Золотые узы

Румпельштильцхен не появлялся внизу до самого утра — пока не взошло солнце. Лишь тогда он спустился по лестнице — медленно и почти бесшумно. Посреди ночи он переместился из замка по зову какой-то потерянной души, и новая сделка дала возможность отвлечься от собственного смятения. Но теперь… Как сирота, Вольха должна была очень ценить чужую ласку. Однако не настолько, чтобы от этого позолотилась шерстяная нить — даже если допустить, что светлый потенциал в рыжей девушке так силён. Значило ли это, что именно его ласка… В первый день она, как и все, попятилась от него. Наружность Тёмного не могла внушить никакого желания или любви, думалось Румпельштильцхену; в его замке не было зеркал, но он не нуждался в напоминании о том, как выглядит. Его рептильи глаза и жёсткая кожа, покрытая золотыми чешуйками, ещё никого не приводили в восторг. Ему хотелось знать точно, что происходит — и в то же время он боялся. Тем вечером Вольха осталась за прялкой до позднего вечера: хотела не просто побольше работы сделать, но и дождаться хозяина замка, после этого только и пойти спать. Но он не приходил, а глаза всё больше слипались и приходилось останавливать колесо, чтобы потереть их и прийти в себя после очередного зевка. Спустя какое-то время она и забыла, почему до сих пор сидит — если это положение можно было так назвать — здесь. Сказывалась усталость после длительной уборки и, наверное, не короче — работы за прялкой. Только добраться до кровати было, видимо, не суждено, ибо кресло, что стояло к прялке не в пример ближе, оказалось куда более удобным. В нём Вольха и уснула, причём практически сразу, и, судя по блаженному выражению на лице, не горела желанием просыпаться ни к моменту прихода Румпельштильцхена, ни после. Золотые ленточки так и остались в рыжих волосах, только держались уже «на честном слове» — достаточно ей хорошенько тряхнуть всей гривой, и ленточки посыплются на пол. Отчего-то улыбнувшись представившейся картине, Румпельштильцхен остановился над Вольхой и нерешительно протянул руку, собираясь положить ладонь ей на лоб. Осторожно применить магию. Узнать хотя бы приблизительно, что ей такого приятного снится. А полноценные картины — такие, чтобы можно было разобрать смысл или хотя бы запомнить — ей почему-то никогда не снились. Даже сейчас всё, что можно было рассмотреть, выглядело смазанно и несвязно, зато голоса, вырывающиеся будто прямо из мирно дремлющего сознания, были слышны отчетливо. Что-то сверкающее, разгорающееся алым светом, плавно очертило полукруг и нырнуло в золотое море, передавая ему весь жар, что в нём копился долгие мгновения полёта, и багровый свет охватил всё пространство. — Красиво… смотри! Как будто солнце упало. То, что, вероятно, должно было пугать, только радовало и доставляло удовольствие. При этом ощущались, как на самом деле, нежные, самую малость шершавые прикосновения и тёплые дуновения воздуха. — Кто там? — голос был женский и однозначно знакомый Румпельштильцхену. А после прозвучал его же, но какой-то… наверное, немного иной. Настроем, тоном другой, но точно его: — Ты не спрашивай. Работай лучше. В мутно-серой пустоте вновь мелькнуло золото на ярко-рыжем фоне, но продержалось буквально несколько секунд и сменилось чьим-то силуэтом, полностью покрытым зеленовато-янтарной рябью, как если бы кто-то разводил в воде краски. — Останься со мной, — ослабшим, сипловатым голосом просил кто-то, кого видно не было. Но, даже если так, силуэт будто сам собой, одним своим видом прояснил, что смотрит не на источник звука. И что-то бормочет, вроде бы и желая, чтобы его услышали, но в то же время опасаясь этого. Последним же было что-то, необычно резкое и чёткое, ровной округлой формы. Оно прокатилось на ребре, как монетка, было поднято чьей-то рукой и спрятано за пояс