Drabbles and Crossovers

Крис ни разу не ошибался так сильно. Нет, конечно список ошибок Кристофера Шистада был огромен. Этим списком можно было бы устлать всю Норвегию или очертить экватор. По этому списку можно было бы составить пособие «О том, как делать не надо» в двадцати (а может и больше) томах. Этот список был настолько огромен, что мог бы выступать айсбергом для Титаника и потопил бы его гораздо быстрее. — Лео бы не мучился. — однажды пожал плечами Крис, когда Вильям рассуждал о его жизни, изрядно набравшись. Но все эти ошибки меркли, бледнели и переставали иметь хоть какое-то значение на фоне одной единственной, состоящей из трёх чертовых слов: «Поцеловать Эву Мун». Крис будет проклинать этот Хэллоуин вечно, ибо в его жизни в ту ночь произошёл коллапс. У Криса башню рвёт, когда он видит совсем пьяную Эву, прижимающуюся к какому-то парню на очередной вечеринке. Вообще Крис делает одолжение всем присутствующим, когда пристает к ней первым. Иначе кто-то точно пришёл бы в понедельник с разукрашенным лицом (если бы самостоятельно пришёл, был бы ещё везунчиком). Эва спасает всех, когда ведётся на ту несуразицу, что он так сексуально нашёптывает ей на ухо, и податливо выгибается под его прикосновениями. Для Кристофера Шистада было нормальным желание поиметь одну-другую девчонку, но желание всецело обладать лишь одной — нет. Его выворачивало от одной только мысли, что ее может целовать кто-то другой, что к ней может прикасаться кто-то другой и даже, что, черт возьми, кто-то другой может дышать в ее сторону. Крису даже иногда казалось, что подумай кто-нибудь о ней, он обязательно впечатает его физиономию в стену, вцепившись в волосы. Он вообще-то не тот смазливый анемичный кровосос с гнездом на голове, являющийся главным героем одного из тошнотворно-сопливых романов Эвы, чтобы читать мысли, но он был уверен, что пусть только падет подозрение на кого-либо, этот кто-либо «поцелуется» с любой ближайшей поверхностью. Кому, как не Крису знать, что мысли об Эве Мун вызывают привыкание подобно сильнейшим наркотикам. Кому, как не Крису знать, что мысли об Эве Мун сводят с ума. И Кристоферу Шистаду необходимо быть единственным, кто сходит с ума на фоне такого недуга (вообще-то он уже давно сошёл, учитывая даже то, что самоконтроль совсем ни к черту, но на фоне чего — не ясно). И у него неплохо получалось. У Криса явно рвало крышу, а здравая часть его сознания махала ему билетом куда-то на другое полушарие в один конец. Все это было, конечно же, из-за Эвы Мун. Из-за губ Эвы Мун, отдающих вкусами корицы и мёда; из-за ярких и мягких волос Эвы Мун, пропитавших своим запахом все его вещи, его подушки, его самого; из-за мятно-зелёных глаз Эвы Мун, так ярко блестящих в полумраке спальни; из-за улыбки Эвы Мун, отпечатавшейся где-то на обратной стороне его век. Она была везде. Абсолютно. У Криса создалось ощущение, что Эва въелась в его жизнь, что Эва просочилась в вены и забралась под кожу. Он был наполнен ей. Переполнен, если точнее. И Крис был совсем не против. Не против, что Эва Мун затмила всех тех, кто был до, и заменила тех, кто мог быть в будущем. Не против того, что Эва Мун стала его личной зависимостью и, кажется, стала даже более необходима, чем кислород. Не против терять рассудок/контроль/крышу от одной только мысли о ней наконец. Крис был абсолютно не против. Кристофер Шистад совершал в своей жизни много ошибок, но самой значимой (не) ошибкой стала Эва Мун.