Лед и Пламя.

POV Олег.       Вечер провел в сборах. Закинул в сумку два спортивных костюма, кроссовки для бега, смену нижнего белья, электробритву, несессер с косметикой, зубной щеткой и еще кое-чем по мелочи. Бросил поверх одежды томик Ницше в русском переводе. Приготовил портфель с ноутбуком, проверил наличие зарядного устройства.       Побродив в раздумьях по опустевшей квартире, поразился тому, как в ней стало тоскливо без Влада. Меня не радовала ничто: ни подборка музыкальных дисков, ни шикарная библиотека, ни изысканная гостиная, ни оборудованная по последнему слову техники, но сохранившая свое уютное очарование кухня. Я задавался вопросом: как мне удавалось жить здесь раньше и не испытывать чувства щемящего одиночества?       После скромного ужина, зашел в комнату Влада. Раньше это была «гостевая без гостей», но после той знаменательной пьянки, когда он, перепив, остался в ней ночевать и не ушел на следующее утро, остался в ней жить, она стала его комнатой. Мне очень хотелось, чтобы он поскорее в нее вернулся.       Присев на краешек тщательно заправленной кровати, я осматривался по сторонам. Теперь эта комната уже не была похожа на безликий гостиничный номер: на столе ноутбук и недочитанная книга, рядом небрежно брошенный галстук: поспешно собираясь на премьеру вчера вечером, Влад не убрал его на место; на прикроватной тумбочке — стакан с водой и журнал «Архитектура и строительство»; неплотно прикрытая дверь платяного шкафа. Я встал, заглянул в шифоньер: пара новых костюмов, источающих легкий флер его туалетной воды, несколько сорочек, аккуратно развешанных на плечиках и пока еще только две пары туфель. Мое сердце сжалось до боли, к горлу подкатил комок. Резко захлопнув дверь шкафа, я метнулся к его кровати, откинув одеяло, упал ничком на мягкий матрас, сжал подушку Влада в своих объятиях. Я с упоением вдыхал аромат его волос и утреннего пробуждения, пропитавший мягкий комок в сатиновой наволочке. Я старался ни о чем не думать, а просто дышать, дышать запахом любимого человека. Вскоре на меня, изможденного переживаниями и насыщенным днем, напала легкая дрема, в конечном итоге я так и уснул в его кровати.       Утро порадовало яркими солнечными лучами — все же май нашел в себе силы и вступил в свои права. После пробежки, обжигающе-горячего душа и плотного завтрака я вернулся в комнату Влада, заправил постель и собрал его вещи.       Покручивая в пальцах его зубную щетку, я грустно улыбался, вспоминая тот вечер, когда он пьяный сокрушался об ее отсутствии. Господи, сколько же можно испытывать меня? Почему я должен в очередной раз проходить круги Ада? Почему я опять балансирую на грани и пытаюсь подавить в своей душе жуткий страх, страх возможной потери от независящих от меня обстоятельств? Тряхнув густой длинной челкой, отогнал непрошеные воспоминания — у меня нет права на отчаяние, я обязан надеяться на лучшее, мне просто нельзя думать о том, что жизнь может быть так сурова.       Оказавшись в больнице, первым делом забросил сумки в еще пустующую палату. Пока Влада не привезли, решил наведаться к главврачу. Мне удалось застать Алексея Владимировича в его кабинете. После взаимных приветствий перешел к делу, обсудил с ним нюансы моего проживания, уточнил допустимые и недопустимые моменты. В конце беседы главврач поднялся со своего стула:       — Пойдемте, Олег, я познакомлю вас с Анатолием Ивановичем. Он будет наблюдать Владислава Андреевича, со всеми вопросами будете обращаться к нему.       Нейрохирургов, да и вообще всех хирургов, я представлял себе, как суровых, холодных и внешне физически выносливых людей. Анатолий Иванович разбил мои стереотипы в прах. Он оказался довольно добродушным мужчиной средних лет, с небольшим пивным брюшком и мягкой улыбкой. Именно этот человек вчера подарил мне надежду и, успокаивая, убеждал отдохнуть.       — Пациент в стабильном состоянии. Сегодня, ближе к обеду, мы переведем его в палату, но тревожить его не надо, он проспит еще сутки, как минимум, — предупредил меня Анатолий Иванович. Я согласно кивал головой, мне нестерпимо хотелось увидеть Влада, прикоснуться к его коже, к его волосам.       Вернувшись в палату, разложил вещи и завалился на неожиданно удобную кровать с планшетом в руках — нужно было отыскать поблизости приличный ресторан с доставкой, так как на больничный паек мне рассчитывать не приходилось.       Ближе к обеду наметилось оживление. Сначала медбрат выкатил из палаты кровать для тяжелобольных. Затем из коридора послышался характерный шум, дверь резко распахнулась, и в проеме показалась кровать-каталка. На ней мертвенно-бледный лежал Влад, накрытый тонкой больничной простыней. Водворив его на освободившееся место, медики установили рядом штатив с капельницей, подключили к Владу какие-то датчики, настроили аппаратуру и удалились. В палате остался лишь Анатолий Иванович:       — Ну, показатели в норме. Вручаю пациента вашей заботе. Если что, в изголовье тревожная кнопка.       Я с грустью смотрел на впалые щеки, на синие круги под глазами, голову, плотно перевязанную бинтом на манер шапочки:       — Доктор, где его волосы? — спросил у врача.       Он мягко улыбнулся:       — Пришлось сбрить, но ничего, отрастут снова. Главное, он жив.       — Отрастут, — согласился я.       Анатолий Иванович, коротко кивнув, вышел за двери, оставляя меня один на один с неподвижным Владом. Накрыв его своим одеялом, придвинул стул поближе, усевшись поудобнее, сжал его пальцы в своей ладони:       — Влад, возвращайся скорее, я так по тебе соскучился.       Не знаю сколько времени я сидел рядом с ним, загипнотизированный тишиной и размеренным писком аппаратуры.       Вдруг дверь за моей спиной распахнулась с гулким ударом, я оглянулся. В плату ворвалась Вика Полякова:       — Где мой муж?       Я вздрогнул всем телом — это ее голос, я узнал его, это она кричала позавчера в моем подъезде. Подорвавшись со стула, подскочил к ней и, ухватив за шиворот, потащил за собой. Вика сопротивлялась, упираясь ногами в пол, но я и так-то далеко не слабак, а тут во мне вообще проснулся настоящий дикий зверь.       Вытащив ее в коридор, оглянулся по сторонам и поволок свою жертву в ближайший закуток. С силой толкнув ее к стене, дрожащим от гнева голосом спросил:       — Что ты здесь делаешь? Сука!       — Я к мужу своему пришла, — нагло заявила она.       — К мужу? Что, не убила и пришла добить?       — Это не я! — взвизгнула Вика, этот визг резанул по моим ушам, точно так же она визжала тогда: «Лучше бы ты сдох!».       Я еле сдерживал желание придушить эту тварь прямо сейчас и здесь, но, прекрасно понимая, что Владу это вряд ли понравится, ограничился лишь тем, что довольно сильно сжал свои пальцы на ее шее.       — Слушай сюда, мерзкая сука, — прошипел я ей в лицо, — если ты еще хоть раз подойдешь к нему на расстояние выстрела, я тебя уничтожу. Я не Влад и цацкаться с тобой не буду. Поняла?       — Это не, — прохрипела Вика. Отдернув руку, я неосознанно принялся вытирать ладонь о штаны, настолько неприятно мне было прикасаться к этой мрази. — У тебя нет доказательств, — хрипло прошептала она, восстановив дыхание.       — У меня может и нет, но у следователя найдутся. Ты наверняка оставила свои отпечатки на арматуре, — процедил я свозь зубы, разглядывая ее руки.       