платья. — Я так и думала… я же говорила! А ты не… Голос оборвался резко, изображение мигнуло от неожиданного движения. Вольха вздрогнула всем телом — ровно в момент, когда та же рука опустилась на чужое плечо и всё затихло. Кажется, просыпалась, но медленно, нехотя, и слегка хмурилась, крепко зажмурившись. Румпельштильцхен отнял руку ото лба Вольхи. Первый раз он пробовал читать чужие сны — и не сказать, чтобы это получилось удачно. Взгляд упал на катушку, с которой Вольха не сняла нити — золото в них чередовалось с шерстью. Как будто Вольха постоянно сбивалась с какой-то мысли… Румпельштильцхен очутился рядом с прялкой, потрогал нить. Он действительно не хотел ни к кому привязываться — ответа не было бы, не должно быть. Он только не хотел опять остаться в одиночестве — и знать, что это до самой смерти, ведь когда-нибудь же она наступит. Видимо, это одиночество и помутило рассудок. Распахнув, наконец, глаза, Вольха посидела на месте, припоминая, не просыпалась ли ночью и не застала ли возвращение Румпеля. Нет, кажется, так и проспала всю ночь…, а пришёл ли Тёмный? С этой мыслью рыжая поднялась с кресла и огляделась: — Дядь Рум… о! — наткнувшись взглядом на прялку и, соответственно, на мага рядом с ней, так и просияла. — Я ж вас ждала вчера, показать хотела! Сама не понимаю, как так получилось, но мне нравится, — оказавшись рядом и будто не замечая выражения лица мага, девушка тоже уставилась на катушку блестящим радостью взглядом. «Дядя Румпель!» А может быть, Вольха и воспылала какими-то чувствами за всего-то два дня, только чувства эти были… совсем иного рода, нежели то, что так быстро начало пробуждаться в сердце Румпельштильцхена. — Да… неплохо, — у него был предлог, чтобы не смотреть на неё. — Видишь ли, я тут подумал и решил спросить… а какова твоя цель пребывания в этом мире? Как ты здесь очутилась, говорить не стала — хорошо; а что ты здесь хотела сделать? — Ну, я… не знаю пока, — сконфуженно пробормотала Вольха, запустив пальцы в рыжие волосы. — Я попадаю в миры, где должна что-то сделать. Ну, понимаете… что-то важное для меня или для кого-то. А что? — Ничего, — Румпельштильцхен смотал нить с катушки и в несколько мгновений сделал из неё эдакий жёлто-белый клубок, бросил на кресло. Если Вольха умеет вязать, сделает что-нибудь для себя. — Я ухожу, — нужно было довершить ночную сделку. — Дверь без меня никому не открывай, вернусь к обеду. Нет, завтрак не нужен.

***

Румпельштильцхен понимал, что должен сделать. В каком-то помрачении рассудка он опоил Вольху зельем, удерживавшим её в Тёмном Замке — только чтобы скрасить ею своё одиночество. Теперь нужно было дать ей другое зелье, которое сняло бы действие предыдущего. Конечно, она уйдёт, даже притом, что привязалась к «дяде Румпелю» — но так будет правильнее. Дать ей настоящий выбор, а не иллюзию его. Однако проходили дни, Вольха готовила, убирала и пряла свою полосатую пряжу, а Румпельштильцхен никак не мог решиться. Очередной ночью он забрал у неё рыжий волосок, как тогда — и сделал антидот, но вот незаметно добавить его в чай… Всегда находилось этому какое-нибудь препятствие. Но так не могло продолжаться всё время. И в один прекрасный вечер Румпельштильцхен понял, что, если оставит Вольху здесь, его желание снова приласкать её станет слишком сильным. И даже если она будет сопротивляться… а она будет… то он… Его жест, когда «антизелье» очутилось в Вольхином чае, был поспешным и нервным, и рука слегка дрожала — но, кажется, Вольха не уловила едва заметного движения. По крайней мере, он так считал. Однако Вольха заподозрила неладное, только увидев — нет, не движение рукой, а то, как она подрагивает, и выражение лица: едва заметное напряжение Румпельштильцхен пытался скрыть, но она всё же разглядела. Такое же выражение лица было у Лиры, когда