Лед и Пламя.

POV Олег.       Я неторопливо натягивал одежду, сидя на краю кровати в номере отеля. Рядом томно возлежал Поль, изящно прикрыв простыней наготу. Жеманно растягивая слова, он произнес чуть ли не мурча, как избалованный кошак:       — Олезия, ты не можешь вот так уйти.       — Почему? — спросил я, поднимаясь с кровати.       — Потому что я люблю тебя.       Пытаясь подавить зевоту, я равнодушно посмотрел на него:       — И что дальше?       Глаза Поля лихорадочно сверкнули:       — Я люблю тебя, — выкрикнул он, поддавшись ко мне навстречу, забыв про наигранную томность. — Я хочу быть с тобой. Я даже смирюсь с твоими изменами, не уходи от меня.       — Ты становишься слишком навязчив, — с этими словами я подошел к двери, с намерением покинуть комнату и избавиться, наконец, от манерного француза.       Не успел я взяться за дверную ручку, как Поль, соскользнув с кровати, стремительно кинулся следом, упав на колени, обхватил меня за ноги. С умоляющим выражением на красивом, ухоженном лице истерично выкрикнул:       — Не уходи! Не отпущу.       Я попытался освободиться от его цепкой хватки, но безуспешно, Поль, не смотря на худобу, был жилистым и довольно сильным. Наконец, я сдался:       — Чего ты от меня хочешь? Я не собираюсь с тобой встречаться, ты умолял меня переспать с тобой, обещая, что это в последний раз. Поль, отцепись от меня и дай мне уйти.       — Ты такой жестокий, — пролепетал он, обмякнув, на его глаза при этом навернулись слезы.       — Ты прекрасно знал, что я бессердечная сволочь, — освободившись от его рук, я вышел из номера.       За дверью ударилась об стену и рассыпалась стеклянными осколками какая-то безделушка. Пожав плечами, с выражением вселенской скуки на лице я двинулся по ярко освещенному коридору на выход из отеля.       Ночь уже давно опустилась на город любви, я неспешно брел по бульвару Вольтер в надежде поймать такси. Мне безумно хотелось спать. Можно было переночевать и в отеле, но присутствие Поля выводило меня из себя. В последнее время он стал слишком прилипчивым, и это обстоятельство лишний раз убеждало меня в том, что встречаться больше пары раз ни с кем не стоит и тем более оставаться до утра, давая своим секс-партнерам необоснованную надежду на возможность серьезных чувств с моей стороны.       Осенние улицы ночного Парижа у большинства вызывают романтичное настроение, я же, с некоторых пор начисто лишенный романтики, думал о своей жизни. О том, как года два назад принял предложение от Сашиных партнеров на оформление торгового дома во Франции. Работа давалась легко, я с головой окунулся в творчество, но каким бы увлеченным я не был, все равно безумно скучал по дому и Иннокентию Петровичу. Почти каждый день мы перезванивались по скайпу, болтовня обо всем и ни о чем одновременно дарила нам чувство покоя и развеивало наше одиночество. Я очень дорожил этими минутами общения и мечтал как можно скорее вернуться домой, но объект, над которым я работал, был довольно объемным, и я прекрасно понимал, что раньше, чем через несколько месяцев вряд ли смогу увидеть Родину и сжать сухую ладонь учителя в крепком рукопожатии.       Помню тот хмурый зимний вечер, когда он не вышел со мной на связь, так иногда бывало. Я огорченно выключил компьютер и завалился спать, а утром меня разбудил телефонный звонок: Никифор Леопольдович, наш нотариус, сообщил о том, что Иннокентия Петровича больше нет, он умер во сне, тихо и спокойно, без боли и страданий, просто пришло его время. Сначала я не мог в это поверить, а затем, когда осознание непоправимого захлестнуло меня, впал в состояние анабиоза, на автомате заказал такси и первым же рейсом вылетел в Россию.       Во время перелета я корил себя за то, что оставил учителя, за то, что в последний день его жизни меня не было рядом с ним. Я думал о том, что он мог пролежать в своей кровати не один день — это просто удача, что на утро пришла домработница, Дарья Ивановна, убраться в квартире и обнаружила его бездыханное тело. Если бы я знал, что Иннокентию Петровичу отмерено так мало времени, то ни за что на свете не уехал из страны, я бы оставался рядом с ним до самого конца.       Словно во сне совершил все необходимые действия и проводил дорогого мне человека в последний путь. Оставив вопросы наследования на Никифора Леопольдовича, сразу же после похорон вернулся в Европу. Неделю провел в заточении в своей съемной квартире, заливая невыносимое горе алкоголем. После заставил себя вернуться в социум.       