Видит бог, в этот момент мне чудовищно хотелось переломать, один за другим, ее изящные, красивые пальчики. Видимо, выражение моего лица было довольно пугающим, она как-то разом притихла и обмякла, ее глаза при этом расширились от испуга.       — Что замерла? Пошла вон, — из последних сил, сдерживая гнев, приказал я ей.       Вика не стала испытывать меня на прочность, тут же бочком двинулась в сторону коридора и, завернув за угол, ускорила шаг. Я смотрел ей в спину, меня трясло от злости, я не понимал, как она могла пойти на такое? Что в голове у этой женщины?       Я наблюдал за ней до тех пор, пока она не скрылась за поворотом, затем, прислонившись затылком к стене, прикрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов. И лишь тогда, когда более-менее успокоился, вернулся в палату. Усевшись на стул, стоящий рядом с кроватью Влада, сжал его неподвижные пальцы в своих ладонях:       — Вот скажи, что мне теперь делать? Я чертовски хочу отправить ее в тюрягу, но сдается мне, ты будешь против. Но, Влад, она же сумасшедшая, ее необходимо посадить в клетку. В любом случае, я не оставлю ее в покое, поэтому, если хочешь ее защитить, то возвращайся скорее.       Я пристально рассматривал его лицо в надежде уловить еле заметные признаки сознания. Но Влад был совершенно неподвижен, ни один его мускул не дрогнул. В мое сердце закралась тревога — разве так выглядят спящие люди? Отбросив преждевременные подозрения, тяжело вздохнув поднялся со стула:       — Будем читать? Что ты хочешь послушать? Или посмотрим телевизор? — спросил я у него, прекрасно понимая, что Влад мне не ответит.       Я вышел из душевой, вытирая голову полотенцем, взглянул на Влада:       — Ну, и, сколько ты собираешься вот так лежать? — спросил у него с улыбкой, — сейчас принесут потрясный завтрак. Вот, скажи, неужели даже тонкий аромат изысканной пищи не способен вернуть тебя назад, в этот бренный мир? Влад, что там такого хорошего, что ты не хочешь возвращаться?       Аппаратура размеренно отсчитывала мгновения, Влад по-прежнему оставался безучастен. Тяжело вздохнув, натянул свежие шорты и майку:       — Знаешь, ты можешь вести себя, как последний эгоист, но я не сдамся. Я все равно буду рядом.       В дверь постучали — принесли завтрак. Молодой пацан, лет девятнадцати, поставил на стол пакет с заказом из ресторана, принял оплату и, просверлив меня напоследок знойным, призывным взглядом, покинул палату.       — Вот, смотри, если ты не поторопишься, какой-нибудь милашка вроде этого наставит тебе рога, — сказал я, обращаясь к неподвижному телу на больничной койке и принялся за еду.       Уже пошла вторая неделя, как Влад впал в кому. Я помню тот день, когда он не захотел просыпаться. Как бились над ним медики, искали причину, но так и не нашли — все было в норме. Наконец опустили руки и позволили мне быть рядом с ним до тех пор, пока он не придет в себя. Я, можно сказать, прописался в его палате, отходил от него лишь по необходимости, читал ему книги, комментировал передачи по телевидению и просто разговаривал с Владом ни о чем и обо всем. Я был уверен в том, что он просто заблудился, и ему нужно время для того, чтобы найти дорогу назад.       Расправившись с завтраком, состоящим из двух хрустящих тостов, глазуньи из одного яйца, трех тоненьких колбасок, обжаренных на гриле и четырех долек свежего помидора, торжествующе посмотрев на Влада, похвастался:       — Вкуснота! Давай, просыпайся и присоединяйся. Влад, это реально вкусно. Конечно, с твоей кашей нет никакого сравнения, но если тебе будет в лом готовить, то можем сделать заказ в этом ресторане. Что думаешь?       Ответа я, разумеется, не получил, но мне было все равно, я был уверен в том, что он меня слышит.       