она рассказывала, что девушке пора начинать жить для себя. Как и тогда, сейчас это травницу насторожило и заставило странно покоситься на чай и почти машинально нащупать под поясом подарок светлой волшебницы. Да нет же, подумалось ей, не может Румпель ничего плохого сделать. Не ей. «Не мне…» Настороженность ушла так же быстро, как и появилась, и Вольха спокойно глотнула из чашки. Поначалу она ничего не почувствовала, кроме тепла от горячего напитка, но потом у неё будто что-то щёлкнуло в голове. Почему она до сих пор даже не подумала о том, чтобы уйти? Вообще, как долго она здесь, в этом замке, в этом мире? Рыжая снова глянула на мага, но на этот раз во взгляде не было видно никаких мыслей и эмоций. Почему? Сейчас она ничего не понимала. Что-то вышибло у неё буквально все догадки и само желание подумать. Зато захотелось спросить, как бы без всякой задней мысли поинтересоваться: — Как чай? — Как… чай? — повторил Румпельштильцхен, стараясь изображать обычное спокойствие. — Хорош. Как и всегда. Почему ты спрашиваешь? — Да так, — пожала плечом, помешивая ложкой уже давно растаявший сахар. — Мне показалось, у него сегодня какой-то необычный вкус, — девушка снова подняла взгляд от напитка и посмотрела на Румпельштильцхена, наблюдая за реакцией. — Правда? — Румпельштильцхен моргнул, «неужели что-то напутал?!», но тут же опомнился и скрыл волнение, как мог, за беспечным тоном. — Может быть, ты пересыпала… каких-нибудь трав. Я задумался, ничего не заметил. И поспешно встал, отодвигая кресло. — Я буду наверху, в лаборатории, захочешь сказать что-нибудь — зови. Что она захочет сказать? Что пора бы ей уже в город, а то загостилась? Резко повернувшись на каблуках, Румпельштильцхен направился прочь. — Обязательно, — пробубнила девушка, глядя ему вслед, а дождавшись, пока он исчезнет из виду, достала из-за пояса стёклышко. Ей не очень хотелось сейчас его использовать, но поведение Румпельштильцхена не оставило выбора — нужно наконец разобраться, что происходит. Покрутив его в пальцах, рыжая в нерешительности замерла над столом, и, поднеся артефакт к чашке, посмотрела на неё сквозь прозрачное стекло. А уже спустя пять минут поднималась по ступенькам с твёрдым намереньем сказать Тёмному что-то очень важное. Румпельштильцхен, тем временем, уничтожил остатки обоих зелий, которые опробовал на Вольхе; бесцельно покружил по лаборатории, несколько раз хотел взяться за волшебный шар, но отдёргивал руку. Услышав приближающиеся шаги, Румпельштильцхен замер. Медленно повернулся к двери. Вольха хочет уйти прямо сейчас? Это было единственным, что пришло ему в голову. Тут он не прогадал, она спешила к нему именно с намерением сказать о своём уходе, только совсем не потому, что всё поняла и жутко обиделась — нет, ей, конечно, было неприятно, когда она осознала, что выпила даже не одно, а два зелья, но не настолько, чтобы закатывать скандал. Вольха думала, что попросту ему надоела. Почему же ещё он мог сначала опоить её зельем, чтобы она осталась, а потом дать антидот? О первом она догадалась после того, как с помощью артефакта узнала о втором. Антидота без первичного зелья не бывает, это она знала хорошо. Но не могла понять, что же такого сделала, чтобы Румпельштильцхен расхотел видеть её в своём замке?.. Дверь она распахнула рывком, с неожиданным даже для неё хлопком, но выглядела скорее запыхавшейся, чем злой. Что за чудовище сделало столько ступенек?! — Я тут… гм… я подумала, — неловко топчась на пороге и поглаживая многострадальную дверь пальцами, Вольха отвела взгляд. — Мне… наверное, пора бы уже идти. Кажется, я уже слишком долго здесь… в этом мире, то есть! И… в общем, мне нужно уйти. Румпельштильцхен на миг прикрыл глаза веками, плечи его опустились. Могло показаться, будто его заставили нести очень тяжёлую ношу — но