнате Хейли, расползаясь только утром. Все дрыхли кто где: вповалку на полу, на ее кровати, приходя со своими подушками по примеру Питера. Утром, обнаружив, что спать неудобно и тесно, а в нос что-то все время лезет, Хейли нашла рядом с собой в постели у стенки, почему-то, Курта. Ночной Змей по-царски развалился, разместив хвост на лице девушки. Хейли шмякнула его плюшевым зайцем. Вагнер только сладко муркнул во сне на немецком, и перевернулся на другой бок, окончательно спихнув хозяйку на пол. А потом они уехали куда-то в горы. Профессор настаивал, что особняк — не место для студенческого отдыха. Поэтому у Джубили нашлись знакомые каких-то знакомых, у которых был отличный домик на озере. Хэнк оставался верен своей лаборатории, в которой он каждый день утопал в дыму от паяльника, и запахах машинного масла и горелой резины. Он очень попросил Хейли остаться, так как для экспериментальной модели способности Ороро могли быть слишком мощными, а Хейли как раз могла регулировать тонкие настройки внутреннего питания элементов, всего лишь касаясь электродов руками. Впрочем, теперь девушка точно знала, что проверка пайки микросхем была не главной причиной появляться в ангаре. В первую же ночь по почти пустому особняку носился серебристый ветер с воплями «Ву-ху!». Питер бегал по поверхности пруда по лунной дорожке, и за ним оставалась полоса из брызг. И в тот вечер не было ни «Монополии», ни подушечных посиделок. МакКой работал допоздна. Хейли спустилась в ангар: первый раз за день. — Как продвигается? — Она задавала этот вопрос каждый раз, чтобы получить заумный, но очень восторженный ответ увлеченного Хэнка. То, что он делал, казалось таким скучным, ведь большую часть времени Зверь сидел за клавиатурой и программировал бортовой компьютер, что-то паял, низко опустив голову над столом, или копался в самолёте. А вот это было любимой частью работы для Хейли, потому что взмокший, по локоть испачканный машинным маслом Хэнк оставался в одной майке, скидывая халат и нелепую рубашку. Он поднимался и спускался по стремянке, или лежал на полу за сваркой деталей в маске, и наблюдать за ним было… интересно. — Почти закончил, — выглянул откуда-то из-за турбины Хэнк. Правая щека у него была измазана чёрным, а глаза горели. — Да брось, — не поверила Хейли, — у тебя полсамолета еще вокруг валяется. — Это ерунда, — он махнул рукой, взял какую-то тряпку и стал вытирать руки. Затем спустился по лестнице вниз, и подошел к девушке. — Осталось только подсоединить вот это. Он держал в руке какой-то прибор, размером с крупный грейпфрут. Из него свисали цветные проволочки и трубки. — Похоже на сердце, — сказала Хейли, разглядывая штуку, — ну, не человеческое, конечно. В смысле, со всеми этими трубками и проводами… — Оно и есть, — Зверь почти нежно погладил электрическую штуку, — это часть, отвечающая за работу от биотока. Не будет её — не будет работать и весь самолёт. Возьми, — протянул он «сердце» Хейли. По бокам у штуки были металлические полоски «зеброй», и когда Хейли взяла элемент в обе руки, на нем тут же загорелись, мелко мигая, какие-то, до этого скрытые, крошечные красные лампочки. — Работает… — прошептал Хэнк. В его глазах отразились алые огоньки искусственного «сердца». — Сегодня его подключишь? — Позже, — Хэнк оглядел свои грязные руки, достал из заднего кармана не слишком чистую тряпку и принялся снова вытирать масло с ладоней. — Ты весь чумазый, — Хейли тыкнула пальчиком в масляную полосу на подбородке Зверя. Хэнк дал ей тряпку, и Хейли, поискав на ней не самое грязное место, потерла пятно на лице МакКоя. «Сердце» самолета девушка положила на стол, и огоньки тут же погасли, а Хейли вернулась к протиранию подбородка