Дни проходили по заведенному распорядку: с утра неизменная пробежка, горячий душ и завтрак. После полудня обед из ресторана. В часы покоя незамысловатое чтиво вслух и просмотр телевизионных новостей. Ближе к вечеру — ужин и обтирание Влада спиртом во избежание образования пролежней. Эту процедуру я не хотел доверять никому, мне было неприятно наблюдать за тем, как посторонние руки касаются его интимных мест.       Уже почти профессионально обтерев тело Влада большим ватным тампоном, смоченным в спиртовом растворе, напоследок я провел ладонью по его члену. Впервые с тех пор, как Влад впал в кому, его член очень робко отозвался на мои прикосновения. Я замер с ватной подушечкой в руках и заглянул Владу в лицо, оно было по-прежнему неподвижно. Усмехнувшись в ответ на свои смелые ожидания, я снова провел, теперь уже влажной ватой по его органу, он тут же, на моих глазах, стал наливаться силой. Я снова посмотрел на лицо Влада: его веки дрогнули, через мгновение он с усилием приоткрыл глаза и уставился затуманенным взглядом в никуда.       Отбросив кусок ваты в сторону, я подорвался к изголовью его кровати и принялся давить на тревожную кнопку с небывалым энтузиазмом, я панически боялся того, что все, что сейчас происходит просто шутки моего воображения. Через пару минут палату наводнили люди в белых халатах, я присел в углу на своей кровати, не хотел им мешать, боялся обмануться. Когда же расслышал его тихий вопрос: «Где я?», — то уже не смог сдержать рвущихся наружу рыданий.       Я сидел на кровати и, поскуливая, как раненый щенок, давился крупными, горячими слезами. Я плакал от радости, я плакал от счастья, я плакал искренне, как ребенок, изливая потоками слез всю свою боль, всю свою тревогу, все свое отчаяние, тщательно скрываемые все дни чудовищно страшного ожидания. Я сидел, скрючившись, и плакал, и мне было все равно, как я выгляжу со стороны, мне было совершенно наплевать на то, что подумает обо мне медперсонал, — я просто был счастлив, счастлив, как никогда.       Опустошенный слезами, расслабленный и умиротворенный я сидел на больничной койке, наблюдая за происходящим вокруг. Наконец медики покинули палату, остался лишь Анатолий Иванович, он задавал Владу обычные вопросы: когда ты родился, как зовут твою мать, помнит ли Влад, что с ним произошло. Я прислушивался к его четким ответам, легкое внутреннее беспокойство улеглось — амнезия ему не грозила. Вдруг, Влад спросил:       — Скажите, сколько времени я здесь?       — Уже две недели.       — А что с моей женой? Она в порядке?       — Вам нужно отдыхать, об этом поговорим позже, — ответил врач.       Мое сердце замерло — а помнит ли он меня? И если помнит, может ли случиться так, что он вернется в семью, разорвав со мной отношения? Но после его следующих слов, мое сердце забилось в усиленном ритме:       — Ладно, только я попрошу вас, позвоните Олегу Меркулову и сообщите о том, что я пришел в себя. Он, наверное, волнуется. Я очень хочу его увидеть.       — Олег здесь, вон, сидит скрючившись, на кровати, — сказал доктор, кивнув в мою сторону.       Влад повернул голову, наши взгляды встретились. И тут произошло нечто потрясающее — на его лице расцвела улыбка. Такая ослепительно яркая, словно миллионы солнечных лучиков засверкали вокруг, переливаясь всеми цветами радуги — эта улыбка преобразила его до неузнаваемости. Я видел немало красивых людей, видел не мало красивых улыбок, но то, на что я смотрел сейчас было самым прекрасным, виденным мною. Словно зачарованный, я смотрел на него не в силах отвести взгляд.       — Привет, я вернулся, — сказал Влад хрипловатым голосом.       — Я вижу. Я рад, — вставая с кровати, ответил я ему.