тут же он отвернулся, бесцельно разглядывая стол. Взял себя в руки и изобразил невозмутимость: — Что ж… Я знал, что ты захочешь уйти рано или поздно. Тем более, в замке скучно, а прясть золото ты почти научилась — в последнее время его в нити гораздо больше, чем шерсти. Она была должна ему услугу, вдруг вспомнил Румпельштильцхен, но тут же махнул рукой. Оставалось одно желание — выпить самому какого-нибудь зелья, да покрепче, чтобы било в голову, словно спиртное, и заснуть мертвецким сном, каким уже сто лет не спал. — Это не потому, что здесь скучно! — поспешила заверить его Вольха, невольно делая шаг в его сторону. Возникло желание просто сесть на пол и расплакаться, и сказать, что чёрта с два её кто-то отсюда выгонит, но она не могла. Если ему не хочется, она не могла заставить его хотеть. — Мне… просто трудно оставаться в чужом мире надолго. Зовут другие. Ты… вы… понимаете? Частично, это была правда: её звали и ждали, пока то, что помогало ей путешествовать между мирами, оставалось при ней. — Да… понимаю, — Румпельштильцхен заставил себя улыбнуться. — Всё в порядке. Ты, может быть, хочешь, чтобы я помог тебе… добраться туда, откуда ты в другой мир отправишься? Но как же твоя цель в этом? Ты говорила, появляешься, чтобы сделать что-то важное для себя или кого-то, — Румпельштильцхен провёл ладонью по лбу и нахмурился. Что-то здесь было не так. — Да-а, — как-то неуверенно протянула девушка, пытаясь быстро сообразить, что же ответить на это. — Полагаю, научиться прясть золото и было моим заданием здесь. И мне будет достаточно, если вы просто укажете, в какой стороне город. Но если хотите проводить, я… совсем не против! Прясть золото? Скорее уж судьба подкинула рыжую сюда для того, чтобы окончательно показать Тёмному, что добровольно с ним никто и никогда остаться не захочет. Подавляя неуместный смешок, Румпельштильцхен большим пальцем указал в сторону зашторенного окна: — Поздновато, голубушка, для самостоятельных прогулок. Как же я, — перевоплощаясь в того любителя спектаклей, каким его знал Зачарованный Лес, маг эффектно взмахнул рукой, и вокруг его фигуры закрутилось и пропало облачко сиреневого дыма, — позволю даме одной бродить по лесу? Ещё заблудишься и пропадёшь! Теперь он был одет, как для выхода, застёгнут на все пуговицы, и даже волосы казались менее лохматыми, чем обычно. Искренне улыбаясь, Вольха кивнула и убежала обратно вниз, за своим плащом. Коробок с чаем она решила всё же оставить здесь, раз Румпельштильцхену он так нравился. А себе и новые листочки можно будет купить или собрать. Травница была действительно рада, что Тёмный решил её всё же проводить, и не будь она уверена, что ему бы этого не хотелось, однозначно осталась бы ещё на одну ночь. Румпельштильцхен неторопливо спустился следом за ней. Даже на лестнице, пока Вольха его не видела, он держал маску себя-прежнего, будто заново привыкая к ней. — Ты готова? Возьмёшь свои весёлые клубки? — Он кивнул на жёлто-белую нить, которой набралось уже целое ведёрко. — О! Да, наверное. Всё я не унесу, но пару клубков можно, — уже наматывая нити себе на руку, чтобы потом сложить в один круг, бормотала Вольха. — Остальное оставлю вам. Из них можно связать много всего! Ну, мне так казалось. Усмехнувшись себе под нос, девушка бодро направилась к двери. Нужно было покончить с этим как можно скорее, потому что, если появится возможность передумать, она обязательно остановится. А ей не хотелось видеть его рассерженным — почему-то рыжая думала, что тогда он неминуемо разозлится и, быть может, даже будет ругаться. Румпельштильцхен всё же не вынес, изменился в лице на несколько мгновений: как же она торопилась сбежать! Но ведь это было не приворотное зелье — даже если нахождение здесь осточертело Вольхе, чувства-то её к «дяде Румпелю» были