Я работал до изнеможения, по субботам же уходил в загул: напиваясь до неприличия, снимал в клубе или кабаке подходящего мужика и заваливался с ним в номер дешевого отеля, при этом мне было совершенно без разницы кто кого будет трахать. Наутро я чувствовал себя мерзопакостно, так, словно меня вываляли в грязи, унизили и растоптали, но невыразимое омерзение к самому себе приглушало душевную боль и тоску по дорогому учителю.       Закончив работу над торговым домом в Париже, переехал в Ниццу, заключив там приличный контракт, затем в Италию, затем в Данию, так и колесил по Европе, благо уже имел имя и достаточно связей, для того, чтобы не нуждаться в выгодных заказах. Но где бы я ни был, в конце каждой недели погружался в пучину порока. Я не искал любви, после того, как из моей жизни ушел последний дорогой мне человек, сердце мое закрылось для искренних чувств, я просто занимался сексом, удовлетворяя потребности своего организма, при этом уже давно не испытывая к себе отвращения, случайные связи стали нормой. Единственно, что омрачало удовлетворение от плодотворного секса, так это утренние прощания со своими любовниками на одну ночь, они не желали отпускать меня, умоляли о новой встрече, валялись у меня в ногах в надежде задержать и удержать, мне ни единого раза не удалось уйти спокойно и без сцен. Раньше все это мне очень льстило, но спустя время стало лишь неизбежным скучным ритуалом, зачастую вызывающим у меня глухое раздражение: для чего мне нужны все эти страсти?       Иногда я заводил отношения без обязательств, но ни к чему хорошему такие связи не приводили — в конечном итоге меня обвиняли в том, что я настоящий говнюк и равнодушная сволочь, закатывали сцены ревности, истерики с битьем посуды и последующим бесконечным преследованием в надежде вернуть все, как было раньше, но я никогда не сдавал назад, рвал отношения легко и безвозвратно. Может кто-то из них и вправду испытывал ко мне настоящие чувства, но мне на это было ровным счетом наплевать — это их проблемы, в моей душе уже давно поселилось глубокое безразличие к окружающим меня людям.       Задумчиво вышагивая по бульвару Вольтер, с наслаждением вдыхая ночной воздух, я думал о скором возвращении на Родину. Работа в Париже над маленьким ресторанчиком была завершена — пора домой, в Россию.       Для меня каждый город имеет не только свою неповторимую атмосферу, но и свой уникальный, присущий только ему запах; и самым сладким, родным обладает тот, в котором я появился на свет и прожил большую часть своей сознательной жизни. Спустившись по трапу самолета, с упоением вдохнул воздух малой Родины — «Я дома!».       Квартира встретила меня оглушительной тишиной и стерильной чистотой, Дарья Ивановна постаралась на славу, качественно прибралась к моему возвращению. Бросив дорожную сумку у порога, я прошелся по осиротевшему дому, здесь меня уже не ждал мой друг и наставник, но в воздухе все еще витал едва уловимый аромат его одеколона, запах красок и растворителей. В мастерской на подрамнике обнаружил незаконченную картину: поблескивая янтарной корой, в небо устремились молодые сосны, у подножия которых узорной листвой гордо красовались папоротники. Сквозь тонкие стебли изумрудной травы можно было различить скромные бутоны незнакомых голубых цветков. Все полотно было пронизано умиротворением лесного пейзажа, застывшего в пробивающихся сквозь кроны деревьев солнечных лучах.       Рассматривая картину, я улыбался — хоть учитель и был уже довольно стар, но по-прежнему уверенно держал кисть. Сердце мое сжималось в приступе щемящей грусти по безвозвратно ушедшим годам, прожитым рядом с Иннокентием Петровичем, я осознавал, что уже ничего в моей жизни не будет так, как раньше, но жизнь продолжается, и я обязан добиться в ней всего, на что только способен, в память о моем дорогом друге и наставнике. Пообещав себе найти самую лучшую раму для этого пейзажа и разместить его рядом с незаконченной картиной Саши на стене в моей комнате, я направился на кухню. Усевшись на свой любимый антикварный стул с изогнутой спинкой, вынул из кармана телефон, подумав немного, набрал номер и заказал пиццу с доставкой.       Сегодня мне еще нужно будет разобрать вещи, принять душ и хорошенько выспаться, а завтра приступлю к работе, мне некогда грустить.       