Хэнка, хотя пятно все больше размазывалось. — Тебе лучше умыться, — сдалась девушка. — Потом, — отмахнулся Хэнк, — пойдем, я покажу тебе джет изнутри! — Он потянул Хейли за руку в сторону опущенного трапа. — Воу-воу, Хэнк, — Хейли впечаталась ногами в бетонный пол, мечтая еще и врасти в него какими-нибудь корнями, — я как-нибудь потом… в другой раз… когда он будет полностью готов, и все такое. — Боишься даже на земле зайти? Да брось! — Слушай, ну правда! Что я там не видела? — взмолилась Хейли. В голове снова возникла картина, которую Хейли старательно стирала из памяти все эти годы: салон самолета, горящая обшивка, дыра в фюзеляже и стремительно приближающаяся земля. — Со страхами надо бороться, — решил Хэнк, и, взяв пищащую Хейли как манекен, затащил на борт. — Очень страшно? — спросил улыбающийся Зверь. Было видно, как он гордится своим изобретением. Он подошел к девушке, которая боязливо оглядывалась, и то и дело трогала стены и проёмы, будто стараясь убедиться, что самолет «мертв». Изнутри самолет совсем не был похож на пассажирский. Сидячие места располагались по стенкам, Хейли насчитала всего 10 мест. В носу были два больших кресла для пилотов, и на одном из штурвалов были металлические пластины, похожие на те, которые Хейли видела на биотоковой детали. — Страшно, — признала Хейли, — но я думала… тут будут проходы для тележки стюардессы и столики. — И кто, по твоему, разносил бы напитки? — развеселился Зверь, — «Дамы и господа, — заговорил Хэнк с ужасным немецким акцентом, — авиалинии Икс-Мен приветствуют вас на борту самолета МакКой-Джет. Экипаж состоит из синей обезьяны и женщины-генератора. Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, сейчас вам раздадут успокоительное и бумажные пакеты». Хейли хихикнула. Почему-то в роли стюардессы Вагнер представлялся идеально. — Летать не страшно, — сказал Хэнк рядом совсем негромко, но девушка слышала каждое слово. — Я не боюсь. — Не представляю, как это, — севшим голосом ответила Хейли. — Проверь, — и МакКой взял ее руку, и положил на свою щёку. — Давай. Нет адреналина. Я не боюсь. Возьми от меня это. Хейли боялась пошевелиться. Снова запустить связь? Соблазн был очень, очень большой. Ощутить каково это — не бояться, прогнать свой самый большой страх, мучающий ее четверть жизни, хотя бы на время. Хэнк сверлил ее взглядом и молча ждал. И Хейли поддалась. Зрачки расширились, и сердце Хейли в несколько ударов синхронизировало свой ритм с ударами сердца Зверя, замедлилось. Спокойствие. Эндорфиновый кайф, удовольствие от нахождения в этом самолете — непостижимые для Хейли Додж чувства. И страх ушел как отливная волна, делая все остальное ярче. Тогда она осмотрелась внимательнее, глядя на все без желания умчаться и спрятаться. Нет кортизола, нет адреналина — нет и страха. В крови Хэнка этих гормонов почти не было, и Хейли скопировала их уровень. Оторвавшись от Зверя, девушка прошлась до кабины пилота, наслаждаясь спокойствием. Она провела ладонью по молчащей приборной панели, села в кресло пилота, и через несколько секунд ее лицо будто засветилось от легкой, неустойчивой улыбки. Будто бы девушка никак не могла поверить в чудо: ей не страшно. — Хэнк! — она вскочила с кресла, и уперлась в Зверя: оказалось, он стоял прямо за спинкой места пилота. — Это… это… Она хотела сказать «очень здорово», но язык отнялся. Между ними в буквальном смысле заискрило. Зеленые точки-искры статического электричества скакали от кончиков пальцев, лица, ресниц, кололи кожу. Хэнк осторожно наклонился и коснулся губ девушки, после этого Хейли плохо помнила, что случилось. Губы, руки, измазанные в машинном масле, пахнущая керосином майка на спинке соседнего