rendezvous

Джон заканчивал все приготовления к наступающему празднику: оправлял складки белой скатерти, выверенно выстраивал симметричную схему из бокалов и тарелок на молочном полотне с серебряным тиснением, распаковывал и погружал в наполненное водой прозрачное блюдо сплющенные свечи, с наслаждением притягивая к чуткому носу каждую. Всё было практически готово, он даже успел облачиться в светло-серый костюм тонкой кашгорской шерсти, повязать чёрный шейный платок замысловатым узлом аскот и сменить мягкие домашние туфли на поскрипывающие новенькие броги. Джон заметно волновался, ведь они впервые вместе отмечали день рождения Джима – всё должно было пройти идеально. К слову, его порядком озадачил выбор подарка именинником, мысли о нём вызывали еле заметное подрагивание в ладных проворных ладонях доктора. Джим попросил исполнить его любое желание. То есть, абсолютно любое. Всё, что он попросит, и Джон был не вправе отказаться. Джон накануне заверил, что готов на всё, и наутро, после пробуждения, обнаружил на обеденном столике безымянный свёрток. В нем содержался ключ к желаемому подарку Джима. По мере переваривания всего этого в голове, по позвоночному столбу доктора прошёл очередной разряд электричества, приподнявший волоски на руках и заставивший соски упереться в ткань сорочки… Конечно же, он приготовил и другой подарок – вдруг, Джим [всё же] попросит сеанс массажа или поход на аттракционы – а именно, заказал в интернете летающую камеру-квадрокоптер, которой как-то восхитился бойфренд, когда они смотрели очередную научную передачу про электронные гаджеты и девайсы. В семь часов вечера ключ в двери квартиры звучно повернулся, и на пороге возник загадочно улыбающийся Джим. Он окликнул Джона, прыгая в прихожей в одном кроссовке, но тот не появился и никак не отозвался. Джон оказался в спальне - с радостным криком: «С днём рожденья, Джим!!» он выдернул шнурок длинной хлопушки, и комната моментально наполнилась черными спиральками и пляшущим драже золотого снежка конфетти. Джим засмеялся и, всплеснув руками, воскликнул: - Джонни, а где мой подарок?! – он подошёл к неподвижному доктору и выхватил коробку в блестящей упаковке из его рук, укоризненно поправляя подарочный красный бантик в петлице его пиджака. Джон молча усадил его на постель и подсоединил смартфон к мобильной акустической системе. Пока Джим сражался с шелестящей бумагой, он деловито пробежался пальцем по горящему табло, пока, наконец, не нашёл то, что нужно. Центральное освещение комнаты погасло, - остался лишь жёлтый отблеск дверных софитов,- комната наполнилась ритмичными звуками знакомого трека. Джим оторвался от неподатливой упаковки и зачарованно уставился на Джона. Его лицо из внимательного неспешно превращалось в изумлённое, а после, и вовсе засияло голодным восхищением. Он смотрел и смотрел, не в силах оторвать глаз. А посмотреть было на что. Джон стоял, расставив ноги, ритмично покачивал головой и расстёгивал пиджак. Драматично распахнувшись каждой полой, пиджак описал круг над головой и приземлился в дальний угол комнаты. Следом проворные пальцы пробежались по перламутровой чечевице пуговиц сорочки. Медленно сглаживаемая с плеч белая ткань открывала взгляду радиально расходящиеся из-под шейного платка полоски чёрной кожи с металлическими клёпками. Рубашка слетела вниз, а в повороте на 360 – и чёрный платок, открыв плотно схваченную ошейником шею. Ремешки соединялись на рельефной груди в местах крепления к металлическим кольцам, и, снова расходясь, ускользали под кромку ремня брюк. Справившись с туфлями и закинув длинные носки за спину, танцор рывком избавился от пуговиц на ширинке и встал на колени. Медленно стянутые с бёдер брюки открыли финальное кольцо соединения всех чёрных ремешков, тесно смыкающее свидетельство сексуального возбуждения. Джон по-кошачьи перекатил вес тела на руки, практически выползая из приспущенных брюк и демонстрируя