Я снова ушел в работу с головой, по всей вероятности, я отпетый трудоголик. Для начала оформил квартиру для молодой любовницы местного олигарха, затем загородный дом одного из бизнесменов, что принесло мне несколько новых заказов, а затем и дикую популярность. Сарафанное радио прославило меня как гениального и очень креативного дизайнера, а принадлежность к сексуальным меньшинствам добавила шарма и очарования моей персоне — дамочки просто визжали от восторга. Мужская же половина по большей части относилась ко мне сдержанно, меня это мало беспокоило, а если кто и говорил в мой адрес: «Фу, педик», то я лишь снисходительно улыбался в ответ — за время, прожитое в Европе, я заработал себе не только громкое имя, но и достаточно денег, чтобы плевать с высоты Эйфелевой башни на кого угодно.       Агентство мое процветало, в конечном итоге пришлось расширить штат и взять на работу еще несколько человек, так как прежним составом мы уже не могли справиться с тем количеством заказов, что посыпались на нас со всех сторон, за большую часть из которых теперь отвечали мои сотрудники, я же брался лишь за самые интересные или очень прибыльные. Дошло до того, что мне стали платить немыслимые гонорары за пустяковые проекты и лишь за то, что этими проектами руковожу лично я, чтобы очередная дама из высшего света могла похвастаться тем, что ее гостиную оформлял Олег Меркулов собственной персоной.       Однажды мне позвонил хороший знакомый и попросил встретиться с начинающим ресторатором, своим бывшим одногруппником по университету, Тихоновым Романом. Работенка предстояла плевенькая, нужно было оформить небольшой бар в довольно приличном районе. В принципе, я не видел повода для отказа и согласился на встречу. Не могу сказать, что эта встреча стала роковой в моей жизни, но впервые я осознал, что не все в этом мире дается легко, а иногда и не дается вовсе.       Тихонов Роман произвел на меня неизгладимое впечатление с первого взгляда — высок, спортивен, красив как бог. При этом он обладал ровным характером, деловой хваткой и чувственной натурой, правда о последнем его качестве мне пришлось узнать лишь некоторое время спустя.       Я без раздумий согласился поработать над «Дайкири», в надежде сблизиться с этим образчиком мужской привлекательности, то что мы ягоды одного поля я понял сразу и не сомневался в том, что в скором времени окажусь с ним под одним одеялом. Но не тут-то было: как бы я не намекал ему о своей заинтересованности, он оставался совершенно безучастен, просто в упор не замечал мои потуги. Надо сказать, такое отношение меня заинтриговало, впервые в жизни мне встретился человек, на которого не действовала моя сексуальность и мистическая харизма. Даже натуралы нервно сглатывали в моем присутствии, он же всегда оставался спокоен и невозмутим. В конечном итоге, мне пришлось сдаться, я принял поражение, однако попыток заарканить этого чудо-мужика не оставлял, хоть и сам не понимал, зачем мне это нужно.       Закончив работу над «Дайкири», я снова уехал в Европу, приняв предложение поработать над немецким ресторанчиком. Закончив проект, решил устроить себе небольшой отпуск, немного поколесить по Германии, тогда меня просто очаровали небольшие уютные пабы, в которых на ряду с потрясающим пивом подавали чудесные домашние колбаски. Как раз во время моего путешествия со мной вновь связался Тихонов и предложил заняться оформлением его нового пив бара. Я согласился без раздумий, но, когда вернулся в Россию, с огорчением и некоторым удивлением обнаружил Романа в новом для меня качестве. Он был совершенно без ума от белобрысого чуда: просто по-детски втюхался в парнишку с ангельской внешностью, таскался с ним, как с писаной торбой, по пути сдувая пылинки. Наблюдая за всеми этими «сюси-пуси», я просто приходил в бешенство: «Почему эта белобрысая немочь, почему не я?».       Тогда я был просто одержим Тихоновым, и даже на мгновение решил, что влюблен в него, но нет, сравнивая то, что я испытывал к Саше и то, что испытываю к Роману, я пришел к выводу, что это вовсе не любовь, это эгоистичное чувство, плохо поддающееся контролю, это неуемное желание поставить его на колени, чтобы он, как и все до него, валялся у меня в ногах, умоляя о новой встрече.       В конце концов в моей голове созрел план. Навряд ли я решился бы на его реализацию, если бы в тот вечер не был слишком пьян. Однако, одурманенный большим количеством принятого алкоголя, я, на вечеринке по случаю открытия «Баварии», опоил Тихонова и затащил его в койку. Вбиваясь в его прекрасное податливое тело, я испытывал невероятный восторг, но, когда эйфория миновала, пришел в ужас: Рома не скажет мне спасибо за прекрасно проведенный вечер, он пришибет меня и закопает на обочине лесной дороги, тем более, что его любимый Валерочка стал очевидцем нашего грехопадения. Я тут же собрал свои вещички и ушел в зону полной недоступности, затем снова свалил в Европу, подальше от разъяренного Тихонова.       