кресла. Колючие, потрескивающие разряды между телами, и дрожание вдруг ставших неловкими пальцев, которые никак не могли расстегнуть ремень. Майка Хейли собралась на груди, открывая розовый, почти полностью заживший след от ожога. Опустившись на колени, Зверь коснулся шрама губами, проходя каждый сантиметр от рёбер на боку и вниз. Хейли успела увидеть, как желтеют глаза, и запустила в его волосы пальцы. И он остался человеком. Не вылезла синяя шерсть, не выросли клыки. Только радужка оставалась непривычного оранжевого цвета у человека, который никак не мог напиться этими прикосновениями. Ему хотелось трогать этот случайный шрам, который должен был достаться ему, и целоваться с Хейли всю жизнь, все отведенное ему время, заставляя смешно подниматься на цыпочки, чтобы достать до его губ. Такая маленькая, она едва достает ему до плеча. Смешные голубые трусики с бантиками по бокам прячут шрам. Его шрам на ее теле. И он знает, что дальше шрам спускается на нежную кожу внутренней поверхности бедра, и обрывается, потому что сам каждый день обрабатывал ожоги, трезвея после каждой перевязки под холодным душем. А сейчас — она с ним. И её теплые руки лежат у него на затылке, а красивая шея открывает беззащитные голубые вены от запрокинутой головы. Хлопнувшая дверь ангара будто мгновенно разрезала нейронные нити, и обоих словно окатили водой. Хейли вскочила с кресла пилота, оглядываясь в иллюминатор и спешно одергивая майку. — Хэнк! — голос Чарльза отозвался от стен эхом. Хейли нырнула под приборную панель, с ужасом думая, что будет, если профессор решит найти Зверя ментально. — Да, Чарльз? — как ни в чем ни бывало Хэнк спустился по трапу самолета, поправляя очки. — Мне нужно уехать. Не знаю, может, на несколько дней. Ты остаешься вместо меня, через пару-тройку дней вернётся Джубили с ребятами. Будь здесь. — Я никуда не денусь, — развел руками Хэнк. — Хорошо. — Дальнейшего разговора Хейли не расслышала, они говорили тише. И когда двери снова хлопнули, означая, что внезапный визит профессора завершен, девушка с опаской выглянула в окно, а затем выскользнула из самолёта. Лицо Хэнка выражало смущение, но при виде Хейли он ожил, потянулся к ней. — Так нельзя, — остановила его Хейли. — Это из-за нейросвязи, ты же знаешь. Тебе снесло крышу, а я была подключена… Она ощущала чувство острого стыда перед Питером. Это было нечестно и неправильно, а от того, что с Хэнком сейчас было так хорошо, ей стало еще хуже. Нельзя больше так делать. — Хейли, нет, — вздрогнул Хэнк, чувствуя, как она, буквально, обрывает связи между ними, словно выдирает провода из гнёзд, — не делай этого. Это не выход! — А я другого не вижу, — ее голос дрогнул, когда девушка уходила из ангара, стараясь не обернуться, не попасть снова в эту приливную волну. В комнате она была далеко за полночь. Питер мирно спал, уткнувшись носом в ее подушку, распластавшись «звездой» насколько позволяла кровать. — Ну и наглец ты, Максимофф, — проворчала Хейли, — а мне где спать? На полу? Питер поднял голову, посмотрел на девушку сонными глазами. — Зачем — на полу? У тебя есть я. Спи на мне. — У тебя есть своя комната. — Ууу, Хейли — бука. Ты воняешь керосином. — Не нравится — не кушай, — девушка встала над Питером. — Брысь с моей кровати. Максимофф нехотя поднялся, ткнулся носом в щёку недовольной Хейли. Он был такой тёплый, сонный, что девушке стало жалко выгонять его. Через две минуты они целовались. Через десять — пижама Хейли оказалась запихана между кроватью и стенкой. Питер был для нее первым, хотя сегодня все могло бы обернутся совсем иначе.***
Джин отвернулась в окно с гримасой отвращения на лице, мысли Хейли ей читать больше не хотелось. Чего Додж и добивалась.