сплетение ремешков в ложбинке крепких ягодиц. Джим сидел на постели, по-турецки скрестив ноги, и прикрывал рот и частично глаза сложенными домиком ладонями. Джон поймал его взгляд, лениво прицепляя красный бантик из петлички пиджака и цепь поводка на свой шипованный ошейник. После он присел на корточки, подперев пятками ягодицы, и бросил кожаную петлю поводка к ногам именинника. Джим задушенно засмеялся, его смех раскатистыми волнами нарастал и, наконец, прорвался слезами. Он оскалился и схватил конец поводка, бросая Джона на себя. Притянув его к себе уже за ошейник, он пробормотал: - Джонни, спасибо.. Это мой лучший подарок. Я знаю, как это было трудно для тебя, и насколько ты отвергаешь саму идею уступить мне… Это делает твой дар бесценным. Никто ещё не шёл ради меня на такое количество жертв перед собственными принципами, как ты… Ты меня растрогал до слёз, - он лучезарно улыбнулся и всхлипнул. – Но теперь я хочу получить весь мой подарок целиком, - он осторожно поцеловал Джона и, отползая, начал затягивать того на постель, накручивая на руку цепь. Устроив послушного Джона в подушках, отошел в гардеробную и после небольшой возни с молниями чемодана вернулся с ворохом различных БДСМ-девайсов. Наручники, стеки, валик-колесо Вартенберга, лицевая сбруя с пробкой для рта. Доктор нервно хмыкнул, но от комментариев воздержался, пошире разведя ноги и бряцая перебираемой меж пальцев цепью. Джим улыбнулся ему своей редкой дьявольской улыбкой, остро взметая брови, и небрежно стряхнул с себя одежду. Он был очень деликатен в первый раз Джона. Губами и руками доведя его до готового взорваться экстазом состояния, он на мгновение отстранился и не касался собранного точно в кулак потряхивающегося тела. А после осторожно вошёл, шепча, что любит больше жизни, волнообразно продвигаясь глубже, теснее. - Я хочу разрезать себя… от шеи до живота… и положить тебя внутрь меня… а после зашить… и никогда не расставаться… стать единым неделимым… чтобы ты… прорастал во мне… расправил спину… и проник руками в мои руки изнутри… и уже никто не разберёт… где заканчиваюсь я и начинаешься ты… Будоражащий шёпот Джима, его ювелирные движения и горячие ладони, будто по-индийски множащиеся на его теле, позволили Джону сгинуть в пучине оргазма. Он невесомо планировал штопором в потоке этого гремящего водопада, распахнув руки и улыбаясь приближающимся валунам. Начало было положено, и уже через десять минут, вновь пришедший в боевую готовность Джим вернулся к своему подарочку, вооружившись принесёнными девайсами. На этот и в последующие разы он больше не был так осторожен. …Через полтора часа, которые показались оглушённому Джону чёртовой вечностью, Джим отпустил его и, довольно мурлыкая под нос, протанцевал в ванную, попутно стягивая стальной коготь с указательного пальца и размазывая ребром ладони с краешка рта следы крови и семени. То, что когда-то было доктором Уотсоном, мирно провалилось в сон в позе ничтожества, в которой его оставил партнёр: уткнувшись носом в подушку и напрочь позабыв про праздничный ужин. И вообще про повод сейшна. Исполосованный тонкими припухшими отметинами, придушенный змеистой плетью, несколько раз обёрнутой вокруг шеи, с привязанными к ступням запястьями за спиной. Из ванной гулко доносился мотив небезызвестной песни Army of Lovers, вот только слово «revolution» исполнитель ловко сменил на победное «involution»*. Обмотавшийся у зеркала большим полотенцем Джим уже твёрдо решил ввести в традицию их маленькие грязные игры, в которых и дураку понятно, кто тут «папочка», а кто «бой». У императора Нерона В гостиной жили два барона, И каждый был без языка…** - воодушевлённо тянул Джим, перебирая пальцами воздух и вспоминая золотистый лавровый венец в витрине вчерашнего секс-шопа***. * в данном контексте - «регресс» ** строчки из песни группы «Аквариум» *** император Нерон играл на лире, наблюдая, как полыхает подожжённый им Рим