искренними. Если даже не теми, каких он жаждал. Ладно. Хватит. Он широким шагом пересёк залу, приближаясь к девушке. — Перемещаемся сразу в город? Или ты пешком хочешь? Это далековато будет, устанешь. Хотя дорога большая, хорошая, по обеим сторонам тянутся загадочные леса… Ах да, ты же таких навидалась, пока ко мне шла! — он звонко хихикнул. — Что? Ах, да! Навидалась, — рассеянно улыбнулась рыжая, остановившись у двери. Совсем запуталась, что к чему. Надо что-то делать. — Всё равно пешком давайте. Подышу напоследок лесом, а то кто знает, куда меня в этот раз забросит? Румпельштильцхен передёрнул плечами. Жестом распахнул двери замка и вышел, не говоря ни слова… Дорогу, уводившую куда-то вдаль, освещала луна, серпом застывшая среди облаков. Где-то стрекотали сверчки, издалека донёсся тоскливый звериный вой. Да уж, надышалась на всю жизнь. Но поняв, что настоящих желаний — не нюхать, но смотреть, и вовсе не на лес — ей не исполнить из стеснительности, Вольха мрачно пялилась в землю на протяжении всей дороги. Которая, между прочим, могла бы иметь совесть быть и покороче, вместо того чтобы тянуться и тянуться, давая время подумать о происходящем, чего совсем не хотелось. Решившись, девушка снова подала голос: — Что вы будете делать, когда вернётесь? — Не знаю, — искренне ответил хмурый Румпельштильцхен, но тут же опомнился: — Жить, как раньше. Сделки, золото из соломы, зелья, магические эксперименты… Чем ещё заниматься старому чудовищу? И всё же он старался быть лучше. Ради сына. В память о том Румпельштильцхене, которого Бэй когда-то любил. Но, кажется, это ничем не помогало… Чем быть лучше, лучше не быть вовсе — всем от этого станет лучше. Румпельштильцхен ухмыльнулся с каким-то нездоровым весельем. — Вы не похожи на чудовище, — сорвалось с её губ прежде, чем она успела подумать. И, чтобы сгладить неловкую ситуацию и не ляпнуть больше ничего лишнего, до самого города она шла молча, временами только тяжело вздыхая. Не нравилась ей такая обстановка, но что поделать? Кажется, осталось немного. Кажется. — Вот мы и пришли, — Румпельштильцхен остановился, указал Вольхе на городские ворота вдали. — Тебе лучше заходить без меня. Не самое подходящее сопровождение для юной особы, видишь ли… — Да, я понимаю, — девушка натянуто улыбнулась, сцепив руки за спиной под плащом и тем самым сдерживая порыв обнять мага как можно крепче и надолго. А это, как оказалось, очень сложно… Удалось только протянуть ему подрагивающую руку и прикрыть глаза, скрывая блестящий от набежавших слёз взгляд. Хотя в такой темноте это вряд ли было бы видно. — Ну, что же. Прощайте, дядь Румпель. На этих словах голос её дрогнул, но она надеялась, что он не заметил. Румпельштильцхен отступил, не дотронувшись до её руки — сделай он это, после обнял бы Вольху, и поцеловал бы в краешек губ, и сказал бы, чтобы она осталась с ним, как… в её сне? Это же он говорил? Нет! Порывистый взмах рукой, и Тёмный очутился далеко-далеко, на знакомой улице в другом городе. Он физически не мог вернуться в снова опустевший замок, ещё хранивший следы присутствия Вольхи. Неверным шагом Румпельштильцхен двинулся к дому Бэя и его семьи… Рука безвольно опустилась, а слёзы — теперь уже обиды, — всё же покатились по щекам, но девушка быстро их утёрла и прошла через ворота города. Нужно было ещё найти таверну и снять себе комнату, а потом уже оттуда… уйти? Только сейчас, гуляя по улицам незнакомого ей города в поисках здания с вывеской, она задумалась над тем, а сможет ли уйти. После всего, что было, после его прикосновений, после чужих пальцев в её волосах — разве хватит сил просто взять и всё это бросить? Должно хватить, оборвала поток мыслей девушка, возвращаясь в уже ставшую ненавистной для неё реальность. Должно! И будет. А вот хочется ли — это уже совсем другой вопрос.