Некоторое время я колесил по Европе, хватаясь за любое более-менее привлекательное предложение. Когда же от наших с Романом общих знакомых узнал, что он вновь свободен, вернулся на Родину, но к тому времени Тихонов уже обзавелся семьей. Мне ничего не оставалось, кроме как строить наши отношения на деловой основе, тем более, что работать с ним мне нравилось, он никогда не ограничивал меня ни в чем, выплачивая вполне приличные гонорары, да и другого дизайнера он не искал, в полной мере доверяя моему вкусу и профессионализму.       Почти пять лет я провел с ним бок о бок. За эти годы мы стали довольно близки, но не как любовники, скорее, как люди, которых связывает что-то, но что именно — не понятно. Надежда на то, что однажды он воспылает ко мне страстью таяла с каждым днем, но я не прекращал попыток совратить его — это уже стало привычной игрой: «Кто кого».       И вот, наступил тот момент, когда я совершенно четко осознал, что Роман никогда не будет моим — вернулся Валера. Я стоял по середине зала в «Сохо Хаус», наблюдая за воссоединением двух сердец, горящих взаимным чувством безграничной любви. Мне было грустно, я испытывал сожаление и принимал свое поражение. Любуясь этой прекрасной парой, вспоминал о том времени, когда так же сильно и преданно мог любить, с такой же нежностью и страстью смотреть в глаза другому человеку.       — И долго ты собираешься на них пялиться? Тебе не надоело бегать за ним? Оглянись по сторонам, — от неожиданности я вздрогнул и посмотрел на обладателя бархатного, густого как патока голоса, вкрадчиво прозвучавшего у самого моего уха.       Рядом стоял стройный мужчина, на вид не больше тридцати пяти. Красив, высок, выше меня на полголовы. Где-то я его видел, такую внешность не скоро забудешь: белоснежные ниже плеч волосы собраны в хвост, брови и ресницы темно-пепельные, гладкая чистая кожа, ровный нос, четкая линия челюсти, тонкие губы растянуты в снисходительной усмешке, ледяной взгляд серых глаз, их холодность подчеркивали блестящие стеклышки стильных очков. Одет очень дорого, но не мажор, я всех мажоров знаю. Но этот человек мне точно знаком, хоть я на него ни разу не работал, но точно его знаю.       Покопавшись в памяти, вспомнил: Владислав Юлий, бизнесмен средней руки, строительный бизнес или что-то вроде того. Встречались как-то на приеме, куда меня занесло по делам, запомнил его — выделяющаяся внешность. Что он здесь делает? Разве он из наших?       Я действительно был удивлен, дело в том, что люди, собравшиеся в этом зале, и женщины, и мужчины принадлежат к сексуальному меньшинству. Он же женат и, насколько мне известно, счастлив в браке, у него дочки-двойняшки, все это мне поведала Вика, его супруга, довольно талантливый дизайнер одежды.       Пока я размышлял и рассматривал его, он протянул руку и прикоснулся к моему плечу. Это невинное прикосновение подействовало на меня как разряд тока, по позвоночнику прошла волна озноба, сердце стукнуло громче обычного. Вот это номер. Давно я не испытывал к кому-то такого влечения на уровне инстинктов. Он внимательно всматривался в мои глаза, затем задумчиво произнес:       — Почему бы тебе не отвлечься? Например, на меня?       — Спасибо за предложение, но тебя жена с детками не заждались? — с издевкой в голосе спросил я его.       — О, твой интерес к моей личной жизни обнадеживает. Ты уже ревнуешь меня к жене и детям? — холодно улыбаясь, ответил он.       — Ты совсем идиот? Сдались мне твои дети с тобой вместе, — по непонятной причине я стал нападать на него, может, даже защищаться. Нет, угрозы от него я не ощущал, однако действовал он на меня очень странно.       — Ну, зачем же грубить? А если серьезно, пойдем, выпьем по паре стаканчиков, расскажешь мне про клуб подробнее. Я плачу.       — Ну, если платишь, то пошли, — в общем-то, мне было все равно, кто платит, просто смотреть на Романа с Валерой спокойно я был не в состоянии, меня съедало чувство, которое трудно описать словами, мне очень сильно захотелось однажды снова влюбиться, но, к сожалению, я уже давно не способен на чистые и искренние эмоции и переживания.       На выходе из банкетного зала взял нового знакомого под руку и увлек в сторону бара, мне нужно сегодня выпить, а может даже напиться и, думаю, Владислав будет вполне подходящей компанией.